Трезуб-империал

Володимир, центр города, 11:50.

Сквира и Козинец стояли у подножия крепостного вала и жевали пирожки, купленные на автостанции по соседству. Погода была неплохой, хотя над городом нависали серые тучи. Через них нет-нет да проглядывало солнце. Ветерок шевелил траву на берегах теряющейся среди лугов реки, которая так и называлась — Луг.

— Не смог я разыскать Кранц-Вовченко, — говорил Василь Тарасович, осторожно, чтобы не испачкаться повидлом, откусывая очередной кусок пирожка. — Дома говорят, что она в понедельник вечером отвалила на бонистическую выставку. Во Львов. Получается, сразу после разговора с вами смылась…

Сквира поморщился, но промолчал.

— Оттуда она ни разу не перезванивала, — продолжал лейтенант. — Когда вернется — неизвестно. Я добыл номера организаторов выставки. И что? У них там никто не отвечает. И, кстати, в луцком обществе филателистов — тоже.

— Вот и пойми, за кем гнаться, — задумчиво проговорил Северин Мирославович. — То ли во Львов ехать искать старуху, то ли засаду у Рыбаченко устраивать…

В сотне метров от них шумела будничной жизнью автостанция — одноэтажное здание с залом ожидания, билетными кассами и буфетом. Сотни человек сновали туда-сюда, толпились на платформах, бегали в расположенный рядом центральный универмаг, оглядываясь, чтобы не опоздать на свой автобус.

— Держитесь, дальше еще интереснее! — пообещал Козинец. — Я, пока искал Кранц-Вовченко, вызвонил ее участкового врача. Так тот сказал, что в воскресенье Марте Фаддеевне было плохо. Гипертония. Врач хотел ее в больницу, но она уперлась. Около полудня вызвали «скорую». Диагностировали криз, поставили капельницу. К пяти давление упало, врачи оформили письменный отказ от госпитализации и уехали. Ну как вам эпизод?

— Любопытно, — пробормотал Сквира. — Звучит, как твердое алиби. Очень своевременное, кстати. Даже слишком…

В отдалении, будто трудолюбивые муравьи, сновали «лазики», высаживая одних пассажиров и тут же загружаясь новыми, чтобы развезти их по угольным шахтам и окружающим селам. Мимо гордо проплыл красавец «Икарус». Голос диспетчера бубнил, объявляя очередной рейс…

— В архиве поликлиники отыскалась карточка зятя Ревы, — рассказывал о своих изысканиях Козинец. — Он таки лет десять назад сломал палец. В истории болезни так и написано: «во время монтажа запорного механизма на руку упал подоконник». И что это доказывает? Алиби у дочки с зятем все равно отсутствует. — Козинец проглотил последний кусок и принялся вытирать липкие пальцы.

Сквира расслабленно жевал, поглядывая на крепостной вал, в этом месте закрывавший собою полнеба. Снизу этот длинный холм казался темной громадой, неприступной и грозной. Он возвышался над болотистым берегом реки и тянулся на километр, полуподковой огибая центр города. Крутые склоны его густо поросли травой.

— Наверху есть тропинка, — сказал, проследив за взглядом капитана, Козинец. — Она ведет прямо к епископским палатам около Успенского собора…

— Я все-таки одолел две страницы лекции Ревы, — засмеялся Сквира, — теперь я специалист по этому холму! То, что мы видим, построили четыреста лет назад поляки. Вдоль вала тогда стояли каменные башни…

— Да? — лейтенант понял, что Северина Мирославовича распирает от переполнявшей его информации, и на всякий случай прибавил: — Про башни я не знал…

Капитан поискал взглядом какие-нибудь развалины, но холм казался совершенно гладким.

— Были тут еще и галереи… И палисад, что бы это слово ни означало. Все это окружал ров, наполненный водой из реки. Вот и попробуй штурмовать город, если сначала нужно окунуться по пояс в жидкую грязь, потом вскарабкаться почти вертикально вверх под перекрестным огнем из башен, а затем еще и через этот пресловутый палисад перелезать. А из специально оставленных в валу пещер и ходов в самый неожиданный момент тебе в тыл могут выскочить защитники города. Рева пишет, что эти норы до сих пор сохранились…

— Да фигня все это, — буркнул Козинец. — Одна гаубица — и вперед. Или мортира…

— Ну, как скажете, — пожал плечами Сквира. — Поляки возвели этот вал на месте древних валов времен Киевской Руси, срытых по требованию монголо-татар. В промежутке между, так сказать, древним и вот этим валами здесь была каменная городская стена… — Он вытер руки куском оберточной бумаги. — Ну, черт с ним, с валом. Я в гостинице выписал имена тех, кто за последнюю неделю останавливался в городе. В Володимире же только одна гостиница?

— Одна, — ответил Козинец. — Да и она нам на фиг не нужна. Кто к нам приезжает? Если родаки или кореша, то они у людей спят. У тех, к кому приехали. Командировочные у нас не задерживаются — утром приперся, вечером отвалил…

— Я это заметил, — усмехнулся капитан. — Гостиница еще позавчера пустая стояла. Представляете? Я был единственным постояльцем! — Он вынул из внутреннего кармана пиджака вырванный из тетрадки листок. — Видите, в четверг выписался последний гость — Олевко С.Т. Он приехал в Володимир из Киверцов Волынской области, заселился на одну ночь. Почему житель Волыни вдруг поленился уехать на ночь домой, непонятно.

— Мог просто загулять. А как ночью от нас уехать?

— Ну, я так и подумал, — согласился с ним Сквира. — В понедельник поселился я. В пустую гостиницу. Вчера вечером, в двадцать два тридцать, заехал кто-то по квоте горкома. Партийцам, оказывается, можно селиться без имени, паспорта и командировочного удостоверения…

Козинец вежливо улыбнулся, но предпочел промолчать.

— Сегодня добавился третий постоялец. Около пяти утра, явно с киевского поезда, заселился «по личным делам» некто Дзюба В.А. И все… На четырехэтажную гостиницу!

Они медленно шли к автостанции. Сразу за ней располагалась большая площадь, от которой до райотдела — минут пять пешком.

— Если в день убийства в гостинице никто не проживал, — рассуждал Сквира, — значит ли это, что преступники должны быть местными? Или знакомыми местных?

— Не! — Козинец покачал головой. — Преступники могли приехать к нам утренним поездом или автобусом, замочить Реву и отвалить вечером.

Они миновали станцию и остановились на тротуаре, пережидая, пока проедет вереница автобусов.

— По инструкции нужно проверить и Олевко, и Дзюбу… Вы можете разослать запросы на предмет их связей с Ревой или украинскими националистическими кружками?

— Напишу, — покладисто ответил Василь Тарасович.

Из скверика, расположенного напротив, на них смотрел вездесущий Ленин. Потертая статуя, совершенно не узнаваемая, да еще и почти полностью скрытая кустарником. Но глаза с характерным прищуром отыскали Сквиру даже здесь…

— А что вы сказали про чувака из Киева? — вдруг спросил Козинец, — Ну того, который утром въехал?

Сквира еще раз вытащил бумагу из кармана.

— Дзюба, — прочитал он. — Дзюба В.А.

— Дзюба? — повторил лейтенант. — Не Валентин ли Александрович? Один из тех нумизматов, о которых говорила Кранц-Вовченко? Из тех, с кем общался Рева?