Глава 26

— Ну конечно, самый что ни на есть обычный портрет, — повторил мистер Герберт Кейси, дружелюбно глядя на Генри Стерна из-под кустистых бровей. — Чтобы меня можно было на нем узнать. Боюсь, если вы возьметесь за дело в кубистском духе, это будет затруднительно.

Генри улыбнулся и кивнул в ответ, подумав о том, что ему очень повезло с заказом… а точнее, с заказчиком. Герберт Кейси прекрасно знал молодого художника и, услышав от сына, что дела у Генри идут не блестяще, объявил, что давно хотел заказать собственный портрет.

— Конечно, можно было бы нарисовать что-то… как у старых мастеров, — продолжал он, — с колонной, на которую я опираюсь, с бархатным занавесом… Но ведь теперь это немодно. А я слежу за модой в живописи…

— Фрэнк говорил о вашей коллекции…

— Ну, разве это можно назвать коллекцией? — добродушно отмахнулся мистер Кейси, но видно было, что он доволен. — Так — несколько находок, кое-что купил на аукционах… Ах, если бы я только мог найти толкового человека, который согласился бы поездить по Франции и Италии…

Будь я моложе я бы поехал сам… Ведь в лавках итальянских старьевщиков попадаются совершенно изумительные вещи! Но вернемся к нашему портрету… Думаю, с понедельника и начнем.

— Хорошо.

— Как вам будет удобнее — чтобы я приезжал к вам в студию или вы ко мне? Это уже на ваше усмотрение…

— Думаю, лучше всего будет изобразить вас в вашем собственном кабинете… Скажем, за столом.

Подумав, мистер Кейси кивнул:

— Забавно будет, если потом я повешу портрет над этим же столом, а? Но думаю, вы правы. Тогда до понедельника.

«Спасибо, Фрэнк, старина, — думал Генри, возвращаясь домой. — Без твоей помощи мне пришлось бы туго…»

Накануне, к его глубокому удивлению, Агата Вилкинс прислала ему записку, где просила в четыре часа заехать к ней. Откровенно говоря, у художника не было ни малейшей охоты выслушивать новую порцию сплетен, но отказаться было бы совсем невежливо,

Агата была одна. Она и правда сразу начала рассказывать об ужасной встрече на выставке цветов, о том, как недовольна была встречей Беатрис («Она, конечно, улыбнулась, вежливо поздоровалась, но, Генри, вы же знаете, что от нас, женщин, ничего не скроется…»), и о том, как поразительно похож на Алана мистер Ноэль.

— Но, конечно, сразу видно, что он не джентльмен. Боюсь, милочка Би совершает ужасную ошибку — в сущности, кто он такой, этот Ноэль? Il est parvenu[4]. Ах, кто бы мог подумать?

Впрочем, было видно, что на этот раз на уме у Агаты не сплетни и она действительно хочет поговорить с ним о чем-то важном.

— Генри, — сказала она очень торжественно. — Собственно говоря, я позвала вас… Я хотела попросить вас… Не согласитесь ли вы посмотреть мои рисунки?

«Только этого не хватало», — подумал Генри с досадой. У него уже был печальный опыт — он как-то обучал рисованию молодую даму из высшего света и с тех пор твердо знал, что девушки вроде Беатрис, Агаты или Джин, прося давать им уроки рисования, в глубине души презирают своих учителей, как и всех тех, кто сам зарабатывает себе на жизнь.

Но Агата явно не ожидала услышать в ответ «нет». Она уже взяла с подоконника изящную папку и развязала розовые ленточки.

— Только обещайте, что не станете смеяться, Генри, — кокетливо сказала она, — Я понимаю, что до настоящего художника мне далеко…

Генри мысленно скрипнул зубами, но взял папку.

— Конечно же, мне хотелось рисовать людей, но я слышала, что начинать надо с чего-то не такого трудного. Вот… — Агата перебирала листки со старательно перерисованными вазочками и букетами.-

Но все-таки не удержалась. Представляете э лестная девушка с маленькой птичкой приснилась мне во сне! Ну пожалуйста, Генри, поучите меня рисовать! Я смогла бы тогда отдать свои работы на благотворительную рождественскую выставку… А ведь у вас сейчас сложности с деньгами. Я хорошо заплачу.

«Да, заплатит. И неплохо заплатит. Но… не могу. Мистер Кейси по крайней мере уважает меня…»

— Мисс Вилкинс… Агата… Простите, а вы не пробовали сочинять стихи? — Генри изо всех сил старался оставаться спокойным.

Агата очень удивилась и серьезно задумалась над его вопросом.

— Не-ет, — наконец протянула она. — А почему вы спросили?

— В ваших картинках видна тонкая поэтическая натура… Я подумал, что та, которая нарисовала их, обязательно должна писать стихи. — Художник поднялся. — Боюсь, что мне пора.

— Ах, Генри, вы льстите мне… Как, разве вы уже уходите?

«Нет, — мрачно думал Генри, выходя на улицу. — До такого я еще не дошел. Интересно, от чего зависит человеческая глупость? Боже, какое счастье, что Марианна… мисс Харди не воображает себя живописцем…»


На следующее утро, когда Кэти сошла вниз, в гостиную, миссис Харди встретила ее просьбой, почти мольбой:

— Мисс Кэтлин, я… я прошу вас помочь мне. Такое ужасное положение…

— Да, мэм, я слушаю вас. Что случилось?

— Вы же знаете, что сейчас мы… несколько стеснены в средствах… В холле дожидается зеленщик. Он наверняка пришел требовать денег! Мне так неловко…

— Вы хотите, чтобы я поговорила с ним?

— Да… да. Пожалуйста, попросите его повременить. Конечно, мне самой надо было бы спуститься к нему, но…

Кэти скрылась за дверью, ведущей в холл, а миссис Харди прислушалась. Сначала она слышала только звук голосов и не могла разобрать, что именно говорят внизу, но потом голос Кэти прозвучал более отчетливо:

— …нет, она не может спуститься к вам. Но она просила передать вам, что заплатит, как только получит деньги…

— Конечно, — рокотал в ответ зеленщик. — Миссис Харди — наша постоянная покупательница уже много лет. Разумеется, я могу… — Больше миссис Харди не удалось ничего услышать.

Через минуту Кэти вернулась:

— Все в порядке, мэм. Мистер Уиггинс просто хотел узнать, не случилось ли чего-нибудь плохого, и говорит, что готов подождать.

— Огромное вам спасибо. — Миссис Харди все равно чувствовала себя неловко. — Видите ли, мисс Кэтлин, я… я боюсь, пока еще мой племянник не может обойтись без ваших услуг… Но… вы же все видите сами. Может быть, вы тоже согласитесь подождать немного с оплатой?

— Конечно, мэм. Ведь больной действительно нуждается в сиделке.

«Какая милая девушка, — с благодарностью подумала миссис Лаура, — Подумать только, что бы мы стали делать, если бы она вздумала отказаться?»

После того как миссис Лаура сняла проценты со своих сбережений, а Генри Стерн одолжил ей еще двести фунтов, вместе с деньгами Алана удалось собрать чуть больше восьмисот фунтов. Конечно, благоразумнее было бы последовать совету художника и покрыть основные долги, но миссис Харди не могла удержаться и в первую очередь постаралась заплатить по тем счетам, которые были связаны с неудавшейся свадьбой…

В ней копилось раздражение. Алан повеселел, окреп, пробовал ходить, но ему еще требовались деньги на лекарства — а ведь в аптеке миссис Лаура тоже все покупала в кредит! — и хороший бульон, и курятина… Денег теперь все время не хватало.

— Вообразите, дорогая, — в который уже раз жаловалась она миссис Лидс, — говядина на рынке снова подорожала! Ах, я просто не представляю, что делать! А доктор запретил разговаривать с Аланом на эту тему…

На самом деле Алану просто не приходило в голову, что у него так много долгов. В Америке, если у него были долги, на выручку приходили отец или Эдвардс — зачастую поверенный заступался за него перед отцом…

— Если бы я только могла с кем-нибудь посоветоваться! — восклицала миссис Харди. — У этой молодежи только ветер в голове! Как жаль, что мистер Эдвардс уехал в Америку…


Джеффри Адамс был прав. Служба у Филиппа Эдвардса действительно обещала быть нелегкой.

«Я надеюсь, что мистер Ноэль будет попадаться мне на глаза как можно реже!» — сурово сказал старик. Но Ноэль Гордон и сам не желал покидать родину и ехать в Америку — во всяком случае, пока. Так что его поверенному следовало приготовиться к частым поездкам через Атлантику… Впрочем, Эдвардс любил морские путешествия и не без удовольствия подумал о том, что дорожные расходы в деловых поездках будет оплачивать сам Ноэль.

Конечно, искушение сразу потребовать у него тридцать пять процентов всех денег Джеймса Гордона было велико, но Эдвардс был благоразумным человеком и прекрасно понимал, что его внезапное обогащение будет выглядеть в высшей степени подозрительно.

«Можно подождать, — размышлял он. — Теперь мы с Ноэлем связаны накрепко…»

— Фил, ты чудесно выглядишь, — весело заметила однажды Хлоя, его старая знакомая, с которой он не раз восхитительно проводил уик-энды. — Еще не женился?

Эдвардс усмехнулся и поцеловал пухлые пальчики своей подруги. Однако с тех пор серьезно задумался. Если во всем должны наступить решительные перемены, то почему бы и не расстаться с жизнью холостяка? Молоденькая девочка из хорошей семьи, с тонкой белой шейкой и невинным взглядом больших глаз, вроде той малышки, кузины Алана… только, конечно, постарше. Об этом стоит подумать. А забывать после женитьбы Хлою вовсе не обязательно…

Смелые, решительные женщины, вроде Оливии или этой Беатрис, его не привлекали. Нет, ни в коем случае! С такой женой мужу не обязательно вникать в тонкости бизнеса — у нее у самой есть деловая хватка, и притом хватка бульдожья. Увольте его от подобных дам. Это вертопраху Алану или слюнтяю Ноэлю подобная особа как раз подойдет…

В справедливости своих рассуждений поверенный убедился, как только встретился с Ноэлем, снова приехав в Англию. На молодом человеке был уже другой, гораздо более элегантный костюм, сшитый явно у хорошего портного.

«Ну что же, аристократическое влияние налицо, — потешаясь, подумал Эдвардс. — Так через пару лет она сделает из него вполне приличного человека…»

Он начал рассказывать о положении дел в концерне и о визите к Джеффри Адамсу, но сразу заметил, что молодой человек его не слушает.

— Мистер Гордон, боюсь, ваши мысли заняты вовсе не бизнесом. Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — любезно поинтересовался он.

Ноэль смутился:

— Мистер Эдвардс, мне нужно посоветоваться с вами… Я бы хотел сделать мисс Уэйн подарок.

«Повезло этой Уэйн, ничего не скажу, повезло…»

— И что же вы решили подарить?

— Я еще не решил точно, но, думаю, картина — то, что нужно.

Эдвардс поднял брови. Он полагал, что Беатрис гораздо больше порадовали бы, к примеру, бусы из полудрагоценных камней или гарнитур с жемчугами, но Ноэль упрямо повторил:

— Картина — хороший подарок.

Накануне он, Беатрис и Джин Феррит были в Национальной галерее. Беатрис пошла туда неохотно. Меньше всего ей хотелось, чтобы он начал разглагольствовать о собачьих боях где-нибудь перед полотном Рафаэля. Да и сам Ноэль однажды был в этом музее, когда вместе с церковной школой ездил из Рединга в Лондон, и в глубине души не понимал, зачем нужно идти туда снова.

Но Агата Вилкинс, встретив Беатрис на днях в магазине шелковых тканей, не отказала себе в удовольствии насмешливо заметить: «Ах, милочка Би, тебя так давно нигде не видно… Мы уже думали, ты заболела…»

Ноэль же строго сказал самому себе, что должен быть достоин молодой леди из высшего света, и согласился пойти.

Но визит в галерею прошел удачно. Все были довольны. Джин болтала за троих, Беатрис старалась придерживаться нейтральных тем и в основном рассказывала о картинах, мимо которых они проходили. Ноэлю даже нравилось медленно идти по прохладным музейным залам, разглядывая полотна и слушая объяснения Беатрис, которая, как ему стало ясно, очень хорошо разбиралась в живописи. Правда, поравнявшись с обнаженной «Венерой с зеркалом» Веласкеса, он покраснел и ускорил шаги.

— Мисс Уэйн любит картины, понимаете? — веско сказал он Эдвардсу. — Так что помогите мне что-нибудь присмотреть. Только чтобы ничего такого… я имею в виду, чтобы все на картине были одеты…

— Что? О да, разумеется, — Эдвардс прекрасно владел собой и даже сейчас сохранил серьезное выражение лица. — Конечно, я сегодня же поручу клерку поездить по картинным галереям и что-нибудь присмотреть.

— Хорошо… Так что с теми подрядчиками? — со вздохом спросил Ноэль.

Загрузка...