Трезуб-империал

Воскресенье, 26 сентября 1982 г. Володимир, райбольница, 10:15.

Сквира лежал на средней койке слева от входа. Весь в бинтах, покрывавших многими слоями его голову, правую руку, грудь и левую ногу. Дежурный доктор, забежавший рано утром, объяснил, что с сотрясением мозга, переломами трех ребер и множественными ушибами Северину Мирославовичу лучше пока не вставать.

На стенке бубнило радио. Позавчера Леонид Ильич Брежнев совершил визит в Баку и вручил Азербайджанской ССР очередной орден. Судя по словам радиокорреспондентов, жители республики проявляли в связи с приездом генерального секретаря ЦК КПСС нешуточный энтузиазм — половина Баку все еще праздновала это событие на улицах, коллективы предприятий один за другим брали на себя повышенные соцобязательства, а Бакинский городской совет народных депутатов объявил товарища Брежнева почетным гражданином города. Соседи по палате, правда, уже успели рассказать Северину Мирославовичу, что Брежнев перепутал бумажки, когда произносил речь, и ему пришлось читать доклад дважды…

Сквира тоскливо прислушивался к диктору, пытаясь удержать в голове нить рассказа. Было скучно.

— Так тебя побили, что ли? — повернулся к нему мужчина с соседней койки.

— Побили, — согласился Северин Мирославович.

Он с трудом сел и стал медленно, пуговица за пуговицей, застегивать на груди пижаму. Из-за невероятной толщины бинтов она едва на нем сходилась. Сквира нащупал перевязь у себя на шее и положил в нее правую руку. Дышать сразу стало легче. Левая рука двигалась относительно свободно. Капитан взял костыль, прислоненный к стене, и некоторое время рассматривал его. Вроде бы простой предмет, а как им пользоваться?

Затем он оперся на ручку и медленно поднялся.

— Прогуляюсь, — бодро сказал Сквира и двинулся к двери.

Первые несколько шагов были самыми трудными — воздуха не хватало, тело не слушалось, пол постоянно шатался, будто стремясь вырваться из-под ног и взмыть вверх. Потом то ли Сквира привык к этим ощущениям, то ли движение несколько ослабило медикаментозный дурман, но он смог идти более-менее ровно.

Северин Мирославович вышел в коридор. Его палата оказалась в самой глубине отделения. Метрах в десяти впереди виднелся пост медсестры. Металлическая лампа на столе освещала телефон и груду историй болезни. Вокруг никого.

Сквира доковылял туда, поднял трубку и набрал номер райотдела.

— Лейтенант Козинец, — ответил голос.

— Как дела? — спросил Сквира тихо, собрался с силами и уже бодрее и громче добавил: — Мне говорили, вы были… ну… на обысках. Уже вернулись?

— Минут двадцать как. Теперь с бумагами парюсь. В «Москвиче» нашли все — оба недостающих нумизматических альбома, золотую статуэтку, серебряную пепельницу, две золотые медали с выставок, счетчик Гейгера…

— Счетчик Гейгера? — изумился капитан. — Я думал, Квасюк его давно в речке утопил…

— Нет, не утопил. Сдается мне, он планировал тачку разбить, учителя кокнуть, а вещественные доказательства рядом с трупом оставить. На каком-нибудь двухсотом километре киевской трассы. Чтобы мы подумали, что это учитель совершил оба убийства, а теперь сдрейфил, бежал, прихватив все награбленное с собой, и попал в аварию…

Северин Мирославович хмыкнул.

— Через часок хочу заскочить к предкам Рыбаченко со шмоном. Деньги поискать. Может, остатки золота… Как вы себя чувствуете?

— Отлично! — с силой выдохнул Сквира. — Не понимаю, зачем меня сюда сдали…

Трубка вежливо рассмеялась.

— Териенко звонил вашему главврачу. Тот уверил, что к вечеру вас снимут с инъекций, а к субботе отпустят… А к вам можно звонить? А то до трех в больницу не пускают.

— Не знаю. Я воспользовался телефоном медсестры, но самой ее что-то не видно…

— А, ну ладно, — бодро ответил Козинец. — Кстати, к нам едут Икрамов и кто-то из его группы. Часа через три будут здесь. Подполковник Чипейко уже в городе. Сейчас сидит у Териенко. Похоже, они с Икрамовым еще к первому секретарю попрутся.

— Понятно, — Сквира разом сник. — Чипейко уже взял на себя командование?

— Я его еще не видел.

— Квасюк заговорил?

— На первом допросе молчал. Ни звука не проронил. А ближе к полуночи его в больницу увезли. Он до сих пор там, у вас. Сначала осколки стекла у него из кожи доставали. Потом врачи объявили, что раз он побывал в аварии и терял сознание, то у него сотрясение мозга и ему нужен покой. Просили пока его не дергать. Ребята, которые с ним дежурят, говорят, что он так ни слова и не произнес. Вообще. Кстати, на бутылке, которую вы нашли в кустах около дома Ревы, отпечатки его пальцев. Эксперты подтвердили.

— Когда планируете допрашивать?

— Думаю, ближе к вечеру, когда Икрамов приедет. Теперь уж надо его дождаться. Хотя бы из вежливости.

— Еще чего! — буркнул Сквира. — Преступника разве не положено допрашивать по горячим следам?

— Так ведь врачи не дают…

— Плевать на врачей!

— Ну да, — неуверенно проговорил Козинец. — Вам, конечно, теперь все можно, а с нас стружку снимут…

Сквира вздохнул.

— Учителя из багажника вызволили? Допросили?

— Все подтвердил. И что Квасюк ему весной радиоактивную золотую цепочку приносил, и что интересовался, как счетчик Гейгера работает, и что вчера потащил его в школу со стадиона, а потом камнем по башке стукнул. Кстати, и физика врачи в больницу забрали. Тоже где-то у вас сейчас лежит…

Сквира оглянулся. Квасюка, конечно, держали где-нибудь в изолированном блоке, а вот учитель должен быть здесь, в хирургии, в одной из этих палат.

— Марта Фаддеевна найденные альбомы уже смотрела?

— Так… — Козинец замялся.

— Что? — капитан напрягся, не понимая, чем вызвана пауза.

— Она тоже… у вас … в больнице…

— Зачем? Ее же по голове не били. Это модно теперь, что ли, в больнице лежать? — усмехнулся Сквира.

— Инсульт у нее, — ответил Козинец.

Улыбка сошла с лица Северина Мирославовича.

— Собственно, ее минут через сорок после вас скорая забрала. Лежит в реанимации. Состояние удовлетворительное. Больше ничего не известно.

Капитан растерянно молчал.

— Утром допросили Богдану из фотоателье, — неуверенно продолжил Козинец. — Она опознала счетчик Гейгера и подтвердила, что видела его у Квасюка. Потом мы отправили в Луцк польский ящик из дома Рыбаченко — пусть эксперты посмотрят, может, подтвердят, что золото оттуда. Фотографии Квасюка переслали в Киев, чтобы покупатели ювелирных изделий смогли его опознать… В общем, заговорит он или не заговорит…

— Не заговорит, — с уверенностью сказал Сквира. Перед глазами стояло стянутое ледяной решительностью лицо фотомастера. Капитан помолчал немного, слушая низкое гудение в трубке. — Ладно. Не буду вас отвлекать. Звоните, если что.

— Так я планирую к трем приехать…

— Тогда жду. Только Икрамов с Чипейко все равно ваши планы поломают…

Сквира положил трубку. Тяжело поднялся, опираясь на костыль.

Путь к входной двери отделения оказался намного длиннее, чем от палаты до поста медсестры. Не по расстоянию, а по усилиям и времени, которые требовалось затратить. Зато сразу за дверью был больничный лифт. Буквально в двух шагах.

Сквира нажал на кнопку и стал ждать. Лифт приехал минуты через три. Дверь открыла толстая низенькая женщина в белом халате.

— Тебе куда? — спросила она.

— В реанимацию, — Сквира зашел в кабину.

Женщина закрыла дверь и нажала на кнопку.

— Туда не пускают, — сообщила она.

Северин Мирославович хотел пожать плечами, но это движение отдалось такой гаммой ощущений по всему телу, что он замер, боясь пошевелиться.

Через несколько секунд лифт тряхнуло, и он остановился. Женщина открыла дверь.

— Туда, в самый конец, — указала она. — Ты сам хоть дойдешь?

— Конечно, — пробормотал Сквира.

Он преодолел длинный пустынный коридор и встал перед дверью с надписью: «Вход строго запрещен!». Вывески «Реанимация» не было.

В этот момент дверь отворилась, из нее вышел толстый мужчина в хирургическом костюме, белой шапочке и с маской на груди. Он посмотрел на Сквиру, аккуратно закрыл за собой дверь и спросил на удивление тонким голоском:

— Вы заблудились?

— Это реанимация?

— Реанимация, — кивнул врач. — Только здесь посещений не бывает. Вообще.

— Даже к ветеранам войны, награжденным орденом Ленина? — Капитан не думал язвить, просто такая мысль пришла ему в голову первой.

— Без исключений, — холодно ответил доктор. — Вас проводить до вашего отделения?

— Я сам дойду. Вы мне можете сказать, лежит ли у вас одна больная…

— Могу. Пойдемте. Я по дороге с вами поговорю. Ветеран войны… Вас интересует Кранц… э-э-э…?

— Кранц-Вовченко.

— Да, именно. Она здесь лежит.

— Мне нужно… ну… к ней, — твердо заявил Сквира.

Врач посмотрел на него и нетерпеливо качнул головой.

— Это ведь реанимация. Здесь лежат люди, находящиеся между жизнью и смертью. Какие могут быть посещения, сами подумайте! Я первого секретаря горкома партии к ней не пустил!

— Она умирает? — прошептал Сквира и сам испугался своего вопроса.

Доктор взглянул на капитана внимательней.

— Вы ее родственник?

Он покачал головой.

— Я ничего не могу с вами обсуждать, — сказал врач. — Мы считаем ее состояние стабильным и удовлетворительным.

— Она может ходить? Говорить? Мозг пострадал?

— Поймите, — доктор мягко подтолкнул капитана в направлении коридора, — я не имею права с вами на эту тему разговаривать. Кроме того, сейчас еще слишком рано делать какие-либо выводы. Вы знаете, что такое инсульт?

— Удар, — растерялся Северин Мирославович.

— Лопнул сосуд в головном мозге. Кровь излилась прямо в нервную ткань и давит на окружающие мозговые центры. К тому же, поврежденный сосуд больше не поставляет кислород. Это серьезно, как вы понимаете. И Кранц-Вовченко не зря находится в реанимации. Пойдемте. — Он опять мягко подтолкнул собеседника в спину.

— Но мне нужно ее увидеть! — едва сдерживаясь, просипел Северин Мирославович. — Она мне больше чем родственница! Она мне друг! Я просто обязан!

— Всегда есть надежда на выздоровление, — стал уговаривать доктор. — Да, инсульт очень опасен. Да, зачастую больные навсегда теряют остроту ума, способность двигаться, говорить. Да, иногда он заканчивается смертью. Но огромное количество людей, перенесших инсульт, впоследствии полностью выздоравливают. Без видимых последствий. Нужно надеяться и… и не мешать врачам.

Давление ладони на спине Сквиры немного усилилось, и капитан сделал первый шаг от двери.

— Лечение будет длительным, месяцы и месяцы. Чем оно закончится, еще долго нельзя будет сказать. Первые несколько суток особенно опасны, поэтому — реанимация, поэтому запрещение посещений, поэтому бригада врачей. Кранц-Вовченко нужны тишина, покой и постоянное наблюдение.

— Но поймите… — попытался надавить Сквира.

— И вы поймите, — мягко перебил его доктор, — больная в медикаментозном сне. Она не узнает о вашем приходе. А вот повредить ей ваш визит может. Например, вы можете занести инфекцию. Давайте окажем помощь ей и врачам…

Северин Мирославович медленно двинулся к лифту. Доктор шел рядом.

— А вы, я полагаю, капитан КГБ Сквира? — спросил он уже вполне будничным тоном.

— На мне где-то написано, да? — угрюмо съязвил капитан. — На бинтах?

— Вас упоминали на пятиминутке, — пожал плечами врач.

— Она выживет? — не успокаивался Сквира.

— Мы делаем все возможное.

Северин Мирославович заглянул доктору в лицо, но оно оставалось невозмутимым.

— Приехали ее родственники, — сообщил врач. — Может, вам лучше с ними поговорить? Они должны быть в вестибюле.

Капитан беспомощно оглянулся. Он уже далеко отошел от двери реанимации.

— Я могу вас проводить…

— Нет, спасибо, я сам их найду, — отказался Сквира.

— Хорошо. Кстати, если я правильно помню, у вас сотрясение головного мозга и переломы ребер?

— И множественные ушибы, — мрачно добавил капитан.

— Да, конечно, — врач улыбнулся. — Они как раз бывают наиболее болезненными.

Еще несколько метров они преодолели молча.

— Вы зря встали, — пожурил доктор. — Ночь, как доложил дежурный, у вас прошла спокойно. Скорее всего, осложнений сотрясения мозга удалось избежать. Но с переломом ребер я бы в первый день все-таки… — Он покачал головой.

Они вышли к лифту.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Нет, нет. Сам справлюсь.

— Что ж, выздоравливайте, — пожелал доктор и направился к лестнице. — А о состоянии больной вы можете справляться у вашей медсестры, на посту в отделении. — И побежал по ступенькам вверх.

Сквира постоял немного в нерешительности. Ему хотелось вернуться к двери реанимации, но он понимал, что не сделает этого.

Перед капитаном на стене висел телефон. Вздохнув, Северин Мирославович порылся в карманах в поисках денег. Там, естественно, ничего не было. Несколько мгновений он бессмысленно смотрел на аппарат. Позвонить Богдане без двухкопеечной монеты он не сможет.

Сквира переложил костыль поудобнее и двинулся по коридору. Идти пришлось недалеко — вестибюль оказался сразу за поворотом.

Там было довольно людно. Несколько десятков посетителей сновали туда-сюда, тихо переговариваясь. Шуршали пакеты, свертки и сумки. Отовсюду слышался гул шагов. Под окнами стояли скамейки, на которых сидели еще с дюжину человек.

Капитан стал вглядываться в лица, надеясь в ком-то увидеть хоть какое-то сходство со старухой. Должны же родственники Марты Фаддеевны быть похожи на Марту Фаддеевну!

— Капитан! Северин! — вдруг услышал он сзади.

Сквира обернулся. К нему бежали Часнык и Богдана.

— Как ты? — девушка замерла в шаге от него. Она явно хотела обнять его, но смутилась и остановилась.

— Как мороженое — ничего не чувствую, но боюсь, что разморозят.

Богдана невесело рассмеялась. Подошедший Часнык вежливо улыбнулся.

— А нас ни к Марте не пускают, ни к вам, — пожаловался он.

— Что-то ты выглядишь не очень, — Богдана настороженно осмотрела его. — Зачем столько бинтов?

— Они прикрывают преждевременную плешь и оттопыренные уши, — опять рискнул пошутить Сквира. — Где бы здесь сесть?

— Пойдемте, там есть место. — Часнык указал на сидения у входа.

Едва троица подошла к длинному ряду сидений, как какая-то пожилая пара поднялась, уступая им свою скамью.

«Неужели я так плохо выгляжу?» — подумал капитан. Впрочем, сев, он тут же понял, что больше не смог бы продержаться на ногах ни минуты. Никогда еще он не испытывал такого удовольствия просто оттого, что появилась возможность посидеть.

Часнык и Богдана остались стоять.

— Родственники Марты Фаддеевны приехали?

— Да, дочка, — кивнул Алексей Тимофеевич. — Подняла в Луцке всех на ноги. Оттуда готовы были прислать скорую. Отдельную палату в областной больнице приготовили. Но наши врачи говорят, что перевозить ее нельзя. Так что теперь сюда едет какой-то профессор из Львова…

— А где она, дочка?

— Опять пошла к главврачу, — ответила Богдана. — Сегодня выходной, но главврача вызвали… А так она с нами сидит. Здесь.

Бедный главврач. Сколько треволнений за одну ночь! Капитан КГБ, особо опасный преступник, орденоносный ветеран войны!..

Сквира отставил костыль в сторону и замер, переводя дыхание. Потом повернул голову и посмотрел в окно.

Вовсю светило солнце. Золотой дождь сыпался с деревьев, покрывая грязь и лужи нарядным шуршащим покрывалом. Двор больницы в это раннее время выходного дня был почти пуст, и воробьи, никого не боясь, прыгали по земле, выискивая корм. У дальнего крыла здания появились две санитарки в черных ватниках поверх халатов. Они толкали перед собой тяжелые тележки с тюками грязного белья. Какая-то женщина с ребенком шла по дорожке к больничным воротам…

— Надо маме позвонить, — вдруг вспомнил Сквира.

— Молодец, капитан, — ехидно отозвалась Богдана. — Не прошло и двенадцати часов.

— А что? Ты ей звонила?

— Нет, я не звонила, — девушка поджала губы. Ну точно Кранц-Вовченко!

Северин Мирославович напрягся. Маме все-таки нужно сообщить…

— Я не звонила, потому что кто-то из райотдела позвонил до меня, — говорила Богдана, поглядывая на него. — Ее автобус приезжает в десять сорок. Я попросила одного своего… Ну, ты его не знаешь… В общем, он ее встретит…

— Спасибо. И тебе, и твоему приятелю… А где, кстати, Дзюба?

— В гостинице закрылся, — ответил Алексей Тимофеевич. — У него после вчерашнего вдохновение. Он еще с допроса рвался к кистям. Наверное, всю ночь не спал.

Часнык и сам выглядел сонным. Вокруг глаз — черные круги. В руках он сжимал скомканный рабочий халат. На ткани были видны следы свежей глины.

— Вы, случайно, не под землю лазили? — прищурился Сквира.

— Конечно, — кивнул Часнык. — Только сейчас вышел вдохнуть свежего воздуха. Перекушу, и обратно. Я и так, как на иголках, — вдруг, пока я здесь, проход откроется…

Капитан изумленно посмотрел на Алексея Тимофеевича.

— Но ведь преступление раскрыто! Известно, кто, как и зачем!

— То, во что Квасюк заставил вас поверить, не сможет сбить меня с толку, — заявил Часнык, глядя куда-то в сторону.

— Не существует параллельных миров! Вообще! Это просто такое теоретическое построение, понимаете?

Тот молчал.

— Монету сделал сам Квасюк, чтобы она помогла ему найти коллекцию Ревы! Из того же золота, которое он сбывал в Киеве!

— Это золото ему выделяло их правительство, чтобы он мог продавать его в нашем мире и на эти деньги жить… — видимо, новая теория уже сложилась в голове этого увлеченного старика.

Не веря своим ушам, Сквира покосился на Богдану.

— Но факты… — От очевидной абсурдности услышанного он даже не мог найти слов. — Но здравый смысл… Простая логика…

— Чушь! — воскликнул Алексей Тимофеевич. — Вы решили, что письменность Малой Руси-Украины должна быть непохожа на нашу. А ведь их история могла отклониться от нашей всего десять лет назад! СССР у них распался, УССР отделилась, стала королевством с каким-нибудь потомком Романа Мстиславича на престоле…

— То-то у него порядковый номер — третий, — съехидничал Сквира.

— Да, у них сменилось много королей за эти десять лет! — упрямился Часнык. — Распад СССР неизбежно повлек за собой хаос и беспорядки. Но монеты Малой Руси-Украины вполне могут быть с надписями на привычном нам языке!

— Что-то вы уж очень легко допускаете возможность распада СССР, — заметил Сквира, сразу поняв, что таким аргументом спор не выиграть.

Часнык демонстративно отвернулся. Но не выдержал, снова повернулся и с истеричными нотками в голосе быстро заговорил:

— Я вам скажу, как все было. Мы до сих пор не знаем, кто страж. Генка не нашел клад, а украл золото из параллельного мира. Да, Квасюк понял, что золото немного радиоактивно, и даже проверил это у учителя физики. Но все это никак не было связано с ограблением и убийством Ореста. Квасюк захотел воспользоваться моим днем рождения, чтобы попытаться найти коллекцию. Простым обыском! О том, что Орест нашел проход в параллельный мир, он даже и не подозревал! Вот как все было на самом деле!

— Не объясняет, почему Рева ушел с вашего дня рождения, — устало произнес Сквира. — Не объясняет слежки за Ревой. Не объясняет ограбления школы. И совпадений таких не бывает — найти проход в параллельный мир и умереть от руки человека, который продает золото оттуда. Не говоря уже об очень простом факте — параллельных миров не существует. Как вы не можете это понять?

Часнык посмотрел на Сквиру исподлобья и упрямо прошипел:

— Параллельный мир есть!

Капитан с Богданой растерянно переглянулись. А потом одновременно прыснули.

Они смеялись весело, искренне, заливисто. Сквире было больно, но остановиться он не мог. Больные и посетители больницы стали удивленно оборачиваться.

Часнык некоторое время упрямо поджимал губы, но вскоре не выдержал, и его рот тоже растянулся в широкой улыбке.

— Да вы не расстраивайтесь, Алексей Тимофеевич! — сквозь смех проговорила Богдана. — Тайны нашего подземного лабиринта ведь интереснее всяких там параллельных миров! А хотите, мы туда пару раз с вами сходим? Для подстраховки? С Игорем?