В джазе только хулиганы

Глава 26. То, о чём все молчат

Я сама не поняла, чего испугалась больше: того, что Кирилл догонит меня сопливую, или остановится по приказу Надин… подпиннула ботинок вперёд, и тот, несколько раз кувыркнувшись, отлетел к батарее у окна возле лестничного пролёта. Второй вместе разматывающимся шуршащим комком куртки я, всхлипывая, притащила к подоконнику и поторопилась натянуть обувь. Во дворе уже стемнело, блестели сугробы, а свет в помещении ещё не включили…

Вдалеке мелькнул силуэт. Соколов прикрыл железную скрипнувшую дверь и кинулся в мою сторону, приобретая разборчивые очертания. Приближающийся тихий топот меня окончательно ослабил: в груди заклокотало от усилившегося плача.

— Регин! Подожди! — Дурацкая молния! Исступлённо подёргав её за замок, зажевавший шерстяной носок, я дотянулась до второго валяющегося ботинка. Собиралась обуть его, не застёгивая, и выскочить на лестничную клетку. — Подожди!

Кирилл подлетел к подоконнику, выхватил у меня из рук ботинок и отшвырнул за спину. Тот громко рухнул в очередной раз, а я не придумала ничего лучше того, чтобы из последних сил заскулить, спрятав погорячевшее мокрое лицо ладонью.

— Ну дай я тебя пожалею, — хохотнул Соколов и обернул меня в тёплые обездвиживающие объятия, — редиска! Не обижайся на Надин Дмитриевну. Она не со зла…

Он и вправду прибежал меня успокоить? А я думала… добить!

Кирилл так крепко сжал меня, что голова запрокинулась, не позволяя слезам стекать. Они принялись скапливаться в глазах, но дрожь в груди всё ещё коверкала голос.

— Я н-не обиделась! Раз-зочаровалась просто…

— В ней? — Соколов сжал мои плечи и вынудил отодвинуться. Пристально всмотрелся в кривящееся лицо.

— Н-нет! В себе! — я горько всхлипнула, чувствуя, как от этого признания по телу распространяется облегчение.

Его брови приподнялись в уличном свете, а сам Кирилл изумлённо вдохнул, провожая мягким взглядом стёкшие по щекам дорожки. Шевельнул губами, чтобы что-то сказать, но смолчал и вновь заключил меня в покачивающие объятия.

Я выдохлась. Пристроилась виском к его ключице, ощутимой под свитером, что тут же намок от слёз, и обняла в ответ.

— Регин, ты не можешь так уйти.

— Могу, — уже легче далось мне.

— Тогда придётся тебя удерживать, пока ты не вспомнишь, зачем сюда пришла, — когда Соколов говорил, его голос гудел в тёплой груди. — Зря ты ляпнула про уход. Потом будет неловко перед Надин. Да, она перегнула, но ведь её дело — ругать за косяки.

— Знаешь?! — отчаянно вырвалось у меня. — Тебе легко говорить! Она хорошо к тебе относится… гордится! Конфетами подкармливает, закрывает глаза на опоздания, нахваливает перед всеми! Как сына!.. — я запнулась. — Т-ты ведь… ей не сын?

Это бы многое объяснило!

— Нет. У неё нет детей, — надломлено произнёс Соколов.

— Ясно! Значит, такому таланту, как ты, не понять, что могут чувствовать простые смертные…

Он вдруг усмехнулся, поглаживая меня по лопаткам. Ничего не ответил, но я услышала, как чаще забилось его взволновавшееся сердце.

Мы продолжили стоять в тёмном коридоре, прижимаясь друг к другу, каждый со своими мыслями. И на самом деле мне тоже было не понять, что у одарённого Соколова на уме… Нотный стан? Бездушный метроном? Удивительным образом обходящее его стороной гран-при?.. Размышления на этот счёт помогли мне остановить слёзы и, наконец, глубоко вздохнуть. Кожу начинало стягивать от сухости.

Поверить только не получалось, что нашему соперничеству — которое я выдумала — пришёл конец…

— Мне приятно, что ты считаешь меня талантом, — неожиданно хрипло продолжил Кирилл. — Когда я только с третьего раза прошёл у Надин прослушивание, я и не мечтал, такое услышать в свой адрес. Вроде с детства занимался вокалом, а для неё я всё равно был… петух визгливый*, — у меня непроизвольно раскрылся рот, — до сих пор чуть что подтрунивает. А из-за мутаций*, знаешь, как можно ужасно петь? Годами… И ничего с этим не поделать.

Она взяла идеального Соколова с третьего раза?! Дразнила петухом за физиологию?..

Не до конца осознавая то, что он мне решился доверить, я слегка отстранилась, чтобы видеть серьёзные серые глаза.

— Ты шутишь?!

— Да какие шутки… Ты вроде учишься на психолога? А толку никакого! — ну спасибо! — У нас в коллективе не принято об этом говорить, каждый сам себя жалеет, дома, — в смысле… «КАЖДЫЙ»?! Подождите-ка! — Но раз ты не заметила… Надин Дмитриевна специально всё преувеличивает и раздувает до планетарных масштабов. Она — ходячая драма. Сегодня ей просто подвернулся повод устроить тебе встряску… и мне тоже, — Кирилл опустил взгляд. — С годами ничего не меняется за исключением того, что тебя начинают костерить втихаря. А по поводу тётки из жюри… Надин тоже считает её свиньей. И когда ей звонили организаторы в субботу во время занятия моего знакомого, Надин их обматерила, — Соколов стиснул руки сильнее, всмотревшись мне прямо в глаза. — И ошибки! У тебя незначительные ошибки!.. Все видят и знают, что ты талантливая, но об этом нельзя говорить вслух, это… вредно. Ты не сможешь развиваться так быстро, если будешь слушать похвалу.

Я продолжила вдыхать, пока не ощутила в глотке зажим.

А ведь когда я хотела попасть к Надин на занятия, меня любезно отговаривали Эля и Даша… я думала, это из-за того, что я бездарность! Да кого я обманывала? Я и сейчас придерживалась этой правильной версии, отзывающейся в теле повиновением.

Ни разу я не слышала, чтобы преподавательница так надрывно ругала других…

— У меня нет таланта! Надин же всё объяснила! Есть вокалисты талантливые, такие, как ты, а есть… трудолюбивые!

— И поэтому ты меньше, чем за год, вышла на сцену и взяла лауреатство? — пожал он оторопело плечами. — Поэтому тебе предложили петь джаз? Да весь кабинет на тебя косо смотрит! Ко всем равноценно плебейское отношение, а для тебя Надин дорожку беговую купила. Ты просто не знаешь, что за глаза она ставит тебя в пример другим вокалистам, — я была на грани того, чтобы потерять сознание от переизбытка информации. — Никто так добросовестно не делает упражнения — всё караоке обсуждает, как ты в любую свободную минуту репетируешь. Никто из нас не пробовал на первом прослушивании вместо обид и нытья настоять на своём, — брови натянулись в направлении лба, пока я пыталась быстрее переосмыслить ситуацию с ракурса Соколова. — Ты — терминатор, Регин. Может, тебя и в гнесенку* взяли бы без музыкалки?

— Ты точно шутишь надо мной… — бледно зашептала я, замотав головой.

— Не шучу! Не уходи, пожалуйста. Пожалуйста!.. С кем я буду соревноваться? — наконец, Соколов улыбнулся в лучших своих традициях до милых ямочек на щеках. — Ты всего лишь на три конкурса сходила! Столько трудов — ради чего?

Мои глаза снова наполнились слезами, а подбородок задрожал.

— Ну… значит, нас всех Надин Дмитриевна кусает за больное? Это же ненормально…

— Ненормально, — вдруг согласился Кирилл и прикусил мимолётно губу. — Тогда… — он осунулся. — Может, хоть к другому преподавателю пойдёшь, не бросишь занятия? Может, есть кто-то… добрее?

Ого! О таком я и помыслить не смела. А минуту назад была уверена, что музыка — не моё, но Соколову удалось вернуть мне трезвость ума и даже чуточку больше. Веру в себя… наверное.

Я, растерявшись, уныло кивнула и чуть не разревелась вновь. Уйти от Надин Дмитриевны значило ещё и добровольно отказаться от «свиданий» с Кириллом. А это так же безжалостно било по сердцу, как уход с вокала.

— Ну вот и решили, — безрадостно улыбнулся Соколов. Посмотрел томно, как-то осмысленно, и надвинулся ближе. — Всё будет хорошо, Регин.

Прежде, чем я сумела среагировать, он притянул меня за подбородок. Несдержанно обхватил жарким ртом нижнюю губу так, что захватило дух, и завлёк в откровенный спешный поцелуй. В низу живота затрепетало. Я судорожно обняла Соколова за шею, понимая, что он, изнемогая, проникает влажным языком в мой приоткрывшийся рот, и нетерпеливо выдохнула. Стало совсем темно и тесно между нами, а попе горячо — кажется, я прислонилась к батарее.

Солоноватый привкус слёз быстро ускользнул за будоражащей лаской. Прикрыв веки и чувствуя, как у Кирилла становится всё жёстче в паху, я и сама заелозила от наполняющего меня между ног возбуждения. Осмелилась опустить ладонь на его затылок и углубиться пальцами в гладкие волосы. Сжала их, оттягивая. На это Соколов хрипло и практически беззвучно простонал, напирая сильнее. Склонил голову, жадно оглаживая мой язык. Проскользил губами к уголку губ, к щеке, овалу лица и горячо уткнулся в шею, захватив укусом покрывшуюся мурашками кожу.

Мы хотели друг друга, и это стало невозможно игнорировать… А когда тыльная сторона его левой ладони огладила меня по плечу, спускаясь к груди, я только и успела охнуть…

— Кирилл? Это… ты? — виновато послышался женский голос с лестничной клетки.

_________________________________________

1. На сленге вокалистов: дать петуха — спеть фальшиво, сорвать голос и запищать.

2. Ломка голоса в подростковый период у девочек и мальчиков, занимающихся вокалом, проходит ещё более ощутимо.

3. Гнесенка — Российская академия музыки имени Гнесиных.