Твой ход, аниран

Часть 7. Глава 21.

Я всё ещё не научился по изменениям погоды, по песочным часам или по укорачивающимся теням определять смену времён года. Календаря, в моём понимании этого слова, в этом мире не существовало. Но знающие люди умели определять, когда приходит лето, весна или осень. Даже здесь, на севере, где солнце не поднималось над горизонтом столь высоко, как на юге.

Именно до конца первой декады лета я пробыл в Халтберне. Работал наравне со всеми. Часто даже работал намного больше, чем рядовой труженик. Не только потому, что имел в арсенале нечто важное, а потому что был куда более вынослив, чем тот самый рядовой труженик.

С утра до вечера разбирались завалы, сжигался мусор, вывозились обрушившиеся каменные глыбы. Дровосеки со мной во главе подчистую срезали все окрестные деревья, которые затем перенаправляли на нужды строителей. А за чертой города, на пахотных полях практически, собирали временный лагерь.

К счастью, из-за хорошей погоды и лояльно настроенного населения, никто не испытывал недостатка ни в чём. Крестьяне окрестных земель всё же поспешили вернуться в свои деревни, унося строжайший приказ посланника небес выслать к Халтберну обозы с продовольствием. Но вместе с продовольствием прибывали добровольцы. Они брались за любую работу, которую им поручали, желая получить в награду лишь одно – увидеть живого посланника небес. В чём, естественно, я никому никогда не отказывал.

Поэтому работы шли скоро, несмотря на то, что пришлось отправить тысячу гражданских и сотню конников к пепелищу на реке Нордур. Им поставили задачу заложить опоры для каменного моста, материал для которого они везли с собой на десятках подвод, и начать работы на восстановлением Северного Форпоста.

Но у нас были и другие дела.

Вместе с инженерами, которых удалось обнаружить среди солдат, я проехался вдоль скальной гряды, которая нависала над городом и исчезала где-то далеко на западе, сливаясь с океаном. Я подобрал несколько удачных точек, где в перспективе будут установлены требушеты, метающие горшки с горящим маслом. Нашёл плоский выступ, где сразу же началось строительство высокой башни для уже затребованного из Обертона Всевидящего Ока. А ещё дальше, приблизительно в паре километров от города, мы обнаружили удачно расположенный мыс, где будет возведён новый маяк. От предыдущего маяка не осталось и следа, как мне сообщили. И если он будет установлен на новом месте, яркое пламя мореходы без труда заметят в ночное время.

Но всё же эти задумки не требовали моментального решения. Гораздо больше нас волновали затопленные в гавани корабли. А поскольку специалистов в дайвинге, как и самого подводного снаряжения, в этом мире ещё не существовало, пришлось поломать голову над тем, как убрать торчащие из воды мачты.

Первый корабль, наполовину затопленный и перегораживающий доступ к причалам, сначала планировали порубить в щепки. Но всё же смогли вытащить на берег и оттащить в док при помощи грубой силы – при помощи почти всех доступных лошадей и бесправных пленников. Наши спецы осмотрели днище и заявили, что смогут его залатать. И только потом станет понятно, сможет ли отправиться данный корабль в очередное плавание. Или его место на свалке.

С другими кораблями всё оказалось гораздо сложнее.

Хоть от морского дела я был так же далёк, как Плутон от Меркурия, всё же зафрахтовал все доступные лодки и с целой делегацией целый день бороздил гавань. Морщился от ледяной воды, разлетавшейся во все стороны от вёсел, и пришёл к выводу, что три корабля из четырёх затопленных не стоит даже пытаться поднять. Мы сделали замеры глубин и убедились, что каждый день корабли погружаются в ил всё сильнее и сильнее. И скоро завязнут настолько, что никак не помешают судоходству.

Но самый крупный корабль, грот-матча которого торчала из воды, а до двух других можно было достать ногой, свесившись с лодки, мы постарались спасти.

Я выслушал десятки идей и поначалу согласился с той, к которой приходил своим умом – попытаться при помощи сотни пустых бочек, запаянных в щелях горячей смолой, вырвать корабль из цепких лап ила. Мы даже попробовали привести эту идею в исполнение, опустошив весь обоз. Всё вино и всё масло было конфисковано и безжалостно вылито. А затем, когда с окрестных деревень доставили тысячи верёвок из которых сплели сотни канатов, мы оплели запаянные бочки сетью и выволокли на воду.

Опять же играть роль водолаза пришлось мне, ведь количество желающих нырять в ледяную воду, чтобы на глубине нескольких метров зацепить крюки за мачты, равнялось абсолютному нулю. Пришлось пробовать самому, хоть ныряльщик из меня оказался посредственный.

Задерживать дыхание я мог надолго. Даже сам удивлялся такой способности. Но когда давление сдавливало виски под водой, когда мутным взглядом я пытался обнаружить следующую мачту, желание стараться исчезало целиком и полностью. И хоть я сделал всё, что от меня требовалось, никогда в жизни больше не желал работать водолазом.

Особенно потому, что из нашей затеи ничего не вышло.

На берегу канаты тянули всё те же пленники. Они сражались с двойным сопротивлением – пытались заставить бочки погрузиться на глубину, одновременно вытягивая из подводного плена не успевший прогнить корабль. И хоть с лодки я нависал над местом потенциального всплытия, не замечал, чтобы утопленник подавал признаки жизни. В итоге, когда два плохо запаянных бочонка погрузились на небольшую глубину и под давлением лопнули, обдав зрителей щепками, от затеи пришлось отказаться.

Но не отказаться от попыток поднять корабль, ведь я вспомнил основы физики, которую ненавидел со времён спортивного интерната и в которой совершенно не разбирался. Я вспомнил простой механизм под названием блок.

Оказалось, что не я один такой умный. Местные мастера моментально ухватились за новую идею, вспомнив своё строительное прошлое. Они тоже знали, что при отсутствии трения, для подъёма нужна сила равная весу груза. И на нависающих прямо над городом скалах установили несколько деревянных кранов с подвижными блоками.

В этот раз участие в подъёме корабля со дна принимал чуть ли не каждый будущий житель Халтберна. Канаты тянули пленники, канаты тянули лошади. А я, наблюдая из лодки, как всё это гигантское сооружение пришло в движение, молился про себя, чтобы корабль, если всё же вырвется из плена, не развалился на части до момента, когда его вес на себя примут запаянные бочки.

Зрелище, конечно, оказалось впечатляющим. И весьма небезопасным для тех, кто наблюдал из первых рядов. Я слышал подводный рокот, видел, как шевелятся обвязанные канатами мачты, через толщу воды замечал, как дно, словно туман, накрыл растревоженный ил. И едва концы не отдал, когда радостно вскричал, что, кажется, у нас получается, ведь в следующую секунду торчащая из воды грот-мачта треснула и обломилась, обрушившись в полуметре от лодки.

Я, и те, кто со мной был, получили непередаваемое удовольствие от купания в солёной холодной воде, когда дружно вывалились за борт. Но всё же радость нам ничто не могло испортить, потому что бочки всё же удержали вес корабля. Фок- и бизань-мачты показались над водой, как и обломок грот-мачты, когда канаты продолжали тянуть, что называется, всем селом. А когда над водой показалась палуба, наш собственный флот из нескольких лодок принял на себя заботу о корабле и, под умелым управлением совсем не адмирала, транспортировал его в сторону верфи. Там корабль посадили на мель и занялись латанием пробоин.

Но всё же прошло не меньше двух декад, прежде чем специалисты уверенно заявили, что два корабля удалось спасти. Верфи башей, что называется, строили на века. Доски не успели сгнить, крепления ещё не покрылись ржавчиной, такелаж не особо пострадал. И хоть на кораблях недоставало парусов, ведь северные мореходы побеспокоились о том, чтобы унести всё, что можно было унести, мы не переживали по этому поводу. Построить судно с нуля, куда сложнее, чем отремонтировать. Нам несказанно повезло, что они переоценили собственную предусмотрительность и недооценили наши возможности.

В общем, в первых днях лета, которое в этих местах больше напоминало позднюю весну, я ходил по причалу туда-сюда, гладил рукой деревянную обшивку и улыбался. В большей части по причине того, что фрегат удалось спасти, в меньшей части из-за нового названия – его мы обозвали «Утопленник». Идея была моя, но её поддержали, несмотря на раздававшиеся повсеместно смешки. Никто не мог назвать точную дату, когда корабль вновь сможет выйти в море, но то, что он уже вошёл в состав флота Астризии – несомненно.

На этом моё присутствие в возрождающемся городе подошло к концу.

Халтберн и так был похож на человеческий муравейник. А когда по моей просьбе провели перепись населения, выяснилось, сейчас здесь присутствует более восьми тысяч человек. И что ежедневно съедают эти «человеки» гораздо больше, чем добывают. Следовательно, как предложил Яннах, надо было срочно избавляться от лишних ртов в виде пленников или в виде солдат.

Несмотря на определённую кровожадность, присутствовавшую в предложении мастер-коммандера, я всё же задумался, как лучше поступить. Жизни северных дикарей, которые на чужих для них землях заметно присмирели и на собственном опыте ощутили горький привкус рабства, мало что значили. Да, я старался не забывать, что каждая жизнь священна. Но тех, кто прибыл с острова Темиспар, с трудом можно было назвать людьми. Не потому, что они не были похожи на всех остальных, а потому, что за многими из них тянулся длинный кровавый шлейф.

Но всё же массовые расстрелы проводить я запретил. Покумекав с Яннахом и Хегаратом, мы решили отправить часть войск в Сторожевой Лагерь, чтобы новички смогли завершить обучение. А к остающимся здесь скоро придёт пополнение в виде мастеровитых рук, уже мчавших из Обертона.

Ну а я решил вернуться в столицу из-за гневного письма Дейдры. Она по-настоящему негодовала, что после всех переживаний за мою судьбу, после слёз, бессонных ночей и облегчающей радости от пришедших вестей, я не тороплюсь возвращаться к родному очагу. Не тороплюсь возвращаться туда, где меня с такой надеждой ждут. В общем, строчками в письме Дейдра высказывала мне своё «фи».

И я опять отнёсся к её поведению с пониманием.

Ни единожды она возмущалась, что роль отца и мужа я выполняю некачественно. Хоть её бурчание не имело злобного подтекста, всё же доля правды в бурчании присутствовала – я не спешил возвращаться в уют, потому что мыслил глобально. Моё личное счастье, тот уютный мирок, в котором мечтала купаться Дейдра, затрагивал лишь небольшое количество людей. Я же думал о том, какой шаг станет следующим. Куда я направлюсь, в попытках вернуть уют всем жителям этого мира.

Но расстраивать по пустякам мать моего сына, особенно когда мне реально нечего делать на севере, я не собирался. В столице меня ждало много дел и много новой информации.

Со слов Фелимида, Декедда ещё дважды присылала дипломатическую почту. В первый раз повторяла то, что говорила ранее устами Амрана Хабиба – ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Второй раз – после того, как весть о смерти анирана Гудмура и разгроме армии башей разлетелась по всему миру. И во втором письме кроткие старейшины Декедды выражали робкую надежду, что недопонимания, возникшие между государствами-соседями, удастся урегулировать мирно. И что подающий надежды молодой король и достойнейший из достойнейших аниранов согласятся принять извинительные дары, которые отправит Деккеда, если дары эти помогут разрешению необязательного конфликта.

Затолкать ответ в клюв этим велеречивым соловьям я не мог, а потому отправил Голеадора, посоветовав королю бросить письма в пылающий камин.

Эоанит же, как писала Мириам, по королевскому тракту привёл паломников в Равенфир. Но не стал задерживаться, как и не стал пугать наместника, а просто посадил на баржи верующую братию и отправился вниз по реке в Плавин. Он или что-то задумал, или действительно хочет завершить паломничество. Чему Мириам не верила ни на грамм.

В общем, обе эти проблемы требовали решения. А значит – моего присутствия в столице.

***

С Хегаратом мы душевно простились на следующий день. Даже Яннах не побрезговал уважительно поручкаться. Обер-коммандер, превратившийся в наместника и получивший от короля подтверждающее послание, оставался руководить новой цитаделью Астризии. А мастер-коммандер уводил на юго-запад два дивизиона, чтобы не только провести какое-то время в Сторожевом Лагере, но и лично убедиться, что подрастающее поколение военных находится в умелых руках.

С ним уходил и я. А со мной в дорогу отправлялись неразлучные друзья.

Трифину же пришлось остаться. Скорее всего, он проведёт в лазарете всё лето. Хоть он порывался встать с кровати, заявляя, что удержится в седле без посторонней помощи, ему отказали. Бывшему принцу требовалось время, чтобы оклематься, а наместнику Хегарату требовался бывший принц, чтобы придать законность собственной власти.

Но всё же я пообещал разочарованному Трифину, что когда придёт время для очередной освободительной войны, его я возьму с собой. Всё же, как-никак, Декедда ещё не расплатилась за своё высокомерие, а Его Святейшество всё ближе подбирался к восточным землям. То есть сражений на век Трифина будет предостаточно.

Отсалютовав Хегарату и Трифину на прощание, я повернул коня и помчался за удаляющейся колонной. Мне вновь предстоял долгий путь домой.