Весна, которой нам не хватит

Глава 16. Пыльное платье

На правах секретаря самой малье Лестор на территорию КБД я проходила свободно. Повстречавшийся по пути лысоватый помощник директора Аеша дружелюбно кивнул мне, как старой знакомой, и на мой деланно равнодушный вопрос, где сейчас мальёк Флотарис, любезно указал нужную аудиторию. Мне повезло дважды: директриса, воодушевлённая какими-то внеколледжными событиями, вся витающая в облаках, вернулась не так уж поздно и отпустила меня, а Эймери ещё не ушёл.

Стайка первокурсников окружила его – на первом курсе лайгон шёл практически каждый день, общие лекции или практикумы по подгруппам. Очевидно, сейчас заканчивался именно такой практикум, причём у достаточно сильной группы – судя по энтузиазму и количеству вопросов студентов, не спешащих поскорее сбежать к ужину.

Я встала в дверях, не стараясь привлечь внимание Эймери, просто его разглядывая.

Как странно осознание меняет восприятие. В моих чувствах к нему ничего не изменилось, но стоило только назвать их, озвучить – и я ощущала себя другим человеком.

Эймери меня не видел, целиком поглощённый разговором с учениками, всего на три года младше его самого. Но при этом он выглядел куда более взрослым: может быть, из-за бледности и худобы, может быть, из-за излишней серьёзности выражения лица с острыми чертами. Один за другим студенты покидали аудиторию, бросая на меня заинтересованные взгляды. Наконец, вышел последний, и только тогда Эймери поднял на меня глаза.

- Доброго дня, малье Флорис.

- Доброго дня.

- Какие-то вопросы? – он проследил, как я закрываю за собой дверь, подпирая её спиной, и приподнял брови, выказывая вежливое удивление.

Я развернула пакет, который держала в руках, и продемонстрировала ему гребень для волос, сборник текстов на лайгоне для продвинутых читателей, туфлю, платок и небольшой дешёвый посеребённый портсигар, к сожалению, пустой.

- Что это? Набор необходимых для жизни вещей? Вы переезжаете ко мне жить, малье Флорис?

Шутка не удалась, мы оба почувствовали это. Я положила свою коллекцию на стол и вернулась к двери: она не имела внутреннего замка, поэтому единственной страховкой от внепланового вторжения оставалась моя спина.

Мне так много надо было ему сказать! Поговорить о таких важных вещах – долгий разговор, не терпящий отлагательств. Но я молчала и ждала.

Эймери тоже ждал, видимо, когда я скажу, зачем пожаловала.

Глупо.

- Делайн, моя однокурсница, куда-то пропала с вечера субботы, – произнесла я. – Это её вещи. Те, которыми она пользовалась в последнее время.

Эймери опять приподнял бровь, не двигаясь с места.

- Может быть, ты сможешь сказать, куда она отправилась? И что с ней, ну… – под его скептическим взглядом я чувствовала себя всё более и более неловко, а воспоминания о нашей последней встрече бесстыдно вторгались в стройный ход мыслей, – всё в порядке?

- Это немного не так работает, – ответил он после паузы. – Я не предсказываю будущее. Максимум могу увидеть прошлое, если эти вещи были свидетелями эмоционально значимых событий или событий, связанных с интенсивным, требующим затрат, применением дара…

- Хватит болтать, просто скажи мне, происходило с ней что-то этакое за последние дни или нет.

Эймери всё же выбрался из своего кафедрального укрытия, не без закатывания глаз, но всё же. Подошёл к пакету, который я соорудила из хрусткой подарочной бумаги, оставшейся от какого-то подарка Армаля – я только сейчас это осознала, но было уже поздно. Впрочем, Эймери не отнюдь не горел исследовательским энтузиазмом, может быть, даже слегка утрируя, изображая утомлённого непосильным физическим трудом аристократа.

Осмотрел мою добычу, внимательно, но не касаясь.

- Почему тебя беспокоит её отсутствие?

- Потому что она моя подруга.

- И всё?

- Да. Нет. Ты ведь знал, что она скверная, так? Поэтому оставлял её после занятий в самом начале?

- Да. Нет, – передразнил меня Эймери. – Она просто симпатичная девчонка, которая прекрасно знает лайгон, в отличие от некоторых.

Его близость бессовестно кружила голову.

- Я серьёзно. Давай ближе к делу.

- Куда уж ближе. Симпатичная девчонка, которая умеет убивать одним словом, одним прикосновением. Я подумал, что это судьба – меня вызвали по делу об убийстве, и в первые же рабочие дни мне встретилась самая опасная беглая скверная из сгоревшего Джаксвилля.

- Вы были знакомы уже тогда?

- Виделись.

- Почему её вообще держали вместе с другими, раз она была так опасна?

- Мы были детьми, – Эймери облокотился о стену рядом со мной, – но скверные рано взрослеют. Подозреваю, её дар сильно недооценивали. Делали большую скидку на возраст, на откат от применения дара – в детстве он у всех у нас очень сильный. Вероятно, после Джаксвилля её бы изолировали… или использовали в индивидуальном порядке. Проблема в том, что условий для исследований и отдельного содержания таких подопытных практически нет. В Джаксвилле содержались дети с шести до двенадцати лет, думаю, в двенадцать она бы уже точно заинтересовала кого-то, а так…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Она тоже тебя узнала?

- Нет. И я бы её не узнал, если бы не крысы.

- Крысы?!

- Двадцатая – это был её номер в Джаксвилле – обожала крыс. Многие мечтали о них, ну, чтобы съесть, конечно, а она вечно таскалась с ними, как с ручными зверушками, из крысоловок выпускала и вообще. Я попросил её рассказать на лайгоне что-нибудь на свободную тему, и она заговорила о крысах. У меня как будто в голове что-то щёлкнуло, и картинка сложилась.

Так спокойно говорить о том, как дети мечтали наесться крысятины… в голове не укладывалось.

- То есть в первый раз ты оставил её после занятия всё-таки потому, что понравилась? – уточнила я, злясь на себя, потому что к делу мой вопрос не относился.

- И знала лайгон в совершенстве.

Эймери выбрал из кучки вещей портсигар. Подержал в руках, чуть прикрыв глаза.

- Что он тебе говорит? – тихо спросила я, боясь отвлечь его или чем-нибудь помешать.

- Он говорит, что… - таинственным низким и тихим голосом начал Эймери, - его хозяйка… Курила! – последнее слово он почти выдохнул мне в ухо, и я раздражённо дёрнула его за чёрную прядь:

- Придурок!

- Это подарок, - уже нормальным голосом продолжил Эймери. – Ничего там особенного нет. Переживаний масса, обычные девичьи страдания из-за неразделённых чувств, но давние, привычные. Не думаю, что она ушла из-за этого. И не спрашивай, к кому, пусть личные тайны остаются тайнами.

- Ладно, – я помолчала, переваривая. – Ты понял, что она скверная. А потом?

- Потом я ей сказал, что узнал её, – Эймери вдруг опустился на корточки, всё ещё прижимаясь к стене спиной. Устало вздохнул. – Не должен был. Но сказал.

Чуть помедлив, я повторила его движение и уселась рядом, прямо на пол. На мгновение мне вспомнилась Коссет с её строгими нравоучениями: «благородная малье не должна сидеть на полу! Вы испортите ваше платье, подол платья благородной малье не должен быть мятым!», но мысленно махнула на них рукой.

- Ты хотел, чтобы она сама во всём призналась?

- Призналась… или опровергла… не знаю. Хотел дать ей время сбежать, наверное.

- Это она виновата? – я повернула голову и посмотрела-таки Эймери в лицо. Он тоже смотрел на меня. – Она убила мальёка Реджеса? Но зачем?

- Не знаю. Не думаю, что она. Двадцатая сказала, что не делала этого. Но выглядела нервной и расстроенной.

- Я заметила.

- Я ей не поверил до конца. Но добиться ничего не смог.

Эймери взял меня за руку и принялся поглаживать пальцы, ладонь, запястье. Я должна была отнять руку, но вместо этого положила голову ему на плечо.

Брачный браслет я благоразумно оставила в комнате, в своей тумбочке. Успеем мы вскочить и сделать вид, что всё нормально, если кто-то зайдёт?

- Ты – и не смог?

- Во-первых, она прекрасно знала о моём даре и скорее всего, позаботилась о том, чтобы уничтожить улики, вещи-свидетели. Во-вторых, ты бы стала спорить с человеком, который способен убить тебя, просто захотев этого? – я догадывалась, что он слабо улыбается в тот момент, когда говорил это.

Шум в коридоре окончательно стих. Время занятий, даже дополнительных, закончилось. Скоро могут прийти уборщики или… кто там ещё может прийти?

- Ты должен был сообщить о ней тем, кто тебя нанял.

- Должен был.

- А ты промолчал.

- А я промолчал.

- Потому что она тебе понравилась?

- Хортенс! – Эймери сжал мою ладонь чуть сильнее, а потом прижал её к губам. К щеке. – Она была одной из немногих в Джаксвилле, кто не был похож на зверёныша. Детские впечатления иногда бывают самыми сильными. Да, я о ней не сказал. И о других тоже. Хотя должен был, конечно.

- Про других ты всё уже знаешь, да? Тогда зачем спрашивал меня? Зачем просил о помощи? Ты мне врал!

- Знал… что-то. В общих чертах. Мне бы они не поверили так, как тебе. Не стали бы откровенничать.

- Я ничего тебе не буду рассказывать! – возмутилась я, пытаясь подняться.

- Уже рассказала, - удерживая меня за плечи, он снова поцеловал мою руку, точнее – манжет платья. – На встрече с милой компанией ты была именно в этом платье.

Стальная Космея!

- Я же просила! – слёзы неожиданно хлынули из глаз от осознания собственной беспомощности, и я никак не могла их сдержать. – Я бы сама тебе сказала!

- Уверена?

- Ненавижу тебя, – вот в этом в тот самый момент я действительно была уверена. – Ты обещал меня не читать! Это не честно!

- Обещал не приставать. Не читать не обещал.

- Сволочь ты!

- Потому что не пристаю?

Я могла бы его ударить, но толку в этом особого не было. Могла бы вырываться сильнее, но сил тоже не было. И поэтому поток слёз никак не желал останавливаться.

- Хортенс, - он снова прижал меня к себе. – Разумеется, я должен был знать, встретилась ты с ними или нет. С кем. И как. Для них ты не только однокурсница, ты – свидетельница. Это что, детские игры что ли?

- Глист паршивый.

- Малявка.

Я толкнула его и склонилась сверху, разглядывая. Совершенно некрасивый нескладный тип, и что в нём все наши девчонки нашли?

- Хо-о-ортенс, - прошептал Эймери мне в губы, и я проглотила собственное имя, как расплавленный сахар, мешая наше дыхание.

***

Прошло полчаса. Ну, может быть, минут двадцать. Или час.

Не знаю.

Платье пропиталось пылью, как бисквитный корж – медово-сливочным кремом. Мы всё-таки встали с пола и перебрались за один из учебных столов, для конспирации раскидав по столешнице какие-то листы и перья. И даже продолжали что-то обсуждать: по поводу пятёрки скверных, убийства мальёка Симптака, что-то ещё, несомненно, важное. Но это совершенно не мешало то и дело прерываться на безумные и бесстыдные прикосновения.

Неправильные. Абсолютно безнравственные. Даже подлые – ведь официально я была помолвлена с другим.

Как замечательно гадко об этом вспоминать, когда ладонь Эймери так провокационно поглаживает моё колено, какой-то магией, не иначе, удерживаясь от того, чтобы не двинуться дальше. Потому что я понимаю, что не смогу и не захочу его останавливать.

Мама была права, когда ещё тогда, два года назад, рыдала в домике у Лурдовского ущелья. Она уже тогда понимала, что все её усилия по моему воспитанию, благородному и благовоспитанному, осыпались пеплом, стоило одному скверному мальчишке мне улыбнуться. И вот теперь…

- Я порву помолвку с Армалем, - сказала я, чувствуя собственные слова на языке, как подгнившие ягоды. Рука Эймери на моём колене остановилась, а потом он очень осторожно её убрал вовсе. Повернулся ко мне.

Серые ясные глаза. Искусанные мной губы, не такие бледные и тонкие, как обычно. Встрёпанные моими руками волосы. Ему шло быть таким. Внезапная неуместная мысль пришла в голову: было ли так у моих родителей, хотя бы в самом начале? Или было так, как у нас с Армалем? Договорной брак отпрысков уважаемых благородных фамилий, устраивающий абсолютно всех, но оставляющий равнодушными двух самых главных действующих лиц?

- Не смей.

Я хотела было что-то сказать, но он не дал. Наверное, если бы мы были не в Колледже, он бы уже на меня орал, столько незнакомой мне прежде злости проступило на его лице.

- Не смей, слышишь меня? Не смей портить свою жизнь из-за меня. Что бы ты там себе не надумала, Хорти, – от этого уменьшительного варианта имени, которым он ещё ни разу меня не называл, зазнобило и бросило в жар одновременно. – Не смей портить жизнь из-за меня. То, что сейчас происходит – не по-настоящему. Просто затянувшаяся… иллюзия, галлюцинацию, думай, как хочешь. Сон. Не то что бы мне нравился этот высокомерный придурок Гийом, но в отличие от меня он настоящий, он тебе подходит. Ты сможешь с ним жить, ты сможешь жить нормальной жизнью, не скрываться, не стыдиться, не прятаться, иметь детей, ты…

- Это – галлюцинация? – я касаюсь губами его подбородка. – Мы с Армалем чужие друг другу люди. По нескольку дней не видимся, и нас это не тревожит. А про тебя я каждый день думаю. Все эти годы думала.

- Семейная жизнь не в этом, малышка Хорти. Моя мать слушала своё сердце, и чем всё это закончилось? Она полюбила не того человека. Она всю жизнь была несчастна, одинока, несмотря на тех мужчин, которые у неё были, презираема всеми. И небо её наказало мной.

- Не говори так! – я прижала палец к его губам. Притяжение между нами такое сильное, что его можно резать ножом или черпать ложкой. – Моя мать столько лет была образцовой женой образцового мужа. И что? Она несчастна и одинока, мой отец ни в грош её не ставит…

- Ну так не добавляй ей лишних морщин и седых волос, - Эймери выдыхает, видимо, вспоминая тот свой порыв, когда так неудачно состарил кожу на маминой руке. Его слова попадают в цель, но я не сдаюсь. Не хочу сдаваться. – Я – это морок, Хорти, твоя детская сказка, которую нужно забыть, повзрослев. Не вини себя ни в чём, моей вины тут гораздо больше.

- Мы с ним даже не целовалась ни разу, Эймери.

Я набралась храбрости и сама положила руку на его колено.

- Хорти, прекрати. Иначе это вообще всё плохо закончится. Прежде всего для тебя, у меня гораздо меньше выдержки, чем кажется. Мне придётся уйти отсюда вопреки всем запретам, и…

- Не надо. И… - я всё же взяла себя в руки, заставила взять, хотя самообладание, как кусок мокрого мыла, так и норовило выскользнуть и закатиться под шкаф. – Тебе действительно нельзя никуда уходить?

- А что? – спросил Эймери так серьёзно, как будто я предлагаю ему сбежать.

Я действительно хотела предложить ему именно это.

- Ты сможешь отпроситься в четверг на этой неделе? Во Флоттершайн?

- А что? – настороженный взгляд, а меня так и тянуло его обнять. Прикасаться к нему – естественно. Возбуждающе и в то же время очень, очень уютно и спокойно.

- Я залезла в личное дело Реджеса Симптака и узнала его домашний адрес. Давай сходим к нему в гости. Может быть, дело всё-таки не только в Колледже и его студентах.

- Хортенс, но его дом наверняка уже обыскивали, и не раз, а мы…

- Но ты ведь там не был? А потом заглянем ненадолго в Сенат. И вернёмся обратно. Так ты будешь смотреть вещи Делайн?

- Хортенс, погоди, какой ещё Сенат?! Зачем?

- Я хочу поговорить с мальёком Карэйном о твоей болезни. Он ученик мальёка Сиора, и, быть может, он…

- Никаких «быть может»! – Эймери вскакивает с места, стул падает и с грохотом опрокидывается. – Хортенс, я очень ценю твоё небезразличие, но пойми: я много лет был подопытным зверьком. И если за все эти годы никто ничего не смог сделать, то за два месяца выживающий из ума хилый старикан…

- Он очень даже в уме, да и не такой уж хилый, раз приходит на заседания Сената. И потом, мальёк Сиора же нашёл лекарство, хотя бы какое-то!

- Карэйну платит непосредственно Корб Крайтон, как бы он ни пыжился, а без поддержки и оплаты много ли он там нанаучит? Всё, хватит, не хочу больше никаких экспериментов. Просто хочу дожить и…

Эймери провёл кончиком пальца по моему лицу.

- И оставить уже тебя в покое. Навсегда.