Открытие нового блюда приносит человечеству больше счастья, чем открытие новой звезды.
Жан-Антельм Брилья-Саварен
Глава седьмая
Ежемесячное собрание Благородного Братства Гурманов было созвано – как обычно – в первую среду месяца, выпавшую на третье июля. Местом встречи, как всегда, служил рыцарский зал королевского дворца в Ард Каррайге. За столом, выстроенным подковой, расселись члены Братства в полном составе – двадцать три человека. Болтовню и разговоры за туссентским вином и солёным миндалём прервало торжественное появление двадцать четвёртого члена Братства, короля Каэдвена, Его Величества Миодрага Первого.
Король вошёл в зал один, без пышности и фанфар, и приветствовали его также без помпы – никто не встал с места и не зааплодировал.
— Приветствую, уважаемые Собратья, — начал король, едва усевшись на почётное место посередине стола.
На время собраний Братства его члены, независимо от титулов и рангов, называли друг друга Собратьями. Сам король в эти часы переставал быть королём и становился Президентом.
— Блюдо, которым мы сегодня порадуем свои нёба, истинный деликатес, — продолжил деловито Президент, — мы обязаны, как и многими предыдущими яствами, уважаемому Собрату Метцгеркопу, владельцу многих известных нам ресторанов. А вот и само блюдо! Прошу!
Речь встретили тостами. Туссентское вино быстро исчезало из кувшинов, слуги проворно сновали с новыми.
В зал вошёл, гордо выпрямившись, главный королевский повар, praefectus culinae. За ним, словно солдаты на параде, промаршировали четверо пузатых помощников в белоснежных фартуках и колпаках, вооружённые длинными ножами и тесаками размером с боевые бердыши. Следом появились четверо поварят, сгибавшихся под тяжестью огромных деревянных носилок. На носилках, в венке из печёных яблок, покоилось...
Собратья охнули в один голос.
— Клянусь богами! — воскликнул священник Иммергут. Священник часто клялся богами и взывал к их инстанции. Относительно того, верил ли он в них сам, были обоснованные сомнения. — Клянусь богами! Господин Президент! Что это такое?
— Птица, — заявил, отхлебнув из кубка, Абелард Левесли, главный королевский инстигатор. — Это явно птица. То есть, пернатая дичь.
Трудно было не согласиться с прокурором. В некотором роде. Покоившееся на носилках существо имело румяную после запекания кожу, усеянную бугорками от выщипанного оперения, а также крылышки, ножки, шею и гузку, в которую повара декоративно воткнули с десяток зелёных, отливающих павлиньим блеском перьев. Что до шеи, то она, торчавшая вверх словно корабельная мачта, была длиной примерно в сажень и заканчивалась головой — черепом — размером с арбуз, вооружённым массивным клювом длиной не меньше локтя.
Сама же птица, источавшая восхитительный аромат жаркого и майорана, весила, на глаз, около трёхсот фунтов.
— Эта штука весит фунтов триста, — прикинул Руперт Мансфельд, маркграф Нижней Мархии. — На глаз.
— Это Птица Рух, — определил Актеон де Ла Миллере, королевский герольдмейстер, секретарь Братства. — Без сомнения, легендарная Птица Рух.
— Легендарная, именно, — произнёс глубоким басом Сириус Вайкинен, маркграф Озёрной Мархии. — Птица Рух — это мифическая птица. Таких птиц не существует!
— Нет, существуют, существуют, — возразил Властибор из Поляны, посол королевства Редании. — На Островах Скеллиге их видят, редко, правда, но видят. Только рухи выглядят иначе. Этот тут словно страус... Огромный страус?
— Это не страус, — отрезал Мансфельд. — Только гляньте на этот клюв. Это, чёрт побери, какая-то диковина.
— И впрямь диковина, — злорадно усмехнулся Ян Эйхенхольц, главный королевский егермейстер. — Эй! Господин Президент и вы, Собрат Метцгеркоп! Уж не мистификация ли это? Может, искусственная конструкция из разных частей разных животных?
— Категорически нет, — возразил король, прежде чем возмущённый Эзра Метцгеркоп успел вскочить со стула. — Отвергаю предположение о мистификации или искусственной конструкции. Впрочем, пусть выскажется наука. Собрат Крофт!
— Полагаю, — начал престарелый Эвклид Крофт, ректор Академии Магии в Бан Арде, — что это одна из так называемых птиц ужаса. Вероятно, мамутак, Aepyornis maximus. Правда, эти птицы вымерли...
— Да и пусть себе вымерли, чёрт с ними, — воскликнул Мансфельд. — Главное, что одна уцелела и дала себя зажарить. Выглядит аппетитно! И пахнет божественно! Ну-ка, господа повара, принимайтесь разделывать эту птицу!
— Прежде чем птицу разделают, — вмешался король Миодраг, — уважаемый Собрат Метцгеркоп порадует нас рассказом. Узнаем, каким образом этот эпиорнис попал на наш стол. Собрат Метцгеркоп, просим!
Эзра Метцгеркоп отхлебнул из кубка, откашлялся.
— Наверняка вы знаете, уважаемые Собратья, — начал он, — кто такие ведьмаки. Так вот, примерно за неделю до Солстиция один ведьмак объявился в Западной Мархии, в городе Берентроде. И случилось...
***
Illustrissimus Эстеван Трильо да Кунья Praefectus vigilum Ард Каррайг
Из города Берентроде, дня 23 месяца июня года 1229 после Возрождения
Illustrissime господин Префект,
тотчас по получении донесения касательно означенного ведьмака, как того требовала важность дела, я statim им занялся. Незамедлительно направил своих соглядатаев non neglexi, дабы следили за каждым его шагом. Ибо мог ли я пренебречь заботой о праве и порядке, я, на чьих плечах лежит сия обязанность? Я semper в распоряжении Вашего Превосходительства и каждый приказ statim исполнить готов.
Что же до донесений соглядатаев, то либо тот ведьмак хитёр и, подобно vulpes, следы своих деяний хвостом заметать горазд, либо и впрямь простак без всякой вины, во что верится с трудом. Осмеливаюсь, однако же, заметить, что помянутый ведьмак, известный как Геральт, краю нашему немалую пользу принёс, чудище-людоеда на торфяниках истребив. Ни на кого чар не накладывал, не воровал и не хитрил, девок не портил. В трактирах не буянил и в драки не лез, хоть местные висельники, как мне ведомо, его задирать пытались.
Особый же мой соглядатай настолько расстарался, что по ночам в конюшнях investigavit, дабы оного Геральта in flagrante застать. Хотя и не преуспел. Посему надлежит считать, что это probabiliter наветы и враньё, будто ведьмаки с кобылами, козами и прочей живностью блудить имеют обыкновение.
Однако ж в усердии не ослабну и далее за этим ведьмаком Геральтом буду invigilare, покуда в Берентроде обретается. А слышно, что он к Верхней Мархии путь держать намерен, туда, где Большой Тракта прокладывают. О чём Ваше Превосходительство уведомить не премину.
Iterum заверяю Ваше Превосходительство в неизменной моей готовности служить и желаю благоденствия и проч., и проч., слуга и подножие Ваше,
Дидье Хан, magister civium
***
Со стороны бурной речки, плещущейся на камнях, доносились бабьи крики и стук вальков. На берегу трудилось около двадцати прачек. Одни яростно колотили вальками разложенную на мокрых камнях одежду. Другие развешивали выстиранное бельё на кустах. Третьи, по двое, складывали высушенное и убирали в корзины.
Все до единой голосили, перекрикивая друг друга. Вдобавок в прибрежных зарослях носились дети, видимо, отпрыски прачек. Дети тоже орали. Не переставая.
Геральт пришпорил коня и двинулся шагом к мельнице — зданию, частично скрытому среди густых, уже красиво зазеленевших ив. Он миновал группку юнцов, сидевших на высоком берегу и выжидавших, когда какая-нибудь из высоко подоткнувших юбки прачек нагнётся над стиркой и явит приятное глазу зрелище.
Геральт стыдился себя, но и сам несколько мгновений поглазел.
Мельничное колесо вращалось с грохотом, вода пенилась, срываясь с лопастей, с шумом переливалась через заслонку и водосток. На плотине стояло несколько возов — видимо, доставлявших зерно или прибывших за помолом.
Две телеги, запряжённые першеронами, стояли также возле мельничной протоки и мельничного пруда, широко разлившегося среди ив и ольх. На пруду тоже кипела какая-то работа. Геральт подъехал ближе.
Четверо крестьян в соломенных шляпах, по пояс в воде, тыкали дно пруда шестами. Шесты затем поднимали, и ведьмак заметил, что к каждой паре крепилась сплетённая из лозы верша или сачок. Крестьяне перекладывали добычу из верши в подвешенные на шеях мешки, после чего возобновляли копание дна.
— Это раков ловят, — объяснил тучный и довольно богато одетый господин в лисьей шапке, заметив интерес Геральта. — Идёт лов раков, которых тут видимо-невидимо, да ещё и крупных особенно. Вот, прошу, сударь, извольте взглянуть. Прошу ближе, прошу ближе.
Поддавшись приглашению, Геральт подъехал к возу. И правда, там уже стояло с десяток ивовых корзин, в которых, шурша среди крапивных листьев, лениво шевелились многочисленные ракообразные.
— Это в мою корчму, — пояснил господин в лисьей шапке. — Я, видите ли, трактирщик, моё заведение раками славится, в сезон, разумеется. Такого ракового супа, как у меня, сударь, нигде в мире не отведаете. Не верите?
— Верю. На слово.
— Посетите моё заведение, и докажу, что не бахвалюсь! Корчма «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарге, входит в сеть знаменитых ресторанов господина Метцгеркопа из Ард Каррайга. Отсюда, из Берентроде, до меня миль тридцать. Далековато, но ближе столько раков не наловишь. Милости просим... Эй! Вы часом не тот ведьмак, о котором в городке столько толкуют?
— Он самый, — подтвердил ведьмак. — И да, вышло случайно.
— Хо-хо, — подбоченился трактирщик. — Такой молодой, а уже прославился! Все судачат о том чудище, убитом на пригородных болотах. Теперь там наконец-то безопасно, а раньше перестали торф копать со страху — чудище то и дело кого-нибудь убивало. Боялись его как огня, и неудивительно — страшное, говорят, было, чистый ужас. А вы его, сударь, лихо, говорят, прикончили! Хо-хо, и такой молодой?
Геральт не сдержал улыбки. С кикиморой на торфянике у него вышло куда лучше, чем с зоррилом. Лучше. И чище. Пусть, возможно, всё ещё без изящества и грации, но определённо чище.
— А теперь вы, сударь, — продолжил трактирщик, — здесь, у мельницы. Выходит, тут тоже неспокойно?
— Кто-то якобы видел здесь какое-то чудовище, — поделился Геральт. — Якобы, повторяю. Но это было ночью. Предположительно. Днём, в этой суматохе и толчее, ничего здесь не появится. Я только местность осматриваю, чтобы...
Он не закончил. Со стороны речки и стирающих баб раздались пронзительные крики. Вопли боли и ужаса.
Геральт, не медля, развернул и пришпорил коня.
Первое, что он издалека заметил — яркие брызги крови на сохнущем полотне. И несколько тел.
Крики переместились на плотину. И тогда он увидел.
Птица напоминала страуса, но с огромной головой и гигантским клювом. И ростом была все пятнадцать футов, не меньше. Ни один страус не достигал таких размеров. На голове птица носила торчащий гребень, зоб был синим, а на гузке красовался большой пучок зелёных перьев.
Птица огромными прыжками вылетела на плотину, настигла убегающих людей. Одного клюнула в голову и повалила, другого пнула, ранив когтем трёхпалой ноги. Заметила Геральта, широко разинула клюв, так что стала видна глотка. И заорала. Как павлин — но в десять раз громче.
Конь ведьмака испугался крика, забился и встал на дыбы. Ведьмак упал, удар спиной о камень выбил из него дух. Конь брыкнулся и умчался прочь.
Птица впечатляющими прыжками настигла лежащего Геральта. Тот лежал на спине и не мог достать меч, но вытянул руку и угостил птицу Знаком. Посыпались перья. Сочтя ведьмака слишком крупной добычей, птица взметнулась вверх, снова заорала и нелепыми скачками бросилась за убегающими людьми к возам с раками. Першероны первой повозки рванулись в упряжи, едва не опрокинув телегу. Птица клюнула левую пристяжную в голову, вверх взметнулись кровавые брызги. Возница спрыгнул с козел и попытался убежать, птица настигла его, клюнула и пнула. Заметила трактирщика и заорала. Трактирщик тоже заорал. Пожалуй, даже так же громко. Спрятался за воз, а затем бросился бегом к мельнице. И к Геральту. Птица взъерошила гребень, заорала и погналась за ним.
Геральт уже бежал с мечом в руке.
— На землю! — крикнул он трактирщику. — На четвереньки!
Трактирщик, как ни странно, послушался мгновенно. Рухнул на четвереньки. Геральт с разбега запрыгнул ему на спину, взвился высоко и рубанул с размаха. Прямо по синему зобу.
Голова птицы отлетела в сторону пруда. Сама птица, хлеща кровью из шеи, помчалась вдоль берега протоки. Пробежала шагов пятьдесят, прежде чем рухнуть в камыши. И ещё несколько долгих мгновений била когтистыми лапами.
— А говорили... — выдохнул трактирщик, когда Геральт помогал ему встать. — Обещали, что ничего тут не появится... А тут вот те раз... Еле живой остался, правда, благодаря вам, сударь... А мой возница убит...
— Вроде жив. Надо ему помочь.
У возницы была рассечена голова, он сильно кровоточил. Досталось ему и в спину — как выяснилось, у птицы были мощные шпоры на ногах, и она умела ими калечить. Геральт, как мог, перевязал возницу поданными полосами холста.
Уже собиралась толпа, люди разглядывали тушу. Кто-то из ловцов раков притащил отрубленную голову.
— Ох ты ж... — простонал трактирщик. — Что это за тварь такая? Была, в смысле...
— Мамутак, — ответил Геральт. — Также известный как эпиорнис. Очень редкий. Откуда он здесь взялся? И почему напал? С такой яростью?
— Двое убитых! — крикнул кто-то из толпы. — Шестеро раненых!
— Что за дьявольское отродье!
— Дайте сюда эту голову! — потребовал Геральт. — Это моя добыча. Как и весь эпиорнис. Оставьте тушу в покое, отгоните собак!
— Ага, — сообразил трактирщик, почёсывая бороду. — Вы же ведьмак. Думаете получить за птицу награду, так ведь?
— Именно так.
— Ха. Тогда, хм... У меня есть предложение. Заплачу вам за всю птицу, вместе с головой, скажем... Двести... Ну, пусть будет, сударь, двести пятьдесят новиградских крон...
— Хотите её... в корчму?
— В самую точку. Птица она и есть птица, что с того, что большая. Ну, как решите? Бургомистр Берентроде больше не даст, я его знаю, жмётся над городской казной, потому что сам из неё доходы тянет, он и вся его родня. А я заплачу наличными. Подъедем к ближайшему, сударь, банку...
— Кстати о том. Подъедем. Где мой конь? Люди, не видели? Буланая кобыла? Под седлом...
— Видали, а как же! Ваш слуга её вёл. Вон туда, в сторону городка!
— Какой, чёрт побери, слуга?
***
Оформление фасада ратуши городка Берентроде огромным плакатом с надписью «Проваливайте отсюда вместе со своей петицией» было бы весьма разумным решением. Это позволило бы просителям сэкономить уйму времени и сил, которые можно было бы потратить с большей пользой для общества.
А Дидье Хан, бургомистр городка, не носил на шее медальон с выгравированной предупреждающей надписью «Редкостная сволочь». А стоило бы. Многим людям это тоже сберегло бы немало нервов.
— Смотри, не разбрасывайся обвинениями, ведьмак, — холодно произнёс он, выслушав жалобы Геральта. — В Берентроде нет конокрадов и воров. Это законопослушный urbium, населённый честными людьми. Здесь никто не ворует.
— Значит, мой конь сам себя украл?
— Не знаю. Я не сторож твоему коню.
— То есть расследования не будет?
— Не будет. У меня нет для этого ни средств, ни людей. Мои люди заняты рассле... Заняты другими делами. А твои россказни об украденном коне не только клеветой попахивают, но и мошенничеством. Хочешь выудить деньжат из городской казны, так? Гляди, как бы я тебя в яму не велел бросить!
— По именному указу короля Дагрида ведьмаки не подчиняются местным властям...
— Брошу тебя в яму, и посмотрим, вытащит ли тебя оттуда король Дагрид! Довольно болтовни, слышать больше об этом не желаю! Прочь отсюда! То есть, пошёл вон из ратуши! И из города тоже!
— Пешком?
Дидье Хан гневно фыркнул. Встал из-за стола, прошёлся по комнате.
— Ладно, — сказал он. — Будь по-твоему. Хоть ты и ведьмак, а для меня обычный бродяга и оборванец, хоть ты и пытаешься очернить жителей моего города, хоть тебя отсюда плетьми гнать надо бы... В благодарность за ту тварь, которую ты убил на торфянике. И за людей, которых ты у мельницы от этой дьявольской птицы спас, дам тебе consilium. У нас тут конюшня, держит её мой родственник, зовут Бенджамин Ханникат. У него отличные кони. Если придёшь по моей рекомендации, сделает тебе скидку. Можешь не благодарить.
Геральт не стал благодарить.
— А эта птица, что у мельницы была, — вдруг заинтересовался бургомистр, — она где? Туша её, в смысле?
— По дороге в Бан Феарг, во льду.
— Вот как? Жаль. За голову я бы заплатил... В коллекцию бы взял. Глянь-ка.
Геральт только сейчас обратил внимание на шкаф и витрину. В витрине хранились разные диковинки, в основном какие-то кости. На центральном, почётном месте, на подставке, красовалось огромное яйцо. Выдутое.
— Позавчера принесли, — похвастался Дидье Хан. — Охотники. Нашли гнездо и это яйцо. Редкость, а? Жаль, жаль, что нет головы. Есть яйцо, была бы и голова. Жаль, жаль.
***
— У меня есть кони? О, несуществующие боги, ты спрашиваешь, есть ли у меня кони? Ты лучше спроси сразу, сколько их у меня. Прошу сюда, молодой ведьмак, прошу. Осторожнее, в навоз не наступите, хе-хе. Осторожно, я же сказал. А теперь поглядите на этот загон.
— Видите, что за жеребята? Что за жеребчики, будто с картинки? Это чистокровные новиградские скакуны горячих кровей, мечта любого кавалериста. Хвосты что шёлковые вуали, а крупы? Найдите-ка мне бабу с такой ладной задницей. Каждый — мечта, хе-хе, не зад. Любой рыцарь, говорю и ручаюсь, за такого коника не моргнув глазом даст переспать со своей женой, хе-хе, или дочкой, говорю тебе, а то и с обеими. Что? Не рыцарь ты? И нет у тебя ни жены, ни дочерей? Ха, ну что поделать, жизнь продолжается, хе-хе. Значит, нет выбора, придётся кошелёк развязать, хе-хе, серебром позвенеть. Обычно за каждого из моих жеребцов беру двести пятьдесят новиградских крон, в пересчёте на местные деньги это будет тысяча двести пятьдесят марок. Но поскольку ты ведьмак, профессия благородная, да ещё и от господина бургомистра Хана пришёл, готов уступить... Ну, пусть будет... десять процентов. Столько скину. Чтоб знали по всему свету, что ведьмак на коне из моей конюшни ездит. Что это жеребец из Берентроде, от меня, стало быть, от Бенджамина Ханниката...
— Что? Не жеребец? Та гнедая кобылка, что из конюшни выглядывает? Ну конечно, продаётся, а как же иначе, тут всё-таки конюшня, а не картинная галерея, тут продают, а не любуются, хе-хе. Сколько за кобылку? Ну, чёрт с ним, прикину... двести крон. По-братски, хе-хе.
— Но как же так, ведьмак на кобыле вместо жеребца? Как-то не к лицу. Что? Это твоя последняя забота? Ха, клиент — наш господин, хочет кобылу — получит кобылу. Только это, хе-хе, сударь ведьмак, с конями как с рыбой. Я тут жеребцов, что твоих щук отборных предлагаю, а ты себе плотвичку выбираешь. Чего смеёшься? Разве я сказал что-то смешное?
***
Инго Ксмутт ехал по Большому Тракту, весело насвистывая. Копыта украденной буланой кобылки бодро стучали по брёвнам, которыми недавно вымостили дорогу. Ксмутт был весел и при деньгах — содержимое прихваченных вместе с кобылой тюков он продал на ближайшей ярмарке вскоре после удачной экспроприации коня. Теперь он резво направлялся на север. Долго ехать по Большому Тракту он не собирался, встречаться с дорожными рабочими и их надсмотрщиками ему не улыбалось. Планировал свернуть на северо-запад, на лесные тропы, ведущие к хенгфорским перевалам. В Хенгфорсе намеревался продать коня, а на вырученные деньги временно осесть в какой-нибудь деревеньке около Холополя. А может, и перезимовать там.
Грохоча копытами, въехал на мост над лесной речкой, берега которой утопали в крапиве. И вдруг перестал быть один. За два дня и две ночи он встретил на новом тракте от силы три повозки и трёх человек. А теперь вдруг оказался окружён десятком людей. Хуже того — люди были на конях и при оружии. И совсем скверно — они плотно обступили его со всех сторон.
— Ой, — изобразил весёлость. — Господа военные! А я уж испугался, что разбойники... Позвольте представиться, я Рауль Азеведо... На службе у маркграфа...
Испугался, не перестарался ли с дворянской фамилией — на дворянина он не походил ни с какого боку. Но военные, подумал, умом не блещут...
— На службе у маркграфа, — протяжно повторил командир вооружённых, усач в лосиной куртке, с позолоченным аксельбантом, в шляпе с пучком страусовых перьев. — Дворянин, судя по имени. А эта буланая кобыла, полагаю, как раз из конюшни маркграфа? Верно?
— Верно, верно, — поспешно подтвердил Инго Ксмутт. — Из конюшни маркграфа, как есть. И впрямь, господин рыцарь, вы знаток лошадей...
— Знаток, — бесстрастно подтвердил капитан Рейс Карлетон. — Достаточно мне взглянуть на коня — узнаю, не забуду. Потому и знаю, на чьём коне сидишь, сударь Азеведо, или как там тебя на самом деле. И знаю также, что законный владелец этого коня не продал бы его, не заложил, не одолжил и не отдал.
Конокрад облизнул губы. Нервно огляделся. Не было ни как, ни куда бежать — всадники окружали его со всех сторон. А по знаку командира его вдруг схватили железной хваткой за плечи, почти приподняв с краденого седла.
Капитан Карлетон огляделся.
— Господин Аэльварр!
— Господин капитан?
— Видите тот дуб? С такой славной веткой? Будьте любезны, набросьте верёвку на ту ветку.