В Каталонию

1.

Наши дни…

При тусклом свете торшера, так неаккуратно разбрасывающего свои лучи, посапывали двое похожих друг на друга чертами лица.

Молодая девушка около тридцати склонилась над постелью с красивым орнаментом на изголовье и, периодически кивая от навалившегося сна головой, поддерживала руку спящего в кровати шестилетнего мальчика. Тот спал мирно, но иногда подёргивал рукой и ногой, так же как и маленькими веками, давая тем самым понять, что он провалился в сон и видит самые разнообразные картины. Сейчас ему снилась больница, — по крайней мере, он так полагал, шагая по светлым, нескончаемым коридорам и натыкаясь на высоких людей в белых халатах. Те шли и не обращали на него никакого внимания, как будто его и не было там вовсе. Он окликал их вслед, а они проходили сквозь него, и он чувствовал холод — мгновенный, внезапный, и настолько неприятный, что, казалось, ледяные осколки вонзались в его сердце, как это некогда случилось с героем Андерсена.

Он проснулся и увидел державшую его за руку девушку. Та сопела и вздыхала в полёте снов. Чем-то обеспокоенный, он крикнул «Мама».

Взгляд его казался тревожным, и казалось, что он вот-вот заплачет, — так подрагивали его нижние губы, а зрачки бегали из стороны в сторону и выдавали всю ту детскую тревожность, которая так часто видна на лицах маленьких детей, оставшихся даже на пять минут без взора матери.

— Никита, детонька, что случилось? — девушка проснулась и обняла его. Обтянутые детской пижамой руки мальчика казались совсем маленькими. Подрагивающие от волнения, они потянулись к её шее. Обняв его как можно крепче, она погладила по редким, слегка вьющимся волосам.

Мальчик был на неё похож. Даже разрез глаз напоминал ей глубоко посаженные с голубым отливом глаза её отца. Она совсем проснулась и осмотрела комнату, в которой они находились.

Двенадцать квадратных метров. Раздвижной диван слева от сосновой двери; торшер с его причудливой грушеобразной верхушкой; высокий с квадратным рисунком книжный шкаф с множеством пестреющих корешков; дубовый, выкрашенный в чёрный цвет стол с бессвязно запутавшимися проводками от современных технических устройств; огромный — слишком вычурный на её взгляд — двухдверный гардероб и зеркало во весь рост, облепленное со всех сторон наклейками с изображением трансформирующихся человечков. Последние Никитка налепил еще тогда, когда в доме царила более привычная атмосфера.

Девушку, которая находилась сейчас рядом с мальчиком, звали Леной.

Её подруга Катька, которую друзья называли Катой, была мамой встревоженного сейчас мальчика. Она часто просила Лену присматривать за малышом, когда отлучалась по своим делам.

Сегодня был один из таких дней, когда Каты не было рядом с сыном.

Изменение одной буквы имени она заполучила за данное ещё в детстве романтическое сравнение с историческим регионом Каталония в Испании, на северо-востоке Пиренейского полуострова. Впоследствии заморское название адаптировали в более короткое и привычное родному имени — Ката.

В начале миллениума для Катерины Шемякиной, тогда еще Розиной, поездка в Испанию казалась чем-то удивительным и нереальным. Папа был военным в отставке и работал инженером в службе безопасности банка, в котором его жена и мать Кати трудилась финансовым помощником руководителя. Но симпатичная девочка ещё тогда грезила попасть в место, не побывать в котором стало бы, по её мнению, ошибкой природы…

«Я поеду туда, чего бы мне это не стоило. И вообще, называйте меня Каталония. Ката поедет на побережье Каталонии», — повторяла она, улыбаясь и предвкушая тёплый бриз и веяние прохладного утреннего бриза средиземного моря.

Тогда ей было пятнадцать.

Российское общество потихоньку начинало зарабатывать больше, чем в эпоху дефицита и однообразных вещиц. Катя устроилась расклейщиком объявлений и мечтала собрать денег на поездку в Испанию. Друзья уговаривали её начать с русского Крыма, Турции и Египта, но упрямая девушка мечтала о большем. Так-то и прилипло к девчонке прозвище Ката, ставшее впоследствии рядовым и обыденным в её жизни.

Девочки встретились в третьем классе. Лену перевели в другую школу в связи с переездом в новый район и, ревевшую от испуга, привели в новый коллектив. Завязали ей пышный бант, так традиционно занимавший голову школьников девяностых годов, одели в сарафан и натянули белые колготки.

Ката же, наоборот, держалась уверенно в своём 3 «Б». Да и одноклассники знали её больше, отчего она чувствовала себя комфортнее и не боялась незнакомых ей сверстников.

Впоследствии, правда, Лена адаптировалась, показала не только свой характер, но и тягу к знаниям. Чем вызвала понятный интерес и со стороны ровесников, и со стороны учителей.

Две девочки вскоре подружились и не расставались по сей день. Вместе учились, вместе прогуливали литературу и биологию, вместе поступили в один лингвистический вуз, вместе знакомились с понравившимися им парнями. По счастливой случайности вкусы на мужское общество у сверстниц оказались разными. Лене нравились худые и, как сейчас их принято называть, метросексуальные ребята, Кате же, наоборот, — крупные и брутальные. Такими их половинки и были. Правда, по причине разносторонних взглядов на мужские интересы они не сошлись в дружбе друг с другом. Хотя это не очень-то интересовало подруг. Достаточно было их собственной привязанности — сводить любимых мужчин не входило в их планы.

Но в планах была свадьба.

Жениться в один день всем вместе было инициативой Каты. Шумные и праздные гулянья двух семей сулили ей реализацию своей мечты.

Лена была просто не против.

Всю организацию на себя должна была взять энергичная подруга, креативность которой могла ей сулить карьеру свадебного организатора.

Прежде всего, Ката отыскала именитого тамаду — качественный ведущий обязан был не допустить пьяной неразберихи, так часто происходящей в такие дни. Потом она нашла помещение, точнее будет сказать парковую зону с крытыми шатрами, куда должен был приехать выездной регистратор из ЗАГСа. Торты, оформление машин и кейтеринг зоны, казалось, выросли из Катиной прошлой жизни, — настолько ловко она со всем управилась.

Но за две недели до события будущий Ленин муж Алексей попал в автокатастрофу, которая отложила счастливый день на неопределенное время. Он пролежал в больнице со множеством переломов грудной клетки и левой ноги.

Назначенный день отменять не стали, сыграли свадьбу Екатерины и Виктора Шемякиных. Надо отдать должное Лене. Она ничуть не показала вида одиночества и дискомфорта, вырвавшись из больницы на полдня. Наоборот, со слезами радости кричала «горько» и вручала подруге привезённую ей в качестве подарка коляску.

Вскоре Катя родила Никиту. Слабенького и крошечного. Всего 2700 г.

Мальчишка сразу стал чадом двух матерей. Первой была Ката, а второй, конечно же, Лена, которой доверили стать его крёстной.

После трагедии на дороге Алексей ещё полгода хромал. А по прошествии нескольких месяцев, оттянувших романтический настрой, и торжественный день стал не нужным. Лена просто переехала жить к Алексею.

А сейчас, сидя в Катиной с Виктором квартире со своим крестником, она вдруг представила подругу. Молодая и красивая, Ката сидела сейчас на ее небольшой, но ухоженной кухне в Митино.

Вот она жуёт колбасную нарезку и одновременно высказывает своё мнение, выраженное в пользу отстраненных от политики демократов, запивает всё мартини с соком, и дела житейские уже переходят на первую полосу её импульсивного красноречия.

Вот она снова жалуется ей на то, что Витусик не купил ей туфли из «Рандеву». А она просто обязана их иметь! Ведь такие же у его секретарши — красивой и эффектной Черчиной.

Вот Ката подпевает под кавер-версии известных песен, что включила ей Лена…

Как вы думаете — для чего нужны сказки…

В сказках всегда соревнуются две небесные силы: светлая и тёмная. И всегда белая магия, светлое начало или божественное добро является абсолютной доминантой. С самого детства мы увлечены сражением двух миров, полагая исключительно, что тот, кто несёт спасение, и то, что творит чудеса и добро, обязательно окажутся в выигрыше. Тем не менее, мы сомневаемся в этом в самом начале истории, сопереживая добрым героям и виня матушку несправедливость. Но в конце, когда любовь побеждает любое зло, мы плачем от радости, будто бы и не догадывались, что всё так и будет.

В сказках так всегда. Мораль, добро и сердечные чувства всегда доживают до самых титров.

Нам кажется, что с нами будет точно так же, как и с королевскими особами, золушками и просто добрыми крестьянками. Мы вдохновлены тем, что впитывали в себя с самого детства. Мы верим, что наша жизнь будет точно такой же счастливой, как у наших героев, из которых мы лепим кумиров. Но как раз тогда, когда мы полностью расслабляемся и плывём на волнах счастья, злой персонаж врывается в наш быт, и отчего-то мы не можем его так легко повергнуть, как с этим справился бы рыцарь средневековой баллады. Всё это, безусловно, образно. Но сравнения часто совпадают с действительностью.