В джазе только хулиганы

Глава 10. Подозрительная авантюра

— Лу-у-уч солнца-а золото-о-ого

Тьмы скрыла пелена-а-а.

И-и-и ме-е-ежду нами сно-о-ова

Вдру-у-уг выросла стена-а-а.

Ночь пройдёт, наступит у-у-утро ясное-е.

Знаю, счастье нас с тобо-о-ой ждёт.

Ночь пройдёт, пройдёт пора-а ненастная-я-я.

Солнце взойдё-ё-ёт! Солнце взойдё-ё-ёт…*

— Боже… — еле нашла я силы выдохнуть. — Сколько им лет?

На необъятной сцене, укрытой чёрными кулисами, в белом кругляшке резкого света покачивались две крохотные фигурки: одна в вишнёвом платье и туфельках с бантиками, а другая — в строгом, не по годам взрослом фраке.

— Не знаю. Точно меньше десяти. Сейчас выступает младшая возрастная группа.

Я изумлённо перевела взгляд на Ярослава, облокотившегося подбородком об руки, а ими — об спинку кресла переднего ряда. Родинки на лице парня то прятались в полутьме партера, в глубине которого мы расположились, то прояснялись от пробегающих по залу лучей софитов.

— Они поют, как взрослые, — растерянно подытожила я. — Это восхищает. И даже пугает немного…

— Запомни, Ра. Если тебе когда-нибудь покажется, что ты достигла совершенства в вокале… напомни себе, что в этом мире существуют дети, которые перепевают Уитни Хьюстон в четыре года.

Ого. По указаниям Ярослава, хотела того или нет — я намертво запомнила эту фразу. Понятливо кивнула, продолжая прислушиваться к лиричной песне из мультфильма, и задумалась, уставившись на каскад рядов. Где-то сидели мамочки с термосами и видеокамерами, где-то, открыв рот, слушали чужие номера уже отвыступавшие юные артисты. По середине зала располагался длинный стол жюри, за которым важно восседало пять человек. За их спиной за большущим пультом сидел звукооператор. Через пару пустых рядов перешёптывался и хихикал целый отряд детей в русско-народных костюмах. В пролётах на цыпочках ходили и пчёлки, и маленькие моряки в тельняшках и даже лягушки в зелёных комбинезонах и белых колготках… Я бы посмеялась, если пару днями ранее не столкнулась с костюмированным вечером во взрослом караоке.

На самом деле, внутри находилась меньшая часть выступающих. От нас скрывался целый пласт репетирующих в коридоре дома культуры. Когда мы пробирались к сцене, с самого входа, где, между прочим, не хило так дуло с улицы, соревновалась в громкости пара детских хоров. Они оставляли свои сумки и вешалки, где придётся, буквально на полу. Толпились, переговаривались, перемешивались с чужими детьми и взрослыми, пришвартовавшимися вдоль стен, оставляя в качестве пути в концертный зал узенькую «тропинку» паркета и грязные лужицы растаявшего снега. Затем следовала раздевалка и ряд скамеек, на которых то и дело меняли ботинки на туфли.

Я впервые увидела такое скопление юных артистов под одной крышей. Хотела бы разглядеть каждое улыбающееся личико, которому посчастливилось обучаться пению в настолько раннем возрасте… но, оказалось, конкурс шёл уже второй день. Что ж, это даже не половина всех участников? А что будет, когда настанет время петь взрослым?

— Если увидишь Адю, пихни меня. Я спрячусь, — вдруг раздалось возле моего уха.

Ярик тяжко вздохнул и снова развалился на спинке переднего кресла.

— Адю? — переспросила я.

Пришлось к нему наклониться, чтобы услышал.

— Ну да, Надин…

— Адя — это как в номере из КВНа с Галустяном?

— Нет, Ра, — оскалился Ярослав. — Это как в аду!

Ну неужели настолько всё плохо?

— Знаешь, — я воздержалась от смеха и решила опровергнуть своё первое впечатление. Было кое-что, чем преподавательница меня удивила. Ну, помимо закостенелых взглядов. — А мне Надин Дмитриевна всё-таки показалась доброй. Повыпендривалась и успокоилась. Занятия зато проводит бесплатно, только за оплату аренды.

— Ага, сама доброта! Сейчас бы доплачивать за моральные унижения! — похоже на обиду!

Я и сама была на грани того, чтобы согласиться с этим высказыванием, только перед тем, как начать сплетничать, решила уточнить один момент.

— Ярик, а почему она сказала мне не упоминать твоё имя? Ты разве не ходишь к ней на занятия, как все в караоке?

— Ходил раньше… перестал. Творческий кризис у меня, — кивнул он в сторону завершающих песню малышей. И я почти поняла, что он имел в виду…

— Ага-а! Кризис у него!.. Лень, склонность к вранью и противоправным действиям! — зазвенел знакомый голос позади.

Я обернулась и обнаружила в пролёте Дашу в голубого цвета вечернем лёгком платье, ниспадающем к полу, и накинутой на плечи курткой. На её веках, за пышными ресницами мерцали крупные блёстки. Она облокотилась на спинку кресла, заслонив нас от выхода.

— Ра, если бы ты знала, сколько времени из него приходится выбивать деньги за квартплату, ты бы к нам не въезжала!.. Иди давай на балкон, прячься. Адя с Элей уже здесь.

После прохождения прослушивания мне, кажется, начали доверять чуточку больше истин и прозвищ…

Кислый Ярик, всем видом демонстрируя, что его оболгали, поднялся, подцепил с пола рюкзак и направился в противоположную сторону ряда, где располагался центральный выход. Интересно… зачем он пришёл на конкурс, если так не любил Надин Дмитриевну? И для чего понадобилось прятаться?

— Ты его здесь не видела, — то ли спросила, то ли подтвердила Даша. Я потеряла Ярика из виду и, уловив тяжёлый взволнованный взгляд соседки, неуверенно ей кивнула. — Ра, ну что ты, ё моё! Никому не рассказывай! Ты знаешь, как нам троим может прилететь за это?

— Нам? — а причём здесь я?..

Ну вот, мама говорила не соглашаться на подозрительные авантюры, а я даже не заметила, как стала их частью!

— Именно, что нам! Поэтому помалкивай, — улучив момент, я забралась рукой в карман кофты, не доставая палетку леденцов от боли в горле, выдавила один и закинула в рот.

Я почти прищучила простуду. Только красный нос, на котором шелушилась кожа, меня выдавал.

— Всё, рот занят.

— Отлично. Пошли в гримёрную, поможешь с заколками для волос! — Даша залезла в карман куртки и показала мне раскрытую ладонь, на которой заблестели скрипичные ключики.

— Пошли.

В следующее мгновение под объявление участника номер двести пятьдесят один мы прокрались к выходу и вынырнули в шумный, освещённый люстрами коридор. Голубая летящая юбка струилась вслед торопящейся Даше, приподнимающей над паркетом ткань своего наряда. Я разглядела её тёмно-синие лаковые туфли на шпильках. Краем взгляда — каменные ступени лестницы, облепленные усталыми участниками. Лица сменялись одно за другим, становились всё тише разговоры и смех, зато объёмнее доносился концертный звук со сцены, которую мы, вероятно, обогнули по коридору. Даша уверенно цокала вперёд, затем свернула в арку, и вот… Мы вошли в просторную комнату, по периметру которой стояли скамьи и столы, частично занятые вещами.

Здесь оказалось не так уж много людей, и все они были взрослыми.

— Регина?! — одновременно воскликнуло два женских голоса.

Надин Дмитриевна с алыми губами, чудной «шишечкой» из волос, в брючном изящном костюме вскинула бровями, не скрывая своего… разочарования. За ней в точности повторила Эля в облегающем платье, будто посетившая перед конкурсом салон красоты.

Они обе окатили меня удивлёнными взглядами, а я не нашла реакции лучше, чем встретить их улыбкой.

— Ты гляди какая живучая! Как червь, — ехидно хохотнула преподавательница. — Я ей говорю, увидимся в воскресенье, а она…

По неестественно причудливой интонации мне показалось, что… Надин оправдывалась за моё присутствие перед Элей. И это вызвало во у меня недоумение.

А что? Внезапно нарисовавшийся конкурс, который Надин Дмитриевна в отличие от других прочих ну никак не могла пропустить, спас меня от пения с больным горлом. К воскресенью я точно успевала вылечиться, но от приглашения посмотреть на других выступающих не отказалась. Спасибо соседям по квартире за то, что не умолчали!

— Да, я такая, — оскалилась я.

— Так значит… ты будешь заниматься у Надин Дмитриевны? — заворожено протянула Эля, тряхнув тёмной чёлкой. — Вот, какого преподавателя ты себе нашла…

Мы обе настороженно переглянулись. Она ведь советовала мне найти кого-то другого. Интересно, почему?

— Да! Надо как-то спасать ваше караоке от этого недоразумения, — потеребила Надин за плечо свою ученицу, не сводящую с меня глаз. — А то всех гостей вам распугает.

Но Эля даже не усмехнулась — за неё это сделала я. Не без горечи.

— Х-хорошо. Спасибо, Надин Дмитриевна, — изрекла она.

Я неловко обернулась к Даше, почему-то без энтузиазма осмотревшую накрашенную и уложенную в салоне Элю. После пьяных посиделок в субботу я преждевременно решила, что они приходились друг другу близкими подругами. Но моя начальница делано заулыбалась, потянув руки к Даше.

Та не сразу приняла её объятия.

— Красотка! Я буду держать за тебя кулачки, — переключилась Эля на мотивационные речи. — Если Довлатов снова начнёт затирать про антивокальное звучание, про русско-народные мотивы в эстрадном пении, я готова лично поднести ему к лицу твой римский диплом! Международного, блин, образца!

Умиротворённая Надин Дмитриевна взяла со стола небольшой бежевый клатч, из которого извлекла пудреницу, и принялась беззаботно поправлять макияж. Все оказались при делах или в разговорах, а я растерянно уставилась на синюю коробочку, что сжимали женские пальцы.

— Конечно, он, блин, начнёт! Его Москвитина в прошлом году не остановила! Думаешь, сегодня заговорит иначе?

Надин вдруг заприметила что-то в отражении зеркала, и её брови чуть дёрнулись.

— О! Идёт-идёт, красуется, — хохотнула женщина и обернулась, открыв мне вид на Соколова в белоснежной расстёгнутой рубашке.

Мой бессовестный взгляд столкнулся с обнажённым крепким торсом и плавно опустился по дорожке волос от пупка до блестящей бляшки ремня.

_____________________________________________

* Серенада Трубадура. Муслим Магомаев. Альбом «Бременские музыканты».