— Во все времена светлые волосы считались красивыми. — Генри Стерн прищурился, осматривая картину критическим взглядом. — Даже у южных народов — итальянцев, испанцев… хотя уж им-то, казалось бы, привычнее черные волосы… В Венеции особенно завидовали рыжеволосым — как вы, мисс Донахью. Золотистые локоны тоже были в моде — знали бы вы, какими только снадобьями не пользовались милые дамы, чтобы добиться такого цвета волос, как у вас, мисс О’Тул…
— А какими? — заинтересовалась Кэти.
Художник засмеялся:
— Насколько я помню, жидкость для золочения готовили из сока корней орешника, жженых медвежьих когтей, жира ящериц, бычьей желчи и прочих неприятных ингредиентов — некоторые я просто не решаюсь назвать…
— Ужас какой! — возмущенно сказала Морин. — И они действительно втирали это в волосы?
— Увы, да… А вот в Испании… — Но художник не договорил. В дверь студии постучали.
— Это еще кто?! — удивился художник. — Я всем говорил, что работаю… Войдите! — крикнул он.
Дверь приоткрылась, и в мастерскую робко заглянула Марианна.
— Мистер Стерн? Мы помешали вам? Простите… Просто мы с братом оказались неподалеку…
— Нет, вы не помешали. У нас все равно скоро перерыв, — сказал художник, улыбнувшись. — Подождите несколько минут…
Марианна и Алан, стараясь не шуметь, осторожно вошли и сели в углу. В мастерской воцарилась тишина.
Кэти старалась не смотреть на Алана и стояла опустив глаза. Когда художник в очередной раз взглянул на нее, он поразился произошедшей с ней перемене — ее лицо в обрамлении рыжеватых волос, всегда такое спокойное, порозовело, на нем отразились все обуревавшие ее чувства.
— Мисс О’Тул, а сейчас вы похожи на обитательницу Волшебной страны, которая поняла, что любит смертного, — насколько я помню ирландские легенды, такое тоже случалось, — шутливо заметил Стерн. — Может быть, мне стоит нарисовать еще одну картину?
Кэти покраснела, казалось, из ее глаз сейчас брызнут слезы.
— Простите, я, кажется, задумалась…
Морин с беспокойством посмотрела на подругу.
— Красивая девушка, — шепнул Алан кузине, взглянув на Кэти, — и с каким изяществом держится… Но мне кажется, они обе уже устали…
— Давайте передохнем, — Генри тоже заметил усталость натурщиц — Сегодня мы немного задержимся. Я хотел бы поскорее закончить.
— А можно нам посмотреть, что получилось? — спросила Марианна, глядя на мольберт со жгучим любопытством.
— Марианна! — одернул ее Алан, который знал, что художники неохотно показывают незавершенные работы. — Простите, Генри.
Но художник посмотрел на Марианну задумчиво.
— Мы суеверный народ, — сказал он наконец. — Почти все художники панически боятся «дурного глаза»… Но знаете, мисс Харди, мне кажется, что вы приносите только удачу…
Марианна захлопала в ладоши, подбежала к картине… и вдруг остановилась. Алан шагнул следом и тоже замер в изумлении.
…Молодая крестьянка в яркой шали стоит на коленях на краю ложбины, руки ее вымазаны землей, в пальцах пучок травы… но она забыла о нем, забыла обо всем, завороженная тем, что видит…
Тонкая фигура бледной девушки в светлом зеленоватом платье — как будто поднимающаяся из изумрудной травы… Лицо юное и вместе с тем мудрое странной, нездешней мудростью, задумчивый взгляд глубоких глаз… Но, почувствовав чье-то присутствие, она оборачивается — медленно, еще во власти раздумий… Кажется, что здесь, на границе между реальным миром и Волшебной страной, ожила старинная сказка — из тех, что рассказывают вечерами у камина…
Марианна медленно обернулась, и художник увидел, что ее глаза полны слез.
— Чудесно, — прошептала она.
Алан кашлянул, чтобы скрыть волнение.
— Что ты собираешься потом с ней делать? — поинтересовался он. — Выставишь в Королевской академии?
— Не знаю. К началу выставки я уже опоздал. Кроме того, она еще не закончена — видишь, здесь не прорисованы складки одежды феи, да и фигуру крестьянки придется править…
— Да, я совсем забыл, — спохватился Алан. — Мы пришли сюда по делу. Вот, держи, — он протянул художнику конверт.
— Что это? — удивился тот.
— Через три недели мы с мисс Уэйн… с Беатрис празднуем помолвку. Не смог удержаться, решил лично завезти тебе приглашение. Но все будет тихо — после официального объявления мы хотим устроить небольшой вечер в дружеском кругу. Toлько несколько друзей и все, никаких журналистов. Все равно свадьбу придется отложить самое меньшее на полгода из-за траура по отцу… Я уже написал своему поверенному в Нью-Йорк, он тоже должен приехать…
— Мисс О’Тул, что с вами? Вам плохо? — беспокойно спросила Марианна, заметив, как побледнела девушка.
— Нет, нет… То есть… да, здесь так душно. Мистер Стерн, нельзя ли открыть окно?
— Да, да, сейчас… — Генри поспешно распахнул окно.
В этот момент для троих тайна Кэти перестала быть тайной. И только Алан, который не мог думать ни о ком, кроме Беатрис, ничего не заметил.
Шон Райан беспокоился, а откровенно говоря — боялся.
Вообще-то он не боялся никого и ничего, но этот случай был исключением. Сегодня он приглашен к Морин домой — ирландка должна была познакомить его с родными.
— Представь нам твоего кавалера! — не раз говорил ей Колум Донахью.
И сегодня их ждал праздничный обед.
Ради такого случая Шон облачился в костюм и новую рубашку с ослепительно-белым воротничком. Непокорные темные пряди волос он смочил водой и аккуратно причесал. Но ему все равно было не по себе.
— Шону страшно не потому, что он собирается с кем-то там знакомиться, — рассудительно заметила Флорри О’Грам, дородная барменша из «Трилистника», одной из многочисленных забегаловок Сохо. — Эка невидаль! Нет, ему страшно потому, что его холостяцкой свободе настает конец…
Парни, стоявшие у стойки, засмеялись.
— Эта девчонка как будто околдовала его, — заметил один из них. — Он не сводит с нее глаз… В самом деле, не джига же тому виной…
Но Флорри неожиданно вздохнула:
— Да… Любовь способна творить чудеса…
Слушатели снова засмеялись, и она, опомнившись, рассмеялась вместе со всеми…
Надежды семейства Донахью на то, что в Лондоне деньги сами приплывут к ним в руки, конечно, не оправдались. Но на жизнь им вполне хватало. Колум работал на мебельной фабрике. Старшие сыновья -
Патрик и Дональд — женились и вернулись в Ирландию. Дональд нашел жилье в Дублине, а жена Патрика принесла ему в приданое небольшую ферму.
Младшим сестрам Морин, двойняшкам Джесси и Бетти, исполнилось по восемнадцать. Они устроились на поденную работу по уборке квартир. Самая младшая, Дилси, ровесница Марианны Харди, помогала матери по дому.
Донахью были дружной семьей. Когда Морин удалось устроиться работать у Харди, она очень скучала по родным и всегда навещала их по выходным.
Сегодня, ради торжественного случая, миссис Донахью приготовила пудинг и купила несколько апельсинов, а отец, крякнув, поставил на стол бутыль с потином — ирландским самогоном.
Перед обедом мужчины курили и неспешно беседовали.
— Платят в доках неплохо, — степенно говорит Шон. — Конечно, два фунта в неделю — не Бог весть что, но прожить вполне можно.
Мистер Донахью кивнул. Парень явно нравился ему.
В соседней комнате девушки накрывали на стол. Джесси, Бетти и Дилси то и дело фыркали, глядя на сестру, и бедная Морин краснела так, как краснеют только рыжеволосые, — полыхали даже мочки ушей.
— Будет вам! — Миссис Донахью и сама улыбалась. — Зовите всех к столу…
Все уселись, и Колум начал читать молитву. В этот момент в дверь кто-то забарабанил. Дилси побежала открывать, а у миссис Донахью неизвестно отчего вдруг сжалось сердце.
«Чепуха». Она принялась резать колбасу, стараясь унять дрожь в руках.
На пороге комнаты появился Майкл Фитцпатрик.
— Миссис Бидди, вам письмо, — в руках он держал измятый конверт, — его по ошибке принесли к нам. Из Дублина — наверное, от Дональда.
— Наверное, — миссис Донахью через силу улыбнулась, — садись, поешь с нами.
— Нет, спасибо, меня мать ждет. — И паренек скрылся за дверью.
Все внимательно следили за тем, как миссис Донахью открывает конверт. Обычно письма Патрика и Дональда читались вслух, и сейчас мать передала письмо Морин, самой грамотной в семье.
— Письмо очень короткое, — девушка повертела в пальцах лоскуток бумаги и начала читать: — «Здравствуйте, мама, отец и сестренки. Пишу вам с борта торгового корабля, который через час отходит в Нью-Йорк…»
— Что?! — вскрикнула Дилси.
Миссис Донахью, вставшая, чтобы передать дочери письмо, тяжело опустилась на стул.
«Так и есть, — Шон до боли стиснул кулаки. — Хорошо, если этот Дональд успел унести ноги…»
— «…Меня пытались арестовать, — продолжала дрожащим голосом Морин, у которой строчки прыгали перед глазами. — Мне удалось скрыться и на рыбачьем судне пробраться в Эдинбург, откуда сегодня идет пароход в Америку. Я хотел оставить Куин и у родных, но она отказалась и уезжает со мной — ребенок должен родиться в декабре…» Мама, что с тобой?
Глаза миссис Донахью расширились, она задыхалась и пыталась расстегнуть верхнюю пуговицу блузки. Девушки, вскочив с мест, захлопотали вокруг нее.
— Бетти, сходи за Энн Фитцпатрик! — приказала решительная Джесси. — Господи, что же теперь с ним будет?!
— Эмиграция — это все-таки не тюрьма… — попытался успокоить девушек Шон и вздрогнул, услышав звон и грохот.
Колум Донахью что есть силы стукнул кулаком по столу, разбив свою чашку, и сидел, пустыми глазами глядя на капли крови на фарфоровом черепке.