Убить бессмертного, или Электрическая церковь

Глава 14. Я ТЕБЯ УБЬЮ, РЕАНИМИРУЮ, А ПОТОМ УБЬЮ СНОВА!

Вот сукин сын… — Я осмотрел склад и мгновенно принял решение. — Кит, Мильтон, Таннер, забирайте монаха и сматывайтесь! Не важно, куда. Кев, ты со мной. Копам нужен я. Кит, подожди, пока ховер не полетит за нами. — Я снова огляделся. — Встретимся в Лондоне, как планировали. Я вас найду! А если кто-то, мать вашу, меня подведет, из-под земли достану. Живо!

— Мы готовы! — крикнула Мильтон, запрыгнув в мусорный ховер. — Полетим низко, над самой улицей, чтобы эсэсбешники нас не засекли.

— Что-что? — ужаснулся Кит. — Вы с ума сошли? Нельзя водить эту штуку по улицам!

— Сейчас увидишь, что можно, а что нельзя, дохляк! Живо тащи свой научный проект на борт!

Мыс Гатцем выбежали через задний вход на свет прожекторов и нырнули в лабиринт развалин. Через пару секунд груду щебня за нами искрошило выстрелами. У меня в горле осела каменная пыль. Мы сломя голову неслись по темным замусоренным комнатам, не думая о том, что в любой момент можем на что-то напороться.

Ховер ревел прямо за нами. Я бежал как мог, наклонялся и нырял в очередной дверной проем. Наконец мы снова оказались на улице — перед высокой стеной. Пришлось затормозить и осмотреться. Ховер опускался прямо на нас.

И тут я заметил на асфальте под мусором крышку люка и подтолкнул Гатца.

— Сматывайся! Этот подонок ищет меня. Давай, до встречи в Лондоне!

Гатц кивнул. Нас опять затопил стерильный свет. Гатц посмотрел на меня, и я застыл во власти знакомого чувства: надо слушаться… Гатц подмигнул мне и надел очки.

— До встречи, Эйв! — крикнул он, перекрывая рев ховера.

Недолго думая, я бросился клюку. В Нью-Йорке старая канализация часто служит дорогой. Бороться за выживание в Системе, если нет денег — работа на полный рабочий день. В пятнадцать лет я связался с бандой грабителей и узнал, что под улицами есть скрытые пути. Мы буквально жили в долбаной канализации. Но полиция про это пронюхала и поставила там детекторы движения и камеры, стала посылать патрули. Хождение по канализации запретили очередным законом — из тех, что Объединенный совет принимает по десятку в неделю.

В моем плаще, заполненном разными полезными штуками (если ты не готов к любой переделке, то вряд ли доживешь до двадцати семи), нашелся ломик с крюком, который идеально уместился в небольшое отверстие под крышкой.

— Эй, крыса! — Голос Моудже прогремел громче ховера, вылетающего из-за здания. Прожектор меня нашел. Стало светло, как в полдень на Таймс-сквер. — Если мне придется спускаться в это дерьмо, я тебя убью, реанимирую, а потом убью снова!

Я сорвал крышку и отбросил в сторону, в процессе потеряв ломик. Опустил ноги в люк, обхватил себя руками и соскользнул в темноту. По тротуару завжикали пули. Я сразу понял, что здесь канализация глубже, чем в Нью-Йорке. Я закрыл глаза и стал ждать, когда будет дно.

Падение вышло жутко болезненным, но не смертельным. Я упал в воду, которая ударила меня по спине как цементный блок. Я начал тонуть и захлебываться. Эйвери Кейтс, всемирно знаменитый стрелок, тонет в каких-то четырех футах застарелого дерьма.

От такого унижения я решительно задергал ногами и руками, норовя подняться на поверхность. Вскоре я совсем пришел в себя и поплыл в другую сторону. На месте Моудже я приказал бы штурмовикам стрелять в воду, чтобы попасть в меня, пока я не выплыл. Я глотал древнее говно и изо всех сил дрыгал ногами. К чертям политику, мне было наплевать, захватят ли монахи всю землю, объявит ли Совет на нас охоту или в ССБ мне оторвут руки и ноги… Я думал только о том, чтобы выжить.

Кишки скрутило от проглоченного дерьма, в легких жгло, а глаза не хотели в этой грязи раскрываться. Я плыл вслепую, пока не заскреб руками по камню. Я встал. Оказалось, что тут мелко, всего по пояс. Старые кирпичные стены светились бледным отраженным светом и уходили в темноту. Ни о какой осторожности не могло быть и речи — я задыхался. Я громко втянул в себя воздух и побродил туда-сюда, чтобы сориентироваться. Столб ярко-белого света из люка остался в футах пятнадцати позади. То, что я до сих пор жив, означало, что штурмовики еще не спустились. Гудение ховера подсказывало, что скоро спустятся.

Я достал запасной пистолет и прицелился в яркий свет. Штурмовики в «хамелеонах» будут почти невидимы. Я не двигался и ждал… ждал… ждал…

Два всплеска, один за другим. Я выстрелил по четыре раза в каждое место, повернулся и побежал со всех ног по воде. Воняло дохлятиной, воздух разъедал горло. Не успел я пробежать и десяти — пятнадцати футов, как раздался третий всплеск, потом четвертый и пятый.

Я видел все, будто на кнопке паузы: каждый круг на маслянистой воде, каждый склизкий кирпич в стене. Я лихорадочно думал, а сердце сжималось от ужаса — я только что убил офицера ССБ! Уже четвертого за последние пару месяцев. Первого по ошибке, по несчастной случайности. Я потратил немало времени и сил, чтобы эту ошибку не приписали мне. Я ночи напролет лежал без сна и слушал, не летит ли ховер, не спускаются ли на мой дом штурмовики, чтобы расстрелять меня на месте. Второе убийство тоже не на моей совести, но копам на это наплевать. Третье я подстроил, а сам смылся за несколько кварталов, и если бы этот чокнутый Доусон сдох, как ему полагается, никто не узнал бы, что я в этом замешан.

Однако сейчас… сейчас все вышло иначе. Я сам убил копа. Они знают, кого преследовали. Моудже с удовольствием пустит информацию по всем каналам. Не спасет даже неофициальное покровительство Дика Мейрина.

У меня заныла рука — приходилось постоянно держать пистолет на весу. Я обнаружил, что бегу на автопилоте, а мой мозг парализован странной смесью страха и облегчения. Я убил копа. Тонкая стенка между мной и двумя миллионами копов всего мира, жаждущих мести, сгорела в одной вспышке из дула пистолета. Полицейских можно подкупить или даже одурачить, иногда им просто лень кого-то преследовать. Но на коп-киллеров — за последние двадцать лет находилось мало таких дураков — устраивают всеобщую облаву.

Чтобы другим было неповадно.

— Беги быстрей, крыса! — крикнул Моудже позади меня. Его голос отдалялся. — Ты теперь коп-киллер! Убил двоих из моей команды! Тебе мало не покажется!

Двоих, подумал я, потихоньку приходя в себя на бегу. Забудь про копов — все, дело сделано. И вообще, когда за тобой послали штурмовиков, ты уже был в черном списке. Какая теперь разница: двое, четверо?

Таким образом себя подбадривая, я решил, что сокращение команды Моудже мне даже на руку. Правда, никакого плана у меня не было. Я не представлял, куда ведет канализация, где я окажусь, если вылезу, и смогу ли оторваться от преследователей.

— Вот теперь ты точно в заднице, Эйвери! — пропыхтел я сам себе.

Ведь знал же, что двадцать семь — слишком много. Человеку не может везти вечно.

Я представил, как пуля вопьется мне в затылок. Представил, как упаду и утону в чернильной темноте. Представил, как меня парализует, как все пропадает… А может, зря я не слушал монахов? Тысячу раз я проходил мимо них, когда они проповедовали на улицах. Тысячу раз я не обращал на них внимания. Но даже с учетом того, как они набирают себе верующих, может, жить монахом лучше, чем умереть? И совсем сумасшедшая мысль: черт их дери, а вдруг они говорят правду?

Туннели канализации были очень узкими, я то и дело полз на четвереньках. Вода мешала, толкала меня, присасывалась к телу. Дно, покрытое слизью, заставляло часто скользить, особенно на резких поворотах. Все это время Моудже кричал мне вслед:

— Неужели ты думаешь, что спрятался? Мы тебя выкурим, крыса!

Я выскочил на открытое пространство — в круглый зал, куда выходило много туннелей. Воздух стал лучше. Я поднял глаза и увидел другой люк. Сзади доносились крики и шум. Похоже, я на минуту оторвался. Но не больше. Это перекресток, а значит, если я выберу туннель случайно, то запросто попаду обратно, прямо в объятия Моудже и его штурмовиков.

Я посмотрел вверх, на люк. На половине высоты виднелся узкий каменный карниз. Если удастся на него встать, можно достать до края и вылезти наружу. Правда, это будет нелегко. От одного взгляда на карниз отнимались ноги.

Я закрыл глаза и приготовился. Было слышно, как приближается команда Моудже. Я засунул пистолет в карман и решил: в крайнем случае без боя не сдамся. И еще: если вдруг откуда ни возьмись выскочит монах и предложит мне спасение от грехов (двадцать шесть трупов и масса более мелких преступлений), я соглашусь не раздумывая. Я глубоко вздохнул и начал прикидывать, откуда появятся штурмовики и как бы я на их месте меня ловил.

Я выбрал часть стены, где цемент между кирпичами раскрошился и остались дырки, и прыгнул. Мне удалось вставить два пальца в дырку и зацепиться ногой за крошечный карниз. Сердце бешено колотилось. Я изо всех сил тянулся вверх вдоль скользкой стены.

Я протянул дрожащую руку к крышке люка. Еще немного… еще… Глаза заливал пот. Я собрался, чтобы сделать последний рывок, и тут раздался скрежет. Я застыл и глянул вверх одними глазами, не задирая головы. Крышка сдвинулась и открыла темно-синее ночное небо. На фоне неба вырисовывалось бледное и странно дружелюбное лицо в темных очках. Я молча уставился на него.

— Давайте руку, — сказал Дик Мейрин, — помогу. Быстрее, мне некогда! Сейчас начнется мое выступление в Сиднее перед начальством ССБ.