— Алан, я повторяю в четвертый раз: повода для отчаяния нет! — Генри ходил по комнате взад и вперед. — Кое-какие долги все-таки погашены, в тюрьму тебя никто не сажает…
— Пока не сажает, ты прав, — с сарказмом ответил Алан. — Дело за малым… Но скажи, что мне теперь делать?
— Сначала вы должны выздороветь, — непреклонно заявила Кэти.
— Мама плачет, — сообщила Марианна, входя — Во всем винит себя. Я накапала ей валерьяновых капель.
— Я прошу тебя, Алан, не паникуй. Мы что-нибудь придумаем. — Генри вдохновенно взъерошил волосы. — Во-первых, я могу продать что-нибудь из картин. Думаю, за «Крестителя» дадут немало. Кроме того, поступило несколько заявок на наш «Холм» — вероятно, от людей, равнодушных к политике и к ирландскому вопросу… Так что мы не должны упускать и эту возможность…
— Мистер Гордон, а друзья вашего отца не согласятся одолжить вам денег? — поинтересовалась Кэти.
Молодой человек обреченно махнул рукой:
— Бог с вами, Кэтлин. Это бизнес — им нет дела до моих несчастий… — Но тут лицо его просветлело: — А вот Ливи надо написать. Как это мне не пришло в голову?
— Вы говорите о вашей мачехе?
— Да. Думаю, она обязательно поможет. Отправлю ей телеграмму и письмо.
— Ну вот, я же говорил, что никогда не стоит отчаиваться… — начал было Генри, но в это момент на лестнице послышался топот, возмущенный возглас Доры, а затем в комнату вихрем влетел Майкл Фитцпатрик.
— Мистер Стерн, вы тут? Шон всегда говорил, если что случится, бежать к вам и все рассказать. Его арестовал полисмен…
После того как Кэти напоила Морин успокоительным и бережно усадила в кресло, Майкл, запинаясь, рассказал о подозрениях Шона, о попытке расследования и о фокусе, который выкинул Эдвардс.
— Да успокойтесь же, Морин, не хватало еще и вам впасть в истерику, — сердито сказал Генри рыдающей горничной. — Никто не собирается отправлять Шона ни на каторгу, ни на виселицу. К Эдвардсу он не подходил, угрожать ему не угрожал… его могут обвинить в нарушении общественного порядка, только и всего… Ну, продержат под арестом пару недель. А может, удастся внести за него залог и его отпустят восвояси… Сейчас же отправлюсь в полицейский участок. Только, ради всего святого, Майкл, не пытайтесь больше выяснять истину такими методами!
— Неужели вы действительно подозревали Филиппа? — с удивлением спросил Алан. — Отец полностью доверял ему, очень ценил его знания… Я не могу поверить, что он способен причинить мне вред…
— Мы не знаем всего, — вздохнул Генри. — Может быть, он и ни при чем. Но я согласен с мистером Райаном и мистером Фитцпатриком, — при этих словах Майкл расцвел, — всех этих людей не стоит выпускать из виду. Но в первую очередь надо послать телеграмму в Америку…
— Питер? — Ноэль снял мокрый макинтош и небрежно сунул его подбежавшему лакею. — Что-то погода испортилась, ливень так и хлещет… А миссис Фрост спит?
— Она уже легла, сэр, — почтительно ответил лакей. — В индийской комнате сервирован чай, сэр.
— Хорошо. — Ноэль рассеянно сунул ему шиллинг и пошел вверх по лестнице.
Но Эдна не спала. Когда он вошел в комнату, она в теплом халате сидела за столиком, держа на коленях новую любимицу — белую персидскую кошку с голубыми глазами.
— Я думал, ты уже в постели. — Ноэль пододвинул себе стул. — Не хотел будить.
— Не спится, — лениво ответила Эдна. — А ты где был так поздно, да еще под дождем?
Ноэль покраснел, как мальчишка, которого поймали на краже варенья из буфета.
— Ходил посмотреть на бокс, — небрежно ответил он. — Знаешь же, я его люблю…
— Да, конечно, — Эдна погладила кошку. — А у тебя дела с аристократкой мисс?
— Сегодня познакомился со всей ее компанией — ну, скажу я тебе, и общество! Смотрели на меня как… как мы на того же Питера… Но приходится терпеть. Вот завтра все вместе собираемся на прогулку…
— Это хорошо, — Эдна одобрительно кивнула головой.
— Да, совсем забыл сказать — одна особа из ее круга, вертлявая такая, пригласила меня к себе в поместье на неделю.
— Что, одного тебя?
— Ну нет, всех этих великосветских друзей… и мисс Уэйн тоже.
— Так это же замечательно! — обрадовалась Эдна. — Когда едете?
— Через две недели. Так ты считаешь, мне надо туда поехать?
— Само собой. Удивляюсь, почему ты еще спрашиваешь. Обязательно поезжай. И помни — таких денег и такого годового дохода нет ни у кого из этих баронетов. А все девчонки наверняка завидуют твоей, я уверена. Ты нашел ей подарок?
— Эдвардс нашел. Когда встретимся, подарю.
— Смотри, чтобы все было прилично и не пришлось перед ней краснеть. А то с этого Эдвардса станется подсунуть какую-нибудь гадость.
— Нет, я сам видел, это хорошая картина, — отмахнулся Ноэль. — Послушай лучше про бокс. До чего шикарно дрался рыжий парень с перебитым носом — ты бы только видела!
Я даже рискнул поставить на него — это был явный победитель… кто же знал, что в шестом раунде они выпустят этого черномазого…
К величайшему огорчению всех приезжих, погода окончательно испортилась. Зарядил дождь, океанские волны сердито набрасывались на песчаный берег. В этот вечер на пляжах Флориды не было ни одного человека. Зато бары и дансинг-холлы прибрежных отелей были ярко освещены и ожидали посетителей. «В такой вечер остается только танцевать», — сказала молодая жена одного нефтяного магната, и все окружающие дамы с ней согласились.
Миссис Оливия Гордон с удовольствием думала о предстоящем вечере, о быстрой, волнующей мелодии фокстрота и сильных руках молодого спортсмена-теннисиста, которого ей представили на прошлой неделе. Он прекрасно танцевал…
«Да, этот вечер обещает многое. — Она повертелась перед зеркалом. — Но все-таки жаль, что не удастся покрасоваться на пляже…»
Огорчалась она из-за купальника. Из Нью-Йорка по ее заказу прислали великолепный экземпляр, черный, из тонкого эластичного материала — такие только начинали входить в моду. Он так откровенно и соблазнительно подчеркивал линии ее стройного тела…
«Слава небесам, никакой юбки, — думала Оливия, изгибая шею и пытаясь увидеть в зеркале себя со спины. — Купальный костюм с юбкой — мода наших прабабушек…»
Сняв купальник, она несколько секунд любовалась перед зеркалом своим ровным загаром — солнце
Флориды сделало ее смуглой, и теперь короткие пепельные волосы казались платиновыми.
Оливия повернулась к шкафу. Для сегодняшнего вечера — черный бархат. Длинные ломаные складки платья, открытые плечи, шарф из черного газа… Черное необычайно к лицу ей. Конечно, полгода назад она потеряла мужа… Но никто не сказал бы, что ее платья — траурные. Во-первых, их фасоны так изысканны, а во-вторых, они великолепно оттеняют ее светлые волосы…
Их с Аланом иногда принимали за брата и сестру — оба сероглазые, светловолосые, хотя у Оливии волосы потемнее. Ей льстила эта путаница: в конце концов, она никак не выглядит на свои тридцать пять — в этом ее красноречиво убеждает восхищение в глазах мужчин и неприкрытая злоба в глазах женщин…
Бархат платья, бархат смуглой кожи. Мартин, молодой теннисист, который сейчас ждет ее в холле гостиницы, прошлой ночью так и назвал ее — «двойной бархат»…
Сегодня она протанцует два танца с банкиром, который ухаживал за ней до приезда теннисиста. Ревнивец Мартин будет стоять у стены, скрестив руки на груди, а после танцев будет сердитым шепотом упрекать ее в ветрености…
«Купальник превосходен. Будем надеяться, погода наладится…»
На бюро веером лежали конверты — экономка Мэгги переслала ей всю почту, скопившуюся за неделю. Это от отца, это от ее французской приятельницы Мадлен, это от двоюродной сестры… а это что? Длинный узкий бланк телеграммы из Англии…
«Ливи срочно пришли шесть тысяч долги Алан». Оливия недоуменно повертела телеграмму. Что еще за выдумки? «Долги»? Этот мальчишка не может жить спокойно! Теперь у него у самого огромное состояние, а он пишет ей? Неужели нельзя было обратиться к Эдвардсу?
Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее похолодеть. А если в этом замешана женщина? Требует от него денег, как эта стерва Эдна тянула жилы из Джеймса… Тогда понятно, что Эдвардс ничего об этом не знает… Ведь ему больше не к кому обратиться, а с ней они всегда были дружны… А если это, не приведи Бог, шантаж? Если мальчик повторит судьбу своего отца, она не простит этого себе. Нет, если она сможет ему помочь — она сделает это.
— Все в порядке, дорогая? — поинтересовался теннисист, когда она спустилась вниз. — Тебя долго не было, я уже начал беспокоиться.
— Я в тяжелых раздумьях. — Оливия опустила голову с убитым видом и тут же рассмеялась: — Вообрази себе — не знаю, какие цветы выбрать к платью.
Я заказала белую камелию, но теперь не хочу — это слишком вызывающе…
— Только-то? — рассмеялся Мартин. — Думаю, что смогу тебе помочь. Эй, сюда, пожалуйста! — Он сделал знак девушке-цветочнице и, бросив ей купюру, выхватил из корзинки букет фиалок. — Прошу вас, моя госпожа?
— Да. Это то, что надо, — улыбнулась Оливия, прикалывая цветы к вырезу платья.