«Неспособный ни к каким монастырским послушаниям, — пишет об отце Амвросии отец Ераст, — исключенный из штата Оптиной пустыни по неизлечимым болезням и оставленный Святейшим Синодом на пропитание и призрение пустыни, иеромонах Амвросий своею нравственною силою и Божиим произволением оказался на самом деле властным руководителем и распорядителем монастырской жизни и духовной и материальной. И не только что питался и призревался пустынью, но сам был главным источником материальных средств для обители и скита и сам призревал сирот, помогал бедным, целил болезни душевные и телесные именем Господа Иисуса Христа. Хотя десятки лет не участвовал в церковных службах, но проповедовал Христа и учил христианской жизни сотни тысяч людей. Из помощника настоятеля, как положено по монастырскому уставу, он силою нравственною стал главенствующим в обители. Сам отец Исаакий, официально бывший настоятелем, духовно подчинил себя отцу Амвросию.
Скитская жизнь в то время так сложилась, что скитоначальник и братский духовник и сотрудник отца Амвросия по переводу святоотеческих писаний и по старчеству над всеми сестрами Шамординской общины (так как отец Амвросий оставлял под своим духовным руководством только некоторых интеллигентных сестер) всецело занят был своими духовными обязанностями и сердечною умною молитвою, так что хозяйство скита велось по необходимости келейниками отца Анатолия, которые, по незнанию правил расходования церковных сумм, однажды израсходовали банковский билет, не подлежащий расходу. Этот случай побудил отца Амвросия скитские средства взять в свою келейную для распоряжений, чему отец Анатолий, вовсе не бравший денег в свои руки, очень рад был, так как это освобождало его от хозяйственных обязанностей, отдалявших его от непрестанной внутренней молитвы.
Между тем и духовные дети, и богомольцы, являвшиеся к отцу Амвросию за советами, возлагали на старца обязанность употреблять приносимые ими жертвы по его усмотрению на богоугодные дела. <…> И отец Амвросий решился быть, так сказать, передатчиком денег из рук жертвователей в руки нищих и убогих»341.
Если учесть, что отец Амвросий создал и опекал несколько женских общин, то можно будет себе представить, сколько у него было хозяйственных забот: огромное количество. Одному Богу ведомо, как он все это помнил, не забывал и самой малой малости, как справлялся с этими делами и ни в чем не ошибался. Это, кажется, должно было поглотить все его время и все силы. Но вот он находит силы и время продолжать начатое старцем Макарием издательское дело, требующее большой работы, внимания, средств. Сотрудников у него в этом деле было немного: отец Климент (Зедергольм), отец Анатолий (Зерцалов) и еще, как сказано у отца Агапита, «один молодой скитской послушник», то есть сам он, отец Агапит, потом иеромонах. Участвовали в этом деле и келейники старца иеромонахи отцы Михаил и Иосиф. До своего перемещения из Оптиной помогали отцу Амвросию в книжном деле иеромонахи Леонид (Кавелин) и Ювеналий (Половцев).
Старец Амвросий позаботился о том, чтобы написаны были книги о его предшественниках. Так появились две книги иеромонаха Леонида (Кавелина): «Последние дни Оптинского старца иеросхимонаха Макария» (Москва, 1860) и «Сказание о жизни и подвигах старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Макария» (Москва, 1861 и 1881). Благодаря труду и средствам Натальи Петровны Киреевской собраны были письма старца Макария и изданы в шести томах в 1862–1863 годах. Отец Амвросий писал ей: «Слава и благодарение Всеблагому Господу, приведшему к окончанию напечатание драгоценных писем блаженного нашего отца. Пользовал он многих при жизни своей, а теперь будет пользовать непрестанно, кажется, и множайших письменными своими наставлениями. Покойный батюшка отец Макарий по смирению своему лично многое не высказывал, щадя немощь нашу, в письмах же своих он обнажает истину прямо, а часто не обинуясь, как и об апостоле Павле говорится, что пришествие его смиренно, а послания грозны. Вам же, Н[аталья] П[етровна], предлежит от людей общая благодарность, а от Бога ожидание милости и воздаяние за искреннее и усердное участие в издании таких душеполезных книг, в которых всякий, произволяющий благое, найдет назидание и утешение в скорби и прямое руководство в духовной жизни»342.
Письма были изданы в следующем порядке: тома 1–4 (к монахиням) в 1862–1863 годах; том к монахам в 1862-м и к мирским особам в том же году. Печатались книги в Москве, в типографии В. Готье, под наблюдением Н.П. Киреевской и ею же доставлены были в Оптину.
Следующие издания: «Последние дни жизни настоятеля Козельской Введенской Оптиной пустыни архимандрита Моисея» (составлено отцом Климентом в 1862); «Письма к разным лицам игумена Антония, бывшего настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря» (Москва, 1869); Иеромонах Климент: «Жизнеописание настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря игумена Антония» (Москва, 1870); Иеромонах Климент: «Жизнеописание Оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва) (Москва, 1876 и Одесса, 1890); Архимандрит Ювеналий: «Жизнеописание настоятеля Козельской Введенской Оптиной пустыни архимандрита Моисея» (Москва, 1882; начато было отцом Климентом, скончавшимся во время этой работы); К. Леонтьев: «Отец Климент Зедергольм, иеромонах Оптиной пустыни» (Москва, 1882; ранее напечатано было в журнале «Русский Вестник» № 11–12 за 1879 год и издано в Варшаве в 1880 году). По истории обители изданы были книги иеромонаха Леонида «Историческое описание скита при Козельской Введенской Оптиной пустыни» (Москва, 1862) 2-е издание и 3-е расширенное издание «Исторического описания Козельской Оптиной пустыни с приложениями» (Москва, 1876).
Это были книги, в которых историческое и духовное значение Оптиной пустыни в жизни России было показано во всем объеме, ярко и достоверно. Достоинство их еще и в том, что они не могут устареть от времени и всегда были и будут руководствовать читающих в деятельной православной жизни.
Епископ Пётр (Екатериновский), бывший по последней кафедре Томским и Семипалатинским, был уволен на покой в июле 1883 года; местом своего проживания на покое он избрал Оптинский скит как давно знакомое и близкое его душе место343. Он прожил здесь два года. Будучи весьма смиренным, он перед совершением богослужения шел к настоятелю, отцу Исаакию, за благословением. В 1885 году владыка был назначен управляющим Московским Заиконоспасским монастырем и, уезжая, оставил отцу Амвросию для издания в пользу Оптиной свои аскетические сочинения. Уехав в Москву, он поддерживал переписку со старцем и иногда высылал некоторые суммы денег на книгоиздание. В одном из ответных писем отец Амвросий писал: «Наш отец игумен с великою признательностию и благодарностию принял предложение Вашего Преосвященства от обители нашей печатать книги Ваши “О монашестве” и “Указание пути ко спасению”, и будем ожидать форменной бумаги с передачею права на это печатание Оптиной пустыни»344.
Из сочинений епископа Петра Оптиной пустынью изданы были, во-первых, его главные аскетические труды, ставящие его как духовного писателя наряду с епископами Феофаном и Игнатием: «О монашестве» (Москва, 1885); «Указание пути ко спасению (опыт аскетики)» (Москва, 1885). Затем пустынью изданы были и брошюры епископа Петра: «Поучение о вредных следствиях пьянства и распутства» (1884); «Наставление и утешение в болезни и в предсмертное время» (1884); «Поучение пред исповедью с объяснением десяти заповедей» (1884); «Поучение о покаянии» (1884); «Поучение о причащении Святых Тайн» (1884); «Наставление и утешение в скорби» (1885); «Толкование на 23 главы пророка Исаии» (1885). Кроме написанных епископом Петром, были изданы и другие небольшие книжки такого же типа.
Из аскетической классики отцом Амвросием с сотрудниками были выпущены в свет новое издание «Поучений св. аввы Дорофея» (отцы Климент и Анатолий приготовили к печати в 1866 году); «Симеона Нового Богослова 12 слов» (в переводе отцов Климента и Анатолия; 1869); «Огласительные поучения и Завещание прп. Феодора Студита» (над переводом трудились отцы Климент, Анатолий и Ювеналий; 1872); «Творения преподобного и богоносного отца нашего священномученика Петра Дамаскина» (1874, в переводе отца Ювеналия).
Была издана еще одна книга — «Царский путь Креста Господня (Ставрофила)», над которой трудились вместе со старцем отцы Климент и Агапит. О ней пишет К. Леонтьев: «Книга эта католического происхождения. Она была в первый раз издана в 1709 году Черниговским архиепископом Иоанном Максимовичем. В католическом сочинении с девицей Ставрофилой беседует Сам Спаситель. Это по учению нашей Церкви непозволительно. Каждое слово Самого Спасителя имеет высочайший догматический авторитет. Поэтому никакой духовный писатель не имеет права говорить от лица Спасителя. Он может только приводить тексты из Евангелия в подтверждение своих слов и больше ничего. Но книга эта показалась нашему духовенству полезною по живости и простоте изложения, и ее переделали. Христос заменен у нас Ангелом… Были и другие второстепенной важности западные оттенки, которые устранены. Вся книга состоит из наставлений Ангела юной Ставрофиле (крестоносице, любительнице Креста). Она колеблется, унывает, спрашивает; Ангел поучает и утешает ее. Она хочет привлечь на свой путь двух сестер своих: Иларию (веселую, смеющуюся) и Гонорию (гордую). Но обе отвергают Крест: одна — боясь скуки, другая — не желая унижения.
Нравственное учение этой книги правильно: это обыкновенное учение христианского отречения и терпения в этой жизни для спасения души за гробом. Но само сочинение ничем не замечательно. В нем есть что-то начальное, почти детское, поверхностное, но именно поэтому-то она и полезна для людей попроще, им она доступнее, может быть, всякой другой аскетической книги по истинно западной легкости изложения и по самой диалогической форме своей. Разговорная форма завлекает многих читателей. Есть, правда, в этой “Ставрофиле” что-то слащавое, приторное, свойственное многим католическим писаниям, в том числе и автору знаменитого “Подражания Христу”345, но этот оттенок неприятен только немногим, очень строгим читателям и судьям… Большинству же монахов и набожных мирян эта книга нравится. В этом-то смысле я и нахожу ее полезною. Духовная пища должна быть разная: кому — млеко, а кому — пища твердая, кому — “Ставрофила”, а кому — святой Исаак Сирин»346.
Как и при старце Макарии, книги, изданные Оптиной пустынью, бесплатно рассылались в духовные учебные заведения, епархиальным архиереям, в монастыри и разным людям. Брошюры раздавались богомольцам.
В то же время складывались исподволь будущие духовные книги и самого отца Амвросия — сборники его писем, поучительность которых нередко поднимается до уровня святоотеческих писаний, — во всяком случае они достойно встали в ряд с письмами такого же характера старцев Льва и Макария.
Не рассматривая здесь всех поднятых старцем духовных вопросов, посмотрим, как и что писал он монашествующим о монашеском образе жизни. Подчеркивая, что и в миру можно достичь духовного совершенства, он говорил, что и в миру «есть спасение», но — «с трудом великим». «Евангельское учение, — писал он, — дано обще всем, и все обязаны исполнять оное. Монашество произошло от желания жить в точности по евангельскому учению… Монахи от мирян различаются тем, что последним дозволена жизнь в супружестве». «Удаляющиеся в монастырь идут с тем туда, чтобы служить Богу, а остающиеся в мире обязуются служить рабам Божиим благотворением и милостынею. Несправедливо некоторые толкуют, что удаление в монастырь есть проявление малодушия, боязнь борьбы, тогда как поступающие в монастырь должны поступать на борьбу с врагом с мужеством и с верою и надеждою на милость и помощь Божию». Нет в миру столь жестокой борьбы с невидимым врагом, как в келии монаха. Да это и миряне, в огромном числе проходившие через Оптину, видели и чувствовали и в большинстве своем горячо сочувствовали монахам. Вроде бы это люди, пришедшие из того же мира… Что дает им силу в борьбе? Монашество — таинство. Пострижение в ангельский образ покрывает все прежние грехи человека. Оно — второе крещение. Отец Амвросий писал: «Пострижение — дар Божий, а даром и не великим пренебрегать не должно, а лучше — благодарить и стараться быть достойным того, что нам даровано по великой милости Божией». Необходимо, чтобы в монашестве «человек сознавал свои недостатки и немощи и видел бы свои грехи, но никак не позволял себе замечать немощи или недостатки других, кольми паче старших, и всячески остерегался бы судить или унижать кого-либо, но дела и поступки других предоставлял бы Промыслу и суду Божию и собственной воле каждого. Как другие люди не отдадут пред Богом ответа за наши грехи и неисправности, равно и с нас не взыщет Бог за чужие недостатки и немощи, хотя бы и старших, если не будем вмешиваться в это и судить или уничижать, в противном же случае подвергаем себя суду Божию». Монах должен жить в терпении, и смирении, и в страхе Божием, и хранении совести, как требуют заповеди Божии, начиная с искреннего покаяния пред Богом и духовным отцом. «Начало же из начал — терпение находящих скорбей — терпеть укоризны не только от старших, но и от младших, сознавая свои вины, за которые и нужно потерпеть со смирением и благодарением, чтобы загладил Господь и простил согрешения наши». «Если мы считаем себя идущими, — писал отец Амвросий, — по старческому пути и не хотим жить по своей воле и разуму, то и не должны уклоняться от стези и учения святых отцов, которые велят нам смиряться, покоряться, отсекать свою волю, не оправдываться человеческими извинениями, от скорби и бесчестия не отрекаться, но понуждаться на все сие, хотя бы и противилось тому лукавое и непокорное наше сердце. Твердо должно помнить, что на земле совершенства нет, но все люди, по мере своей, некоторые имеют недостатки, попущенные Промыслом Божиим к нашему смирению».
«Послушание исполняя, считай, что оно тебе поручено от Господа, — писал отец Амвросий, — чрез человека, и от усердия исполнения его зависит твое спасение». За большие подвиги старец советовал не браться. Как и все христианские наставники, он старался открыть вступившему на иноческий путь преимущества «царского пути» — умеренного, но постоянного совершенствования. И такой путь у каждого со своими особенностями: «Пути человеческие различны, и если будем смотреть на других, как они живут, и им подражать, то из этого выйдет одна путаница, приводящая к осуждению, а каждый должен о себе спрашивать отца своего духовного». Старец говорил, что скорби лучше терпеть в монастыре, чем в миру: «Мы находимся Промыслом Божиим в монастыре и более имеем надежды получить милость Божию, поступивши в монастырь, нежели оставшись в миру». Уходящих из монастыря обратно в мир старец сравнивал с предателем Иудой. «Бывали примеры, что люди выходили из монастыря и вступали в брак, но не было примера, чтобы такие люди бывали благополучны в своей жизни. Поэтому связывать свою судьбу с судьбою такого человека весьма неблагонадежно, и я с своей стороны никому не могу подать на это моего совета, так как хороших последствий и благополучия от подобного брака ожидать нельзя».
Конечно, это лишь малая часть советов старца по вопросу о монашестве, — письма его дают возможность составить весьма полную и подробную картину «добровольного мученичества», то есть монашества347.
Старец Амвросий, как видим, несмотря на свои немощи, находился в постоянных трудах. Слава его как духовного наставника была уже всероссийской. Все больше и больше стекалось в Оптину людей, чающих спасительного слова… Видя это, настоятель обители отец Исаакий заботился о доставлении старцу всех необходимых для его трудов удобств. Заботясь и о стремящихся встретиться со старцем людях, отец Исаакий выстроил еще одну гостиницу и благоустроил прежние. Построил он и корпус для монахинь, находящихся под духовным руководством отца Амвросия, и благословил им жить по нескольку дней безвозмездно. Появилось и здание странноприимной, где каждую субботу обедало человек по триста странников и бедных, причем каждому давалась и денежная милостыня. Шамординским же монахиням отец Исаакий отвел бывший «ключарёвский» корпус, который оставил за ними и после кончины отца Амвросия. Он выделял для службы в Шамордине иеромонахов. Он соглашался со всеми действиями старца, если тот иногда даже и не успевал отнестись к нему по какому-нибудь делу как к начальнику.
Переселившись поневоле в монастырь из скитского уединения, отец Исаакий продолжал сохранять любовь к уединенной жизни и тяготился начальствованием. Когда один из новоначальных иноков попросил определить его в скит, отец Исаакий похвалил его за это намерение и сказал: «Это хорошо! Я сам прожил в нем шестнадцать лет, и опять пошел бы туда, и оставил бы свое место. Блаженны дни, которые я провел в скиту!».