Ведьмак. Перекресток воронов (Анджей Сапковский)

Глава четвертая

Пойдём же вместе, и пусть будет общим

Стремленье наше; ты мне господин,

Учитель мой и предводитель.

Данте Алигьери, «Божественная комедия»

Глава четвёртая

— Что такое, юный Геральт, чего нос повесил? И молчишь так мрачно? Глянь вокруг. Весна кругом, на вербах почки, пташки поют, ручеёк тихонько журчит. От деревни сельским духом тянет. То бишь, прокисшим молоком да навозом. А ты, вместо того чтобы вместе с природой радоваться, какой-то смурной. С чего бы это?

— В животе бурчит. Могли бы остаться там, в Спинхэме. Перекусить... Та дама ведь приглашала...

Престон Хольт фыркнул.

— Сдаётся мне, не по еде ты тоскуешь, а по забавам с девицей из «Лорелеи». Будет время и для этого, обещаю, ещё не раз и не два примет нас Пампинея Монтефорте в потайной пристройке своего заведения. И уж наверняка найдётся среди её девиц какая-нибудь отважная душа. А пока что я хотел бы поскорее добраться до своего дома, до Рокаморы.

— Откуда такое название? Рокамора?

— Не знаю. Купил имение вместе с названием.

***

Престон Хольт, как объяснил Геральту, следовал от самой столицы за строительством Большого Тракта, который должен был соединить Каэдвен с Хенгфорсом, а дальше — с Ковиром и Повиссом. Расчистка леса пробуждала чудовищ, да и скопище людей их привлекало. Надсмотрщики охотно платили за охрану, так что для ведьмака находилось много работы и выгодных заказов. Четыре с лишним года назад, ещё до того как строительство дороги достигло границ Верхней Мархии, случилась беда. В схватке с меганеврой, которую он, впрочем, одолел и убил, Хольт получил серьёзные раны и сложный перелом ноги. Эта беда сильно подкосила ведьмачью карьеру Хольта. Тогда-то он и купил небольшое поместье Рокамора и отошёл от дел.

— Иногда берусь за заказы, — признался он Геральту. — Воронофф подбирает мне чудовищ полегче, и я снова выхожу на тропу. В этот раз я отправился на север специально, чтобы встретиться с тобой. Был там ещё в феврале, перезнакомился со многими — с дорожниками на Большом Тракте, со старостой, с солдатами. Эти знакомства, согласись, себя окупили.

— Кто он такой, этот Воронофф? Ты спрашивал о нём ту даму...

— Пампинею Монтефорте. Хозяйку борделя. И даму, само собой, даму до мозга костей. А Тимур Воронофф — мой агент.

— Эта госпожа Пампинея говорила, что вы разминулись. Что он вернулся в... В Бельвуар? Но мы туда не едем?

— Нет. Нам не по пути. Мы едем на юг, по королевскому тракту. Бельвуар на западе.

— А этот агент... Чем он, собственно, занимается?

— Узнаешь в своё время. Если, наконец, решишься насчёт моего предложения. Ну что? Надумал? Можем об этом поговорить?

— Может, позже.

— Как знаешь. Пришпорь коня.

***

В живописной долине, среди грабов, ольхи и ив, показались соломенные крыши. Из трубы лениво вился дымок. Хольт привстал в стременах.

— Мы дома.

— Ты хочешь сказать, — пробурчал Геральт, — ты дома.

— И ты тоже. Если примешь моё предложение.

— Если приму.

— Непростой ты случай. Ну да ладно, поехали.

В обнесённую частоколом Рокамору вели въездные ворота, открывавшиеся во двор. Там стоял дом — добротное строение из уложенных венцом сосновых брёвен под крутой камышовой крышей. Рядом располагались кладовая, конюшня, амбар, колодец, голубятня, баня и несколько сараев.

Через просторные сени попадали в людскую, а оттуда — в обширную горницу с изразцовой печью, из которой можно было пройти в несколько светёлок. К дому примыкали большая кухня и комнаты для прислуги.

Челядь состояла из управляющего, мрачного типа, вечно сидевшего над счетами, старшего слуги вроде оруженосца, младшего конюха и часто сменявшихся наёмных девок из деревни. Была ещё толстая, крикливая и своенравная баба, совмещавшая должности кухарки и экономки. Ей легко прощались крики и капризы — готовила она божественно. Геральту, привыкшему к однообразной и довольно скудной пище в Каэр Морхене, трапезы в Рокаморе каждый раз казались королевским пиром. За всю свою жизнь он не видел и не пробовал таких блюд, как завёрнутые зразы или голубцы, а уж баранина с овощами и вовсе казалась чем-то невообразимым.

Обжорство, безделье и наблюдение за прилетающими и улетающими почтовыми голубями длились недолго.

— Ты ведь понимаешь, — начал Хольт, ведя Геральта в амбар, — что в истории с тем дезертиром ты чудом избежал петли. Ты убил человека мечом. И никого не волнует, действовал ты из самообороны или защищая невинную жертву. Ведьмаков не любят. За убийство человека тебя могут вздёрнуть — что по приговору суда, что самосудом. Поэтому против людей лучше меч не обнажать. Для людей есть другие способы.

— Знаки?

— Не только.

В пустом амбаре в утоптанный земляной пол были вкопаны четыре столба с прикреплёнными к ним подобиями человеческих голов и торсов из твёрдой кожи.

— Всё, что я тебе здесь покажу, — Хольт скинул куртку, закатал рукава рубахи, натянул толстые перчатки для верховой езды, вторую пару протянул Геральту, — должно служить исключительно самообороне. Подчёркиваю особо: только и исключительно обороне. Ты ведьмак, а не разбойник и не головорез. Запомни это.

Геральт кивнул в знак того, что запомнил.

— В Каэр Морхене, — продолжил Хольт, — наверняка мало что изменилось с моих времён, а в мои времена мы регулярно дрались на кулаках. Здорово бить голым кулаком, да? Это так естественно и приятно, что, пожалуй, даже отдаёт чем-то первобытным. Иногда, впрочем, иначе как голым кулаком и нельзя, особенно, скажем так, в пылу момента. Но когда горячка уступает место трезвому расчёту, надо думать о возможных серьёзных травмах ладони, запястья, пальцев или всего разом. Удар голой рукой порой опаснее для бьющего, чем для битого.

— Поэтому, парень, не помешает подручное средство. Да-да, знаю, можешь не напоминать. У каждого твоего меча есть навершие — лучшего инструмента не сыщешь. Стоит также обзавестись ножом с крепкой рукоятью. Хорош кастет. Места мало занимает, а бывает чертовски действенен. Крепкую палку тоже стоит носить, хотя бы из-за собак. Они куда опаснее людей.

— Не говоря уже о мече, ноже или кастете, даже дубинку могут счесть оружием, опасным инструментом, применение которого — пусть даже для защиты — может иметь последствия, о которых я говорил. Поэтому стоит носить с собой что-нибудь неприметное. Кусок металла. Хотя бы ключ. Вот, держи. Именно такой.

— Бери, с сегодняшнего дня это твой ключ. Для ясности — он не подходит ни к одному замку, я подобрал его на помойке.

— Теперь быстро вспомним, что у нас есть на человеческой голове. Для демонстрации послужат эти человекоподобные манекены, сделанные из формованной горячим способом буйволиной кожи, специально по моему заказу.

— Брегма, попросту говоря — башка! — Хольт со всей силы врезал по кожаному торсу, аж пыль поднялась и столб зашатался. — Место соединения лобной и теменной костей, под которыми находятся лобная доля и двигательная кора — области мозга, отвечающие за движение. Хорошим ударом можно обездвижить. Ну, теперь ты. Ударь несколько раз по брегме. Отлично. Врождённый талант. А может, тренировки в Крепости?

— Висок, вопреки распространённому мнению, вовсе не лучшая цель. А вот если бить, то лучше в клиновидную кость, она вот здесь, я специально отметил краской. — Хольт снова ударил по манекену. — Под ней проходит височная артерия. Удар вызывает кровотечение и смерть. Разумеется, здесь применимо всё, о чём я говорил раньше. За убийство грозит петля. А ты, напоминаю, учишься защищаться, а не нападать.

— Глазничные кости, этому тебя наверняка тоже учили — уязвимое место. Сила удара передаётся на лобную долю, итог — потеря сознания. Теперь ты. Бей!

— Переносица и спинка носа, как знает каждый, кто дрался в молодости, легко ломаются и крошатся от удара. Прямой в нос вызывает жуткую боль и сильное кровотечение, порой этого хватает, чтобы вывести противника из боя. Но более крепкого и смелого, запомни, не выведет — только разозлит. Поэтому куда лучшая цель — слушай внимательно, это важно — глабелла, или надпереносье, расположенная на полдюйма выше основания носа. Очень чувствительная точка. Сильный удар повреждает лобную долю, итог — сотрясение мозга и потеря сознания. Давай, покажи мне несколько ударов по глабелле. Отлично!

— Под носом, чуть ниже на четверть дюйма, находится межчелюстной шов. Хорошая цель для кулака. Удар крошит передние зубы и носовые кости, что само по себе впечатляет и чертовски эффективно. Но это не всё. Верхнечелюстные кости соединяются с черепной коробкой, поэтому обычно следует сотрясение мозга. Я слышал также — сам не пробовал и не испытал — что сильный и точный удар в межчелюстной шов может повредить второй шейный позвонок, а именно его зуб, так называемый денс — чем бы он ни был. Результат, как меня уверяли — травма ствола мозга. Это остановит любого противника.

— Теперь о шее. Ударом в шею можно убить, если точно и сильно попасть вот сюда, за ухом внизу, в часть черепа, называемую сосцевидным отростком. Тоже отметил краской. Точный сильный удар в этот отросток, особенно чем-то вроде твоего ключа, рвёт позвоночную артерию, что идёт вот тут, в отростках позвонков. Разрыв позвоночной артерии — мгновенная потеря сознания и верная смерть. Если уж совсем припрёт кого-то убить, сосцевидный отросток — неплохой вариант. Давай, покажи удар по отростку. И ещё раз! Хорошо.

— Но главное в шее — гортань. У мужчин она выделена кадыком, или гортанным выступом, prominentia laryngea. У гномов и краснолюдов, как знаешь, такой выступ тоже есть, а у эльфов и прочих — нет. Но к делу: удар сюда вызывает внутреннее кровотечение, а опухающие ткани перекрывают трахею. Без немедленной помощи человек задохнётся. Тоже неплохой способ убить. Особенно если нужно тихо. Вижу, хочешь что-то спросить.

— Тот мужик в Спинхэме... Который женщину бил. Я не разглядел, куда ты его... Выжил?

— Природа бывает непредсказуема. Впрочем, не вижу смысла об этом переживать. И вообще думать. Продолжаем тренировку. Покажи-ка, Геральт, несколько хороших ударов в кадык. И на этом закончим.

На обед была крольчатина, тушёная с луком и сельдереем.

***

На следующий день взялись за палки. Отполированные временем дубовые жерди в три фута длиной. Вместо мечей.

Хромота, как выяснилось, не мешала Хольту фехтовать. Он крутился как волчок.

Атаковал без предупреждения, Геральт парировал квартой к приме, летящую на него с моллинетто палку отбил высокой правой секундой. Сам контратаковал терцией меццокеркьо, Хольт принял на форте терцией к кварте, крутанулся, молниеносно атаковал с финта. Геральт парировал примой и с полуоборота контратаковал сильным мандритто. Хольт отбил высокой октавой — необычным приёмом.

Стук палок разносился по двору. Такой громкий и частый, что даже управляющий с конюхом прибежали поглазеть.

— Ты, юный Геральт, любишь выходить из вольты и рубить мандритто. Сильное у тебя мандритто, тот дезертир в этом убедился. Удары мощные, но какие-то без грации, без изящества...

— На кой чёрт грация да изящество? Рубишь, чтобы убить.

— Но чтобы не впадать в рутину при убийстве, попробуй для разнообразия роверсо. То есть, если использовать терминологию Весемира, синистру. Удар столь же смертоносный, уверяю. Итак, наоборот: пассо ларго правой ногой, полуоборот, молинетто и роверсо. Потренируемся?

Они тренировались.

Больше часа ни одному не удалось попасть по другому палкой. С тем же успехом они могли бы сражаться без защиты.

— Неплохо, молодой ведьмак, неплохо. Весемир, как я погляжу, ничего не растерял и по-прежнему отлично учит. Финис, на сегодня хватит. А напоследок... Маленькое мементо.

Он молниеносно атаковал, гран пассата правой ногой и такое мощное молинетто, что Геральту пришлось парировать серпентиной. Хольт из прогиба корпуса сделал финт мандритто в левый висок, молинетто, контратемпо пассо ларго левой ногой, повторное молинетто, трамаццоне и...

В глазах у Геральта вспыхнуло, и он неожиданно для себя оказался на земле. Жёстко приземлился на задницу. В голове гудели и звенели рои пчёл. Он получил по виску, очень сильно. Хорошо хоть кожаная защита пригодилась.

— Что это было? — спросил он ошеломлённо.

— Грация, Геральт. Грация и изящество.

***

Тело Хольта, когда он разделся в бане, оказалось картой ранений и хроникой несчастных случаев.

— Вот здесь — кикимора, — он указал на полукруглый ряд следов от зубов на левом бицепсе. — Застала врасплох.

Жуткий шрам на лопатке оказался памяткой от когтей серпоклюва. Рубец над правым бедром оставил коготь грифона, левое плечо отметили клыки виппера.

Самый отвратительный след остался после схватки с меганеврой. Левое бедро старого ведьмака было изуродовано, помимо следов челюстей на нём виднелись следы хирургических разрезов и швов, от бедра почти до колена.

— К этому, — Хольт окатил себя водой из ушата и хлестнул по спине берёзовым веником, — добавляется ещё и икра, гляди. Знаешь, кто меня так отделал? Дворовый пёс, обычная дворняга. Прикончил я сукина сына. Ну и ещё череп, бывают головокружения. Схлопотал кружкой по башке в таверне в Новиграде. Да-да, молодой Геральт. Ведьмачья кожа — это летопись. Зимой, когда вернёшься в Рокамору, рассмотрим и подсчитаем твои мемуары. Потому что без них не обойдётся. Я не пугаю тебя. Констатирую факт.

Медальон на шее Хольта изображал голову змеи с большими ядовитыми зубами.

Геральт долго не решался задать вопрос. Настолько долго, что, в конце концов, Хольт ответил сам. Без вопроса.

— Да, я был в Каэр Морхене тогда, тридцать пять лет назад. Когда-нибудь и об этом тебе расскажу. Не сегодня.

— Но...

— Тогда я носил другое имя. Неудивительно, что Весемир скрыл его от вас, я говорил — наши пути разошлись. А я вернулся к настоящему имени и фамилии. Потому что знал их, надо тебе сказать.

— Когда мать подкинула меня, — пояснил он, видя вопросительный взгляд Геральта, — где-то в Ковире вроде бы, она вложила в люльку записку. Бывает, что грамотные прикладывают подкидышу записку с данными... обычно только дату рождения. Иногда имя, а порой и имя отца или даже его фамилию. Добрые женщины из ковирского сиротского приюта сохранили записку и передали ведьмакам, которые забирали меня из приюта. А когда я прощался с Каэр Морхеном — а прощание не было тёплым — Весемир раскрыл мне настоящие данные. Потому что у Весемира, как и у старого Бирньольфа до него, есть архив таких записок от подкидышей, но он никому не позволяет в него заглядывать. Хотя иногда делает исключения.

— Это точно, — оживился Геральт. — Оттуда я знаю, что моего друга Эскеля на самом деле зовут Эсау Келли Каминский. Но Эскелю фамилия не понравилась. И его можно понять. Он придумал себе сокращение от обоих имён.

— А тебе, когда ты отправлялся, Весемир раскрыл, кто ты?

— Нет.

***

— Когда научишь меня этому финту? Этой... грации? Мандритто, потом дважды молинетто и трамаццоне...

— Во-первых, я не учитель фехтования. А во-вторых...

— Что?

— Должны же остаться у меня перед тобой какие-то маленькие секреты, верно?

***

— На, примерь.

Куртка была из мягкой кожи, с набитыми на плечах и рукавах серебряными клёпками.

— Новёхонькая, а уже не сходится на брюхе. А на тебе, надо же, сидит как влитая. Ну что ж, теперь она твоя. А вот ещё и перчатки в комплект. Не благодари.

***

Наконец, а было это в середине мая, в начале месяца Блатэ, пришла пора прощаться с Рокаморой. С избитыми кулаками кожаными манекенами. С тренировками на палках. С набитым гороховой соломой тюфяком. С мясными рулетами, голубцами и блинами с мёдом.

Пришло время садиться в седло.

Престон Хольт проверил ремни и торока на вьюках Геральта. Осмотрел подпругу и пряжки путлищ. Стремена.

Потом проверил всё ещё раз.

— Окончательного решения, — произнёс он, наконец, — насчёт сотрудничества со мной ты так и не принял. Не настаиваю, не принуждаю, договор на подпись не подсовываю. Пока действуем на основе добровольности и взаимного доверия.

Ворота Рокаморы раскрылись со скрипом и лязгом.

— Отправляйся на тракт, ведьмак Геральт.