Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Глава 13. Издательское дело. Создание библиотеки. Русские писатели в Оптиной: Жуковский, Снегирёв, Гоголь, Муравьёв, Шевырёв

При жизни старца Макария было издано Оптиной пустынью семнадцать духовных книг (и после его кончины вышла еще «Лествица», подготовленная отцом Ювеналием на русском языке, где указатели составлены отцом Макарием). Вот их перечень:

I. Два издания «Жития и писаний блаженного старца Паисия (Величковского) на церковнославянском языке». 1846. Второе издание вышло в 1847 году с прибавлением некоторых других писаний.

II. «Четыре огласительных Слова к монахине» иеромонаха Никифора Феотоки (впоследствии архиепископа Астраханского) в переводе с греческого преподобного Паисия. Два издания: 1848 и 1849.

III. «Преподобного отца нашего Нила Сорского предание учеником своим о жительстве скитском». На церковнославянском языке. 1849.

IV. «Восторгнутые класы в пищу души». Отрывки из отеческих писаний, собранные преподобным Паисием. На церковнославянском языке. 1849.

V. «Лествица» святаго Иоанна Лествичника. 1851. На церковнославянском языке (вернее, на «полуславянском наречии», как называли этот перевод трудившиеся над ним старец Макарий и его ближайший ученик отец Амвросий — будущий старец. Было семь переизданий этого замечательного перевода).

VI. «Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни; в ответах на вопрошания учеников». На церковнославянском языке. Старинный перевод с греческого, исправленный преподобным Паисием. 1852.

VII. «Оглашения преподобного Феодора Студита». Славянский перевод преподобного Паисия с новогреческого языка. 1853.

VIII. «Преподобного отца нашего Максима Исповедника толкование на Отче наш… и его же Слово постническое по вопросу и ответу». 1853.

IX. «Святого отца нашего Исаака Сирина, епископа Ниневийского, Слова духовно-подвижнические, переведенные с греческого старцем Паисием (Величковским)». На церковнославянском языке. 1854.

X. «Книга преподобных отцев Варсануфия и Иоанна, руководство к духовной жизни, в вопросах и ответах». На русском языке. 1855.

XI. «Преподобного отца нашего аввы Фалассия главы о любви, воздержании и духовной жизни». Переведено с церковнославянского перевода преподобного Паисия на русский язык. 1855.

XII. «Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания». Переведено с греческого на русский язык Константином Зедергольмом. 1856.

XIII. «Житие преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова». На славянском языке. 1856.

XIV. «Преподобного и богоносного отца нашего Марка Подвижника нравственно-подвижнические Слова». (Выбрано из «Добротолюбия» и «Восторгнутых класов…»). 1858.

XV. «Преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова… двенадцать Слов». На церковнославянском языке. 1858.

XVI. «Преподобного отца нашего Орсисия, аввы Тавеннисиотского, об устроении монашеского жительства». С латинского на русский язык перевел К. Зедергольм. 1859.

XVII. «Преподобного отца нашего аввы Исаии, отшельника египетского, духовно-нравственные слова». На русском языке. 1860.

«Эти издания, — писал в 1906 году ректор Калужской духовной семинарии архимандрит Никодим, — охватывают всю монастырскую жизнь. Монастырская жизнь же составляется из взаимодействия: настоятеля и братии, духовника-руководителя и его учеников — духовных детей, окормляемых в их правильной жизни в общежитии, получающей главный смысл от той цели, какую преследуют иноки: нравственное самоусовершенствование. И в изданиях Оптиной пустыни мы находим руководства: и для настоятелей — в труде аввы Орсисия, и для духовника — в вопросоответах аввы Варсануфия и Иоанна, и для послушника — в книгах аввы Дорофея, у аввы Исаии и Симеона Нового Богослова. У Феодора Студита же руководство всему общежительному братству во всех его послушаниях. В творениях Иоанна Лествичника, Исаака Сирина — иноческое руководство к борьбе со страстями и взращению добродетели. В творениях же Петра Дамаскина — свод главнейшего из всей аскетической литературы. Славянское Добротолюбие и Оптинские издания в их совокупности, таким образом, и составили полную аскетическую библиотеку, столь необходимую, особенно тогда, да и вообще во всякое время и каждому иноку в отдельности, и целому монастырю вообще»198.

По благословению митрополита Филарета цензурой оптинских книг занимался профессор Московской Духовной Академии протоиерей Феодор Александрович Голубинский. Рукописи к нему отправлялись через Киреевских. В 1852 году, будучи в Троице-Сергиевой Лавре, старец Макарий познакомился с отцом Феодором лично. Они виделись и в следующем году. 19 мая 1854 года Голубинский писал отцу Макарию: «Ваше Высокопреподобие, достопочтеннейший отец Макарий, верный путеводитель ко Господу рабов Его, подвизающихся в безмолвии! Приношу Вам сердечную мою благодарность за дорогое для меня Ваше посещение в прошлом году, за смиренномудрую беседу Вашу, за драгоценный дар Словес преподобного Симеона Нового Богослова и за исполненное христианской любви Ваше писание от 24 марта сего года»199. Далее следовала деловая часть. Но вскоре, 27 августа того же 1854 года, отец Феодор скончался во время поездки на родину, в Кострому. Узнав об этом, отец Макарий писал в Лавру архимандриту Сергию: «Память его и для нас священна. Он много потрудился в рассматривании представляемых нами рукописей отеческих писаний перевода старца Паисия и дал дозволение к изданию оных… Сии его действия занимают несколько страниц и в истории нашей обители, которая имеется у нас в рукописи»200.

Архимандрит Сергий продолжил дело покойного отца Феодора — очень внимательно рассматривал оптинские рукописи и помогал их изданию201.

Старец Макарий при этой книжной работе невольно выказывал немалые знания и большую чуткость в исправлении погрешностей. Монахи, собиравшиеся для этих трудов у него в приемной, получали большую пользу. «Как щедро мы награждены были за наши малые труды! — писал отец Леонид (Кавелин). — Кто из внимающих себе не отдал бы несколько лет жизни, чтобы слышать то, что слышали уши наши! Это — объяснения старца на такие места писаний отеческих, о которых, не будь этих занятий, никто из нас не посмел бы и вопросить его. А если бы дерзнул на сие, то, несомненно, получил бы смиренный ответ: “Я не знаю сего; это не моей меры. Может быть, ты достиг ее, а я лишь знаю: даруй ми, Господи, зрети моя согрешения! Очисти сердце, тогда и поймешь”. Кто из нас в состоянии забыть, с какою снисходительностию выслушивал он, ущедренный от Господа даром духовного рассуждения, наши детские немотствования и делал уступки в желании изящнее или яснее выразить мысль там, где не видел нарушения духовного смысла, прикрывая оные приличной отеческой шуткой, например: “Пусть будет так; я новейшей литературы не знаю, а ведь вы — народ ученый”. Если между трудившимися возникало разногласие в понимании какого-либо места или слова, старец немедленно устранял оное: или предлагал на среду свое собственное мнение, или, смиряясь и смиряя нас, оставлял такое место вовсе без пояснения: “Это не нашей меры; кто будет делать, тот поймет. А то как бы не поставить наше гнилое вместо его (разумея старца Паисия) высокого духовного понимания”»202.

Отец Макарий получал с разных сторон искренние выражения благодарности за посланные экземпляры и похвалы трудам издателей. Вот типичный его ответ на это: «Вы одобряете наши издания отеческих книг, а паче в русском переводе, — писал он 5 января 1857 года. — Но тут нашего ничего нет, а все Божиим благоволением для пользы желающих и ищущих душевной пользы совершилось. Как бы мы могли приступить к столь важному и необычному для нас делу?! Но Бог воздвиг людей благомыслящих к содействию в деле сем. А более всего благоволение и благословение милостивого архипастыря (митрополита Филарета. — Сост.) послужило к изданию лежавших под спудом в рукописях блаженного старца Паисия Молдавского переводов»203.

Изданные Оптиной пустынью духовные книги рассылались в дар в академические и семинарские библиотеки, архипастырям, в монастыри России и Афона. «Когда-нибудь кто-нибудь прочтет ту или другую книгу, — говорил отец Макарий, — и душевная польза одного человека вознаградит все наши труды. Наше дело сеять. Бог даст, когда-нибудь будут и плоды». Откуда же являлись средства? «Бог послал на благое дело чрез добрых людей», — отвечал на такие вопросы старец204.

Настоятель Оптиной пустыни архимандрит Моисей оказывал всякую помощь делу издания духовных книг. Сам он, как и его брат отец Антоний, был большим любителем духовного чтения. Бывая в Калуге, Москве и других городах, он посещал книжные лавки и привозил в обитель из своих поездок множество книг, которые по прочтении отдавал в монастырскую библиотеку, им же и основанную в 1854 году. Через несколько лет в ней было уже около 7000 томов. Часть тиража новых изданий отец Макарий передавал отцу Моисею, и он пользовался этими книгами для духовной милостыни.

В Летопись скита внесено было несколько благодарственных писем от епископов разных епархий, которым посылались изданные Оптиной книги. «Благодарю за книги, — писал отцу Макарию митрополит Московский Филарет 13 августа 1852 года, — Вы очень щедры, и мне совестно было пользоваться щедростью Вашею: но меня убедили не прекословить. Польза, которую обретут читающие, Богу тайнодействующу, да обратится и Вам в духовное приобретение»205. Епископ Калужский Григорий писал: «Получив в 21-й день сего августа при письме Вашем от 19-го числа книгу преподобных отец Варсануфия Великого и Иоанна, прекрасную по содержанию, как руководство к духовной жизни, и в прекрасном переплете206, приятно обязанным себя почитаю выразить любви Вашей и всем участникам Вашего усердия к моему недостоинству мою сердечную благодарность за дорогой дар, который, быть может, послужит не раз и к моему утешению или вразумлению»207. Архиепископ Орловский Смарагд писал также: «Приношу мою искреннейшую благодарность за Вашу память о мне и за присылку книги Варсануфия Великого и Иоанна. Книгу сию по монастырям с великою трудностью доставали и переписывали с разными затемняющими смысл описками. Теперь же она является в свет напечатанною с пособием сделанных примечаний и пояснений. Хвала и честь Оптиной обители! Изданием подобных душеспасительных книг она заслужила уже всеобщую признательность истинных сынов Святой Божией Церкви. Это лучше всех вещественных украшений и действительно — паче злата и серебра!»208 (написано на имя отца Моисея 9 сентября 1852 года). «Приношу благодарность за новый Ваш мне духовный подарок книги преподобных Варсануфия и Иоанна, которой рукопись я получил еще в Курске от одного любителя духовной жизни и книг и перечитал уже неоднократно с душевною пользою»209, — писал владыка Евгений, архиепископ Ярославский 15 сентября того же года и также на имя архимандрита Моисея. Епископ Нижегородский и Арзамасский Иеремия писал: «Посланную вами от 2-го числа текущего сентября на мое имя книгу под заглавием “Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни” я получил, за что приношу Вам мою усерднейшую благодарность. Книга сия доставляет истинное утешение для духа; она полезна не только инокам, но и всем христианам, на какой бы кто степени нравственного совершенства ни находился, и действительно может быть руководством к духовной жизни для всякого. Желательно, чтобы поболее издаваемо было подобных книг в нашем православном Отечестве»210. Архиепископ Херсонский Иннокентий, известный духовный писатель, также получил в Одессе подарок от оптинцев. «Примите усердную благодарность за доставление мне книги святого Варсануфия, которую так давно ожидали (видеть) в печати все любители подвигов иноческих и жизни созерцательной. Изданием ее святая обитель Ваша и Вы оказали незабвенную душевную услугу многим и многим»211 (17 сентября на имя отца Моисея). Экзарх Грузии архиепископ Исидор: «Получив при письме Вашем от 20 сентября изданное от святой обители Вашей Руководство к духовной жизни преподобных отец Варсануфия Великого и Иоанна, приношу Вам искреннюю признательность за внимание к моему недостоинству и братолюбное общение такого сокровища, которое для души составляет едино на потребу. Обитель Ваша, распространяя свет духовной мудрости, снискала истинное право на всегдашнюю благодарность православных чад Святыя Церкви»212 (27 октября, Тифлис). Епископ Самарский Евсевий к отцу Моисею: «Примите мою усерднейшую благодарность за доставленную мне в дар прекрасную книгу под названием “Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни”, издание пустыни, Вашему руководству от Бога порученной. Утешительно видеть содействие Вашей святой обители к умножению духовных сокровищ на пользу душ, ищущих спасения. <…> Покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие, сделайте распоряжение, чтобы ко мне доставлено было означенной книги — “Руководство к духовной жизни” — 20 экземпляров. Также книги под названием: “Доказательства непоколебимости и важности Святой, Соборной и Апостольской Кафолической Церкви Восточной”, составленной блаженным иеросхимонахом Иоанном (Москва, 1849), — 50 экземпляров»213 (14 декабря 1852 года, на имя отца Моисея). Подобных писем в Оптину по поводу каждой изданной ею книги и в следующие годы пришло немало.

При другом случае экзарх Грузии преосвященный Исидор так отозвался об оптинском книгоиздании: «Поистине братолюбная обитель. Как пчелы добывают мед, сами питаются и других кормят. Сами подвизаются в строгом благочестии и другим указывают путь ко спасению. Да исполнится над ними обетование Спасителя: иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небеснем»214.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал к старцу Макарию 30 апреля 1853 года: «Приношу Вам благодарность за экземпляр вновь изданной книги преподобного Феодора Студита. Сообразно тому, как Вы изволите писать, Высокопреосвященнейший митрополит Московский Филарет благоволил написать мне, что он желает напечатания книги преподобного Исаака Сирина. Все монашество обязано благодарностью этому архипастырю за издание отеческих книг Оптиною пустынью. Другой на месте его никак не решился [бы] дать дозволение на такое издание, которое едва ли уже повторится. В свое время книги, изданные Вашею обителию, будут весьма дороги и редки. Я совершенно согласен с Вами, что для монашества, которое жительствует по книгам святых отцов, необходим точный перевод с подлинников посредством лица, вполне знающего монашескую жизнь. Таковым лицом, без сомнения, был старец Паисий. Русские же переводы не имеют этого достоинства»215.

Святитель Игнатий любил Оптину, в течение своей жизни несколько раз приезжал сюда и хотел построить в скиту келию, чтобы, выйдя на покой, окончить здесь свою жизнь. Однажды он уже внес и часть денег за корпус, который надо было перестроить. В Летописи скита от 26 мая 1856 года записано: «Во время благовеста к вечерне прибыл в обитель архимандрит Троицко-Сергиевой пустыни, что близ Стрельны, отец Игнатий Брянчанинов. Намеревается погостить в обители до 20 июня и пользоваться минеральною водою из Пафнутиева колодца, которую доктор его по разложении (то есть по произведении анализа. — Сост.) признал полезною от геморроя, золотухи и ревматизма. Приятно встретились с ним старцы наши: батюшка отец Макарий у перевоза, а отец архимандрит на монастырском дворе у церкви. Поместился в монастыре в корпусе, занимаемом отцом игуменом Антонием. Привез старцам в подарок на ряски камлота, похожего видом на мухояр»216. Дальнейшие записи: 2 июня: «Суббота. Сего числа во время трапезы посетил скит Нижегородский начальник ополчения граф А.П. Толстой, известный своим благочестием» (граф А.П. Толстой — в скором времени обер-прокурор Святейшего Синода. — Сост.). 3-го: «Троицын день. У бдения и обедни скитская братия была в монастыре. За общей трапезой были в числе гостей отец архимандрит Игнатий и граф Толстой». 22 июня: «Пятница. Поутру в 9 часов проводили в обратный путь нашего гостя отца архимандрита Игнатия. Отец архимандрит поехал с ним до Калуги, дабы вместе быть у преосвященного и изложить пред ним просьбу отца Игнатия о построении для него в скиту корпуса келий, а старцы (отец Антоний и батюшка отец Макарий) провожали его до Прысковской церкви и по взаимном пожелании всего благого возвратились домой»217.

В том же году, в феврале, святитель Игнатий писал брату П.А. Брянчанинову в связи с желанием его сына поступить в монастырь: «Пусть Алёша приучает себя к монастырскому послушанию послушанием родителю. <…> Для уединенного жительства и для удобства к покаянию у меня есть в виду Оптина пустынь… Удобства этого места суть: при пустыни находится скит, куда запрещен вход женскому полу, окруженный мачтовыми соснами, следовательно, защищенный от ветра вполне; в этом скиту живет довольно дворян, под руководством старца, также из дворян, весьма хорошей жизни; занимаются переводом с греческого святых отцов и изданием их. Вот нравственная сторона: есть уединение и есть духовное общество, свое, благородное, а этого нет ни в одном монастыре русском»218. Летом 1856 года святитель Игнатий писал брату из Оптиной: «Я избрал скит местом для окончания дней моих в безмолвии»219. На подготовку келий, как предполагалось, должно было уйти два года. Однако 23 октября 1857 года отец Игнатий был по Высочайшему соизволению наречен в Синоде во епископа Кавказского и Черноморского. Ехать ему пришлось в Ставрополь, где располагалась его резиденция.

Из писателей, бывавших в Оптиной и скиту при отцах Моисее, Леониде и Макарии, едва ли не первым появился 13 июня 1837 года один из известнейших русских поэтов — Василий Андреевич Жуковский. Он сопровождал этим летом в поездке по России наследника Цесаревича Александра Николаевича (будущего Императора Александра II) как его воспитатель. Жуковский — уроженец села Мишенского и сосед Киреевских, своих родственников, по селу Долбину (между ними всего пять верст). Когда-то был у поэта в Белёве над Окой свой дом… Его дорожный дневник предельно краток. Он записал: «Оптин монастырь. Ни один не производит большей благоговейности»220.

20 июля 1850 года в Летописи скита отмечено посещение обители известным поэтом Алексеем Константиновичем Толстым (1817–1875): «Находящийся при сенаторе чиновник из Собственной канцелярии Его Императорского Величества граф Алексей Константинович Толстой с 17 по 21-е ч(исло) три дня посещал обитель и скит сей, каждый раз приходил и возвращался в Козельск пеший. Когда отец игумен Моисей предложил ему лошадей до Козельска, то граф сказал, что имеет обещание в Оптину ходить пеший»221.

В Летописи скита за 17 августа 1850 года отмечено: «Пополудни посетил скит прибывший в Оптину г-н Снегирёв Иван Михайлович, Действительный член Московского Университета, Общества Истории и Древностей Российских… Он проездом из Мценска с сыном своим, студентом. Пробыл в Оптиной около 3-х часов, остался доволен радушным принятием его отцом игуменом Моисеем и скитоначальником»222. И.М. Снегирёв (1793–1868) — этнограф, собиратель и исследователь русского фольклора, археолог и искусствовед — личность богато одаренная, разносторонняя. Он собрал большую книгу русских пословиц. Им изданы были книги «Русские в своих пословицах», «Русские простонародные праздники» (четыре тома), «Русские лубочные картинки», «Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества», «Новый сборник русских пословиц и притчей», написал он и книгу воспоминаний (а он был знаком со всеми известными литераторами и учеными, в том числе с Гоголем и И. Киреевским). В советское время не переиздавался, был замолчан ввиду своей глубокой религиозности.

Трижды побывал у старца Макария в скиту Николай Васильевич Гоголь: в июне 1850 года, в июне и сентябре 1851-го. Беседы в Москве с Иваном Васильевичем Киреевским подвигнули его на эти поездки (он часто бывал у Киреевских, читал им отрывки из «Мертвых душ»). В первый раз он приехал в Оптину с Михаилом Александровичем Максимовичем, и это было не паломничество в обитель, а лишь знакомство проездом на родину, в Малороссию. По пути они останавливались в Малоярославецком Николаевском монастыре у игумена Антония, можно сказать, что это уже было для них прикосновение к оптинскому духу. Затем была остановка в Калуге, в доме губернатора. 17 июля они прибыли в Козельск и отсюда пешком направились в обитель.

В Оптиной Гоголь и Максимович подошли под благословение к игумену Моисею. Потом присутствовали на всенощном бдении в скиту и посетили старца Макария. Кроме старца, Гоголь беседовал с некоторыми иноками, например с иеромонахом Филаретом, бывшим настоятелем Московского Новоспасского монастыря, жившим в скиту на покое с 1843 года. На следующий день в библиотеке обители Гоголь, насколько успел, познакомился с рукописной книгой на церковнославянском языке. Это были подвижнические Слова преподобного Исаака Сирина. «Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока», — писал Гоголь.

Познакомился в этот свой приезд в Оптину Гоголь и с рясофорным иноком Петром Григоровым, издателем писем Георгия, затворника Задонского. Отец Пётр провел Гоголя и Максимовича по скиту и обители и рассказал многое из их истории. Гоголь впоследствии говорил о нем: «Он славный человек и настоящий христианин; душа его такая детская, светлая, прозрачная!». Но уже в третий свой приезд он не застал отца Петра, тогда уже отца Порфирия, в живых. Из Оптиной Гоголь и Максимович поехали к И.В. Киреевскому в Долбино, откуда Гоголь писал в Оптину отцу Филарету: «Ради Самого Христа молитесь обо мне, отец Филарет. Просите Вашего достойного настоятеля, просите всю братию… Без явной помощи Божией не может двинуться мое перо… Мне нужно ежеминутно, говорю Вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптиной пустыни»223.

Спустя несколько недель он писал графу А.П. Толстому: «Я заезжал на дороге в Оптинскую пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе, почему. Нигде я не видел таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами все… За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше»224.

Через год, 2 июня 1851 года, оптинский инок Евфимий (Трунов) записал: «Пополудни прибыл проездом из Одессы в Петербург известный писатель Николай Васильевич Гоголь. С особенным чувством благоговения отслушал вечерню, панихиду на могиле своего друга монаха Порфирия Григорова, потом всенощное бдение в соборе. Утром в воскресенье 3-го числа он отстоял в скиту литургию и во время поздней обедни отправился в Калугу, поспешая по какому-то делу. Гоголь оставил в памяти нашей обители примерный образец благочестия»225. В этот раз старец Макарий благословил Гоголя на написание книги по географии России для юношества, сочинения, в котором сильно преобладал бы нравственный, религиозно-патриотический взгляд.

В последний раз Гоголь заезжал в Оптину в сентябре того же 1851 года. Он собирался проехать в Крым, посетив по пути родных в Малороссии.

24 сентября Николай Васильевич был у отца Макария, а на другой день послал ему записку и получил ответ. Дело в том, что Гоголю втайне, пожалуй, и для самого себя, не хотелось ехать в далекий путь. Он словно чего-то боялся. И вот обратился к старцу за советом. Тот предложил ему вернуться в Москву, отложив путешествие в Крым до другого раза. Гоголь, однако, пребывал в нерешительности и запросил старца еще раз. Тогда тот дал ему прямо противоположный ответ — ехать на родину и в Крым… Может быть, Гоголь спрашивал старца и еще, но об этой их встрече мало что известно. Есть глухой слух о том, что Гоголь выразил желание остаться в Оптиной послушником, но не решился и на это. В результате он вернулся в Москву. 21 февраля 1852 года Николай Васильевич Гоголь скончался там в доме графа А.П. Толстого.

Можно отметить, что Гоголь и Киреевский своим творчеством и жизнью как бы указывали путь, которым должна была бы пойти русская литература и вообще интеллигенция, но в массе своей не пошла.

7 сентября 1851 года, как пишется в Летописи скита, «пополудни в 6-м часу посетил скит сей известный путешественник по святым землям г-н Муравьёв Андрей Николаевич, камергер, действительный статский советник. Он прибыл в Оптину мимоездом… с тем, чтобы 8-го пополуночи отправиться на почтовых по тракту на Москву; но, посетивши скит, пожелал, чтобы в скитской церкви 8-го числа отслушать литургию. По случаю Праздника Рождества Богоматери 8-го числа скитяне должны быть при службе Божией в обители, и в скиту не предполагали литургии, но во уважение желания г-на Муравьёва назначена была литургия, которую он слушал с христианским вниманием; после литургии посетил келию скитоначальника и беседовал много о благочестивых обычаях. Из скита г-н Муравьёв был у поздней литургии в обители и после трапезовал вместе с братиею. Ему столько понравилось, что отложил поспешность своего отъезда, пожелал отслушать в скитской церкви всенощное бдение. Для сего прибыл пополудни в скит в 6-м часу в келию скитоначальника. Бдение началось в 7 часов, окончилось в 11-м. Г-н Муравьёв тоже слушал с редким и примерным вниманием. Из скита отправился в обитель в гостиницу. В 6 часов утром отслушал в обители раннюю литургию, был в настоятельских келиях, отозвался о своем посещении Оптиной обители и скита весьма довольным и в 9 часов в начале поздней литургии отправился по тракту на Калугу»226.

Муравьёв известен был как автор описаний своих паломничеств по всем русским обителям и по святым местам Востока. Написал он и об Оптиной («Святые горы и Оптина пустынь») и прислал в обитель большое количество экземпляров книги в дар. Он был знаком с многими русскими писателями, начиная с Пушкина и Лермонтова, и оставил две книги воспоминаний. Он был один из лучших знатоков церковной службы. Не дай Бог было при нем ошибиться хотя в одном слове…

28 июля 1852 года в Летописи скита записано: «На ночь прибыл в обитель ординарный профессор Московского университета по части русской словесности Степан Петрович Шевырёв, проездом из Малороссии, куда ездил с тою целью, чтобы навестить родных покойного Н.В. Гоголя, утешить старушку-мать его и собрать материалы для биографии покойного, которую он имеет поручение написать от Академии наук. В бумагах Гоголя нашлось 4 черновые главы 2-й части “Мертвых душ” и “Объяснение на Божественную литургию”, произведение, запечатленное цельностью духа и особенным лирическим взглядом на предмет, сам по себе вызывающий писателя на мысли высокие и чувства трогательные. Г-н Шевырёв поутру после обедни посетил скит и, обойдя его, зашел в келии батюшки (отец Макария. — Сост.), беседовал с нами (рабочими) долго и ласково, читал письма Н.В. Гоголя, между которыми особенно показалось нам замечательным писанное тогда, когда ему было еще 14 лет (в 1824 году), к матери, по случаю смерти отца; читал также вышеупомянутое “Объяснение на Божественную литургию”, прося у батюшки замечаний на это посмертное произведение того, кто, проникнувшись живою верою в Искупителя, и сам смиренно искал у старца руководства на стезях, к Нему ведущих, и если не успел еще принести желаемых плодов, то, по крайней мере, положил доброе начало — залог чистого произволения. Из скита Степан Петрович отправился на обед к отцу игумену, куда вместе с батюшкой были приглашены отец Иоанн Половцев и аз, последний (то есть писавший эти строки послушник Леонид Кавелин. — Сост.); потом, в сопровождении нашем, осматривал монастырь и уехал того же дня в Москву. Вообще оставил по себе приятное впечатление своею образованною и вместе теплою, задушевною беседою, в которой при светлом уме видно глубокое, патриотическое и верно направленное чувство русского человека»227.

Степан Петрович Шевырёв (1806–1864) родился в Саратове, окончил Московский университетский Благородный пансион. В начале 1820-х годов сблизился с будущими славянофилами — его другом стал молодой И.В. Киреевский; с рано умершим поэтом-философом Д.В. Веневитиновым. Познакомился с Пушкиным. С 1829 по 1832 год находился в Италии (в качестве воспитателя сына княгини З.А. Волконской). По возвращении занял кафедру словесности в Московском университете. В этот период и начались его близкие отношения с Гоголем. Шевырёв был не только ученый-словесник, но и хороший поэт: его стихи до сей поры переиздаются. По просьбе И.В. Киреевского он много помогал оптинцам в издании духовных книг, присылал необходимые пособия, например «Греко-латинский» и «Латино-греческий» словари.

Известный мемуарист Степан Петрович Жихарев (1788–1860), обер-прокурор Сената, переводчик многих пьес с французского языка, ставившихся на сцене, близкий к Державину и А.С. Шишкову по духовно-патриотическим интересам человек, бывал в Оптиной в 1850-е годы. Скитоначальника отца Илариона он знал еще до поступления его в иночество (как знал и отца его). Жихарев женат был на сестре обер-прокурора Святейшего Синода С.Д. Нечаева. Знаком был с Пушкиным, Жуковским, Батюшковым.