Волчья ночь

ГЛАВА 11

Эбби снова бежала. Босые ступни по щиколотку проваливались в мягкий пушистый снег, но холода она не чувствовала. Вот совсем. Наоборот, ей было даже приятно. Морозный ветерок обдувал разгоряченное лицо, придавал сил. Легкая сорочка невесомо обнимала тело и это прикосновение нравилось. Тонкая ткань точно ласкалась, нежно-нежно, приятно.

Луна, что огромным желтым шаром нависала над лесом, звала за собой. Освещала путь, подмигивала. Пела свою странную песнь.

И Эбби продолжала бежать вперед. Легко, едва касаясь босыми ступнями пушистого снега. Хотелось смеяться. Раскинуть руки в стороны и закружиться на месте. Петь, быть может. И это было странно, потому что в жизни, Эбби петь вообще не умела.

Маменька, конечно же, огорчалась этому. И учителей нанимала, сетуя на то, что дочь неучем растет. Да все без толку. Музицировать, Эбби с горем пополам научилась, хоть и путала ноты безбожно, а вот петь…

Петь она не умела вовсе. И рисовать. И вышивать что шелком, что золотом или нитью серебряной тоже не любила. Нет, уметь-то умела и даже иной раз делала вид, что увлечена сим действом невмерно, но кто бы знал, как она это все ненавидела.

А сейчас вот вдруг пожалела об этом. Не о вышивке, само собой, о песне. Грустно вдруг сделалось, что нет у нее голоса, как у той певички, что выступала прошлой весной в столичном театре. «Певчая пташка» — так ее все называли. Сейчас-то Эбби даже имени той певички вспомнить не могла, а весной несколько раз на представлении побывала. Слушала, заслушивалась. Завидовать тогда не завидовала, а вот сейчас вспомнила отчего-то.

Загрустила и даже бег слегка поумерила. Почти остановилась, да только расслышала вдруг за биением собственного сердца тяжелую поступь и снова понеслась вперед.

А луна пела. В другой раз Эбби бы даже не обратила на это внимания, но только не в эту ночь. Луна звала ее. Обещала… что? Этого Эбби не знала, но точно была уверена, что ничего страшного не произойдет. Это была игра.

Разгоряченная кровь стучала в висках, внутри закручивалась тугая спираль предвкушения. Эбби понимала, что она проиграет и… хотела этого. Хотела раствориться в удовольствии. Поддаться. Почувствовать на шее горячее дыхание того, чья тяжелая поступь раздается за спиной. Ощутить прикосновение ладоней к коже. Стонать и выгибаться, прижимаясь к сильному телу.

Она хотела проиграть. Жаждала этого. И знала, что еще немного и остановится. По другому просто не могло быть, ведь вся эта погоня и была задумана для этого.

Проиграть. Поддаться.

И выиграть в результате.

А ноги несли вперед. Все быстрее и быстрее. И кровь в жилах вскипела, в висках вдруг застучало, а сердце так и вовсе забилось часто-часто… И силы уже почти закончились… А тот кто догонял, отставать не собирался. Наоборот, все громче и громче скрипел снег под чьими-то тяжелыми шагами, чужое дыхание, хриплое, отрывистое, раздавалось совсем близко.

И Эбби решилась. Когда, если не сейчас?

Вздохнула глубоко, собираясь с силами. Кулаки даже сжала, точно бы это могло ей хоть как-то помочь. Обернулась она резко. Длинные волосы, распущенные вдоль спины взметнулись веером, очертили полукруг и больно хлестнули по лицу, заставляя зажмуриться. На миг всего. Но этого мгновения хватило для того, чтобы Эбби оступилась…

Она ухнула в пустоту внезапно. Вот только что стояла на снегу, ежась от мороза, который вдруг начал крепчать и уже совершенно не ласково кусал обнаженную кожу и ноги босые обжигал холодом… А потом вдруг темнота вокруг. И падение… длинное… бесконечное… непрекращающееся…

Эбби распахнула глаза. Сердце колотилось точно ненормальное, так и норовило выскочить из груди. Дыхание было тяжелым и прерывистым. Тело горела, точно в лихорадке, а внутри по венам расползался жар… Она лежала на спине. Вокруг было темно, но Эбби точно знала, что в темноте этой она не одна. Есть кто-то рядом с ней. Она слышала хриплое горячее дыхание, но как это ни странно, страха не испытывала.

Ею овладело предвкушение. Она проиграла и ждала своего наказания. Жаждала его.

Чужое дыхание обжигало кожу… и пошевелиться не было никакой возможности, точно держали ее путы невидимые и неощутимые, но крепкие настолько, что никак не разорвать.

Вздохнула. Зажмурилась и головой помотала, отгоняя от себя наваждение.

Эбби улыбнулась непроизвольно и едва крик сдержала, когда тьма вокруг нее стала рассеиваться. Только странно как-то… клочьями расползалась она в стороны… рваными, точно сгустки грязного тумана… оставляя после себя только темные лиловые сумерки. И вот вроде и не темно вокруг, а все одно рассмотреть хоть что-то на расстоянии вытянутой руки не получается, размываются грани, все предметы меняют свои очертания так, что и не поймешь, где и что…

А еще Эбби почувствовала, что не одна она в этой темноте. Кто-то рядом. Дыхание, легкое, точно прикосновение крыльев бабочки, щекочет кожу, рождая томление в груди…

И кровь вновь вскипает. В висках стучит пульс, а сердце точно собирается выскочить из груди. Жар. Он рождается где-то внутри. Маленький такой упругий комочек, что с каждым мигом становится все больше и больше, захватывает собой все ее существо, заставляя стонать и выгибаться, впиваться пальцами в прохладный шелк простыней… молить…

Об освобождении…

И тело плавится от нарастающего желания. Сил сдерживаться нет. Внутри все горит огнем и пламя это желает вырваться наружу, а кожа становится настолько чувствительной, что прикосновение прохладных простыней не облегчает страдания, а вызывает раздражение. И хочется податься вперед, прижаться всем телом, раствориться в желании…

И стон… тихий, наполненный чувством слетает с губ…

Эбби проснулась на своей постели. Распахнула глаза и сдавленно вскрикнула. Ей показалось. Всего на миг. На самую мельчайшую частицу времени, Эбби показалось, что рядом кто-то есть. Она не рассмотрела ни лица, ни даже очертаний чужого тела. Лишь только глаза…

А потом все исчезло, и над Эбби был только балдахин. Тот самый, что жутко не нравился и который она все заменить не могла. Сквозь тонкую щель между шторами пробивался слабый лунный свет, рядом мирно сопел Питер… Все было спокойно. Тихо. Даже половицы и те не поскрипывали, как то бывает в домах, не шумел ветер за стенами дома. Барглин спал.

Это все сон. Точно сон. И сейчас вот она проснулась. Спальня ее, та, что не нравится жутко, да желания менять обстановку нет, балдахин над кроватью знакомый и камин напротив. А в окно светит луна. Не круглая, нет. Совсем тонкий серп, еще даже до половины не добрался. А рядом, всего-то на расстоянии вытянутой руки, спит Питер…

Питер…

Эбби вздохнула. Потерла пальцами виски, стараясь отогнать странный сон подальше. Повернулась, чтобы посмотреть на Питера. Супруг спал, и сон его был крепок и спокоен.

Эбби улыбнулась. Вчерашний вечер выдался на удивление тихим. Домашним. Питер, как и обещал, вернулся домой до обеда еще. А вечер они провели вместе, разговаривали, смеялись, занимались любовью. И Питер был таким милым, родным, как в первые месяцы их супружества, до того, как в первый раз проснулась темная похотливая сущность Эбби.

Молодая женщина вздохнула и поднялась с постели. Осторожно, стараясь не шуметь, подошла к окну и отодвинула в сторону занавеску. Выглянула во двор.

Лунного света было мало, по ночам фонари в Барглине не зажигали, но от снега было светло. Эбби прижалась лбом к холодному стеклу и зажмурилась.

Это она во всем виновата. Сама разрушила их с Питером счастье. И правильно супруг ее во всем обвиняет, правильно. Другой на месте Питера уже давно бы ее отослал куда. В монастырь, а то и вовсе на развод бы подал и заклеймил неверную жену перед всем светом.

Эбби вздохнула. Длинно, рвано. В глазах вдруг защипало, а грудь сдавило, но не от страсти или желания — от обиды и сдерживаемых рыданий.

Она одна во всем виновата. Не смогла справиться, не удержалась и в результате их с Питером счастье оказалось под угрозой, и человек погиб… И пусть благородства в нем не было ни на грош, все ж таки смерть — это слишком большая плата за прелюбодеяние.

И странное дело, Эбби никак не могла вспомнить лицо этого мужчины. Каждый раз, когда она пыталась воскресить его в памяти, он представлялся ей этаким серым размытым пятном, неясным очертанием. Странно? Быть может, но поделать с этим она ничего не могла.

Помнила лишь имя.

— Роберт Экроз, — выдохнула Эбби.

Он был молод. И красив. Высок, строен и одевался всегда со вкусом. Манеры, поведение, речь — все выдавало в нем благородного джентльмена, вращающегося в высшем свете. И пусть никто не мог сказать, откуда он взялся в столице, принимали мистера Экроза с радостью. Холостяк, по слухам, богат, обходителен и учтив. Нравился дамам, умел найти общий язык с мужчинами.

В другое время, Эбби ни за что не обратила бы на него внимание. И вовсе не потому, что он был ей неинтересен. Просто… просто у нее был Питер. И она клялась себе и ему, что постарается. Что не будет больше поддаваться пагубной страсти, что усмирит свою сущность.

Но не вышло…

Проклятая натура проснулась в очередной раз. Внутренний жар не давал покоя. Тело требовало ласки, кровь кипела в жилах, разливаясь горячей лавой по венам. Питер был в отъезде. А Роберт… он вдруг оказался рядом. Такой внимательный, учтивый, предупредительный во всем. Цветы дарил, даже пытался читать стихи. Вот Питер никогда не читал Эбби стихи. Считал это делом глупым и необязательным. А этот… не боялся выглядеть глупо.

Красиво говорил о своих чувствах. Стихи опять же…

И не то чтобы Эбби очень уж пришлись по душе эти вирши. Вовсе нет. Она и не слушала их даже. Зачем? Слова — это все глупость.

Но жар, что сжигал ее изнутри становился все сильнее. И сил терпеть и сопротивляться темной стороне своей натуры оставалось все меньше и меньше.

Она сдалась. Одна ночь. И ведь сейчас даже вспомнить нечего. Роберт Экроз оказался не тем. Он тоже не смог утолить голод, который толкал Эбби на безумства. Он тоже был… не тем…

Но этой ночи хватило, чтобы жизнь Эбби оказалась разрушена. И жизнь Питера.

Роберт Экроз оказался проходимцем, который зарабатывал себе на жизнь шантажом. Он соблазнял замужних дам, а затем использовал свидетельства их неверности, для того, чтобы требовать денег. Об этом ей потом рассказал Питер, который, вернувшись из своей поездки и узнавший о том, что произошло за время его отсутствия, начал наводить справки. Узнать о том, что из себя представляет любовник жены было не так-то и сложно. Роберт наследил почти по всей стране. Много женщин пострадало по его вине, столько браков оказалось разрушено, жизней испоганено. А представлялся же вполне себе приличным молодым человеком.

Обычно все у него получалось. Всегда и со всеми.

Только вот Эбби платить отказалась. Она рассказала обо всем Питеру. Покаялась. Муж если и не понял, то смирился. Знал уже о том, что супруга не всегда в состоянии справиться со своей порочной сутью. Решил разобраться с шантажистом по своему.

А Роберт Экроз стал угрожать. Обещал рассказать о падении Эбигэйл всей столице. Испоганить ее репутацию. Гадости всякие говорил.

Питер потом клялся, что не желал убивать его. Хотел лишь припугнуть. Заставить уехать из столицы и никогда не появляться. Но что-то пошло не так. Любовник Эбби лишился жизни, а им с Питером пришлось срочно бежать из столицы.

Молодая женщина поежилась и распахнула глаза. За окном царила ночь. Лунный свет едва пробивался сквозь тучи.

Эбби выдохнула, понаблюдав за тем, как ее дыхание оставляет затуманенные следы на оконном стекле. Стерла их рукой, обвела взглядом двор. И вскрикнула, отшатнувшись от окна.

На миг ей показалось, что Роберт вернулся. Стоит на снегу, прямо во дворе, запрокинув голову. Как делал уже не раз в столице. Почему-то он считал, что его присутствие под окнами Эбигэйл — это романтично. Частенько, еще до того, как его истинное лицо открылось, поступал именно так — приходил ночью под окно и ждал. И ведь дождался.

— Этого не может быть, — прошептала Эбби, тряся головой. — Он мертв. Мертв. А мертвые не встают из своих могил. Не тревожит покой живых. Этого не может быть.

Обхватив себя руками за плечи, Эбби еще несколько мгновений собиралась с духом. Дрожала, точно листок на холодном осеннем ветру. Боялась, чувствуя, как колотится сердце. Но заставила себя снова приблизиться к окну и выглянуть во двор.

Мужской фигуры, так напугавшей ее, уже не было. Но на снегу, как раз на том самом месте, где еще недавно Эбби почудился призрак прошлого, сидел огромный зверь. И глаза его, ярко горевшие в ночи желтым светом, были устремлены как раз на окно спальни.

— Питер! Питер, проснись! — молодая женщина отскочила от окна и бросилась к кровати, принялась трясти супруга, стягивая с него одеяло. — Питер!! Питер, он здесь! Здесь!!

Страх охватил ее, проник сквозь поры и сжал сердце ледяной рукой, холодной поземкой выступил на коже. Рассказы об оборотнях, что не давали покоя в Барглине подстегивали ее.

— Питер!!

— Что случилось? — супруг проснулся, распахнул глаза и с непониманием уставился на Эбби. — Почему ты так кричишь?

— Оборотень, — выдохнула Эбби, — он здесь. Сидит под нашим окном.

— Эбби, ты с ума сошла? — Питер осоловело хлопал глазами и с трудом понимал, что происходит. — Какой оборотень? Тебе кошмар приснился?

— Нет, — Эбби помотала головой. — Не кошмар. Мне не спалось и я встала, выглянула в окно, а там… там… на снегу. Это оборотень, Питер. Тот самый, о котором говорили сегодня на рынке. И он пришел за нами.

Она произнесла эти слова и сжалась от страха, осознав, что на самом деле произошло. Сегодня, во время прогулки по рынку, Эбби слышала шепотки. Люди боялись, оглядываясь по сторонам, рассказывая о том, что в Барглин снова вернулось страшное чудовище, которое не давало покоя местному населению несколько десятков лет назад.

— Кровавая луна, — шептали одни, — она совсем скоро взойдет над городом. И улицы Барглина зальются кровью.

— Волчья ночь, — отвечали им другие, — она грядет. И не будет покоя никому живому. Много жизней унесет с собой кровавая луна.

И отовсюду слышалось:

— Оборотень.

— Чудовище.

— Он не уйдет, пока не напьется крови. Волчья ночь близко. Многие расстанутся с жизнью.

— Близко.

— Умрут в муках…

— Он не щадит никого…

— Женщины и дети… старики…

— Оборотень вернулся…

— Смерть… смерть идет за ним по пятам…

— Первые жертвы уже появились… Их находят по утрам…

— Он вырывает глотки и пьет кровь… теплую кровь…

— Наказывает за грехи…

Все это Эбби рассказала мужу. Дрожа от страха, заикаясь. Ей было страшно. Очень-очень страшно. Она словно чувствовала приближение беды и понимала, что не в силах что-либо изменить.

— Они говорили об этом. Люди на рынке. Я не придала значению этим словам сразу. Не верила в то, что подобное возможно, но сейчас… Питер, а что если эта тварь избрала нас? Если…

— Бред, — решительно отмахнулся от слов супруги Питер. — Это просто сплетни. Суеверия невежественных провинциалов, которые склонны придавать таинственные черты всему необъяснимому. Оборотней… — он осекся.

Произнести вслух то, что собирался, все же не решился. И не потому, что верил в существование оборотней — видят боги, в жизни может быть все, что угодно, а еще около сотни лет назад, в оборотней верили и даже считали, что они живут среди людей, — просто Питер Барроу был человеком рациональным, трезвомыслящим и поддаваться панике не торопился. Как не спешил и отрицать то, объяснить происхождение чего не мог.

— Питер, — Эбби всхлипнула. Ее все еще потряхивало от страха и пережитого напряжения, — но если… если они и в самом деле существуют? И теперь оборотень пришел за нами? Люди на рынке говорили, что он всегда карает за грехи. И не трогает невиновных. Питер, мне страшно. Мне очень страшно.

— Если это и так, то нам нечего бояться, — решительно ответил мужчина, поднимаясь с кровати и набрасывая на плечи халат. Он изо всех сил старался не показать, что слова супруги задели его за живое и заставили почувствовать нечто, пусть отдаленно, но напоминающее страх. Рассказы об оборотнях Питер слышал, как и большинство жителей их страны. И они рознились. Кто-то говорил, что эти твари на самом деле просто кровожадные чудовища, не способные противиться зову полной луны и жаждущие крови, не выбирающие своих жертв, а нападающие на всех без разбора. Кто-то считал, что появление оборотней — это своего рода наказание за грехи. Были и такие, кто видел в этом знак свыше, наказание и возмездие. Мнений было много и все они рознились. — Мы не коренные жители Барглина. Нам нечего бояться местного монстра, если он и в самом деле существует.

Эбби сглотнула и съежилась на кровати. Она смотрела на супруга широко распахнутыми глазами. Спокойствие мужа немного отрезвило ее, но страх все никак не отпускал.

Питер же, запахнув халат, приблизился к окну. Выглянул в него и пожал плечами — во дворе ожидаемо никого не оказалось. Только слабо светила половинчатая луна.

— Ты уверена, что тебе это не приснилось? — поинтересовался он.

— Питер, — несколько обиженно произнесла Эбби. — Я не впечатлительная барышня, которая собственной тени пугается. Говорю тебе, в нашем дворе был оборотень. У него… у него глаза светились желтым.

Мужчина покачал головой и принялся одеваться. Эбби, напряженно следившая за каждым действием супруга, поинтересовалась:

— Что ты собираешься делать?

— Пойду, проверю, — невозмутимо отозвался Питер. — Если там кто-то был, то на снегу должны остаться следы.

— Нет! — Эбби соскочила с кровати и бросилась к мужу. — Нет, я тебя не пущу. Ни за что!! Это опасно. Питер, нет!!!

— Прекрати, — резко оборвал ее мужчина. — Я возьму с собой оружие и разбужу слуг.

— Питер… — Эбби все же пыталась его удержать, но не преуспела.

Спустя четверть часа, Питер вышел во двор. В руках он сжимал охотничье ружье, а половина слуг приникли к окнам, пытаясь сквозь покрытое морозными узорами стекло рассмотреть, что происходит во дворе.

На снегу действительно обнаружились звериные следы. И Питер, не являющийся охотником, вполне мог бы посчитать, что принадлежат они волку или же собаке, но… рядом со звериными следами отчетливо просматривались отпечатки ботинок.

— Однако, — пробормотал Питер, присаживаясь на корточки и пристально разглядывая следы на снегу. — Оборотни на самом деле существуют или же… кто-то решил таким образом напугать нас? Любопытно, весьма любопытно.

Он огляделся по сторонам, прислушался и вернулся обратно в дом. Держал лицо, старался не показать вида, что странное происшествие задело его. Верить в то, что местная тварь пришла за ним, Питеру решительно не хотелось.