Великие заговоры

ГЛАВА 13 ЗАГОВОР КАСТИЛЬЦЕВ ПРОТИВ ЭНРИКЕ IV[113]

Казалось, что король Кастилии Энрике IV был рожден для того, чтобы править на счастье и радость своим подданным, хотя и его царствование не обошли стороной невзгоды. Был он женат на Бланке Наваррской, с которой развелся после тринадцати лет семейной жизни потому, что не имел от нее детей. Народ был в высшей степени чувствителен к оскорблению, нанесенному его добродетельной королеве, а придворные открыто говорили, что король должен винить лишь самого себя за бездетность супруги. Энрике пожелал жениться вновь и бросал взгляды на донью Хуаниту, португальскую инфанту. Эта принцесса была очень умна и красива и, конечно, не оставалась в неведении относительно неблаговидных слухов, которые широко ходили в народе (достигая пределов и ее страны) относительно недостойного поведения кастильского монарха. Однако желание стать королевой не позволило ей здраво взглянуть на вещи и поразмыслить над тем, чего должна она желать в качестве супруги, — амбиции ее были удовлетворены, и она тотчас дала свое согласие.

Сразу после торжественного бракосочетания начались страдания португальской принцессы, поскольку король, уделяя ей до обидного мало внимания, не желал ограничиваться одной женой, а хотел непременно помимо нее и вместе с ней иметь несколько фавориток. Он настолько зачастил к ним, устраивая непрестанные галантные сборища и игры, что даже велел отрубить голову одному своему сопернику, что, конечно, ни в малой степени не могло способствовать спасению жалких остатков его репутации.

Между тем королева забеременела, и событие это подало повод для самых различных толков. При дворе часто видели некоего молодого синьора по имени Бернардо де ля Куэва. Был он в высшей степени славным кавалером, к тому же довольно умным. Король, очень его любивший, часто брал его с собой в покои королевы, а позже молодой кастилец стал частенько наведываться туда один. Посещения эти, носившие самый невинный характер, были истолкованы превратно. Все знали, как желает король детей, но всем также было известно, что произвести их на свет он не способен. С другой стороны, фаворит был мил, обаятелен, красив, королева относилась к нему с большим вниманием; чего уж больше, чтобы заподозрить, что ребенок, который вскоре должен был родиться, обязан именно ему своим появлением на свет. Короля обвиняли в сводничестве, и он укрепил подозрение, удалив от себя своего брата дона Альфонсо, официального и до того времени единственного наследника престола. Тому не было еще и десяти лет, но он подавал самые лучшие надежды. Донья Изабелла, его старшая сестра, также была любима и почитаема испанскими грандами. Всякий раз, когда они оба появлялись при дворе, их встречали с такой почтительностью, что король не мог не испытывать тревоги, подозревая, что аристократия именно в них видит единственных достойных наследников испанского престола.

Королева родила девочку, которую окрестили именем доньи Хуаниты[114]. Энрике, не в силах сдержать своего восторга, возвел графа де Ледесму в ранг своего фаворита, но титул, дарованный юноше, ничего не сделавшему на благо государства, лишь укрепил подозрения кастильцев. Два месяца спустя после рождения новой принцессы король признал ее наследницей королевского трона, и никто этому не воспротивился. Альфонсо и Изабелла первыми принесли клятву верности малютке, и с этого дня донья Хуанита всегда звалась принцессой Астурийской. Королева забеременела во второй раз и разрешилась от бремени мальчиком, появившимся на свет мертвым[115].

С каждым днем милости, осыпавшие графа де Ледесму, множились. Дон Хуан Пачеко, маркиз де Виленья, с давних пор бывший в фаворе у короля, в отчаянии от того, что другой завоевывает сердце повелителя, объединившись с другими недовольными вельможами, образовал заговор против государя и его фаворита. Они начали с того, что в личных разговорах и повсюду расклеенных бумагах широко оповещали публику, какой стыд для всей Кастилии так долго страдать от беспорядков, творимых при дворе. Они открыто говорили, что принцесса Астурийская — плод явного прелюбодеяния, а испанцы слишком горды, чтобы когда-либо признать ее своей государыней и в угоду ей оставить Альфонсо и Изабеллу, славные ростки столь многих и великих венценосных предков.

За мятежными речами последовали тайные собрания, вербовка солдат и сбор войска. Если бы дон Энрике поторопился собрать воинов и ополчение под свои знамена, он, без всякого сомнения, принудил бы мятежников к сдаче; но он спокойно сидел в Толедо, дав время заговорщикам принять все необходимые меры. Вскоре они отважились штурмом взять его дворец. Перепуганный Энрике бежал через потайной ход в сопровождении графа Ледесмы и удалился вместе с инфантами в Сеговию[116].

Король, чтобы посильнее оскорбить и раззадорить мятежников, доверил своему фавориту должность великого командора ордена Святого Яго, до того времени предназначавшуюся для дона Альфонсо. Когда заговорщики узнали, что высшая после короля должность в королевстве отныне принадлежит их врагу, негодованию и ярости их не было предела. Они отбросили всякие церемонии и решили прибегнуть к крайним мерам. Но прежде чем прибегнуть к оружию, в ход была пущена хитрость, которой они надеялись без крови и жертв с обеих сторон завладеть Сеговией. Такой шаг помог бы им схватить самого короля, инфантов и графа Ледесму, не прибегая к силе. Нужно было всего лишь тайно проникнуть в совершенно не ожидавший вторжения город. Все бы прошло успешно, если бы не один честный идальго, сломленный угрызениями совести, и потому выдавший нее королю. Энрике поднял по тревоге гарнизон города. Узнав, что планы их открыты, заговорщики собрались в Вальядолиде, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Они опубликовали оскорбительный для короля манифест, в котором подробно перечислялись уже общеизвестные обвинения против него, но к прежним прибавлялись новые — что король доверяет правление тому, кто недостоин и близко приближаться к трону, поддерживает сношения с маврами, привлекая их к своему двору обещанием щедрых наград. Из всего этого заговорщики делали вывод, что честь не позволяет им отныне повиноваться правителю, до такой степени злоупотребившему своей властью. В результате дон Альфонсо был провозглашен новым королем Кастилии и под его знамена призывали стать всех недовольных правлением Энрике IV. Однако жители Вальядолида вместо того, чтобы аплодировать подобным воззваниям, взялись за оружие и вынудили мятежников отступить в Бургос.

Между тем король Энрике созвал совет, на котором единодушно было решено считать всех зачинщиков мятежа повинными в государственной измене, покушении на государственную безопасность и оскорблении королевской чести. Каждое из этих преступлений каралось смертной казнью. Епископ Калаорра, брат фаворита, советовал королю собирать войска и без промедления идти на Бургос. «Это верный способ, — говорил прелат, — захватить мятежников врасплох, расстроить их замыслы и принудить к повиновению. В нынешнем положении надобны решительные и крутые меры».

Королю этот совет показался подозрительным. Он знал, что именно его благосклонность к графу де Ледесме стала причиной заговора и, хотя он очень нежно его любил, однако не желал жертвовать ради фаворита собственной короной. Поэтому король Энрике отвечал, что исполнение совета сопряжено с немалыми трудностями, ведь в случае провала похода на Бургос его королевство окажется втянутым в длительную и кровопролитную гражданскую войну, исход которой было очень трудно предугадать. Поэтому, дабы не подвергать напрасному риску жизнь простого народа и знатных синьоров, было решено сделать попытку мирного примирения с мятежниками, поскольку в случае ее неудачи можно было с чистой совестью взяться за оружие. Право, заслуживал ли король, так горячо любящий свой народ, ненависти?

Прелат, раздраженный его ответом, забыл даже о должном почтении. «Такое всепрощение, — резко отвечал он, — свидетельствует скорее о слабости, чем о милосердии справедливом и благородном. Можно проявлять умеренность, когда ты в силах кого-либо наказать. Вам же сейчас следует позаботиться о своей безопасности. Поразмыслите над тем, что вы обманываете сами себя, недооценивая силы мятежников, и в результате будете оплакивать свою собственную участь, оказавшись самым несчастным из нынешних правителей Европы».

На короля ответ этот не произвел должного впечатления, и он вступил с восставшими в переговоры. А те, видя, что пока не в состоянии нанести решительный удар, охотно водили монарха за нос. Они стали отзываться о нем с уважением, с ним вели себя очень почтительно и даже обещали вскоре сложить оружие и вновь стать верными подданным, как только он откажется от своей дочери принцессы Астурийской и лишит звания великого магистра ордена Святого Яго графа Ледесму и дарует эту должность дону Альфонсо, вновь признав инфантов единственными законными наследниками своей короны.

Энрике вначале не хотел даже слышать ни о чем подобном, но потом в результате долгих переговоров, уговоров и ухищрений со стороны мятежных подданных дал свое согласие выполнить следующие условия: для урегулирования вопроса о праве принцессы Хуаниты на престол ее надлежало выдать замуж за дона Альфонсо, который, таким образом, вместе с ней приобретал титул принца Астурийского; король в пятнадцатидневный срок был обязан выпустить на свободу инфанта и передать того союзникам[117] и, лишив графа Ледесму звания великого командора, передавал его дону Альфонсо, даровав последнему право заниматься всеми текущими государственными делами. На таких условиях восставшие обещали сложить оружие и подчиниться королю. Стороны пришли к соглашению, подписали необходимые документы и клялись свято их выполнять.

Но едва король принял и скрепил собственноручной подписью и печатью все эти условия, он тут же почувствовал, сколь тягостны и невыгодны они для него. Советники убеждали его разорвать соглашение под тем предлогом, что короли никогда не могут вступать в какие-либо соглашения с собственными подданными, а тем более под давлением обстоятельств и по принуждению последних. Однако на этот раз государь оказался стоек и непреклонен и заставил замолчать всех своих царедворцев, заявив, что слово короля священно и не может быть нарушено, и он не желает опять разжигать среди своих подданных пламя гражданской войны.

«Хорошо, пусть так, — возразила ему королева, — тогда уступите корону своему брату и передайте его мятежникам, которые имели наглость некоторое время назад провозгласить его королем».

Между тем первое время соглашение соблюдалось, но напряжение в обществе росло, ибо и заговорщики не замедлили нарушить своих клятв. Едва, увидев, что инфант в их власти, они тотчас, как то и предвидела королева, постарались возвести его на престол. И народ, казалось, был вполне расположен к перемене правления. Приняв меры по завоеванию большей части королевства[118], восставшие провозгласили инфанта королем Кастилии под именем Альфонсо XII.

Энрике был сражен горем, едва известие об этом событии достигло его ушей. «Великий Боже! — воскликнул, побледнев и поднимая глаза к небу, король. — Ты, покровитель всех венценосных голов, отомсти за меня негодяям». Но поскольку в это время он был и без войска и без денег, и даже без друзей, то удалился в Саламанку с женой и маленькой принцессой Астурийской, а заговорщики, вместо того чтобы преследовать его, вновь, в который раз, охотно предоставили ему возможность собрать войска, так что вскоре смогли увидеть его во главе армии не менее чем в 100 тыс. человек. Правда, большая часть этого народного ополчения была крайне плохо вооружена и дисциплинирована и ее еще предстояло в течение нескольких дней обучать основным приемам ведения боя, но тем не менее численное преимущество его армии так напугало мятежников, что они вновь прибегли к хитрости и интриге — обещали исполнять условия прежнего соглашения[119] и вновь добились мира, который не смог надолго спасти их от все возрастающего недовольства народа. Жители Вальядолида, базы заговорщиков, видя их презренное и лживое поведение, восстали, призывая к себе законного государя, которого несколько дней спустя встретили с огромной радостью. Между тем и дон Альфонсо испытывал много тревог и неприятностей из-за людей, приведших его к власти. Один из них заявил молодому государю: «Мы пожертвовали нашими состояниями и жизнями, чтобы возвести вас на престол. Мы не сомневаемся, что у вас никогда не хватило бы ума и отваги самому на нем удержаться, так что, отступись вы хоть на йоту от нашего общего дела или раскайся в нем хоть на мгновение, и у нас не дрогнет рука без малейших колебаний дать вам чашу с ядом».

Так шаг за шагом, слово за слово, медленно, но верно начиналась в королевстве Кастилии открытая война. Соглашения заключались, но не выполнялись, лживые заверения в верноподданнических чувствах скрывали явную зависть и ненависть.

Король Энрике, по-прежнему склонный к покою и досугу, терпеливо выслушивал советы маркиза де Виленьи. Этот честолюбивый кастилец тоже мечтал о королевском троне, но, увы, не мог сам его занять[120], а потому всеми силами стремился посадить на него своего брата, дона Педро Хирона, великого командора ордена Калатравы. Последнему было пятьдесят лет, и он пользовался огромным уважением и авторитетом. Так вот, Виленья предложил Энрике оставить Альфонсо титул короля и тем сохранить в королевстве мир, но с тремя условиями: 1) соблюдением прежнего договора; 2) изгнанием из свиты юного короля герцога Альбукерка и его брата епископа Калаорры; 3) выдачи доньи Изабеллы замуж за командора ордена Калатравы.

Король то ли по доброте душевной, то ли по слабости принял эти предложения. Был заключен новый договор, подписанный обеими сторонами. Честному королю пришлось долго уговаривать инфанту, но принцесса, считавшая себя ничуть не уступающей самым известным представителям королевских домов в Европе, не желала давать свое согласие на столь неравный брак, однако, чтобы не огорчать и не гневить отца, и без того тяжко переживавшего несчастья последнего времени, скрыла от него свои подлинные чувства, но поклялась донье Беатрис де Бобадилье, одной из своих камеристок, что скорее убьет себя, чем выйдет замуж за великого командора. Фрейлина не могла не одобрить такого решения и даже обещала своей госпоже помощь в исполнении задуманного. В то же время донья Беатрис заклинала принцессу не прибегать к такому страшному средству, заверив ее, что она сама в первую брачную ночь войдет в спальню молодых супругов с кинжалом и убьет командора. Однако трагическая сцена не произошла, потому что тот, кого хотели убить железом, через несколько дней был унесен в могилу жестокой лихорадкой. Подозревали, что именно заговорщики были подлинными виновниками его внезапной болезни и смерти, поскольку многие из них не желали соглашения с двором и были далеки от мысли приносить в жертву маркизу де Виленье собственные интересы, а тот, в свою очередь, не видя более никаких причин искать примирения с королем, вновь бросился в объятия его врагов и с еще большей яростью возобновил гражданскую войну. Положение мятежников было и в самом деле очень выгодным. Они распоряжались самыми мощными крепостями и городами королевства, и дон Альфонсо собственными глазами видел, как растет и умножается численность его друзей и сторонников. Молодой государь, имевший в ту пору не более пятнадцати лет отроду, снискал себе всеобщее восхищение. Он прилежно изучал законы и обычаи королевства, права и привилегии народа. Регулярно вникая в дела государственного совета, он тщательнейшим образом изучал дела, наводя справки по всевозможным вопросам и демонстрируя при этом справедливость и благоразумие, удивительные даже для людей более зрелого возраста, одним словом, с таким величием и достоинством вел себя в повседневной жизни, что можно было пожалеть лишь об одном — что короной и властью своей он обязан заговору и восстанию, а также действиям клики опасных интриганов.

Энрике, не желавший отдавать корону сопернику, всеми силами желал сохранить ее. Вновь были набраны войска, и дон Хуан де Веласко, коннетабль Кастилии, получил приказ атаковать мятежников. Коннетабль умолял короля не подвергать самого себя риску. Энрике уважил его просьбу и удалился подальше от армии в один из небольших, но хорошо укрепленных городов. Оттуда решил он наблюдать за развитием событий. Войска встретились в окрестностях города Олинедо и сражались с необычайной яростью, что вообще очень характерно для гражданских войн. Дон Альфонсо верхом на великолепном скакуне носился между рядами, ободряя своих солдат, вдохновляя их своей личной отвагой и часто подвергаясь смертельной опасности. Сражение было долгим и упорным. Войска Энрике превосходили противника числом, но войска Альфонсо были более мужественны. Лишь ночь и усталость положили конец битве, в которой каждая из сторон приписала успех себе. Оба государя повелели устроить в честь своей победы иллюминации и фейерверки в городах Кастилии.

Тем не менее положение законного монарха день ото дня становилось все более шатким. Дон Альфонсо овладел Сеговией, где находились королева и инфанта. Первая в страхе и смятении имела время укрыться в цитадели, но донья Изабелла и не думала бежать; напротив, она поторопилась пасть в объятия брата, с радостью признав в нем короля. Заговорщики были вполне удовлетворены, видя в своих рядах и эту принцессу. Энрике во главе небольшого отряда прорвался в город и спас супругу, запертую в нем, поручив архиепископу Севильи отвезти ее в замок Аларкон[121] и там охранять силами мощного гарнизона.

Прелат с удовольствием согласился исполнить поручение. В пути королеву сопровождал молодой дон Педро де Фонсека, его племянник, один из самых галантных кавалеров Испании. Внешность молодого человека, его благородное лицо произвели глубокое впечатление на королеву. Фонсека, со своей стороны, тоже не смог взирать хладнокровно на прекрасную государыню, молва о красоте которой распространилась по всей Европе. Предположив (как, впрочем, все время уверенно говорили), что дон Энрике был неспособен исполнять обязанности супруга и сам вынудил свою жену нарушить супружескую верность, нельзя удивляться и тому, что принужденная вести одинокую жизнь в маленьком мрачном замке, она благосклонно встретила воздыхания влюбленного юноши, в любовных наслаждениях найдя награду за все испытанные ею несчастья. Дон Педро открыл секрет, как понравиться ей, и вскоре она родила ему сына, которого назвали Фернандо. Тайну эту хранили так тщательно, что никто ни о чем не догадывался.

В то время как королева так приятно проводила время в замке Аларкон, король продолжал вести войну, стараясь вновь покорить мятежных подданных. С восторгом встретил он известие о взятии Толедо. Но и дон Альфонсо, услышав эту новость, во главе своих войск двинулся к столь важному в стратегическом отношении городу. Он прибыл в Борго де Карденьёса 1 июля 1468 года, где неожиданно заболел и не смог следовать далее. В это время в тех местах свирепствовала чума, которая, как полагали, и унесла его в могилу. Болезнь продлилась всего лишь пять дней, но исход ее был предрешен. Так сошел со сцены истории король, заслуживающий самых высоких похвал, когда бы не был мятежником. Умер он в возрасте шестнадцати лет.

Смерть короля Альфонсо оборачивалась необыкновенной удачей для короля Энрике. Многие города стали переходить на его сторону. Однако те, кому некуда было отступать, решили провозгласить королевой Кастилии инфанту донью Изабеллу. В это время ей уже шел восемнадцатый год. Красота, ум, серьезность, интерес к наукам, любовь к славе — все эти качества вызывали восхищение. Архиепископу Толедо было поручено предложить ей корону.

Инфанта поблагодарила прелата, но заметила, что дон Энрике по-прежнему ее законный государь, а подданным не подобает низвергать своего короля с трона, также как и насильно принуждать представителей королевской семьи занимать его. Если, добавила она, господа конфедераты пожелают следовать ее советам и продолжат выказывать ей знаки своего искреннего расположения, они непременно помирятся с королем и ограничатся тем, что заставят его признать донью Изабеллу принцессой Астурийской и наследницей кастильского трона.

Архиепископ передал ее ответ соратникам, и тот так восхитил их, что они принялись до небес превозносить достоинства и добродетели инфанты. Они сами пригласили Энрике на переговоры и, встретив его людей, обещали подчиниться, как только он признает донью Изабеллу принцессой Астурийской. Король в Мадриде обдумал это предложение, и никогда еще на королевском совете не обсуждался предмет столь важный и в то же время деликатный: с одной стороны, речь шла об успокоении всей страны, в течение последних шести лет остававшейся добычей ужасных гражданских распрей; с другой — требовалось лишить наследства ни в чем не повинную принцессу, тем самым навсегда покрыв ее вечным позором и бесславием, ответственность за которые должна была пасть на королеву и самого короля. И все же большинство подданных королевства склонялись именно к этому решению. Король долго сопротивлялся и не желал уступать, твердо стоял на своем, утверждая, что Хуанита — его дочь, рожденная в законном браке. Тогда один вельможа (человеком этим был дон Андреас де Кабрера, королевский мажордом) прямо заявил, что все убеждены в обратном, и напомнил своему повелителю, что злосчастные конфедераты стали хозяевам большей части королевства, и если нынешние переговоры ни к чему не приведут, Его Величество вскоре, если вообще останется в живых, увидит на своем троне нового короля. Эти доводы подействовали на дона Энрике, к тому же сказалась его всепобеждающая страсть к мирному отдыху и досугу; вздыхая и вознося молитвенные взоры к небу, он подписал документ, лишающий его любимую дочь всякой надежды на престол. Был заключен новый договор, в котором король даровал всем воевавшим против него полное прощение и забвение былых грехов и обид. Он обязался признать свою сестру Изабеллу принцессой Астурийской, но было решено, что она не сможет выйти замуж без разрешения короля. Последний в свою очередь обязывался отослать свою жену[122] и дочь в Португалию и расторгнуть свой брак с доньей Бланкой. Он согласился в то же время передать пост великого командора ордена Святого Яго дону Хуану Пачеко, маркизу де Виденье, главному инициатору всех неурядиц и смут в государстве, добившемуся наконец самого высокого поста в государстве после короля.

Супруга дона Энрике, считая, что теперь и в удаленном замке Аларкон ей оставаться небезопасно, решила покинуть его стены и с помощью молодого синьера Луиса де Мендосы добралась до Гвадалахары, в которой увиделась наконец со своей дочерью. Огромное количество кастильских грандов, чувствительных к участи обеих государынь, встало на их защиту, и число их сторонников было так велико, что в воздухе опять запахло гражданской войной.

Отныне король уже не мог наслаждаться долгожданным и сладостным миром, почти ежеминутно вспоминая, какой ценой он был куплен, и беспрестанно коря и упрекая себя за слабости и ошибки, а также за пренебрежение обязанностями мужа и отца. Этот государь, нежно любящий свою жену и дочь, теперь думал лишь о том, как восстановить их в правах, не вызвав, однако, в государстве новой революции. И пока он проводил время, раздумывая над этим, пришло известие, что донья Изабелла вышла замуж за дона Фернандо (Фердинанда)[123], сына Хуана II, короля Арагона. Этот брак нанес смертельный удар по партии принцессы Хуаниты. Фердинанд должен был унаследовать короны Арагона, Валенсии, Майорки, Сардинии, Сицилии и герцогства Каталонского. Изабелла же в нынешних обстоятельствах становилась наследницей корон Кастилии, Леона, Галисии, Толедо, Мурсии и Андалусии. Союз этих двух людей должен был образовать огромную монархию, которой потом предстояло получить имя королевства Испании.

Энрике ясно представлял себе все последствия подобного брака. Силы мятежников многократно возросли, ибо к ним присоединились армии Арагона, и законный монарх Кастилии боялся, что отныне его участь будут решать венценосные молодожены. Горько жаловался он своей сестре на то, что она нарушила одну из статей последнего договоре[124], и заявлял, что принцесса Хуанита, его родная дочь, должна была и будет единственной наследницей Кастилии и Леона.

Король и королева обеих Сицилий[125], разумеется, ожидали подобной реакции, зная, что Энрике будет взирать на их союз с огромным неудовольствием, и хотя это их не очень беспокоило, они все-таки тотчас стали готовиться к войне. Со своей стороны и дон Энрике вел приготовления, однако природная мягкость и страх перед пролитием крови своих подданных удержали его от решительного шага.

А неприятности тем временем сыпались на него со всех сторон. Ему стало известно, что супруга обесчестила его, родив двух сыновей дону Педро де Фонсеке. Новость эта сначала привела его в ярость, и, осыпая оскорблениями и проклятиями счастливого соперника, он решил принести его в жертву своей мести. Королева в ужасе чуть не лишилась рассудка, когда узнала, что ждет дона Педро, и, чтобы спасти ему жизнь, совершила поступок, примеров которому немного найдется в истории. Она встретилась с королем, бросилась к его ногам, затопила их потоками слез и в конце концов добилась милости для преступника. Энрике любил свою жену, хотя, быть может, она этого и не заслуживала. Он уступил, и Фонсека был наказал изгнанием из столицы. Не знаю, чем следует скорее восхищаться — бесстыдством королевы или сострадательной мягкостью короля.

Примирившись с королем и королевой Сицилии, Энрике одобрил их брак, не изменив, однако, своего отношения к вопросу о престолонаследии королевства Кастилии. Фердинанд и Изабелла, недолго пробыв в Мадриде, уехали в Сеговию. Дон Андреас де Кабрера добился позволения дать в честь венценосных супругов пир. Встав из-за стола, дон Энрике неожиданно почувствовал себя плохо, его вырвало, тело охватил жар, горлом пошла кровь, несчастный упал. Подозревали, что он отравлен. Изабелла, видя своего брата при смерти, умоляла его о последней уступке. К просьбам королевы Сицилии присоединились многие вельможи королевства. Энрике не захотел уступить и отказался лишить свою единственную дочь наследства.

Принцессе Астурийской, которую с такой настойчивостью пытались лишить короны, шел четырнадцатый год. Красотой не было ей равных, и всякий, увидев ее, терял голову. Она имела все прекрасные качества своего пола, по счастью не имея его недостатков. Живость, грация и ум девушки легко завоевывали для нее все сердца, и даже ее заклятые враги, ставившие под сомнение ее происхождение, признавали, что она вполне достойна титула, которого ее хотели лишить. Будучи очень умна, девушка тем живее чувствовала несчастье своего положения. Воспитанная как подобает дочери короля, дважды признанная официальной наследницей трона, она хорошо знала о том, что большая часть кастильцев оспаривает у нее это право. С этой мыслью ей было очень тяжело свыкнуться.

Так как король слабел с каждым днем, народ страшился войны за его наследство, и попытки настроить его в пользу отречения принцессы не прекращались. Кастильские гранды один за другим посещали его, говоря, что время дорого, он должен подумать о покое и счастье отечества. Они упорно внушали ему мысль, что принцесса Хуанита ему не дочь и избери он своей наследницей королеву Сицилии, все распри будут позабыты, мир воцарится в Испании. Энрике отвечал в немногих весьма скупых словах, что одни лишь законы обеспечивают безопасность государства и что принцесса Астурийская должна быть и будет его наследницей. Чувствуя приближение смерти, составил он завещание, в котором еще раз подтверждал, что донья Хуанита его единственная дочь и, следовательно, его наследница, а несколько дней спустя, так и не изменив своего завещания, умер.

После смерти Энрике некоторые синьоры поехали в Эскалону[126], где пребывала вместе со своей матерью принцесса. Все единодушно признавали ее новой государыней, и в тот же день она была провозглашена королевой Кастилии и Леона. Многие города королевства встали на ее сторону. Между тем сторонники доньи Изабеллы клялись в вечной преданности и вечном повиновении ей и ее супругу. Всеобщее удивление вызвало появление при дворе этих двух царственных особ — Бертрандо де ла Куэвы, герцога Альбукерка, слывшего подлинным отцом принцессы Хуаниты. Казалось весьма вероятным, что этот синьор, обладавший огромным честолюбием, предполагал, что дочь его, подлинная или мнимая, но в первую очередь занятая собственными интересами, не только не думает возвышать его, но скорее всего даже намерена погубить. Правда это была или нет, трудно сказать, одно очевидно — в данном случае герцог Альбукерк действовал против всех чувств человеческой природы, нарушая законы справедливости.

Партия Изабеллы, без всяких сомнений, была очень сильна. Этой королеве хотелось завоевать расположение молодого маркиза де Виленьи[127], который, казалось, был готов признать государыней ту, кто даст ему большую власть. Виденья обещал перейти на сторону Изабеллы только в том случае, если за ним будет оставлен отцовский титул командора де Сант Яго. Король и королева Сицилийские приняли его предложение, но пожелали, чтобы взамен прежде он выдал им королеву Хуаниту. Маркиз не пожелал на это согласиться, и сделка сорвалась.

Разразилась война с обеих сторон очень кровопролитная. Виденья, видя, что Фердинанд и Изабелла имеют в своем распоряжении силы нескольких королевств и сверх того активно поддерживаются королем Арагона, хорошо понимал, что не сможет долго противостоять такому сильному противнику. Он обратился к королю Португалии, Альфонсу V, осмелившись предложить ему молодую королеву в жены[128], а в качестве свадебного дара предлагая Кастилию и Леон. Португальский король с удовольствием принял это предложение и обещал с оружием в руках защищать права юной королевы.

Так как она была его племянницей, он просил у папы разрешения на брак. Столь могущественное покровительство в немалой степени ободрило кастильских грандов, заставляя их открыто выступать за донью Хуаниту. Король Португалии устрашил Фердинанда и Изабеллу, собирал войска, чтобы отвоевать назад для своей будущей невесты все захваченное ее неприятелями. В целях безопасности Виденья перевез молодую королеву в Пласенсию, небольшой город неподалеку от португальской границы, куда чуть позже прибыл и дон Альфонсо с войском в 15 тыс. человек пехоты и 5 тысячным отрядом конницы. Торжественно приняв титул короля Кастилии и Леона, он овладел двумя крепостями — Торо и Самора, — которые передал ему маркиз де Виденья, и юная королева вместе с супругом совершила торжественный въезд в один из них — город Торо.

Казалось, дела Хуаниты приобретают благоприятный оборот, но и король Фердинанд не дремал в подобных обстоятельствах. Он собрал все свое войско и сам стал во главе него. Численность его армии составила 40 тыс. человек. Надеясь закончить войну одним-единственным сражением, он осадил Торо, однако обманулся в расчетах. Крепость не испытывала ни малейшего недостатка ни в снаряжении, ни в продовольствии и защищалась по большей части португальскими солдатами. Осажденные делали частые и смелые вылазки против кастильцев, вынуждая тех отказаться от своей затеи. Сам португальский король вывел своих воинов за стены города и на открытой местности наголову разбил превосходящие кастильские силы, взяв город Пеньяфьель, недалеко от Вальядолида.

Однако папа Пий II, настроенный в пользу Фердинанда и Изабеллы, отказал дону Альфонсо в разрешении на брак и своем благословении. Негативный ответ римского понтифика охладил пыл португальского государя. Так или иначе, но он вступил в переговоры, соглашаясь отказаться от всяких претензий, если ему уступят Галисию, города Торо и Самора. Изабелла надменно отвергла это предложение, сказав, что никогда не перенесла бы такого позора, дав согласие на отделение хотя бы одного-единственного города своего королевства, и надеется оставить своим детям Кастилию такой, какой получила ее от предков. В свою очередь за право свободного возвращения на родину она требовала у португальцев платы в виде весьма значительной суммы денег.

Договор, заключаемый доном Альфонсо, рассматривался его сторонниками как признак позорной слабости. Они были растеряны и разочарованы. И вскоре португальский король испытал на себе последствия предпринятого им шага. Многие города Испании открыли ворота Фердинанду и Изабелле. И королю Португалии, чтобы хоть как-то приостановить решительное наступление врага, пришлось решиться на битву. Войска встретились, завязалось сражение, долгое и кровопролитное, и хотя на стороне кастильцев было численное преимущество, победа несколько раз улыбалась португальцам. Потери с обеих сторон были велики, но судьба в конце концов оказалась милостива к Фердинанду. Португальские войска потерпели жестокое поражение. Альфонсо спасся бегством на родину, куда забрал с собой и принцессу Хуаниту, с немалым мужеством переносящую все свои несчастья.

Мадрид и все основные города королевства подчинились победителю, так что король Португалии был принужден подписать соглашение, по которому король и королева Сицилии признавались повелителями королевства Кастилии. Кроме того, было решено, что донья Хуанита выйдет замуж за дона Хуана, единственного сына Фердинанда и Изабеллы, когда юноша достигнет зрелого возраста[129]. Особой статьей соглашения оговаривалось и такое категорическое условие: в том случае, если принцесса не пожелает дать согласие на этот брак, она будет обязана в ближайшее же время постричься в монахини. Засим монархи клялись в том, что мир, подписанный ими, должен будет продлиться сто лет и еще один год, и два народа обратили свои взоры к дочери Энрике IV (от которой зависело, быть ему или нет), чтобы узнать, какое решение она примет.

И эта принцесса, столько раз бывшая игрушкой в руках судьбы, не пожелала предавать себя новым испытаниям. Она заявила, что отказывается от всяких претензий на трон и сама избирает для себя участь монахини, решение странное для той, которая по своему положению, молодости и красоте могла играть на сцене истории весьма заметную роль.

Трагический день наступил. Принцесса вступила в церковь Санта Клары в Коимбре[130], облаченная в королевские одежды, которые должна была снять навсегда. Зрелище это сжимало сердца всех присутствующих, ибо невозможно было думать без слез о том, что подобное очарование навеки погребет себя в заточении. Казалось, в подобных обстоятельствах одна принцесса сохраняет удивительное хладнокровие.

Она сняла с головы корону и положила ее к подножию алтаря. Сняв все прочие знаки королевской власти, она приняла одежду послушницы, произнеся положенный в таких случаях обет и изменив имя королевы на имя сестры Хуаниты. Нельзя выразить словами скорбь короля Альфонсо, лишившегося той, которая была ему дороже всего на свете. И этот государь тогда же решил оставить трон и вести одинокую затворническую жизнь. Смерть помешала ему исполнить это.

Дон Фердинанд и донья Изабелла, избавившись от опасных конкурентов, думали теперь лишь о процветании и благоустроении своих владений. Превыше всех своих предшественников вознесли они славу Испанской монархии, соединив под своим владычеством королевства Кастилии, Леона, Толедо, Мурсии, Севильи, Галисии, Андалусии, Валенсии, Майорки, Сицилии и герцогства Каталонского. Они полностью изгнали мавров из Испании, завоевав Гранаду, стали повелителями королевства Неаполитанского, отобранного ими у дона Фадриго и французов. Под конец они похитили даже Наварру у Жана д’Альбре и увенчали свое правление славой открытия Западных Индий[131]. Так неисчислимые страдания и несчастья, сопровождавшие их при восхождении на престол, обратились великими и славными успехами для Испанской монархии, многократно превосходящей размерами королевство Кастилию.

Дон Хуан, принц Астурии, единственный сын Фердинанда и Изабеллы, умер в Саламанке в возрасте двадцати лет, а вдова его Маргарита Астурийская родила дочь, умершую прежде, чем появиться на свет. Донья Изабелла, первородная дочь их Католических Величеств, вышла замуж за дона Мануэля I, короля Португалии, и умерла чуть позже, явив на свет принца, получившего имя дона Мигелья. Но этот наследник испанского престола, собравший на своей голове все испанские короны, пережил свою мать всего лишь на два года. Так небо, которое, казалось, было заинтересовано в возвеличении и славе австрийского дома Габсбургов, позаботилось возвести на трон Испании эрцгерцога Филиппа, принца Нидерландского, перед тем женившегося на донье Хуаните, младшей дочери Их Католических Величеств[132].

Эрцгерцог прибыл со своей женой в Испанию, чтобы принять присягу верности дворянства, церкви и народа. После церемонии он вернулся во Фландрию, где и узнал некоторое время спустя о кончине королевы Изабеллы, его тещи. Сразу же вернулся он в Испанию и вступил во владение кастильской короной. Дон Фердинанд хотел было воспротивиться ему в этом, но был почти насильно принужден отказаться в пользу зятя от всех своих претензий и довольствоваться властью над Арагоном. Однако и Филипп не долго наслаждался могуществом. Он был отравлен в Бургосе во время одного из торжественных обедов, который устроил в его честь фаворит дон Хуан Мануэль. Донья Хуана, вдова почившего государя, была неспособна одна управлять столь обширным наследством, к тому же она была от природы подвержена частым приступам умопомрачения и безумия, так что пришлось дать ей попечителя и им мог быть лишь ее отец дон Фердинанд, к которому опять переходили все бразды правления до тех пор, пока его внук, родившийся от брака Филиппа Габсбурга и Хуаны Кастильской, не достигнет зрелого возраста. Юным принцем, которому судьбой было назначено взойти на трон Кастилии, был знаменитый Карл V, столь хорошо известный истории. Он не только объединил на своей голове все короны, из которых была собрана современная Испанская монархия, но, помимо этого, был избран императором Германии, став там самым могущественным монархом Европы. За несколько лет до своей смерти он отрекся от трона, оставив Германскую империю своему брату Фердинанду, а Испанию своему сыну Филиппу. Потомство последнего угасло со смертью Карла II, назвавшего своим наследником государя из августейшего дома Бурбонов[133].

Другая ветвь австрийского дома, долгое время занимавшая императорский трон, тоже со временем угасла. От всего этого великого древа ныне осталась одна лишь Мария-Терезия, эрцгерцогиня Австрийская, королева Богемии и Венгрии, супруга Франца I Лотарингского, нынешнего императора Германии.