В Летописи скита отмечены многие хозяйственные дела, которыми занимался отец Варсонофий как скитоначальник, хотя только исполнял обязанности по этой части. Он произвел ремонт скитского храма и скитских врат с колокольней (с поновлением живописи), ремонт многих келий в скиту, осушение почвы при помощи дренажных труб и прочее. На столе у него учетные книги, счета, ведомости… Его уже давно именуют скитоначальником, но в этой должности он был утвержден в 1907 году.
Летопись сообщает: «12 мая (1907 года). Начальствующий в скиту иеромонах отец Варсонофий выехал в Калугу, где имеет быть посвящен в сан игумена, коим награжден 6-го сего мая». «15 мая. Отец игумен Варсонофий, посвященный 14-го сего мая в сан игумена и награжденный палицею, сегодня возвратился из Калуги». «29 июня. Сегодня в трапезе был прочитан указ о назначении отца игумена Варсонофия скитоначальником вместо отца Иосифа, увольняемого по болезненному состоянию»426.
У отца Варсонофия были два келейника, старший — рясофорный монах Никита (Харьков)427, младший — послушник Никита Баркалов428. Письмоводителем был только что переведенный в скит из монастыря послушник Кирилл Зленко429. Трудно установить с точностью — с какого времени отец Варсонофий начал старчествовать. В 1907 году он уже широко известен как прозорливый старец, мудрый наставник в духовной жизни. Он не только братский духовник, но и окормитель множества монахинь из традиционно относившихся к оптинским старцам монастырей и общин, часто ими же и образованных. В большом количестве начали приходить и миряне. О нем прослышали и образованные люди, особенно молодые студенты, курсистки, журналисты, художники, потянулись к нему, так как он мог говорить на их языке, имел разнообразные знания, он мог открыть им корни неверия и лжи в современной культуре, хитро прикрытые внешним блеском.
Не обходили его вниманием приезжавшие в Оптину епископы. О его отношениях с владыкой Трифоном мы уже говорили. 17 мая приехал преосвященный Палладий, епископ Вольский, викарий Саратовской епархии. В скиту осмотрел храмы, навестил отца Иосифа, потом пил чай с отцом Варсонофием в его келии и долго беседовал с ним. 24 июня посетил скит Костромской преосвященный Тихон, он пришел из монастыря пешком. В скиту в сопровождении отца Варсонофия осмотрел все, а в Иоанно-Предтеченском храме обратил внимание на искусность новой отделки, особенно на потолок в приделе преподобного Макария, покрашенный в глубокий синий цвет и украшенный золотыми звездами. При этом он сказал, что храму, как земному небу, прилично иметь подобие неба, усеянного звездами… Он также навестил отца Варсонофия в его келии и беседовал с ним не торопясь, — так почти всегда бывало, что и владыкам не хотелось покидать полюбившегося им молитвенного места, вот они, сколько могли, и задерживались.
Отделка храма Иоанна Предтечи закончилась 16 августа 1907 года. Отец Варсонофий совершил в этот день молебен и окропил святой водой оба придела. Окроплены были и обновленные скитские врата. В Предтеченском храме промыта была многолетняя копоть, покрашены стены и пол, возобновлена живопись. Снаружи, по сторонам входа в храм, были написаны фигуры Архангелов Михаила и Гавриила.
Распоряжения отца Варсонофия коснулись и духовной жизни скитян. «С сего числа, — пишет летописец 11 октября, — по благословению отца скитоначальника игумена Варсонофия возобновлен старый порядок совершения в соборной келии утреннего правила, по которому оно оканчивается чтением 1-го часа; часы же 3-й и 6-й с изобразительными читаются братиями по келиям по времени применительно к часу совершения в монастыре ранней литургии. Порядок сей существовал до сентября 1904 года, когда было установлено читать часы и изобразительные на общем утреннем правиле»430.
В начале октября 1907 года в том доме, где ранее жили архимандрит Ювеналий, а потом писатель Константин Леонтьев, по благословению настоятеля обители поселился писатель Сергей Александрович Нилус со своей супругой, который привез сюда свою библиотеку и всю обстановку. Ему разрешено было пользоваться для своих писаний оптинским архивом с попутным приведением его в порядок. Нилусы усердно посещали богослужения. Отец Варсонофий был знаком с сочинениями Сергея Александровича, который писал только на духовные темы. Нилусы стали постоянно исповедоваться у отца Варсонофия. Много хорошего написал Нилус в Оптиной, прожив здесь до мая 1912 года: образы множества оптинских иноков возникли на страницах его книг — прежней и новой Оптиной.
«И зажили мы, с благословения старцев, — писал Сергей Александрович, — тихою, пустынною жизнью, надеясь и кости свои сложить около угодников Оптинских… Велика и несравненно прекрасна река Божия — святая Оптина! Течет река эта из источников жизни временной в море вечнорадостного бесконечного жития в царстве незаходимого Света, и несет на себе она ладии и своих пустынножителей, и многих других многоскорбных, измученных, страдальческих душ, обретших правду жизни у ног великих Оптинских старцев»431.
Узнал Нилус и многих из подвижников скита. Среди них был иеромонах Даниил, но знакомство писателя с ним продолжалось недолго, хотя и оставило весьма яркие впечатления. «В воскресенье, 25 ноября 1907 года, — писал он, — в половине второго пополудни в скиту Оптиной пустыни отлетела ко Господу праведная душа иеромонаха Даниила… Отец Даниил происходил из того рода Болотовых, который во дни екатерининских орлов дал известного творца “Записок Болотова”, а в наши дни — четырех иноков: его самого, брата-схимонаха и сестер — игуменью-схимницу и схимонахиню». Схимонахиня София, сестра отца Даниила, — первая настоятельница Шамординской общины. Сам отец Даниил в миру был профессиональным художником, товарищем по Академии Художеств Репина и Васнецова, блестящим портретистом, достигшим уже известности. В скиту он писал иконы, а иногда и портреты: в частности, например, известны несколько портретов старца Амвросия его работы.
Бывал Нилус в келии отца Даниила, «где чего-чего только не было: эскизы карандашом, этюды красками, палитры, кисти, краски, книги, иллюстрации, бутылки с фотографическими ядами… На мольберте начатая и еще не оконченная икона»432. Отец Даниил заходил к Нилусам. Но вот он стал быстро слабеть и уже не мог выходить из келии. В день своей кончины отец Даниил собрался с силами и пришел в дом скитоначальника — к отцу Варсонофию, там его ждали две его племянницы, монахини из Шамордина. Здесь он благословил их в последний раз.
Владыка Трифон однажды в беседе с паствой рассказал об отце Данииле: «К нему собралась братия проститься. “Отец Даниил, вы умираете? — спрашивали его. — Вам, вероятно, страшно умирать?” — “Да как же это может быть страшно? Ведь Спаситель зовет: Приидите ко Мне вси труждающиися — и Аз упокою вы… Ведь если Он, Милосердый, нас зовет, то может ли быть страшно? Не страшно встретить смерть, а радостно; вот если бы Он нас гнал, тогда было бы другое дело”. Примолк на несколько минут и заснул вечным сном»433.
В Летописи скита 25 ноября 1907 года записано: «Сегодня в час дня скончался скитской иеромонах отец Даниил, в мире Димитрий Михайлович Болотов… Отец Даниил сподобился сегодня утром причащения Божественных Таин и окончил жизнь по прочтении над ним отходной. Пред вечерней тело усопшего было перенесено из келии в скитской храм, а после вечерни была совершена по нем панихида отцом оптинским настоятелем архимандритом Ксенофонтом соборне с скитоначальником игуменом Варсонофием и иеромонахом отцом Нектарием». 26-го: «Сегодня по совершении в скитском храме литургии была отслужена панихида по почившем иеромонахе Данииле и затем гроб с его телом был перенесен скитской братией в монастырь, где имеет совершиться погребение покойного согласно желанию его родственников». 27-го: «В монастырском Казанском соборе позднюю литургию служил отец настоятель архимандрит Ксенофонт, которым затем соборне с отцом скитоначальником и несколькими иеромонахами было совершено отпевание покойного иеромонаха Даниила в присутствии монастырской и скитской братии и родных усопшего. Тело его погребено против алтаря Введенского собора»434.
Кроме отца Даниила, отошли ко Господу в 1907 году души и других скитян. 29 июня в монастырской больнице умер восьмидесятитрехлетний схимонах Памфил. 8 октября скончался иеросхимонах отец Иона («Жил в обители около 60 лет и никуда из нее не отлучался. Последние годы проводил безвыходно в келии. <…> Перед кончиною сидя читал Псалтирь»435.). 3 декабря: «Сего числа в 11-м часу вечера в скиту скончался старичок-схимонах отец Николай (Книжников) после продолжительной болезни. Покойный отличался любовию к уединению, усердием к посещению церковных служб и скитских правил, несмотря на преклонные годы и болезнь ног»436. А двое послушников — Косьма и Иоанн — были убиты грабителями 21 декабря на скитской мельнице, где они трудились по послушанию. Отпевали их в навечерие праздника Рождества Христова.
В начале 1907 года двое юношей, Иван и Николай Беляевы, — первый еще не окончил гимназии, а второй учился в Московском университете, — пришли к решению оставить мир, уйти в монастырь. Выбор их пал на Оптину пустынь. В Москве владыка Трифон благословил их на этот шаг. Матери братьев владыка сказал об Оптиной: «Не беспокойтесь, они увидят там только хорошее». Он передал их под духовное руководство старца Варсонофия. В течение следующих восьми месяцев братья несколько раз ездили в Оптину, жили там, знакомились со скитскими порядками, а 7 декабря 1907 года, на память святителя Амвросия Медиоланского (день Ангела старца Амвросия), прибыли совсем. В связи с этим отец Варсонофий сказал: «Сам старец Амвросий благословляет вас на иноческий путь». 24 декабря они были приняты в скитскую братию.
Иван Беляев не прижился в монастыре, через несколько лет вышел в мир и женился. А Николай — это будущий иеромонах-старец (хотя и не старых лет) преподобный Никон, верное чадо старца Варсонофия. Поначалу он трудился на общих послушаниях, а потом, когда послушник Кирилл Зленко был призван в армейскую службу, откуда потом вернулся в скит, Николай Беляев занял его место письмоводителя при старце-скитоначальнике отце Варсонофии. Ежедневное общение с ним принесло ему неоценимую пользу. Эти счастливые для него годы (1907–1910) он был поистине блажен. Стоит прочесть его дневник за это время, чтобы понять, как мудры, как необыкновенно содержательны были речи, даже мимолетные, отца Варсонофия. Николай стал записывать все, что слыхал от него (конечно, по благословению старца).
30 января 1908 года братья Беляевы были одеты в подрясники, с чем их поздравил отец Варсонофий. Поздравляли и скитские братия, среди них и отец Нектарий. Николай имел кроме письмоводительского еще и другое послушание — пел и читал в храме (брат его Иван пономарил). Жизнь в скиту сразу и глубоко полюбилась ему: 14 мая он записал: «Теперь очень хорошо в скиту: все распускается, зеленеет, аромат… То, что я сейчас получаю от природы, для меня до сих пор было неизвестно. Этим может наслаждаться только человек, живущий среди природы. Здесь у нас в скиту рай земной (если так можно сказать), который мне еще дороже, главным образом, потому, что им я надеюсь приобрести рай Небесный. Утешает нас Господь — нас, живущих среди природы, нас, бежавших от мнимых удобств, суеты и зловония городской жизни… У нас на вратах, на стороне, обращенной к скиту, к церкви, написано: Коль возлюбленна селения Твоя, Господи, — и воистину так. Сколько раз батюшка говорил мне, вернее сказать, при мне: “Как нам благодарить Тебя, Господи, что Ты вселил нас здесь?!”. Кажется, начинают проникать мне в сознание и чувство эти слова»437.
Здесь и смерть живущих рядом братий воспринималась с мирной душой, Господь призывал к Себе во благовремении… В 1908 году уже при Николае Беляеве, 2 января, скончался иеродиакон Мартирий («усердный и благоговейный служитель алтаря Господня», — сказано о нем в Летописи). Панихиду служил отец Варсонофий. Николай пел на клиросе. Потом (уже 5 января) отец Варсонофий с отцами Нектарием и Ираклием отпевал тело отца Мартирия. Хоронили его на скитском кладбище, где в этом году появились новые чугунные плиты, сделанные на Перемышльском заводе Криворотова: на могилах схимников Николая (Абрулаха) и Кирилла (Мусатова), монахов Григория (Косых) и Алексия (Лебедева), а также послушника Иакова (Сушенко). 9 марта в монастырской больнице скончался от тифа келейник старца Иосифа мантийный монах Пахомий (Сабадаш), который был пострижен 21 сентября 1907 года. Был также похоронен на кладбище Иоанно-Предтеченского скита.
В конце года пришла весть о кончине отца Иоанна Кронштадтского. 21 декабря в скиту служил о нем панихиду отец Варсонофий с иеромонахами Нектарием и Адрианом. «В конце панихиды отец скитоначальник, — говорится в Летописи, — обратился к братии с кратким словом, в котором упомянул о почившем отце протоиерее как о великом труженике, молитвеннике и носителе духа любви христианской»438. Служил панихиду о почившем отец Варсонофий и на следующий день.
Из четырех старцев, будущих преподобных (отцов Варсонофия, Иосифа, Нектария и Анатолия), находившихся в последнее время в скиту, один — отец Анатолий (Потапов) был переведен архимандритом Ксенофонтом в монастырь на место скончавшегося монастырского духовника отца Саввы.
Послушник Николай стал как бы вторым летописцем скитской жизни. Не только общение со старцем Варсонофием, но и разные важные события в скиту находили отражение в его дневнике. Так, 31 июля 1908 года он писал: «29 июля Оптину посещал преосвященный Никон, епископ Вологодский. Зашел и к нам в скит в 3 часа. Был в обоих храмах, у отца Иосифа и у батюшки, и около половины 5-го ушел в монастырь в сопровождении отца архимандрита Ксенофонта и урядника. В храме святого Предтечи владыка говорил нам, всем скитянам, речь. Мне понравилось, как он говорил. Говорил он о необходимости и пользе для нас скорбей: “Если бы у нас не было скорбей, то есть различных обид и неудовольствий, если бы нас никто не трогал, если бы не было никаких искушений, то как бы могли мы познать себя, свои страсти, свои грехи? <…> Вот посмотрите на вещественный крест: он составляется из двух линий — одна идет снизу вверх, а другая пересекает ее. Так же образуется и наш жизненный крест: воля Божия тянет нас снизу вверх от земли на небо, а наша воля становится воле Божией поперек, противится ей»439.
Отец Николай пишет, что слышал о владыке Никоне и в Москве, где в некоторых кругах его называли «черносотенцем» (что в их устах равно было слову «мракобес»). Владыка Никон, выйдя на покой, поселился в Троице-Сергиевой Лавре и начал там большое дело духовного книгоиздания. Вскоре начали появляться в продаже изданные в Лавре книги, брошюры, листки; стал выходить журнал «Троицкое слово», затем второй (посвященный церковноприходским школам) — «Божия нива»… Многие книги С.А. Нилуса были изданы там же, в Лавре, в том числе и «оптинская» — «На берегу Божьей реки», печатавшаяся также главами в «Троицком слове». Владыка Никон из номера в номер помещал свои церковные (злободневные, с обсуждением современных политических дел) дневники, каждый год выходившие отдельными книгами, начиная с 1901 года. Владыка ярко, умно и неоспоримо выступал против разрушителей, а те делали все, чтобы его журнал не попадал в руки «читающей публики». Подписка — пожалуйста, а купить — ни в одном киоске от Петербурга до Владивостока!
Владыка писал: «На наших глазах ведется подкоп под все основные устои нашей Руси православной; мы не можем не видеть, как постепенно, но и настойчиво, постоянно, камушек за камушком, песчинку за песчинкой извлекают из-под основания Руси, как подменивают, перевоспитывают миросозерцание нашего народа, как отравляют ум и сердце его разлагающими учениями социализма, атеизма… Как бы мне хотелось громко крикнуть на всю Русь православную: — Кто жив человек? — Отзовись!»440.
Старец Варсонофий, читая дневники владыки Никона, сказал: «Как это хорошо, умно!».