Мужик в грязной спецовке полулежал на стуле, прислонившись к стене. Около него на столе, застеленном газетой, стоял телефон. Еще более древний, чем тот, которым располагал неуловимый вахтер Семёныч. Рядом красовалась полупустая бутылка водки. Мужик сжимал в измазанном кулаке граненый стакан.
— Это хозчасть? — спросил Сквира. — Тут чернорабочие располагаются?
— Ага, — прорычал мужик, с подозрением косясь на капитана.
— Почему на звонки не отвечаете? — Северин Мирославович поднял трубку телефона и послушал ровный сочный гудок. — Почему, спрашиваю, трубку не берете?
— Я на объекте, — мужик нагнулся и потянул из-под стола какой-то массивный агрегат.
За один раз у него ничего не получилось, и он упал на колени. Снова зарычал, и вскоре непонятное переплетение шестеренок, подшипников и распределительных валов грохнулось на стол, лишь на несколько сантиметров разминувшись с телефоном.
Мужик стал шарить рукой по полу и, в конце концов, нашел отвертку. Держа ее перед собой, как шпагу, он поднялся на ноги, постоял немного и рухнул на стул.
— Ты из милиции, — хмуро констатировал он. — Я сразу понял. Наша служба и опасна, и нас бережет… Я Миша.
— А где Геннадий Рыбаченко?
— Нету, — пробурчал Миша. — И не будет. Не его смена. Завтра приходи.
— Мне с ним поговорить нужно, — пояснил капитан.
— А что с ним говорить? — веско ответил мужик. Он сел ровнее и стал откручивать отверткой какой-то винт на поднятом с пола агрегате. — Говори со мной. Я когда в море по колено — это одно, а когда на суше — совсем другое. Приводов не имею…
— А вчера Гена на работе был?
— Не-а, болеет он, инфаркт у него, — Миша задумался и добавил: — Туберкулез.
— Это вряд ли.
— Нет? — совершенно искренне удивился Миша. — Здоровый, значит?
Сквира пожал плечами.
— Завтра приходи. У него смена в среду.
— Сегодня как раз среда, — хмыкнул Северин Мирославович. — И работаете вы с ним не по сменам. Каждый день с девяти до шести. Пятидневка.
— Да? — мужик в изумлении поднял голову.
Оставленная без присмотра отвертка соскользнула с винта и впилась в палец Мише. Тот с запозданием отдернул руку. Несколько мгновений тупо смотрел перед собой, затем, наконец, взглянул на проступившую у ногтя кровь и принялся сосать палец.
— У Геннадия дела, — совершенно трезвым голосом вдруг сказал он. — Я как ухом про дела его услышал, так сразу сфотографировал… А так у Генки цирроз. Второй степени.
— А что за дела?
— Не знаю, — Миша сокрушенно покачал головой. — Не сказал злостный прогульщик и тунеядец… — Мужик строго глянул на агрегат. — Товарищи, я ж говорю, а не намазываю.
— Вне всяких сомнений, — хмыкнул Северин Мирославович, сдерживая раздражение.
Мужик с подозрением покосился на капитана. Его качнуло, и отвертка снова ударила острием в тот же палец.
— Ты сам-то где с Геной познакомился? — недружелюбно прорычал он. — На дубе с белочкой кругом? Мимо меня и бронепоезд не прошмыгнет! — Миша повернул отвертку, и внезапно агрегат распался на части. Они с грохотом посыпались на стол, спихнув на пол стоявший тут же стакан. Тот разлетелся вдребезги.
— Эх, убыток к счастью, — пробормотал мужик. — Шел бы ты! Вежливо говорю. — Он взял одну из частей агрегата и посмотрел ее на просвет. Покачал головой и проделал то же самое с другой частью. — А ты ротора перематываешь? — вдруг спросил Миша. То, что лежало перед ним на столе, никак на ротор не походило, но капитан решил ему об этом не говорить.
— А каких друзей Гены вы знаете? — Сквира подумал, что пересказ этого диалога позабавит Чипейко.
— По именам? — Миша поднял третью часть агрегата и тоже разглядел ее на просвет. — Всех! Я ж не прима-балерина, чтобы ариями… — Он бросил взгляд на Сквиру, засопел и, наконец, выдал: — Ты ж в гастроном?..
— Не пью на службе. Так каких друзей Гены вы знаете?
— Знаю! Я, товарищи, всю войну прошел. Удостоен высшей награды Родины!
Сквира с сомнением оглядел Мишу. Выглядел тот хорошо за сорок, и даже если ему действительно было столько, воевать он никак не мог.
— А друзей Гены назовите…
— Назвать? — Миша потер нос грязным пальцем. — Когда на работе, я с двумя руками. Всегда. Записывай!
— Ну? — кивнул Сквира. — Записываю.
— Записывай! — Миша повернул голову куда-то в сторону. — Ключ на десять видишь? Глазами-то повози!
Капитан невольно оглянулся. Найти здесь гаечный ключ было невозможно.
— Генка по делам бегает, — неожиданно сказал Миша. — Я где прост, а где — как бабушка удава. Хребет на макушке!
— Откуда вы знаете про дела его?
— Я ж тебе говорю, что разговор по телефону сфотографировал. Шестое, значит, чувство в период обострения.
— Понятно. А что именно он говорил по телефону?
— Имена, как этикетки, — проворчал мужик. — Поименно.
— Да, согласен. Что же он говорил?
— Что говорил? Он, значит, партию последнюю… Последнюю! Это про КПСС? Наша любимая партия не последняя! Понял? — Миша свирепо посмотрел на капитана. Икнул. — …Теперь он на делах, а я лямку, как мать-одиночка… — И мужик совершенно неожиданно расплакался. По его щекам потекли настоящие крупные слезы, которые он даже не пытался вытирать.
— Ясно. Девушек Гены знаете?
— Я, товарищи, отец троих детей, — полувопросительно-полуутвердительно сказал Миша. — Семья на моем иждивении. А так у меня зрение, как алмазная шлифовка. Записывай! Бронислава… э-э-э… значит. Вот так вот!
— Бронислава. А еще кто?
— Еще кто? Без смазки трение качения кипит, — недовольно сообщил Миша. — Мне ротора перематывать. Понял? — И зло добавил: — Шел бы ты…
Сквира вздохнул и, осторожно переступив через осколки стакана, вышел из комнаты. На пороге он оглянулся. Миша сидел на стуле, уставившись бессмысленным взглядом перед собой.
В цеху несколько пожилых женщин и с пяток мужиков в черных ватниках возились около какого-то механизма высотой с дом. Поодаль стоял мужчина в галстуке и в синем рабочем халате, надетом поверх рубашки в клеточку. Он ничем занят не был. Северин Мирославович немедленно направился к нему.
— Кирпич нужен? — первым заговорил человек в галстуке. — Так это в другой цех. На просушку. А тут у нас пресс, тут не кирпичи, а заготовки кирпичей… — И он рассмеялся собственной шутке.
— Нет, — улыбнулся в ответ Сквира, показывая удостоверение. — Поговорить.
— Ладно, говори, — согласился мастер. Он даже не смутился.
— Я по поводу ваших чернорабочих…
— Двое их — Миша и Гена. Ты просто так спрашиваешь, или случилось что-нибудь?
— Проверяем кое-что, — пожал плечами Сквира. — Я, кстати, в хозчасти был, застал там какого-то мужика, пьяного в стельку.
— Миша, — кивнул мастер. — Как с ним не боремся, ничего не помогает. Отбудет свое в ЛТП, возвращается и опять напивается до потери пульса. А уволить его я не могу.
— А второй?
— Гена? Он молодой еще, у него хоть какие-то интересы, кроме водки, есть.
— А где его найти можно? Он сегодня на работе будет?
— Кто его знает! Его третий день нет… Гена вообще нас последнее время своим присутствием не балует. Раньше такой старательный парень был, а теперь выпендреж один — то он, видите ли, в фильме снимается, то в Африку военсоветником нанимается…
— А Реву вы хорошо знали? — спросил Сквира.
— Конечно! Он же главным инженером у нас был! Только он, кстати, и умел Генку в чувство привести. Рыбаченко ж хочет как коллекционер прославиться. А без Ревы разве мог он нумизматом считаться? И рассказывать, какой он великий и неповторимый?
— Они менялись монетами?
— Менялись? — мастера этот вопрос явно развеселил. — Да что там у Генки выменивать! Рева ведь был нумизматом, известным на всю Украину, а Рыбаченко наш только и может, что горлопанить. Все знают, что покупал он просто у Ореста Петровича то, что тому не годилось. Купит, а потом перед всеми хвалится…