В джазе только хулиганы

Глава 19. Мама будет в шоке

— Следующая участница номер двести семнадцать, Регина Васнецова с композицией «Fever». Готовится Кирилл Соколов.

Мои глаза чуть не вылетели из орбит, когда девушка на сцене поклонилась и направилась в противоположный карман кулис. Колючий из-за пайеток подол то отстранялся от коленок, то понемногу царапал голую кожу, ведь я продолжала трястись под пиджаком, как трусливый зайка серенький. Снова в одиночестве.

— Вы чего стоите? Выходите! — озадаченно шепнул ведущий из тёмного угла, и брови его начали сводиться к переносице. — Не задерживайте очередь!

— У меня нет микрофона… — бледно залепетала я. — Можно взять ваш?

— Девушка, милая! Вы с какой планеты? Он речевой! В него нельзя петь, — прошипел мужчина и, будто дразня меня, включил его, занеся у своего рта. — Уважаемое жюри, просим прощение, небольшая заминка…

Боже-Боже-Боже! Может, Кирилл меня обдурил? И мне нужно срочно бежать в соседние кулисы, догонять девчонку, чтобы забрать её микрофон? Как так вышло, что я не проследила за самым важным?! Как так вышло… А-а-а-а-а-а! Я поняла! Соколов заговорил мне зубы! Он специально шептал на ушко пошлости, чтобы я растерялась и поплыла… ну тогда… У НЕГО ПОЛУЧИЛОСЬ!!!

Хотелось всхлипнуть от безысходности. Вот же… говнюшонок! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Нена…

Моих ног коснулся поток ледяного воздуха. Из-за центрального полотна выскочил Соколов, быстрым шагом направляясь в мою сторону вместе со спасением… Я осунулась, резко вдохнула, не зная, что теперь и думать. Глянув на моё лицо, наверняка, выражающее панику, он неудержимо ехидно заулыбался, но скорости не прибавил… Хотя мог бы!

Подошёл, преисполненный достоинства, взял меня за ледяную руку и вложил в неё микрофон. Подпихнул грубовато в поясницу. Я дёрнулась, как от удара шокером.

— Шевелись, редиска… СТОЙ! — вдруг зашипел он в спину. Да тебя хрен поймёшь! — Пиджак-то верни!

— Кхм… Участница двести семнадцать, Регина Васнецова с композицией «Fever», — молниеносно подстроился ведущий.

Я, стоя в шаге от незащищённого кулисами участка сцены, бешено обернулась на Соколова. Напоследок заглянула в его радостные серые глаза. Сглотнула слюну и стряхнула с плеч пиджак, планируя, на пол. Но Кирилл ловко его поймал и игриво вскинул бровями.

Судя по «погоде» за кулисами, я должна была в ту же секунду покрыться инеем, но вместо этого кожу ног, рук, шеи и лица защипало пеклом. Я натянула улыбку, чувствуя, как она дрожит и кривится от клокочущей внутри истерики. Развернулась и торопливо зашагала на каблуках в пресловутый белый кружок, где пересекались лучи софит. Боковым зрением вновь оценила масштабы зала, на который открылся вид, тихонечко просипела от накрывающего второй волной мандража и резво развернулась перед мониторами. Стук каблуков ещё раздавался эхом в голове, когда заиграла минусовка. «Бом-бом-бом-бом», — задал тон нагнетающий контрабас.

Я одеревенела брёвнышком. Лишь с усилием напрягая мышцы, можно было унять свистопляску нервных клеток… тш-ш-ш! Никакой суеты! Тихо! Выдохни, Регина… Помнишь? Ты — большая шоколадная женщина! Большая, как бригантина, негритянка! Забудь своё сивое дрожащее отражение в зеркале и пой так, словно тебе за это ничего не будет!

Я чуть прищурилась, чтобы сплющить между век каменные подсвеченные лица жюри, и задвигалась в такт, всё ещё пережимая мышцы живота. Ты мечтала об этом, Регина: вот, пожалуйста. Наслаждайся!

— Never know how mu-uch I love you*, —с хрипотцой задышала я в микрофон, легко петляя поддавшейся мелодией. — Never know how mu-uch I care-e-e!

И зачем-то сопоставила с авторским переводом Соколова, оставшегося там, позади! В безопасности!..

Я чувствовала, как его неотрывный взгляд прилип к моей талии, но так как я изо всех сил сличилась с образом колоритной иностранки, моя внутренняя джаз-вумен успела возмутиться и запланировала навалять ему после концерта! Чтоб неповадно было дурачить новеньких!

— When you put-t you’re a-arms around me, I… get… а… — я не могла поверить, что тело меня послушалось! Словно бы стальной контроль оказался случайной удачей, и пока он имел власть над стрессом, нужно было успеть расставить как можно больше акцентов. — Fever that's so ha-ard to bear! — от прерывистых «пунктирных» окончаний, местами чередующихся с протяжными гласными, я перешла в контрнаступление и отчеканила: — You-give-me-fever!

Барабанная бочка раскатисто ударила два раза между последним слогом. Я овладела ритмом — не наоборот.

— Whe-en-n-n-n you kiss-s-s me… Fever when you hold me ti-i-ight! — втянув воздух, я пропустила вперёд набирающий обороты контрабас, и звонко выстрелила голосом: — Fever!..

Мелкая дрожь трансформировалась в жжение в животе. Это победа над стрессом, но не над голодом!

— …in the morning… Fever all through the night-t.

Всё, как учила Надин. Плавное начало, приклеивающиеся друг к другу слоги с утрированными чёткими согласными, как гвозди, прибиваемые молотком. Расслабленная челюсть, свинг и лёгкий, едва заметный призвук, будто я нарочно ходила без шапки в поисках октябрьского насморка — с технической точки зрения так меня будет не отличить от афроамериканки.

— Sun lights up the daytime… Moon lights up the night, — солнце освещает дни, а луна — ночи. Эти строки я понимала, жонглируя нотами.

«Fever» была способна загипнотизировать зрителей и самого исполнителя… потому что состояла из цикличных, повторяющихся по рисунку пяти частей. Из куплетов или припевов — не понятно! И когда Надин заставила меня слушать инструментальное сопровождение, без вокальной партии Пэгги Ли, которую я взяла за эталон, я была потрясена… Все три минуты не происходило совершенно ничего нового: щелчки пальцев, записанные в минусовке, держали ровный ритм от начала до конца, систематично к ним добавлялась бочка, а басовая партия бубнила одной и той же громкостью одинаковую мелодию, блуждая между всего пяти нот! Разве что повысился тон ближе к концу… Но стоило включить вокал Пэгги Ли, как к примитивному фону будто добавлялся целый оркестр — из одного человека?! Мне всего лишь-то нужно было повторить её магнетический успех: завладеть вниманием жюри с первой строчки и звучать всё ярче и убедительнее с каждой последующей, перекрывая первое впечатление динамичным развитием.

Всего лишь-то… победить саму себя!

— Romeo loved Juliet! — реально Ромео и Джульетта?! Да мало ли, чем они занимались в этой песне, пока Соколов не припёрся! — Juliet she felt the same. When he put his arms around her*…

Во второй половине с повышением тона я практически исчерпала свои физические ресурсы, достигнув внушительной громкости. Куплеты на репетициях пролетали молниеносно, здесь же — тянулись в замедленной скорости. Я чувствовала, что стоило вложить в приближающуюся кульминацию что-то ещё, помимо отработанных техники и тембра… Например, выплеснуть пожарище, которое устроил мне Соколов за кулисами!

Он точно продолжал смотреть: у него выхода не было, в очереди же следующий! А меня, обуздавшую нервы, это лишь подстегнуло задвигаться ещё смелее, жестикулируя в зал. Я вспомнила, в чём была одета, насколько интимно меня облегал его нагретый пиджак, и как пробирающе остро обдавал шёпот Кирилла кожу на моей шее. В этот же момент прежде неподвижно наблюдающие члены жюри зашевелились и начали делать записи…

❤❤❤

Я не помнила, как оказалась в приятно тёмных кулисах. С той стороны, где не было ни души. Пробралась через груду стульев, полотна, странную свалку неопознанных объектов… толкнула дверь, за которой прятался неожиданно приглушённый жёлтый свет и толпа артистов с озверевшими глазами. Микрофон из моих дрогнувших рук тут же выдернули, запихнули меня, пошатывающуюся, внутрь и захлопнули дверь. Расступились, освобождая три ступени, ведущие к спасительному полу. Теперь тяжело дыша и озираясь, я стряхнула со ступней туфли, подобрала и на ноющих босых ногах, потопала мимо чужих плывущих лиц. Вошла в узкий коридор с вишнёвым колючим ковром и облокотилась спиной о ледяную стену…

Голова кружилась, желудок стонал от голода, сердцебиение раздавалось в висках и больно давило на грудь: я будто не выступала, а удирала от маньяка-потрошителя. Удрала… И вот настало время расслабиться. Но вместо этого всё, что удалось — навострить настрадавшиеся уши. Там из-за стенки приглушённо, но достаточно громко бил по башке духовой оркестр и… изгалялся дурацкий Соколов! Пока он то щебетал, то бархатно мурлыкал, я почему-то решила, что уже достаточно пришла в себя и, мотыляясь, двинулась в глубь коридора в поисках двери в зал. Мне нужно было увидеть, с каким лицом он безукоризненно отпоёт, зная, что едва не вывел меня из игры!

Я, позабыв о холоде, тащила с собой туфли и обессиленно дёргала за ручки встречающихся на пути створок. Все они были заперты — кроме самой дальней. Через неё-то, пришибленная, я и ввалилась с конца зала уже ближе под грандиозное завершение «Feeling good».

Соколов отплясывал, размахивая ладонью, и упоённо шпарил мелизмы*. Его блестящий открытый взгляд обхватывал всех и сразу, костюмчик сидел, как надо, и улыбка у паршивца не сходила с губ. Придержавшись за спинку одного из свободных кресел, я нацепила туфли, тут же сдавившие отёкшие ноги, и под визг дудок стала обходить зал через дальние ряды. Даша сидела с противоположной стороны, наверняка снимала Кирилла! А он всё старался, надрывался, заключив сцену в заложники.

Те отвыступавшие везунчики, что давно расслаблялись в зале, не сводили с Соколова глаз. Ну а я сильно торопилась присесть, мелькая перед их лицами: будто боялась не донести обмякающее на ходу тело. Ведь помимо усталости, страха перед ещё неизвестным вердиктом жюри, на этом конкурсе не выставляющим оценки в открытую, я унесла с собой из-за кулис нечто ну очень назойливое и досаждающее!

На пятом левом ряду показалась коротко стриженная сиреневая голова. Я стала подгребать к Ковалёвой в ускоренном темпе, морщась из-за разрезающего зал столпа мужественного голоса. Присогнувшись, свернула между кресел и спинок, прижалась к последним, чтобы пробраться через девушку, певшую в начале блока. Она мотнула головой, чтобы не терять Соколова из виду: а когда я перешагнула через её ноги, пожалела, что их не отдавила: вокалистка смотрела на Кирилла, разинув рот. Знали бы, чем промышляет за кулисами сладкоголосый махинатор!..

Фыркнув, я снова нагнулась, засеменила на носочках. Наконец-то, добралась до лыбящейся Даши, держащей, как я и думала, камеру. Протянула руку к её плечу, обессиленно опустилась на соседнее кресло, чувствуя, что расплескала по пути к мягенькому расслабляющему сидению слишком много желчи…

— Feeling so… goo-o-o-o-o-o-od! — серьёзно?! В этот же момент Соколов заголосил последнюю ноту.

Резко увёл микрофон и поклонился.

❤❤❤

— Лауреат третьей степени! Лауреат третьей степени! Лауреат третьей степени! Лауреат тре…

— Да мы поняли! — рыкнул на меня Соколов, устало улыбнувшись. — Хватит визжать.

— АААААААААААА! МАМА БУДЕТ В ШОКЕ!

Я напрыгнула Дашу и Рому, вернувшихся с круглого стола спустя почти два часа, и придушила их за шеи в агрессивно-счастливых объятиях.

— Поздравляю, Ра!

— Эх… чтоб я на своём первом конкурсе, да сразу взял лауреата! — вздохнул усач и похлопал меня по спине ладонью, сжимающей стопку наших дипломов. — На, забирай… Ребят, а по поводу кубков, нам сказали, что их в течение недели пришлют на адрес Надин Дмитриевны…

В моих руках оказался «документ». На жёстком картоне, усыпанном подписями, важными фамилиями, регалиями и печатями в окаймлении узорчатой рамки, действительно было написано: ВАСНЕЦОВА РЕГИНА. ЛАУРЕАТ III СТЕПЕНИ!

Муахахаха!

— Третья степень — это почти дипломант. А дипломант — ниже среднего, — улучив на себе мой широко распахнутый взгляд, равнодушно проронил Соколов.

— М-м. Спасибо за поздравления, — радостно шикнула я. — А твой лауреат первой степени — это почти как лауреат второй?

Соколов, уже успевший нацепить пальто, скуксился.

— Не-не! Лауреат первой — это почти как гран-при, да Кирюх? — расхохотался Рома, но улыбка тут же слетела с его лица при виде недобро оскалившегося Соколова.

Помнится мне, это больное место нашего талантливого соколика?!

— Сегодня было очень лояльное жюри, — пожал он плечами и вздохнул. — Даже гран-при вручили маленькому ребёнку «За старания». Нужно собрать как можно больше мнений и найти среднеарифметическое, чтобы понимать, что ты из себя представляешь. Так что, признак мастерства — это стабильность, — как-то нравоучительно подытожил он, мельком пройдясь по моему лицу осторожным взглядом.

— Это Кирилл правильно говорит, — подтвердила Даша. — Но ты всё равно не обращай на него внимания, Ра! Он просто учуял конкуренцию! — Соколов перевёл равнодушный, искренне задолбавшийся взгляд с Даши на меня и скривил бровь. И тут Ковалёва вдруг нахмурилась. — К слову… а что за заминка случилась перед твоим выходом, Ра? Нам высказали на круглом столе… Вы же выступали с Кириллом подряд? — у неё вытянулся рот. — И… ты поэтому пела в микрофон с зелёной наклейкой? Разве ты не должна была взять синий, который под тебя настроили на саунд-чеке?!

— Ой, — лишь и выдала я, похолодев изнутри…

— Я же тебе три раза напом…

— Всем пока! — бросил Кирилл, утягивая со стула чехол с костюмом, со стола — свой диплом, оставленный Ромой, и быстро ретировался в сторону арки.

— Не поняла… — недовольно мотнула головой Даша.

А вот я… кажется, начинала понимать!

__________________________________

1. Текст песни Fever

2. Перевод: Ромео любил Джульетту, а Джульетта — его. И когда он приобнимал её…

3. Мелизмы — «украшение», мелкие мелодические фрагменты, исполняемые на один слог. «Песня внутри песни».