Великие заговоры

ГЛАВА 8
ЗАГОВОР АВДРОНИКА ПРОТИВ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСЕЯ II

Место действия — Византия — Константинополь.

Время действия — 1182–1183 гг.

Иоанн Комнин, будучи при смерти, собрал всех родственников, друзей и видных военачальников и представил им Мануила, самого младшего из своих сыновей, объявив его своим преемником. Речь, которую при сем случае произнес император, была полна чувств неподдельной доброты и гуманности. Перед собравшимися предстал монарх, не только всю свою жизнь посвятивший счастью подданных, но и заботящийся о них даже на пороге смерти: «Природа, — промолвил он, — помогла мне породить единокровных сыновей, но, увы, не наградила их одним и тем же характером: старший из них подвержен недостатку, мешающему принцепсу в должной мере пользоваться своим рассудком, делающем его недоступным для мудрых и здравых советов, что непременно может ввергнуть народ в пучину бед. Недостаток, о котором я говорю, — гнев. Подобных упреков нельзя сделать Мануилу, младшему из моих сыновей. Его доброта и мягкость сделают его любимым всеми и более доступным и податливым для тех советов и предостережений, которые непременно будут ему давать. Поэтому именно его я выбрал своим преемником, по собственному опыту зная, что люди скорее предпочитают, чтобы ими управляли с умеренностью и милосердием, чем с бездушной строгостью и жестокосердием».

Этот Мануил Комнин[40], ради которого был изменен обыкновенный порядок наследования трона, оказался на поверку тщеславен, властолюбив, коварен, расточителен и жесток. За исключением храбрости, действительно ему присущей, он не имел никаких других положительных качеств или явных добродетелей, которыми так восхищались в двух его предшественниках. Поэтому ему приходилось прилагать немало стараний, чтобы скрывать свои недостатки в молодости, и тем самым заставив своего отца совершить явную несправедливость по отношению к другим сыновьям, возведя именно его на императорский трон. Алексей и Иоанн, братья Мануила, были добродетельными принцами и, как и подобает таким людям, боялись коварства и измены со стороны своих подданных. Увы, Мануил не оправдал возлагаемых на него отцом надежд — он оказался тираном, что далеко не редкость в истории и, однако, замысел лишить его власти созрел в голове вовсе не родных его братьев, а у его двоюродного брата Андроника. Это был единственный заговор в правление автократора, даже не заслуживающего спокойного правления.

Как и следовало ожидать, заговор раскрылся, зачинщик его был заточен в тюрьму, в которой томился очень долгое время, пока счастливый случай и судьба не помогли ему бежать. Но даже вырвавшись из рук стражей, он не перестал строить властолюбивых планов, но, напротив, ожидал, когда представится удобный случай, чтобы вновь попытаться претворить их в жизнь. Мануил умер, наследовавший ему Алексей II[41] (1181–1183) был еще в самом нежном возрасте, и его молодость облегчала исполнение замыслов коварного Андроника[42], который даже нашел средство вполне оправдать свои дерзкие шаги. Дворец юного императора был полон юными придворными, надушенными и разодетыми, как женщины. Двор дышал изнеженностью и сладострастием, еженощно предавался кутежам и всевозможным излишествам, и все эти беспорядки дали Андронику драгоценный предлог силой завладеть императорской властью. Кто бы подумал, что клятва верности, которую обычно приносят подданные своему государю, а государь — своему народу, послужит средством одобрения и узаконения восстания? Тем не менее именно это тогда и произошло. Андроник, поклявшись в верности государству и народу, говорил так: «Когда я вижу, что против вашей славы, сограждане, и против ваших интересов зреет заговор и плетутся сети, я всегда буду предупреждать вас об этом и сам воспротивлюсь злу всею своею властью и авторитетом».

Ввиду того, что император-мальчик был окружен людьми, думающими только о том, чтобы наполнить каждый его день новыми развлечениями и удовольствиями, вместо того, чтобы учить его искусству управлять государством, Андроник клятвенно обещал изгнать этих гнусных развратителей и прежде всего самого протосеваста[43], распоряжавшегося своей верховной властью наихудшим образом.

Андроник, обуреваемый жаждой мести, но не нашедший еще надежного способа обрести корону, писал письма императору, патриарху Константинополя и самым видным людям государства, высказывая им свою боль по поводу излишеств и недостатков двора, и утверждал, что совершенно необходимо положить предел не в меру выросшему влиянию регента и первого министра. Письма эти были написаны с большим искусством и казалось, что Андроник исполнен одним чувством — любовью к общественному благу, и думает лишь о том, как уврачевать зло, опустошающее империю. Итак, отправившись в Константинополь, он был встречен там с великой любовью. Не было другого такого человека, кто лучше Андроника владел искусством обольщать и придавать своим порокам вид совершенных добродетелей.

Но еще прежде чем Андроник прибыл в столицу, при дворе созрел новый заговор. Мария Порфирородная, сестра отца молодого императора, решила присвоить себе плоды трудов Андроника. Принцесса перетянула на свою сторону лиц самого высокого звания и, обладая незаурядным умом, характером решительным и мужественным, сама обдумала план действий и встала в первых рядах самых активных заговорщиков.

Конечно, нет нужды говорить о том, что заговор раскрыли, сообщников арестовали и бросили в темницу. Мария, страшась подобной же участи, бежала в храм святой Софии, крича повсюду, что пытается спастись от ярости императрицы-регентши и происков ее любовника — первого министра. Народ был тронут ее стенаниями и проникся сочувствием к юной принцессе, на которую обрушились такие несчастья. Мария, видя, что ей сочувствуют и она может рассчитывать на помощь жителей Константинополя, повела себя с немалой надменностью по отношению к своим врагам.

Теперь она уже не желала унижаться, прося у них прощения. Напротив, она потребовала чтобы были отпущены на свободу все ее сторонники. Но, диктуя условия, она не имела достаточно сил, чтобы их отстаивать, так что правительство не обратило никакого внимания на них и вознамерилось силой заставить выйти на свет божий из спасительных стен храма пылкую заговорщицу.

Храм святой Софии окружила стража, угрозами пытавшаяся сломить упорство принцессы Марии Порфирородной. А между тем ее сторонники начали собирать силы для открытой схватки. Вскоре большая часть константинопольцев, вооружившись и склонив на свою сторону воинов, окружила место, служившее ей убежищем. Между повстанцами и верными правительству войсками вспыхнуло ожесточенное сражение, было пролито немало крови, с обеих сторон было много убитых и раненых. Вмешательство патриарха на некоторое время успокоило противников и было обещано, что принцессе не будет причинено никакого вреда и все ее сподвижники будут прощены. Кровопролитие прекратилось, и все поверили, что воцарилось полное спокойствие.

Видимое примирение было достигнуто, но между императрицей-регентшей и ее падчерицей (принцессой Марией) взаимная ненависть не утихла, и каждая ждала лишь удобного случая, чтобы дать волю своим чувствам. Очень скоро Мария нашла удобный случай отомстить за себя. Под предлогом прогулки за город она покинула Константинополь и поехала навстречу Андронику, который уже находился в малоазийской провинции Пафлагонии и спешил в Константинополь. Андроник, привыкший скрывать свои истинные чувства и намерения, сначала вел себя осторожно, но, увидев искренность и благородство принцессы, смело открывшей ему свои планы, признал, что отныне они должны действовать заодно, дабы освободить молодого императора от тлетворного влияния императрицы-регентши и ее любовника, первого министра двора, истинных и главных виновников всех бед в государстве. Мария и Андроник заверили друг друга, что не имеют других помыслов, кроме освобождения императора, и даже пролили слезы по поводу горестной участи юного повелителя, которого они в свое время клялись предать смерти.

Подобными ухищрениями Андроник привлекал на свою сторону жителей всех городов, лежащих на его пути, и подошел к Константинополю уже во главе большой армии.

Протосеваст[44] выслал ему навстречу войска. Армии сошлись в бою, и Андроник одержал победу. Командующий императорской армией был обвинен в тайных сношениях с мятежниками, а также в том, что даже передал ему деньги, врученные ему на нужды войны. Полководец видел, что его намерены погубить, и, не дожидаясь дальнейшего развития событий, вместе с женой и детьми бежал в лагерь Андроника, который неуклонно продолжал наступать на Константинополь, жители которого не скрывали радости, видя его войска совсем недалеко от городских стен. Протосеваст принял меры, чтобы защитить себя от наступающего врага, от которого мог ожидать чего угодно.

Пропонтиду бороздили десятки галер, не пропускавших в столицу иностранцев. Не надеясь на эти меры предосторожности, первый министр отправил посла к Андронику, обещавшему ему от лица императора высокий пост, почести и славу, если он откажется от своих планов. «Скажите государю, — отвечал Андроник, — что я готов сложить оружие, если он отправит в отставку своего фаворита, предварительно добившись у него отчета в делах управления. Я также требую, чтобы императрица-мать была немедленно пострижена в монахини и заключена в монастырь».

Естественно, все полагали, что человек, осмеливающийся диктовать условия своему господину, в силах заставить его выполнить их силой оружия. И мнение это, распространившееся в народе, было на руку Андронику. Теперь многие военачальники Алексея И, сановники и вельможи двора спешили присоединиться к мятежнику, и среди них был Контостефан, адмирал императорского флота.

Когда император Алексей увидел, что подданные один за другим его покидают, он решил наконец совершить то, чего от него так долго добивались — принести в жертву протосеваста. Тот был арестован и после жестоких пыток препровожден в лагерь Андроника, который велел вырвать ему глаза. Никто не оплакивал участи министра, который во все время своего правления думал лишь о том, как способствовать развитию самых дурных наклонностей своего юного воспитанника, и опустошал казну непомерными расходами на содержание собственного двора.

У Андроника не было больше причин продолжать войну, но властолюбие и жестокость, а вовсе не любовь к общественному благу заставили его упорствовать в мятеже. Контостефан атаковал по его приказу константинопольский порт, и народ принял сторону восставших. Их глава вступил в город, направился в императорский дворец и, чтобы до конца быть верным самому себе и следовать собственному характеру, бросился в ноги Алексею, оросил их слезами и поклялся в нерушимой верности тому, кого уже намеревался погубить. Несколько дней спустя он посетил гробницу Мануила, отца молодого автократора, бывшего сейчас на троне. Прибыв туда, Андроник, опять пав на колени, начал проливать слезы. Со стороны могло показаться, что скорбь его безутешна, а сердце разрывается от неподдельной боли. Все присутствующие были до крайности взволнованы при виде плачущего командующего, от которого привыкли терпеть только самое суровое обращение. Его невозможно было даже оторвать от мраморных плит надгробия. «Оставьте меня, — говорил он, — оставьте же меня наедине с венценосным покойником, память о котором всегда будет дорога моему сердцу». Произнес он и еще какие-то слова, которые присутствующие не смогли расслышать. Некоторые из них, хорошо знавшие характер Андроника, не сомневались, что в тот момент он изрыгал проклятия в адрес Мануила. Люди же легковерные или простодушные, легко принимающие желаемое за действительное, верили, что он поступает от чистого сердца по причине горячей любви к покойному, и еще выше превозносили доброту узурпатора.

Сцена эта произошла в присутствии Алексея, но тот не имел достаточно разума, чтобы понять подлинную суть происходящего и разоблачить коварные ухищрения обманщика, который лишь затем использовал их, чтобы всего вернее добиться исполнения желаемого. Андроник, заставив объявить себя опекуном Алексея, взял дела управления в свои руки и правил как тиран.

Молодой император представлял собою лишь тень на троне, ибо ему не было оставлено никакой власти. И вновь, чтобы совсем отвратить его от государственных дел, в ход были пущены его дурные наклонности, которые постоянно поощрялись, при этом принимались все меры к тому, чтобы удалить от него людей достойных, способных вернуть законного и почти совершенно безвластного государя на путь добродетели и вновь вдохнуть в него желание заняться благом своих подданных. Яд, ссылка и смерть были мерами совершенно обычными против константинопольцев, демонстрирующих рвение в делах государства. Андроник только теперь проявил всю низость своей души и, не страшась мести, совершал любые преступления, способные помочь исполнению его замыслов. Такова была участь державы под властью человека, поднявшего оружие против своего отца якобы лишь для того, чтобы уничтожить тиранию. К жестокости Андроника прибавилась и самая черная неблагодарность. Мы знаем, сколь многим был он обязан Марии Порфирородной, но вместо того чтобы продемонстрировать ей свою благодарность и признательность, он решил тайно извести ее ядом. Способ этот был обычен для тех, кто хотел избавиться от соперника или неугодного соратника, не прибегая к услугам палача. В отношении матери Алексея он действовал еще откровеннее. Она была обвинена в заговоре против государства, и судьи тирана охотно приговорили ее к смерти, а император, ее сын, подписал этот гнусный приговор. Евнух, уже прославленный тем, что отравил Марию, своими руками задушил императрицу и сбросил ее труп в море.

Все конкуренты были принесены в жертву. Оставался один лишь император, и Андроник решил одним махом разрушить преграду, отделяющую его от императорского трона.

Его агенты явились к видным горожанам, уверяя, что для окончательного успокоения волнений, до сих пор потрясающих империю, надо дать императору в соправители опытного помощника, способного нести па своих плечах бремя власти. Речи эти сопровождались угрозами и посулами. Всем было ясно, сколь опасно противиться тому, что было предложено, и Андроника провозгласили императором; и, словно от его восхождения на престол зависело счастие всей империи, горожане на многие дни предались безудержной, совершенно несвоевременной радости. По окончании народных празднеств стало ясно, что новоиспеченный император на самом деле не намерен ни с кем делить верховной власти, ибо верные исполнители его воли поторопились оказать ему услугу, которой он от них ожидал.

Алексей был задушен, и тело его доставлено Андронику, который сказал, с презрением его разглядывая: «Отец твой был лжецом, мать — развратницей, а сам ты — трусом». В течение нескольких дней он не расставался с головой Алексея, дабы досыта усладить взгляд столь приятным ему зрелищем. Потом ее выбросили в море вместе с прочими останками. Такова была судьба молодого правителя, который в течение трех лет своего властвования был рабом своей матери, своего первого министра, своего опекуна и своих удовольствий.

Совершенно удовлетворив свое презренное властолюбие, Андроник некоторое время пребывал в покое, не делая никому никакого зла. Однако трудно тирану совсем отказаться от своих привычек, и вскоре он вернулся к прежней своей кровожадности. Народ, становящийся все более несчастным, наконец потерял терпение и восстал против него, провозгласив после властителя-демона императором Исаака Ангела[45].

Андроник, видя из окон своего дворца наступающие отряды вооруженных людей, посчитал более благоразумным искать спасения в бегстве. Он сбросил знаки императорского достоинства и тайно укрылся на галере. Разыгравшийся шторм помешал галере выйти в море и тем способствовал торжеству справедливости и судьбы, давно ожидавшей тирана и предавшей его гневу подданных. Злодея в цепях привели во дворец и привязали к столбу. После того, как ему выбили все зубы, вырвали волосы, отрубили кисть руки, вырвали глаз, несчастного страдальца, заслужившего ненависть и даже смерть, но не столь изощренные муки, повели по улицам, показывая народу с открытой для обозрения обезображенной головой и телом, едва прикрытым лоскутьями одежды. Какая-то женщина вылила ему на голову кипящей воды. Когда несчастный был уже при смерти, его позорно обезображенное тело подвесили за ноги на городской площади, вонзив в широко разинутый рот меч, глубоко проникший в самые внутренности. Наконец два стражника, нанеся ему множество более мелких ударов, которые Андроник уже не мог чувствовать, прекратили одновременно и его жизнь и мучения.

Этот правитель, о котором мы имели возможность составить столь ужасное представление, имел среди прочих и некоторые замечательные качества. Он был подлинным бичом зарвавшихся банкиров и финансистов, снижал налоги, следил за строгим соблюдением законов (там, где они не пересекались с его интересами), запретил продажу с торгов имущества несостоятельных должников, допускал к чинам и званиям лишь в соответствии с делами и заслугами человека, украсил свой ум знанием литературы, а также отличался храбростью. Видя такой портрет, слыша о подобных чертах характера, можно предположить, что речь идет о наилучшем из правителей, а я поставил своей целью нарисовать портрет добродетельного человека. Увы, Андроник, отличаясь такими прекрасными качествами, все-таки был и остается в памяти потомков всего лишь тираном. Жажда власти сделала его жестоким, именно она заставила его совершить преступления, которые он, возможно, никогда бы не совершил, будучи рожден на троне, то есть обладая правом на него уже в силу одного лишь рождения.

Исаак Ангел, преемник Андроника, был правителем вялым, трусливым, подлым, изнеженным и развращенным. Жизнь свою он проводил в обществе придворных дам и при этом повсюду носил на своей одежде образ девы Марии. Народ свой он угнетал всевозможными налогами и вновь выдуманными поборами вроде налога на милостыню и даже позволял себе запускать руку в церковную казну и грабить храмы. Правда, в данном случае оправдывало его то, что на вырученные деньги он строил больницы и странноприимные дома. На его взгляд, власть императора ничем не могла быть ограничена, а между тем он сам был в некотором роде рабом собственных министров. Совершенно не выделяясь храбростью, он одержал много побед, поскольку имел под рукой немало отважных полководцев, из которых следует рассказать о некоем Урании, хотевшем лишить его власти. Полководец, о котором идет речь, был направлен на войну с валахами, предками современных румын, расположил к себе императорское войско деньгами и подарками, после чего войско облачило его в пурпур и провозгласило императором и вместо того, чтобы идти на варваров, врагов государства, он вернулся в Константинополь. Однако, не сумев соблазнить воинов столичного гарнизона посулами и подарками, он решил прибегнуть к открытой силе. Но и это не помогло, тогда пришлось применить. против города длительную осаду.

Перепуганный надвинувшейся опасностью, император велел выставить статую девы Марии на стены, чтобы хотя бы этим эфемерным средством попытаться остановить осаждающих город бунтовщиков. Во дворец из всех монастырей города и его окрестностей собрались монахи, день и ночь возносившие молитвы за скорейшее отвращение опасности и пленении Урания. Военачальники убеждали императора одуматься и противопоставить врагу воинов, я не монахов и святош, и Исаак внял их постоянным и настойчивым просьбам, проведя набор войск и собрав в городе около 180 тыс. человек. Вновь сформированные части горели желанием воевать, их двинули на врага, и они победой над ним в ужасной битве доказали свою преданность законному государю. Мятежники были разгромлены. Ураний, видя себя на краю гибели, почти что в руках победителей, предпочел более достойным умереть с оружием в руках, нежели от руки палача, после жестоких и позорных пыток. Он сражался отчаянно и нашел ту смерть, какую искал. Мертвому ему отрубили голову и отнесли ее императору, который недостойно отомстил своему недругу за былые страхи, которые из-за него испытал. Исаак послал голову супруге Урания и велел спросить, узнает ли она ее. «Скажите императору, — отвечала отважная женщина, — что я слишком хорошо знаю, чья эта голова, как бы ни была она обезображена, а сейчас тяжко страдаю и от того поношения, которое он заставляет переносить моего мужа даже после его смерти». Император готовился сурово наказать всех сообщников покойного Урания, но ему напомнили, что слишком суровая месть может иметь самые непредсказуемые и, возможно, самые трагические последствия. Тогда он отказался от своего замысла и простил всех мятежников.

Несколько лет спустя кое-какие вельможи двора, не считающие себя в достаточной мере вознагражденными за услуги государю, который был им обязан своим восхождением на престол, удалились от Исаака и провозгласили императором его брата Алексея. И вновь высшие офицеры армии приняли участие в новом заговоре. Едва Исаак понял, чем грозит ему это событие, он совершенно потерял голову и вместо немедленного выступления в поход молился и все время осенял себя крестным знамением, целуя икону девы Марии. Таким образом сочетал он суеверную набожность и мнимое благочестие с крайним развратом, составлявшим его подлинное, но, увы, единственное дарование. Обратившись в постыдное бегство, он был задержан и после пыток ослеплен. Но на сей раз судьба смягчилась над правителем Византии. Исааку повезло: он дожил в тюрьме до того времени, когда его опять возвели на престол.

Алексей III был всего лишь жалким подобием могучего автократора. Чтобы свободнее предаваться на досуге роскошным пиршеством и наслаждениям, он целиком передал заботы правления своей жене Евфросине. Эта женщина была очень умна и отважна. Но это и все, что можно было о ней сказать хорошего. Никогда еще не видели женщину ее звания и титула, более преданной столь откровенному, столь бесстыдному разврату, и только ее надменность и чрезвычайная гордость могли сравниться со степенью ее распутства. Одного взгляда на нее было довольно, чтобы понять, как могла управлять державой такая севаста[46]. Поэтому нет особых причин изумляться обилию заговоров, потрясших и омрачивших годы правления Алексея III[47], который не единожды был буквально на волосок от низвержения и гибели. Когда монарха не было в Константинополе, Иоанн Комнин вступил в храм святой Софии, снял императорский венец, висевший на большом алтаре, и велел провозгласить себя автократором в присутствии собранных им войск и сторонников. Потом он был доставлен во дворец и водворен на трон, сразу же начав раздавать должности сопровождавшим его сообщникам, в то время как остальные разбрелись по городу, предаваясь грабежу и насилию. Узнав о перевороте, Алексей послал гвардию, которая ночью ворвалась во дворец и, наголову разгромив мятежников, отослала голову Иоанна Комнина императору, который велел прибить ее к своду своей парадной залы, где занимался рассмотрением судебных дел. Труп Иоанна Комнина был выброшен за стены города, став там добычей собак и птиц.

Частые восстания, которые одно за другим сотрясали это царствование, как правило, всегда оканчивались плачевно для их инициаторов, однако один из них, последний, низверг Алексея III с трона.

Исаак Ангел, его брат и предшественник, нашел способ в недрах узилища подготовить себе новое восхождение на трон. По его приказу сын его Алексей отправился в Зару, приморский город в Далмации, и сумел расположить в пользу опального, слепого и молящегося в темнице отца правителей Европы, уже готовых отправиться в Святую землю[48]. Крестоносцы вышли в море и прибыли к стенам Константинополя. Город оказался беззащитен, у императора даже не было достаточного количества галер, чтобы охранять цепь, протянутую через Босфор и, таким образом, запиравшую пролив, преграждая доступ в Константинополь. Алексей, и без того от природы трусливый, а сейчас вообще потерявший всякое самообладание при виде мощной вражеской армии, тайно вместе с семьей и несколькими верными слугами погрузился на корабль и отплыл в один из прибрежных фракийских городов, оставив в столице жену-императрицу и свою дочь Ирину. После его отъезда народ освободил Исаака Ангела из тюрьмы, разбил его цепи и стремительно на руках отнес на императорский трон. Так во второй раз многострадальный Исаак Ангел был провозглашен императором, но теперь разделил бремя власти со своим сыном. Ему следовало благодарить за престол французов и венецианцев, оставивших свои страны ради бесполезных и тягостных завоеваний в Палестине.

Алексей III сделал несколько попыток вновь взойти на престол, который так постыдно оставил, но, потерпев поражение, нашел тайное и никому не ведомое убежище, чтобы в нем скрыть свой позор, и желая хотя бы остаток своей жизни провести в покое и безопасности. А Исаак Ангел, несмотря на перемену судьбы, оказался несчастлив. Печаль, которая подтачивала его здоровье, вскоре свела его в могилу. Алексей IV, его сын и соправитель, навлек на себя гнев подданных, был свергнут, заключен в мрачной маленькой и сырой темнице и в конце концов казнен по приказу Алексея Дуки, получившего прозвище Мурзуфль. Теперь этот последний провозгласил себя императором, но не замедлил вскоре потерять власть. После падения этого узурпатора крестоносцы, став хозяевами Константинополя[49], возвели на престол Балдуина, графа Фландрского, правителя, чьи добродетели делали его вполне достойным императорской власти.

Греки, не желавшие, чтобы ими правил иноземный, хотя и превосходный, государь, в свою очередь избрали императором Феодора Ласкариса; и эти два соперника, Балдуин и Ласкарис, и их потомки оспаривали друг у друга в течение пятидесяти семи лет трон Константина Великого[50]. Балдуин владел Константинополем, а Ласкарис основал в городе Никее столицу своего государства. Сделать эти краткие пояснения я счел необходимым для того, чтобы читателю легче было понять то, что будет рассказано ему о следующем заговоре.