Убить бессмертного, или Электрическая церковь

Глава 17. ВСЕ ЛЮДИ, СПАСЕННЫЕ И НЕ СПАСЕННЫЕ

Когда подали кофе, я чуть не съехал с катушек. Марсель выполнил свою часть сделки с лихвой. Он не просто отправил меня в Лондон, а отправил первым классом — дал фальшивое удостоверение личности и строго наказал найти подходящую одежду и вымыться.

Это не составило большого труда. Была ночь, эсэсбешники сужали кольцо методично, не спеша: наверное, растягивали удовольствие. Я пошел следом за толпой из центра, выжидая, пока не разграбят подходящий дом. Хозяин оказался из тех богатых тупиц, которые решили сами защищать свое имущество. Выскочил на нас, распушив серебристую шевелюру, в шелковом смокинге, с новеньким «руном» в каждой руке — вообразил себя Баффало Биллом, не иначе. Четверых погромщиков он пришил, остальные ворвались в дом через окна. В последний раз я увидел хозяина, когда тот бежал по улице, и шевелюра его горела.

Дом тоже быстро загорелся. Погромщики разбежались как крысы, захватив все, что можно продать. Я подождал, пока все не убегут, оценил силу пожара и вошел в дом. Богачи обрабатывают свое жилье противопожарным составом, и несколько лет дома вообще не горят. Даже когда противопожарные вещества начинают разлагаться, огонь распространяется не так быстро. Я знал, что успею собрать вещи до того, как пожар начнет причинять мне неудобства.

Я вышел из медленно горящего дома мытый, бритый, растертый дорогими полотенцами, в костюме бедолаги-хозяина.

Его бельем я побрезговал, а больше ничего ценного после мародеров не осталось.

Хорошо бы угнать ховер и прибыть в аэропорт с шиком, но ССБ запретила всем подниматься в воздух. Меня тут же сбили бы, так что пришлось плестись пешком. Системщики держали дорогу на Мэдисон-сквер под контролем, пропуская ВИПов и самые важные товары. В ворота мне позволили войти два скучающих копа — к счастью, я их не знал. Назвали меня «мистером», пожелали удачного дня и быстро просканировали удостоверение личности. Все дело в одежде — они видели только ухоженного человека в дорогом костюме. Будь они повнимательнее, то заметили бы гнилые зубы, шрамы, акцент — но где там! Если у тебя вид богача, можно дать им удостоверение, написанное от руки, с ошибками в фамилии, и тебя пропустят. Любой нормальный преступник осваивает это искусство — вести себя как богач.

Я сразу поднялся в тяжелый ховер для дальних перелетов и сел в удобное кресло за красивой рыжеволосой женщиной с фарфоровой кожей. Ее часто показывали по телевиду. Мне принесли бокал пива — и пяти минут не прошло! Кресло было мягкое, упругое, воздух — чистый и бодрящий. Кожу ласкала сухая и дорогая ткань чужого костюма.

Вот тогда я и начал потихоньку съезжать с катушек.

Женщина, на несколько лет старше меня, очень привлекательная, с улыбкой ко мне обернулась. Я несколько раз видел, как она читает новости. Тогда ее лицо было высотой десять футов, а улыбка — приклеенной к лицу.

— Хорошо, что летим, правда? Этот народ… — Она расстроенно покачала головой. — Такое невежество! Сжигать собственный город! По-моему, системной полиции давно пора их всех куда-то перевезти.

Я подавил приступ злобы. Очень захотелось схватить эту богатую сучку за нос и разбить ей башку о подлокотник. Вместо этого я улыбнулся.

— Да, системщики ведут себя слишком мягко, вот и получили.

Она кивнула, но моя улыбка ее явно не впечатлила. Наверное, из-за зубов. Давно не был у зубного врача. А если честно, то никогда.

— Вы совершенно правы! — сказала она и отвернулась. Мне показалось, что от ее кожи пахнет мылом. Или от моей. Я так чисто вымылся, что весь чесался.

Начали разносить еду. Пассажиров обслуживали человекоподобные дроиды, которые улыбались, но ничего не говорили. Мне в три раза больше захотелось разбогатеть и отойти от дел. В Системе можно жить только богачом. Тогда копы будут называть тебя «сэр» и желать удачного дня. Тогда тебе будут подавать завтрак прямо в салон — настоящие яйца, настоящий бекон и, о боже, когда принесли кофе, горячий, крепкий, в такой ослепительно белой чашке, что пришлось зажмуриться… Я совсем рехнулся. Я пообещал себе, что пойду на все, чтобы разбогатеть. Правда, потом я вспомнил, что и так иду на все.

Перелет в Лондон занимает два часа. После завтрака приглушили свет и включили телевиды. Перед каждым сиденьем был свой небольшой экран. Передачи легальные, конечно. В одном только Нью-Йорке пятнадцать нелегальных вид-каналов, которые передают новости и тому подобное из специальных схронов. Разница между легальными и нелегальными каналами огромна. На легальных каналах, понятное дело, цензура, а нелегальные преследуют свои цели. Не разберешь, кому верить.

Я так устал, что почти заснул. И тут начались новости; я от неожиданности подскочил. На экране была моя соседка впереди. Подпись гласила: Мэрилин Харпер. Она читала репортаж о бунтах, безмятежно стоя среди мародеров, громящих торговый ряд. Ей очень шли костюмчик с короткой юбкой и высокая прическа. Вот только кожа у нее была слишком белая и чистая, чтобы ходить в такое время по Нью-Йорку.

Репортаж закончился, и я снова собрался поспать. Начался новый сюжет, и меня чуть не стошнило роскошным завтраком. Опять Мэрилин Харпер, а под картинкой строка: «Брат Барнаби Доусон: бывший полицейский ССБ, ныне монах, подозревается в двух нападениях».

Я так резко увеличил громкость, что телевид заорал на полную мощность. Пассажиры раздраженно обернулись. Я отрегулировал звук и наклонился вперед.

— …сон, бывший капитан ССБ, был недавно задержан отделом служебных расследований по официальному обвинению в должностных преступлениях. Сегодня стало известно, что его подозревают в нападении на двух граждан Системы в Нью-Йорке.

Показали фотографию из личного дела. Сумасшедшие голубые глаза танцевали даже на плоском экране.

— ССБ отказалась комментировать действия капитана Доусона. Электрическая церковь заявила из Лондона следующее: «Ни один брат Церкви не проявит насилие и не причинит вреда человеческому существу. Электрическая церковь считает всех людей, спасенных и не спасенных, своей семьей и стремится лишь ускорить приход человечества к Богу». Доусон, пятнадцать лет прослуживший в ССБ, преимущественно в Нью-Йорке, назвал свое имя несколько раз, когда жестоко избивал…

Я жестом выключил звук. Лицо Доусона еще несколько секунд смотрело на меня с экрана. Харпер на экране закончила репортаж, и Доусон исчез. Я выключил телевид.

Харпер в ховере повернулась ко мне. В жизни она казалась старше — больше морщин, — но в наше время технология разглаживания кожи могла придать человеку любой возраст.

— Какой кошмар, правда? В первый раз монаха официально подозревают в совершении насилия. Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Ведь они когда-то были людьми — и чаще не лучшими. — Она всмотрелась в меня. — Мы случайно не встречались? Мне ваше лицо знакомо.

Журналистка хренова! Посадили бы меня за аристократом, который фыркал бы, мол, что за отребье пускают в салон!.. Так нет, мне попалась дамочка, которая всю жизнь сует нос в базы данных ССБ.

Я покачал головой.

— Вряд ли.

Она еще несколько секунд изучала меня, потом изобразила скуку.

— Наверное, я устала. Перед глазами только этот сброд, который сжигает собственные дома. Извините, что побеспокоила!

Я уставился в спинку ее сиденья. Этого мне только не хватало! Она точно запомнит мое лицо и наведет справки. Иначе она не журналистика. Да тут еще Доусон… Она права: ни разу монахов не уличали в преступлении, тем более в насилии — не считая, кисло подумал я, миллиона убийств, которые они совершили для набора новых монахов. Мейрин рассказал, что поведением монахов управляет какой-то чип, а человеческий мозг внутри, скорее всего, обеспечивает базовое управление киберорганизмом и моторные функции. Ну, и благодаря мозговым волнам монахи оставались гражданами Системы. Возможно, у Доусона этот чип почему-то не сработал. И он остался таким же недобитым подонком, но в металлическом теле, вооруженный до зубов, с доступом к базе данных всей Электрической церкви.

И тут ко мне пришла дурная мыслишка: а если Доусона натравила на меня сама Электрическая церковь, чтобы потом никто не мог ничего доказать?

Н-да, Эйвери Кейтс, не жизнь у вас, а праздник какой-то… Я вызвал стюардессу-дроида и потребовал бурбон. Виски принесли немедленно, двойную порцию в хрустальном стакане, с твердыми как гранит кусками льда. Я не пил нормального спиртного лет десять, и у меня немного закружилась голова. Если я доживу и все сделаю, как задумал, то за несколько лет окончательно рехнусь от всей этой жратвы, выпивки, дроидов — от всего.

Посадка оказалась жесткой: самолет начал резко падать сквозь дождь и ветер. Дроиды ходили по проходу и заверяли нас, что все в порядке. Меня это не заботило: я видал и похуже.

Я наклонился вправо и посмотрел на Мэрилин Харпер. Ее грудь в декольте дрогнула, и я вспомнил, что уже давно не был с женщиной. Слишком много преступников вроде меня пристрелили со спущенными штанами. Рискованно. К тому же она наверняка меня узнала из каких-то материалов ССБ — а я успел много где засветиться — и теперь думает, как бы незаметно это проверить.

Она резко обернулась и увидела, как я вишу над ней в проходе. Удивленно вытаращилась, потом взяла себя в руки и изобразила улыбку.

— Мне не разрешили включить кое-какие детали в репортаж. Скажу вам, раз вы так заинтересовались. ОС приказал ССБ не давать это в эфир. Жертвы Доусона, которых он избил, одного почти до смерти, — обычные преступники, известные в баре «У Пикеринга», притоне для всяких головорезов.

Я сохранил на лице полное бесстрастие.

— Любопытно.

Она уставилась на меня своими ярко-зелеными глазами.

— Оба сказали одно и то же: Доусон выбивал из них информацию. Искал человека, с которым они были связаны.

Я облизнул губы.

— Неужели? И кого же? Она улыбнулась.

— Какого-то дурацкого стрелка по имени Эйвери Кейтс. Брат Доусон клялся найти этого Кейтса и порвать на части.

Мы приземлились в Лондоне.