Глава 8. Иеромонах Леонид на пути в Оптину

Первым старцем в Оптиной пустыни стал иеросхимонах Леонид (Наголкин), в схиме Лев, прибывший сюда в апреле 1829 года с пятью своими учениками из Площанской Богородицкой пустыни. Он был учеником учеников преподобного Паисия и, конечно, принес сюда учение этого великого старца. Это его появление не было внезапным, — он стремился именно сюда, в Оптину, в которой настоятельствовал архимандрит Моисей, слух о котором давно уже достиг до него. Преосвященный Филарет (Амфитеатров), хорошо знавший старца Льва, еще в 1823 году сообщил устроителям Оптинского скита, что этот старец непременно будет жить здесь. Так что не только старец Лев стремился в Оптину, но и Оптина как бы устремлялась к нему, ожидая его. Однако не гладок был тот путь, которым шел преподобный Лев (тогда Леонид).

Иеромонах Леонид (в схиме Лев) родился в 1768 году в Орловском городе Карачеве в мещанской семье и в святом крещении наречен Львом. О родителях его, мещанах Наголкиных, ничего не известно, кроме имени отца, которого звали Даниилом. Они были бедны, иначе не отдали бы сына в работники к купцу Сокольникову в город Болхов. Лев оказался весьма сметливым работником и скоро стал ближайшим помощником хозяина, закупая и продавая товар самостоятельно. Ему часто приходилось бывать в Сухиничах, где он сбывал пеньку и конопляное масло петербургским купцам. Дорога туда шла густым вековым лесом. Однажды зимой, когда он ехал в санях, на него напал волк. Не растерявшись, Лев оглушил его палкой, но тот быстро оправился, догнал сани и, вскочив в них, успел вырвать из ножной икры Льва кусок плоти. Лошади неслись стремительно… В следующий миг юноша сунул руку в волчью пасть, в самое горло. Волк задохнулся и, уже вблизи одной из деревень, замертво свалился с саней. Лев потом всю жизнь прихрамывал на раненую ногу.

Будучи весьма общительным, Лев Наголкин беседовал с многими людьми, встречавшимися на пути и на торгах, расспрашивая о их жизни и делах. Впоследствии многих поражало то, что старец прекрасно знает быт людей всякого сословия — дворянского, купеческого, крестьянского, деревенского и городского образа жизни. По рассказам людей, он запомнил массу деталей из военного и морского быта. Казалось, он изъездил всю Российскую Империю, а он, будучи работником у купца, недалеко выезжал за пределы Калужской губернии.

Эта деятельность и эти, казалось бы, случайные знания не мешали Льву Наголкину быть благочестивым христианином. Из всех дел и состояний, о которых он услыхал и которые увидел, он более всего полюбил состояние монашеское. И вот в 1797 году, при игумене Авраамии, он поступил послушником в Оптину пустынь, откуда через два года перешел в Белобережскую Иоанно-Предтеченскую Брянского уезда, где был настоятелем иеромонах Василий (Кишкин), старец высокой духовной жизни, много времени до этого подвизавшийся на Святой Афонской горе. Здесь в 1801 году послушник Лев пострижен был в монашество с именем Леонид. В том же году, 22 декабря, он был рукоположен в иеродиакона, а 24-го числа в иеромонаха. В 1804 году он был избран братством Белобережской пустыни на должность настоятеля.

Такое быстрое продвижение говорит о высоких духовных дарованиях отца Леонида. Сам он вовсе не думал о начальствовании, и, когда братия собралась для обсуждения вопроса о настоятеле, отец Леонид ушел варить квас, думая, что «выберут кого-нибудь и без меня…». Вскоре пришли старшие монахи, взяли из его рук черпак, сняли фартук, одели и отправили в Орёл к преосвященному Досифею для утверждения в должности настоятеля. После этого отец Леонид не изменил своего неприхотливого образа жизни, принимая участие во всех трудах братии.

В 1805 году в Белобережскую пустынь переселился из Чёлнской Спасской обители старец Феодор (Перехватов), духовный отец Леонида, который до своего настоятельства часто посещал старца, своего земляка (отец Феодор родился в 1756 году в Карачеве). «Из его жизнеописания видно, — писал митрополит Трифон, — что у него была натура страстная и характер горячий: в юности в нем сильно боролись два начала — доброе и злое. Искренно верующий, со стремлениями к жизни духовной, пустынной, он тем не менее вследствие своей пылкости часто падал. Так, в ранней молодости он “увлекся женской красотой и впал в распутство”, как рассказывается в его жизнеописании86. Эта греховная жизнь не могла долго продолжаться, скоро он одумался, угар прошел, горький стыд овладел им, и со стремительностию и твердостию, характеризовавшими всю его жизнь, он решился долгим подвижничеством искупить свою вину. Без паспорта уходит он сначала в Киев, а затем в Молдавию к старцу Паисию. Эта эпоха его жизни, надо полагать, имела для него весьма важное значение. Он на собственном опыте убедился, как грех силен в человеке и как без помощи Божией всякий человек близок к падениям, отсюда он приучился немощи немощных носити (Гал.6:2), без строгого осуждения относиться и к слабостям своих ближних; с другой стороны, встретив в этот тяжелый для себя период искреннее участие и духовную поддержку в старце Паисии и его учениках, он понял, как необходима и важна духовная помощь всякому человеку, не только монаху, но и мирянину. Доброе и сердечное слово, совет, подкрепленный изречением из Священного Писания, могут спасти душу человеческую от уныния и отчаяния и возродить ее к новой христианской жизни.

Отец Паисий поручил его старцу Софронию, который заставил его последовательно проходить все тяжелые послушания общежительного монастыря: рубить дрова, печь хлебы, готовить пищу и так далее. Затем, когда он достаточно окреп в духовном отношении, он из общежития был переведен в пустынь к старцам Онуфрию и Николаю для подвигов уже более высоких — созерцательного характера. Прожив там пять лет и возросши вполне в мужа духовного, уже искушенного и общежительными скорбями от людей, и пустынными, более тонкими искушениями от диавола, он возвратился в монастырь к отцу Паисию в качестве его младшего сотоварища. Здесь он особенно помогал ему в переводе творений святых отцов, что принесло ему большую пользу, ибо он, хорошо познакомившись с их учением и наставлениями, глубже проникся их духом и мог впоследствии подкреплять свои старческие советы их богомудрыми изречениями.

После смерти отца Паисия, когда в Нямецком монастыре начались неустройства, он возвратился в Россию и тут, спустя некоторое время, познакомился с отцом Леонидом, своим будущим ревностным учеником. <…> Искренняя любовь связала учителя с учеником, и затем до конца жизни отца Феодора эта сердечная связь между ними не только не прекращалась, но делалась все сильнее и крепче»87.

Отец Феодор искал безмолвия. Пережив в Белобережской пустыни тяжелую болезнь, он выразил желание поселиться в пустыньке, в одиночестве, где-нибудь в лесу. Отец Леонид с братией исполнили его просьбу, построив келию в лесных дебрях, в двух верстах от монастыря, где к отцу Феодору присоединился другой ученик старца Паисия — иеросхимонах Клеопа. А через год, в 1808 году, пришел к ним на житье и сам отец Леонид, сложивший с себя бремя настоятельства. Здесь, от этих великих старцев, он принял пострижение в схиму с именем Лев.

Молва о духоносных старцах стала привлекать к их пустынной келии множество народу. Однако отец Феодор, не считая себя достойным такой славы, тяготился нарушением молитвенного безмолвия и обдумывал возможности перемены жития. Господь решил это дело неожиданно и быстро: лесная келия вдруг подверглась пожару, так что старцы едва спаслись от огня. Отец Феодор направился на север, в Новоезерский монастырь, но пробыл здесь недолго: Санкт-Петербургский митрополит Амвросий перевел его в Палеостровскую обитель, расположенную на острове в Онежском озере. Тут старец провел три года.

В это время отцы Леонид и Клеопа отстроили в лесу новую хижину, куда к ним стали снова приходить миряне. Это не понравилось новому настоятелю Белобережской пустыни, и по его жалобе старцы должны были покинуть свое место. Они переселились на остров Валаам в скит Всех святых Спасо-Преображенского монастыря. Это было в 1811 году. Спустя год к ним присоединился и отец Феодор, переживший в Палеостровской обители ряд весьма тяжких искушений. Собравшись вместе на острове Валааме, старцы подвизались здесь около шести лет.

«Слава милосердому нашему Богу, — писал отец Феодор к отцу Афанасию, также ученику старца Паисия, в Площанскую пустынь, — что сподобил и меня, недостойного и скверного, сожительствовати со отцы моими в скиту валаамском. Уже теперь перед милосердым нашим Создателем и Искупителем не можем никакого извинения и оправдания принести. Он исполнил все наше желание… <…> Привел нас в место безмолвное, спокойное, от человек удаленное, молвы свобожденное. Отец Леонид определен у нас в скиту смотрителем»88.

Из монастыря приходило к ним много братии. Духовное окормление в монастыре не достигло тогда душеспасительного уровня, так как в основном заключалось в телесном, хотя и сурово-подвижническом делании. Иные братия проникались учением старцев о духовном делании и воспитании в себе внутреннего человека, другие, даже и благомыслящие, оставались в недоумении.

Настоятель монастыря отец Иннокентий полагал, очевидно, что духовным руководителем иноков обители должен быть он один (как, впрочем, и бывало в древности). Долгое время он крепился, ища какого-то исхода из неудобного для него положения, но наконец утвердился в мысли, что отцы Феодор, Клеопа и Леонид проявляют непокорность настоятелю и даже как бы вмешиваются в его управление. Их учение казалось ему подозрительным нововведением. И вот он принес жалобу митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Амвросию, утверждая в ней, что пришлые старцы возмутили в обители мир. Однако при тщательном расследовании этого не оказалось. Присланный преосвященным отец Иларион предложил старцам тридцать вопросов и был удивлен их ответами. Он сказал, что нигде ему не приходилось читать того, что высказали ему в своих ответах простые монахи-старцы. Затем вступились за старцев святители — митрополиты Московский Филарет и Пензенский Иннокентий. Эти просвещенные русские богословы на основании тех же письменных ответов доказали невиновность старцев. Тем не менее старцы приняли решение оставить Валаам. Они не сочли игумена Иннокентия недоброжелательным, — это искушение он пережил по неведению и потом оставил по себе весьма добрую память. Отец Леонид отправился в Петербург к преосвященному Амвросию с общей просьбой от старцев о дозволении им перейти в другой монастырь.

Аскетическое учение, как видим, возрождалось в России с трудом. Делателей было мало, и они терпели во многих местах не только трудности, но и порой гонения. Не принятые в одном граде, они «бегали в другой»…

В 1816 году на Валааме скончался старец Клеопа. А в июне 1817 года отцы Феодор и Леонид переместились в Александро-Свирский монастырь. Здесь отец Леонид, по свидетельству старца Феодора, усовершенствовался в аскетическом делании особенно глубоко. 7 апреля 1822 года отец Феодор скончался во блаженном успении, сохраняя среди болезненных приступов не только мирный, но и радостный дух. Как он говорил, он увидел берег житейского моря.

К этому времени отец Леонид был уже широко известен как духоносный старец и имел учеников. В разных монастырях были у него и единомышленники, почти все ученики учеников преподобного Паисия. Отец Феодор в последнее время мечтал о том, чтобы им всем, единомышленным, сойтись вместе в какой-нибудь тихой русской обители, где бы они могли в безмолвии работать Господу. После его кончины отец Леонид писал иеромонаху П.: «Вы изволите писать, что в нынешние пребедные времена, кажется, нужно собраться нам всем воедино и выпросить у какого-либо монахолюбивого архимандрита куточек. <…>…Батюшка наш отец Феодор насчет соединения, дабы нам не разлучаться, но сожительствовать вкупе, неоднократно подтверждал. Особливо, когда дар прозорливства перед смертию получил, уговаривал отечески тако: “Отцы мои! Господа ради друг от друга не разлучайтесь, поелику в нынешнее пребедственное время мало найти можно, дабы с кем по совести и слово-то сказать. <…>…Собраться воедино, кажется, полезно для подкрепления друг друга»89.

Когда стало известно о намерении отца Леонида покинуть Александро-Свирский монастырь, его начали приглашать вместе с учениками в разные места. Усердно звали к себе его оптинский игумен Даниил и скитоначальник отец Моисей, с ними единодушен был в этом и преосвященный Филарет, архипастырь Калужский. Оптинский скит как раз и привлекал всего более отца Леонида, и он отпустил туда в 1823 году одного из своих учеников, монаха Гавриила. Его же самого начальство еще несколько лет удерживало в Александро-Свирском монастыре.

За это время несколько раз бывал отец Леонид в Петербурге, где останавливался в Александро-Невской Лавре, в которой духовниками были его и отца Феодора ученики. К ним на исповедь ходил тогда воспитанник военно-инженерного училища Димитрий Брянчанинов. Он встретил здесь отца Леонида, с которым долго беседовал, и понял, что нашел себе духовного отца, руководителя в духовной жизни. Выйдя в отставку в ноябре 1827 года, Димитрий Брянчанинов отправился в Александро-Свирский монастырь к отцу Леониду и стал там послушником. Так начался иноческий путь великого святого епископа Кавказского и Черноморского Игнатия, замечательного духовно-аскетического писателя, давшего в своих трудах духовную пищу многим будущим поколениям монахов и мирян.

«Поступив в монастырь, — говорится в житии святителя, — Димитрий Александрович всею душою предался старцу отцу Леониду в духовное руководство. Эти отношения отличались искренностию, прямотою, представляли совершенное подобие древнего послушничества, которое не решалось сделать шагу без ведома или позволения наставника»90.

Будущий святитель прибыл в скит оптинский в мае 1829 года, через месяц после отца Леонида. «Когда прибыл туда старец иеросхимонах Леонид с несколькими учениками своими и настоятель предал ему скит в духовное управление, — писал святитель 25 сентября 1855 года, — тогда скит начал населяться, и населяться преимущественно людьми не крепкого телосложения, искавшими спокойствия в уединении. Число жившей в нем братии простиралось до 30 человек. Всему этому, то есть состоянию скита до прибытия отца Леонида и состоянию его по прибытии старца, я был очевидцем»91.

Но отец Леонид не сразу направился в Оптину пустынь. Он поехал сначала в Киев для поклонения святым мощам угодников Божиих. Возвращаясь оттуда, он заехал в Богородицкую Площанскую пустынь, где тогда подвизался, и уже немало лет, один из будущих Оптинских святых старцев иеромонах Макарий (Иванов). Незадолго перед приездом отца Леонида отец Макарий лишился своего духовного отца и наставника схимонаха Афанасия. Отец Макарий усиленно молился о том, чтобы Господь не оставил его без наставника, имеющего дар духовного рассуждения. Приезд отца Леонида явился как бы ответом на это прошение. В те полгода, которые отец Леонид провел в Площанской пустыни, отец Макарий и его новый руководитель весьма тесно сблизились духовно, — отец Макарий, собственно, стал сотаинником и собеседником отца Леонида, накопившим благодаря старцу Афанасию и чтению аскетических книг немалый духовный опыт.

Отец Макарий родился в дворянской семье Ивановых 20 ноября 1788 года, учился в приходском училище города Карачева. Осиротев, он, после попыток вместе с братьями заняться хозяйством по имению, ушел в монастырь, в Богородицкую Площанскую пустынь на Площанском озере, — это было в декабре 1810 года. Здесь, проходя разные послушания, он был учеником отца Афанасия, воспитанника преподобного Паисия. Старец Афанасий имел небольшую, но весьма весомую монашескую библиотеку, — это были переписанные и переплетенные рукописи, списки с переводов, сделанных преподобным Паисием с греческого языка. Здесь были самые основные аскетические труды православной древности: сочинения Макария Великого, Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Феодора Студита и другие. Отец Макарий их не только изучал, но и усердно переписывал. В 1817 году отец Макарий был рукоположен в иеромонаха. Десять лет спустя отец Макарий уже и сам духовный наставник: 30 января 1827 года он был назначен духовником Севского Орловского девичьего монастыря.

Отец Леонид прибыл в Площанскую пустынь 6 октября 1828 года. Сюда, вслед за ним, приехало несколько его учеников, среди которых был и Димитрий Брянчанинов, будущий святитель Игнатий, который занял вместе со своим сотаинником и другом Михаилом Чихачёвым отшельническую келию в глубине сада. Об этой келии и об этом саде он позднее написал духовно-художественный прозаический этюд «Сад во время зимы».

В апреле 1829 года отец Леонид перешел наконец в Оптину пустынь, в Иоанно-Предтеченский скит. Послушники Брянчанинов и Чихачёв пока оставались в Площанской обители. Остался здесь и отец Макарий, который вскоре начал переписку с отцом Леонидом. Вскоре после отбытия отца Леонида приехал в Площанскую пустынь старец Василий (Кишкин), иеромонах, бывший настоятель Белобережской пустыни, некогда собеседник святителя Тихона Задонского и преподобного Паисия. Здесь он провел последние три года своей жизни. Отец Макарий получал большое утешение в духовных беседах с ним. А в скит Оптиной пустыни отец Макарий попадет только в 1834 году, так как ему пришлось по послушанию много времени провести в Севске: владыка Никодим послал его наблюдающим за постройкой училищного корпуса и каменной ограды. А оттуда тот же владыка повез его с собой в Петербург, где поручил ему исполнение должностей казначея и эконома при архиерейском доме. Выехал отец Макарий в октябре 1831 года и имел великое утешение в начале пути навестить в оптинском скиту отца Леонида, которому потом писал из северной столицы: «Хотя малое время сподобил меня Господь быть у вас и видеть вас, но я и сие приемлю за неизреченную ко мне милость Божию и благодарю Его благость. Молю, да и впредь сподобит меня не только временно, но и всегда быть при вас и вашими молитвами и наставлениями устроить мою жизнь»92.

Отец Макарий писал отцу Леониду из Петербурга, что ему «лишение мест пустынных, образа жизни и чина монастырского наносит томность и унылость»93. Пробыв в Петербурге около года, отец Макарий был уволен от должностей казначея и эконома и отпущен в Площанскую пустынь. На обратном пути он снова посетил скит и уже тут испросил у старца Леонида разрешения подать прошение настоятелю отцу Моисею о принятии его в скит Оптиной пустыни. Пока отец Макарий ожидал решения по этому поводу, он неожиданно был выдвинут одним из трех кандидатов на замещение должности настоятеля (строителя) Площанской пустыни. Однако Господь внял его молитвам, и еще до окончания этого дела он получил — 14 апреля 1834 года — разрешение на свое перемещение в Оптину, в скит. Нельзя сказать, чтобы отец Макарий без сожаления покидал обитель, в которой провел двадцать три года. «Я переселился оттуда хотя и по своей воле, — писал он, — но не сильно того требуя, и, предавшись Промыслу Божию, и желая воспользовать душу мою через батюшку отца Леонида, и, благодаря Бога, доволен здешнею жизнию; а как дальше будет, одному Богу известно»94.


Загрузка...