Глава восемнадцатая

Сладка месть — особенно для женщин.

Лорд Байрон, «Дон Жуан»

Глава восемнадцатая

Последним пристанищем Престона Хольта стал край леса у неглубокого оврага, под большим раскидистым тисом с потрескавшимся стволом. Это было не слишком далеко от тюрьмы, у ворот которой, как и обещал префект, на рассвете ждала тележка с завёрнутым в полотно телом. Геральт тащил тележку несколько часов, сколько хватило сил, пока не ослаб. Плотва не могла ему помочь — будучи верховой лошадью, она ни за что не позволила бы запрячь себя в повозку. Так что Хольта похоронили под тисом, в первом месте, которое показалось Геральту подходящим.

Могилу Геральт ничем не обозначил. Только насыпал холм из камней, которые частично выкопал, а частично собрал поблизости.

Он сидел возле могилы почти до заката, размышляя о том и о сём. Смотрел на исчезающую в лесу дорогу.

Дорогу, ведущую на юг.

После чего вскочил в седло и погнал Плотву.

Дорогой на север.

***

Меритксель подтянула подпругу, поправила суконный чепрак и расположение вьюков, похлопала коня по шее. Обернулась, услышав невнятное бормотание и ругань.

— Что такое, Бо?

— Чтоб их всех! — процедил сквозь зубы входящий в конюшню Борегар Фрик. — Всё меньше мне по нраву служба у этой чёртовой старухи. Мало того что скупая, так ещё и... Не позволю я, чтоб меня, проклятье, недотёпой обзывали. Понемногу с меня хватит.

— Хорошо, что понемногу, — Цибор Понти потёр искривлённый нос. — Потому как, по правде сказать, выбора у нас как бы и нет. Маркиза прикрывает наши задницы. А выгонит со службы...

— То нас в два счёта охотники найдут, — закончила Меритксель. — За наши головы награда назначена, запамятовал?

— Не запамятовал, — Борегар Фрик вскочил в седло. — Но осточертело мне с опущенной головой слушать, как меня кто-то недотёпой величает. Но вы правы, хватит болтовни. Знаем, что делать — значит, надо это сделать. В путь!

— В путь!

***

Было это где-то в начале сентября — а кто знает, может, чуть раньше или чуть позже — когда Геральт добрался до окрестностей Ард Каррайга и смог издалека полюбоваться на столицу, на её впечатляющие башни и башенки с поблёскивающими медными куполами и шпилями. Он остановил Плотву на пригородном холме, неподалёку от большой мусорной свалки, и смотрел несколько мгновений. Недолго. В основном из-за мух. Но ещё и потому, что спешил на север. Он даже боялся помыслить о том, что мог бы прибыть слишком поздно.

С развилки он направился по тракту в направлении, указанном дорожным знаком.

К Бан Феарг.

***

Трактир «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарг, как и все трактиры Эзры Метцгеркопа, обзавёлся новой вывеской. На новой, помимо позолоченных букв в названии, красовалась баронская корона с семью палицами и четырьмя жемчужинами по кругу — в честь повышения владельца. Вывеска оказалась столь впечатляющей, что в первые дни после её появления жители Бан Феарг толпами приходили на неё поглазеть. Само собой, и выручка заведения заметно возросла. С тех пор как повесили новую вывеску, найти свободное место в «Под Раком и Улиткой» стало непросто — заведение постоянно было битком.

Так вышло и сегодня, поэтому Лозадо Кросс, страж порядка при трактире, с неохотой оглядел новых гостей — троицу всадников, женщину и двух мужчин, — зная, что через минуту придётся их отправить восвояси. А всадники, как метко подметил страж, не походили на тех, кто смиренно примет отказ. У веснушчатой женщины с льняной косой были злые зелёные глаза. У одного из мужчин — искривлённый нос, другой был короткоострижен, почти наголо. Все трое увешаны оружием. Лозадо Кросс чувствовал, что следовало бы позвать на помощь остальных стражников, но немного стыдился — он не был слабаком и до сих пор справлялся сам во многих сложных ситуациях. Поэтому скрестил руки на груди и решил подождать, что будет дальше.

А дальше, похоже, ничего хорошего не светило. Веснушчатая женщина со скверными глазами резко подвела коня прямо к крыльцу, копытами почти на ступени, держа руку на рукояти меча. Тот со сломанным носом тоже подъехал, угрожающе стукнул о луку седла окованной дубинкой.

— Меритксель, Цибор, бросьте, — проговорил сзади стриженый. — Не стоит. Гляньте на эту вывеску. Тут за эту золотую корону и буковки наверняка втридорога дерут, чересчур мы тут раскошелимся. Поищем другой трактир. Без позолоченной вывески, с едой простой, но добротной. Ну же, в путь!

Лозадо Кросс с облегчением выдохнул.

***

Вывеска трактира «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарг была новой, краска и позолота на ней выглядели совсем свежими. Вывеску украшала большая золотая корона с семью палицами и четырьмя жемчужинами по кругу.

Вокруг витал дурманящий аромат варёных раков.

У Геральта на миг мелькнула мысль остановиться и зайти, хотя бы поприветствовать знакомого трактирщика. Однако передумал. Он помнил, что в таких заведениях бывали шпионы префекта. А ему вовсе не хотелось, чтобы Эстеван Трилло да Кунья прознал про его вылазку на север.

Развернул коня и уехал.

***

До окрестностей Рокаморы он добрался ночью. Луна была полной, в поместье горели огни, тянуло дымком. Геральт не собирался ни приближаться, ни тем более въезжать. Просто постоял несколько минут на пригорке, посмотрел. Потом пришпорил Плотву, пуская её рысью.

***

Юпитер Мелло, королевский пристав, окинул пустое помещение недоумевающим взглядом.

— Никого нет? — спросил с недоверием. — Никто не пришёл?

— Да вот как-то так, — Йон Бервутс, староста Бан Филлима, почесал в затылке. — Выходит, что никто...

— Не понимаю, — нахмурился пристав. — Совершенно не понимаю. Ещё вчера толкались, друг друга пихали... И неудивительно, поместье чудесное, место превосходное... А сегодня – словно мором всех выкосило! Никто не явится на торги? Не возьму в толк. Почему?

— Потому как, господин, видите ли... — Староста снова почесался. — Страх людей взял. Жуть на них напала.

— Страх? Чего?

— Болтают... — запнулся староста. — Болтают, будто поместье это проклято. Рокамора на эльфийском «месть» означает. Хозяин, тот ведьмак, которого в Стурефорсе казнили, наложил на это место проклятие мести...

— Суеверия! И люди в это верят?

— А как не верить? — Староста отвёл глаза. — Когда многие видали...

— Что видали-то?

— Призрака.

— Чего?

— Призрак там ночью объявился, на холме подле Рокаморы. Многие видели. Светло было, полная луна... На призрачном коне, с белыми волосами... Это он, без сомнения. Тот ведьмак, которого казнили, призраком возвращается. Мстить...

— Суеверные мужланы! — фыркнул пристав. — Темнота! Призрак им померещился, олухам. Чёртовы простофили! Деревенщина!

По правде сказать, ещё дед Юпитера Мелло пахал залежь деревянной сохой и до ветру ходил за амбар, но нынешний королевский пристав предпочитал об этом не вспоминать.

— И что мне теперь делать? — Развёл он руками. — Велено мне начальством Рокамору эту с молотка пустить в пользу казны... Эй! А вы кто такой?

— Прошу прощения, — сказал прибывший. — Я верно попал? Торги по поместью Рокамора, это здесь?

— Здесь, — подтвердили в один голос пристав и староста.

— Но желающих, гляжу, немного, — Прибывший обвёл взглядом пустое помещение. — Только я один. Стало быть, намного выше начальной цены не поднимется, верно?

— Выходит, что так, — равнодушно подтвердил Юпитер Мелло. — Что ж, можем начинать. Как вас величать, для порядку?

— Меня зовут Тимур Воронофф.

***

На одиноком хуторе творилось что-то неладное. Уже издали доносились бабьи крики и причитания, собачий лай. Геральт подъехал ближе.

Прямо у колодца лежала убитая собака. Вторая носилась по двору, заливаясь лаем. У избы на лавке, вытесанной из цельного бревна, сидел, вернее полулежал, здоровенный мужик с головой, обмотанной окровавленной тряпицей. Рядом металась баба в переднике, размахивая руками и голося без умолку. Подросток в льняной рубахе исподлобья зыркал на Геральта. На опухшей физиономии алел след от удара плетью.

— Мужика моего побили, изувечили! — голосила баба. — И что ж нет управы на таких злодеев! И как только земля их носит, отродье окаянное!

— Что стряслось? — спросил Геральт с высоты седла. — Напал кто на вас?

— Напали, добрый господин, напали! Разбойники проклятые, чтоб их холера! Девка одна и двое громил! Девка конопатая, что индюшачье яйцо, а у одного громилы нос кривой. Во двор въехали как к себе домой, не спросясь, не молвив слова, давай коней поить. Пёс на них залаял, они его и порешили, зарубили. Малец кинулся пса спасать, так его нагайкой отходили. Мой-то с топором выскочил, прогнать их хотел, так его эта поганая девка мечом по голове полоснула... Глядите сами... Выживет ли, нет ли, кто ведает... И что ж это, господин, злодеи такие бесчестные, и нет на них угомону... Ведьмака бы на таких... Ведьмака! А сказывают, что одного ведьмака в темнице в Стурефорсе казнили. Как же так, господин? Ведьмака в темницу сажают да казнят, а разбойники вольготно по стране разъезжают, людей увечат?

Раненый мужик застонал, заохал. Баба снова заголосила. Геральт, поразмыслив, достал из шкатулки флакончик с Иволгой. И протянул его бабе.

— Это на рану, — пояснил он. — Поливайте, когда повязку меняете. Должно помочь.

— Спасибо вам, господин добрый!

***

После дня быстрой скачки, взобравшись на холм, Геральт увидел издалека тех самых разбойников из преисподней, бесчестных злодеев, на которых, как утверждала баба с хутора, не было управы, и земля их носила совершенно зря. Женщина со светлой косой на сером коне. И двое громил в бригандинах. Один из этих громил, Геральт готов был поклясться, имел сломанный и кривой нос.

Вся троица направлялась на север, нещадно погоняя коней.

Геральт придержал Плотву, не спешил спускаться с холма. Лучше пусть троица всадников отдалится. Не хотел, чтобы они догадались о слежке. Не боялся, что потеряет их след.

Он догадывался, более того, был уверен, что знает, куда они направляются.

***

Жрица Ассумпта из Ривии уже несколько часов стояла на коленях перед алебастровой статуей богини Мелитэле. О том, чтобы как-либо помешать ей, ни одна из младших жриц даже не помышляла. Неннеке, Флавия, Айлид и Здравка пребывали в тишине и покое на молитвенных скамеечках. Во время молитв матушка Ассумпта впадала в транс и, как считалось, мысленно общалась с богиней. Правда это или нет, значения не имело. Жрицы глубоко верили, а для такой веры не существовало невозможного.

Свечи уже догорали в потёках воска, рассвет уже озарял витражи, когда матушка Ассумпта поднялась с колен.

— Опасность, — тихо сказала она младшим жрицам. — Нам грозит опасность. Ворота пусть будут заперты, постоянно заперты, днём и ночью. И не впускайте никого чужого.

***

Перед ночью, после заката, в сумерках, он увидел Бабу-Ягу, скользящую по лесу в огромной деревянной ступе, заметающую за собой следы метлой. Чудище промелькнуло совсем близко, на миг он увидел её огромные оскаленные зубищи.

Баба-Яга двигалась в сторону деревни — Геральт уже раньше слышал оттуда собачий лай и звон пастушьих колокольчиков. Кто-то в этой деревне — скорее всего ребёнок — был в опасности. В деревне нужен был защитник.

Но Геральту не терпелось на север. Он даже боялся подумать о том, что мог бы прибыть слишком поздно.

***

Местечко Спинхэм Геральт миновал ранним утром. На мгновение задержал взгляд на стройной ратушной башне и кружащих вокруг неё птицах. После чего поехал дальше.

***

У тех, кто ещё верил в неё, богиня Мелитэле считалась покровительницей женщин, их прибежищем и надеждой. Всех женщин, независимо от возраста, положения и происхождения. И независимо от ремесла. Неудивительно поэтому, что в «Лорелее», знаменитом доме утех в городке Спинхэм, хранили образ покровительницы — золотую статуэтку богини в её материнском, беременном облике, с округлившимся животом. Откуда статуэтка взялась в борделе, никто не помнил. Но берегли её и крайне редко доставали из тайника. Должна была быть на то действительно веская причина.

Сегодня она была.

Пампинея Монтефорте зажгла свечу и поставила её перед статуэткой.

— Богиня, — проговорила тихо. — Сделай так, чтобы ведьмак Престон Хольт обрёл там, в загробном мире, заслуженный покой. Дай ему в ином мире изобилие всего, чего в жизни имел мало или вовсе не имел. А если в чём и согрешил, прости его и отпусти. Нет безгрешных на этом свете.

Зоэ, Фервида и Ипполита, девушки из «Лорелеи», стояли рядом с опущенными головами. Зоэ вдруг приблизилась, поставила перед статуэткой богини вторую свечу.

— Это... — прочистила горло, видя вопросительный взгляд Пампинеи. — Это за того второго ведьмака... Того молодого.

— Но он, — вздохнула Пампинея, — вроде бы ещё жив?

— А я, — прошептала Зоэ, — так, про запас...

Все склонили головы. Богиня смотрела на них золотыми глазами.

***

К развилке Геральт добрался под вечер. Узнал это место сразу, а помог ему в этом ворон. На этот раз не целая их стая, а только один. Ворон кружил над развилкой и каркал.

Будь Геральт опытнее, или прислушайся внимательнее и поразмысли глубже, возможно, распознал бы в вороньем карканье предупреждение. Вернись, каркал ворон. Не езжай на север, там подстерегает опасность. Вернись.

Но для Геральта карканье было просто карканьем. Предупреждения он в нём не прочёл. Пришпорил Плотву и двинулся.

На север.

А ворон знай себе каркал.

***

У лежащего на обочине человека голова была размозжена ударом булавы или буздыгана, к тому же по ключице и груди тянулась кровавая борозда, след от удара мечом.

Геральт подъехал ближе, присмотрелся с высоты седла.

Убитый, похоже, был траппером. Сброшенная с дороги распряжённая телега была нагружена силками, петлями, капканами и прочей траперской снастью. Удивительно, что на телеге лежало несколько связок мехов, и притом дорогих — бобровых, лисьих и куньих. Кто бы ни убил траппера, явно сделал это не ради грабежа.

Если бы Геральт получше пошевелил мозгами, может, и догадался бы, почему погиб траппер и что из его пожитков понадобилось убийцам. А если бы догадался, избежал бы большой беды.

Но Геральт не догадался. Пришпорил коня.

На север. В направлении местечка Франктхаль.

И храма богини Мелитэле в Эльсборге.

***

За городком Франктхаль, в долине с тем же названием, буковые и дубовые рощи уже тронула осень, их краски ярко контрастировали с тёмной зеленью сосен и елей. По дну долины извивался ручей, в его широкой излучине виднелся окружённый стеной комплекс Эльсборга с храмом богини Мелитэле.

Рощица белоствольных берёз, отстоящая от храма примерно на четверть мили, скрывала руины старой фермы — полностью разрушенное каменное строение и жалкие остатки деревянных построек. Именно это место выбрала для привала, а поскольку смеркалось, видимо, и для ночлега, выслеженная Геральтом тройка всадников.

Геральт остановился неподалёку, среди буков.

Настало время решать.

***

Их трое, размышлял Геральт, глядя на руины, из-за которых мерцали отблески костра. Трое, и одного Артамон называл мастером меча. Справлюсь ли?

Решил ждать до рассвета. Даже если кто-то из троих бодрствует и сторожит, перед самым рассветом всех сморит сон. Лучший шанс, подумал он, даст мне внезапность.

Ждал. Долго.

Над горизонтом проступила тонкая полоска света. Отблеск зари.

Геральт встал, обнажил меч.

***

Он двигался бесшумно, но их кони, похоже, учуяли его — один всхрапнул, топнул копытом. Но этим всё и кончилось.

Свет догорающего костра освещал пролом в стене, зияющую дыру в разрушенной кладке. Он направился туда. Вошёл в пролом, осторожно обходя раскрошенные кирпичи. Сделал ещё шаг. И этот шаг его погубил.

Наступил на железо. Челюсти капкана сомкнулись на лодыжке, острые зубья пробили сапог. От боли он рухнул, выронил меч, двумя руками вцепился в челюсти, пытаясь их разжать. Не вышло — вонзившееся железо держало мёртвой хваткой, пружина не поддавалась. В тот же миг кто-то выскочил из укрытия, схватил цепь ловушки и рванул, поволок Геральта по земле. Он попытался сложить пальцы в Знак, но чей-то сильный пинок в локоть помешал. Двое других выпрыгнули из темноты, на ведьмака посыпались удары окованных дубинок. Несколько раз получил по голове. По рукам, которыми прикрывался, — услышал, как хрустнула кость. По пальцам — те сразу обмякли. От боли в глазах потемнело.

Кто-то ударил дубинкой по челюстям капкана, вгоняя стальные зубья глубже в лодыжку, усиливая боль. И ещё раз — зубья достали до кости. Геральт невольно вскрикнул. Новый удар пришёлся в ключицу, следующий — по рёбрам, ещё один — в колено, снова по рукам, по переломанным пальцам. По голове. И снова по голове, со страшной силой. В глазах вспыхнуло, а потом мир рассыпался мерцающей мозаикой.

***

— Хватит, — сказала Меритксель. — Хватит, не то убьёте. Если уже не убили! Дышит ещё?

— Дышит, дышит, — заверил Цибор Понти, срывая с шеи ведьмака медальон. — Живой.

— Надо бы крови добавить, — оценил Борегар Фрик. — Для пущего эффекта.

— Раны на голове сильно кровят, — изрёк с видом знатока Понти.

— Вот и славно. — Меритксель опустилась коленом на грудь ведьмаку и широко полоснула его ножом по лбу, под линией волос. И впрямь, кровь тотчас хлынула из раны, поднялась волной, заливая лицо и шею.

— Так сойдёт? — Меритксель поднялась.

— В самый раз, — кивнул Фрик. — Давайте, на мула его. Привяжем покрепче, чтоб не свалился.

— И к воротам, к воротам. Пока совсем не рассвело.

***

— Не уследили, недотёпы, кхе-кхе, — маркиза Цервия Херрада Граффиакане раскашлялась и стукнула тростью об пол, чуть не упав при этом.

— Допустили, кхе-кхе, — продолжала она кашлять, — чтобы мой Артамон погиб. Это из-за вас, из-за вашей неумелости и глупости от моего Артамона осталась мне только эта урна...

Меритксель, Цибор Понти и Борегар Фрик покорно слушали. Никто из них не поднял опущенной головы, чтобы проследить за взглядом маркизы на стоящую на камине урну с прахом чародея Артамона из Асгута. Урна была из крашеной в чёрный цвет майолики, украшенная гербом чародея — три золотые птички на лазурном поле, d'azur a trois merlettes d'or.

— Право слово, — пыхтела и покашливала маркиза, — прогнать бы вас следовало... Недотёпы вы, взашей бы вас гнать... Но теперь у вас есть шанс искупить вину... Проявить себя. Слушайте, что прикажу!

Трое склонились ещё ниже. Маркиза замолчала, снова стукнула тростью об пол.

— Наследие Артамона, — пробормотала она беззубым ртом, — должно быть отомщено. Этот храм в Эльсборге и эти прислуживающие ведьмакам жрицы... Мой Артамон хотел, чтобы все они умерли страшной смертью. Так тому и быть — от железа и огня... И этот щенок-ведьмак вместе с ними... Итак, слушайте мой приказ...

***

— Отворите ворота, благочестивые госпожи! — взмолилась Меритксель с неподдельным трагизмом в голосе. — Везём раненого ведьмака, совсем молодого, страшно израненного! Нужна помощь!

— Впустите нас скорее! — Борегар Фрик, как выяснилось, тоже мог бы сделать карьеру в театре. — Ведьмак едва дышит, без помощи умрёт!

В калитке открылось маленькое окошко, кто-то выглянул наружу. Посаженный на мула траппера Геральт, собрав последние силы, хотел крикнуть, предупредить, но державший его Цибор Понти затянул аркан на шее, задушив голос.

— Откройте, добрые госпожи, — продолжала причитать Меритксель. — Ведьмак истекает кровью!

Засов калитки заскрипел, щёлкнула задвижка. Геральт, почти теряя сознание, переломанными пальцами нащупал в кармашке пояса амулет — металлический кружок размером с крону. Собрав остатки сил, трижды нажал на выпуклость — полудрагоценный камень гелиодор, известный также как золотой берилл.

Заскрипели петли, створки калитки начали медленно открываться. Меритксель и Фрик потянулись к рукоятям мечей.

Внезапно раздалось громкое жужжание, похожее на звук насекомого, быстро перешедшее в пронзительное крещендо. Перед калиткой храма возник светящийся овал, в котором проступил неясный силуэт. Мгновение спустя из овала появилась невысокая женщина в мужском одеянии.

Врай Наттеравн мгновенно оценила ситуацию, поняв, что происходит.

Из её поднятых рук брызнула то ли мгла, то ли свечение, внутри которого гнездился рой крошечных искорок, подобных светлячкам. Врай выкрикнула заклинание, и тогда мгла окутала сначала морды лошадей, а затем головы всадников.

Все три лошади встали на дыбы, две сбросили всадников наземь. А несущий Геральта мул мощно лягнул и обоими задними копытами ударил в пах коня Борегара Фрика. Фрик удержался в седле, но уже кричал, дико метался, пытаясь обеими руками отогнать от лица мглу и светлячков, яростно жаливших его, словно разъярённые пчёлы. Наконец он сдался, развернул обезумевшего коня и с криком поскакал в темноту. Обе лошади без всадников помчались за ним, пронзительно ржа. Цибор Понти и Меритксель, лежа на земле, кричали от страха и боли, беспорядочно размахивая руками и отбиваясь от мглы и жалящих их лица и уши искорок. Наконец оба бросились бежать и припустили так быстро, что почти догнали скачущих за Фриком лошадей.

Если не считать пинка, трапперский мул, нёсший Геральта, сохранял удивительное спокойствие. Несмотря на это, Геральт обмяк и упал бы, но Врай Наттеравн подскочила и успела его подхватить, громко крича о помощи. Калитка храма распахнулась, из неё выбежали жрицы.

Но Геральт этого уже не видел. Он уплыл куда-то далеко-далеко.

Загрузка...