Небольшая комната освещалась только дрожащим пламенем нескольких свечей, да рваными всполохами огня в очаге, сложенном из грубых оплавленных камней. Единственное окно, выходящее на задний двор небольшого домишки, располагающегося почти на самой окраине Барглина, было плотно занавешено старой, местами потертой, но все еще плотной шкурой. Ни единого отблеска рваного пламени не выбивалось из-под нее.
Комнатушка была маленькой. Тесной, хоть, кроме очага, в ней совершенно не было мебели. Пол, сложенный из грубо обструганных досок, потемневших от времени, был густо испещрен царапинами, точно бы здесь когда-то держали некое дикое животное, и оно рвалось, пытаясь выбраться из душного помещения на свободу, царапалось, пытаясь отодрать эти доски или разобрать и клетушку эту и само строение по бревнышку. Но, похоже, ничего у него не вышло.
Стены, как и пол, потемневшие, грубые, напоминали лицо старика испещренные морщинами. Низкий потолок, казалось, и вовсе скоро рухнет и погребет под собой любого, кто осмелится задержаться здесь.
Мужчина сидел прямо на полу, напротив очага. Он был обнажен до пояса, и кожа его в рваном свете свечей казалась медной, а тело блестело, точно бы он густо измазал торс маслом. Темные волосы небрежно рассыпались по плечам. Он сидел, скрестив ноги и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, закрыв глаза и запрокинув голову к низкому закопченному потолку. Огромные ладони сжимали плоское металлическое блюдо, с которого поднимался сизый дымок.
Время от времени мужчина втягивал носом этот дым и снова принимался раскачиваться. Губы его шевелились, точно бы он… читал молитву или же… пел?
…Барабаны отбивали рваный ритм.
Там-тадам-там-там…
Нет, этого звука не было слышно. Он не отражался от чернильного неба, ярко украшенного густой россыпью звезд, не оседал на рыхлом снегу, в свете луны и звезд, отливающим голубизной, мерцающим…
Этот ритм звучал у него в голове. Только для него. Он один его слышал. И поддавался ему.
Он бежал. Летел вперед не разбирая дороги… Догонял… Загонял…
Древний ритуал… длиной в целую жизнь… не одну… из поколения в поколение… от отца к сыну… по крови, по духу…
Самка должна принадлежать сильнейшему. Тому, кто достоин. А он достоин. Он последний из своего рода. Он должен оставить потомство. Передать древний дар. Кто, если не он?
А она сопротивлялась. Посмела смотреть на него с пренебрежением. Кривиться, будто бы он грязь под ее ногами. И она ответит за это. Поплатится. И будет стирать свою вину, свое равнодушие и холодность, кровью. Не своей, о, нет, самка, способная дать потомство неприкосновенна. Ее обязанность и священный долг дарить свое тело самцу и вынашивать в чреве своем его потомство. А платить она будет жизнями тех, кто стоит рядом с ней, кто дорог ей. Их кровью будет смывать свое равнодушие.
Он догонял ее.
Ритм барабанов становился громче. И быстрей.
Еще быстрей и еще. И сердце стучало в такт, готовое вырваться из груди в любое мгновение.
Глупышка. Она все еще надеется убежать. Смешная. От него не спастись.
И он ускорился. Снег хрустел под ногами, дыхание облачками белесого пара вырывалось из открытого рта. Ветер холодил лицо, развевал волосы на затылке, остужал разгоряченную погоней кровь.
Осталось немного. Совсем чуть-чуть.
Скоро. Уже скоро.
Она бежала впереди. Оглядывалась через плечо, вздрагивая каждый раз. Боялась. И аромат ее страха был силен. И сладок. О, как же он сладок. Он горячил кровь куда лучше самого дорого вина. Возбуждал, придавал тому, что должно свершиться, пряные изысканные нотки.
Он никогда не считал себя гурманом. Но сейчас… сейчас, пожалуй, не отказался бы немного поиграть.
К чему спешить?
Ведь у них впереди вся ночь. Все то время, что небо украшает половина луны. И на этот раз он не отступится.
Она будет принадлежать ему. Будет стонать и выгибаться в его руках. Отвечать ласками на его ласки. Ей некуда больше бежать. У нее нет выхода.
Тонкая фигура в легком белом одеянии, маячившая чуть впереди, вдруг резко остановилась. Встала, точно бы натолкнулась на невидимую преграду. Он тоже замедлил свой бег и теперь приближался неторопливо. К чему спешить? Она все равно уже попалась. да и он не собирается выпускать свою добычу. Не в этот раз.
Женщина стояла спиной, опустив голову и темные, распущенные волосы ее, ниспадали почти до самых бедер, закрывали лицо, плечи, блестящим покрывалом ниспадали на спину.
Он представил себе, как зарывается пальцами в это богатство, как накручивает длинные скользящие пряди на кулаки, заставляя непокорную смотреть ему в лицо. Он уже ощущал на губах вкус ее слез, слабое дыхание… Желание становилось все сильнее.
А ритм. Рваный ритм, что звучал в голове, оглушал. Сердце билось в такт ему, и готово было выпрыгнуть из груди. Слишком часто.
Женщина сжала кулаки, вытянула руки по швам и вдруг резко развернулась.
Ее волосы взметнулись в воздух, описали темный полукруг вокруг фигуры и блестящим покрывалом снова опали на плечи и спину. Лицо она больше не прятала. Прямо смотрела в глаза своему загонщику.
Он усмехнулся.
Смелая? Тем лучше. Ему даже нравятся такие. Не покорные, бесхарактерные самки, какой была та, другая. А решительные, бесстрашные, способные драться за себя и отстаивать свою важность. Что же, пожалуй, он в очередной раз сделал правильный выбор. Тем слаще будет победа. Тем ярче ощущения, когда эта непокорная самка, забьется под ним в экстазе.
Светлые, прозрачные, как лунный свет, глаза женщины с ненавистью встретили его взгляд. Она вздернула подбородок. Поджала пухлые губы и уже собиралась что-то сказать, но тут снег перед ней взвился в воздух.
Заискрил, замелькал, блестя в бледном свете луны. Метель поднялась в мгновение ока, отрезая его от вожделенной добычи.
Он зарычал. Но было уже поздно. Когда метель улеглась, вокруг него была пустота. Та, которую он избрал себе в пару, исчезла…
…Дикий звериный вой огласил округу. Люди, проснувшиеся среди ночи, принялись креститься и молить богов, уберечь их от нападения волков. А в душной тесной комнате с очагом, бушевал неудачливый охотник.
Резко очнувшись от наведенной колдовством полудремы, мужчина распахнул глаза, отливающие в свете огня настоящим янтарем, и завыл. Так яростно, так надрывно. Он вкладывал в этот вой свои не оправдавшиеся надежды, горечь утраты и обещание скорой расплаты с тем, кто посмел стать у него на пути. Плоское металлическое блюдо взлетело в воздух, рассыпая вокруг себя пепел от смешанных на нем трав и ингредиентов. Звякнуло, ударившись о темный камень очага, и звук этот прервал вой.
Мужчина подскочил на ноги, и принялся метаться по небольшому пространству, в бессильной ярости порыкивая и сжимая руки в кулаки. Его злость словно бы приняла материальное воплощение и принялась закручиваться в воздушные спирали. Дышать в тесной каморке стало уж и вовсе невозможно.
— Что ты здесь устроил? — язвительный женский голос заставил его замереть на месте, а затем обернуться к входной двери. — Тебя слышно на весь Барглин. Нам не нужна снова Дикая охота. Прошлого раза было вполне достаточно, не находишь?
Она стояла на пороге, небрежно прислонившись плечом к косяку — и когда только успела войти? Почему страж не предупредил своего хозяина? Фигуру женщины скрывал широкий плащ, а лицо было не рассмотреть из-за надвинутого до самого подбородка капюшона. А вот голос, молодой, звонкий, выдал незваную гостью с головой. Впрочем, он и так знал, кто пожаловал к нему на огонек, ему не было нужды гадать или строить предположения о личности этой ночной визитерши.
— Зачем пришла? — разводить политесы он не собирался.
Эта дама была не из тех, перед кем следовало расшаркиваться или пытаться строить из себя вежливого парня. И вовсе не потому, что она того не стоила — просто они слишком давно знали друг друга. Их многое связывало.
— Напомнить о том, что ты мне должен, — Амалия откинула назад капюшон и тряхнула светлыми кудряшками. Не собранные в прическу, ее волосы разметались по плечам.
— Я тебе ничего не должен, — оскалился ее собеседник. — Так что… зря топала.
— Не ерничай, — она сделала несколько шагов вглубь комнаты, демонстративно задела плечом, проходя мимо. — Мы с тобой в одной лодке, Дик. Не забывай об этом.
Амалия медленно обходила комнату по кругу. Приблизилась к очагу, вдохнула запах все еще тлеющих на полу трав. Поморщилась.
— Чем ты занимался? Опять пытался воззвать к силе? Получилось?
— Он вмешался. В последний момент, — зло скрипнул зубами Дик. — И все испортил. На кой он вернулся в Барглин?
— Месть, — усмехнулась Амалия, отворачиваясь от огня в очаге. Лениво обвела взглядом комнату. — Он вернулся, чтобы отомстить. Снежные никогда ничего не забывают.
— Кому? — усмехнулся Дик. — Он ничего не знает и ничего не докажет. Свидетелей нет.
Амалия сделала еще несколько шагов и замерла на этот раз разглядывая царапины от когтей на стене.
— Слышал, что Беркоша задрал волк? — голос ее прозвучал равнодушно, но Дика это не обмануло ни на мгновение. Он почувствовал ее страх.
— Может и в самом деле волк, — пожал плечами мужчина. — Или собутыльники подсобили. Беркош не тот, о ком будут скорбеть. Та еще мразь. И врагов у него было достаточно не только в Барглине. По всей стране за ним хвосты тянутся, может, какой-нибудь и настиг.
— Да, — кивнула Амалия, поворачиваясь к нему лицом. — Только вот… волков в Барглине давно не было. Даже в самые холодные зимы они не приближаются к жилью настолько. Тебе ли этого не знать.
Дик дернул плечом и отвел взгляд.
— Ну и черт с ним. Ты пришла поговорить со мной о Беркоше? Если так, то не смею больше задерживать, эта тема меня не интересует.
— Нет, — Амалия покачала головой. — Не о Беркоше. Хоть он и был единственным, кто знал всю правду о смерти малышки Райены. И так своевременно отправился к праотцам. Теперь и правда, никто ничего не узнает. Свидетелей нет. Но я здесь не для этого, ты прав. Я хотела напомнить тебе о нашей договоренности. Когда ты все сделаешь? Он нужен мне, слышишь? — она приблизилась к мужчине вплотную и заглянула в глаза. — И как можно скорей. Сезон снегопадов я собираюсь провести с ним.
— И что? — Дик попытался отойти, но Амалия ему не позволила. Снова перегородила путь.
— А она нужна тебе. Я знаю, как важно для тебя почувствовать свою власть над самкой. Подчинить ее, обладать ею… — она оскалилась. Глаза ее, еще миг назад вполне человеческие вдруг налились янтарем, сверкнули ярко в свете свечей, — ты последний ширани, тебе нужно потомство, чтобы передать дар. И ты ее хочешь… твое желание чувствуется в воздухе, оно разливается вокруг сладкой патокой с ароматом кранного перца, — Амалия облизнула нижнюю губу. — Это заводит, знаешь ли.
— По крайней мере, мой выбор обоснован. И не оставляет сомнений, — Дик усмехнулся. Он не обратил внимания на последние ее слова. Или сделал вид, что не обратил. — А вот ты… зачем тебе этот человечишко? Что с него взять? Никчемный, слабый, даже жалкий. Он не способен ни на что… и потомство тебе дать не сможет. Я еще мог понять, когда в прошлый раз ты нацелилась на Снежного, он, по крайней мере, нашей крови. Но этот слизняк…
— Не важно, — Амалия тряхнула волосами. — Я хочу его и я его получу. А что до потомства, — она улыбнулась и повела плечами, сбрасывая на пол тяжелый, подбитый мехом плащ, — для этого у меня есть ты.
Глаза Дика вспыхнули, он оскалился и резко выбросил вперед руку, хватая девушку за плечо и прижимая к себе.
— Решила поиграть? — прорычал он, склоняясь к ее шее.
Вместо ответа, Амалия провела ладонями по обнаженной мужской груди, царапнула ноготками кожу на животе, спустилась ниже и принялась развязывать тесемки штанов. И все это глядя прямо в глаза мужчине. Она не играла и не кокетничала — давала понять, для чего пришла сюда, к нему в дом, и прямо обозначала свои намерения.
Дик рыкнул, резко развернул девушку спиной к себе и толкнул ее, заставляя упасть на колени. С силой нажал между лопаток. Амалия опустилась на четвереньки и коротко хихикнула, когда он задрал подол платья ей на голову, обнажая ноги и ягодицы. Раздался треск и кружевное белье, стоившее градоправителю не малых денег, отлетело в сторону.
Дик не собирался играть, да этого и не требовалось. Амалия возбудилась в тот же миг, когда его ладони коснулись ее уже обнаженных ягодиц. Она выгнула спину дугой и глухо застонала. Вскрикнула, когда он вошел в нее. Резко, грубо, совершенно не заботясь об удовольствии партнерши.
Впрочем, они оба обо всем забыли в тот же миг. Тишину комнаты нарушали громкие стоны, звуки влажных шлепков от соприкосновения тел, хриплое дыхание.
Это было животное совокупление, не больше и не меньше. Но оба они получали то, чего хотели. Протяжный стон Амалии слился с хриплым криком Дика. Их обоих сотрясала крупная дрожь, они тяжело дышали. Амалия царапала ногтями дощатый пол, не замечая, что грубое дерево оставляет занозы в пальцах. Она совершенно утратила связь с реальность, отдаваясь первобытной страсти.
Когда все закончилось, Дик резко выдохнул, на миг прикрыл глаза, а затем резко оттолкнул от себя девушку. Она упала ничком на пол и так и осталась лежать, не шевелясь, лишь только на губах ее застыла довольная улыбка. Женщины ее вида отличались страстностью, близость с мужчиной была им необходима как воздух. Сдержаться практически не было сил. Беда была лишь в том, что удовольствие и разрядку они могли получить только с самцом своего же вида. Увы и ах, обычные мужчины никогда не могли удовлетворить Амалию. Никто, кроме Питера Барроу.
И пусть он еще не прикасался к ней, она знала, что он ей нужен.
— Вставай, — Дик уже поднялся и даже натянул штаны. Его кожа блестела от пота, грудь все еще быстро поднималась и опускалась, но мужчина уже владел собой. — И убирайся. Не желаю, чтобы тебя здесь видели. Только слухов мне не хватает.
— Не переживай, — Амалия перевернулась на спину. Прикрыться она и не думала, так и продолжала лежать с раздвинутыми ногами и задранным платьем. Стеснение никогда не входило в круг ее сильных сторон. — Никто не увидит.
— Убирайся, — повторил Дик.
Амалия встала. Поправила платье, подняла с пола плащ и самостоятельно накинула его себе на плечи — ждать проявления вежливости и учтивости от своего любовника она не стала, просто не дождалась бы.
— Я жду от тебя решительных действий, — сказала она перед тем, как покинуть комнату. — Не затягивай. Скоро мой день рождения. Папенька устраивает маскарад, — на последней фразе в ее голосе послышалось ехидство, — Питер должен остаться со мной после него. И будет лучше, если ты этому поспособствуешь.
Дик лишь фыркнул в ответ.
— И что они в нем нашли? — вопрос он задал вслух, глядя на огонь в очаге, спустя несколько минут после того, как Амалия ушла. — Что такого есть в Питере Барроу, что две самки моего вида тянутся к нему? Он же обычный человек. Совершенно обычный.
Ответа он так и не дождался.
Амалия не торопилась, медленно брела по улице, глубоко вдыхая морозный воздух. Метели на время прекратились — так всегда бывало в Барглине перед тем, как начинался сезон снегопадов. На несколько дней устанавливалась ясная погода, днем светило солнце. Морозы шли на спад, а потом… Неделю, две, иногда больше, на город и окрестности нападали метели. Снег падал и падал, засыпая все вокруг, отрезая от мира.
Амалия любила это время. Всегда. И в этот раз собиралась использовать его с пользой для себя. Отец не будет против, наоборот, он даже поспособствует, в этом она была уверена. Он всегда поддерживал ее, помогал, давал все, что она хотела. А сейчас Амалия хотела Питера Барроу. В вечное и единоличное пользование.
И если так случится, что у Дика Спайка не получится завладеть женой ее Питера, она сама решит эту проблему. Раз и навсегда. Но будет лучше, если Эбигэйл Барроу все же станет самкой Дика. Для всех лучше.
Надвинув капюшон до самых глаз, Амалия не смотрела по сторонам, потому не заметила, как в нескольких шагах впереди от нее в воздух взметнулся столб мелкого колючего снега. Словно невидимый и неощутимый ветер подхватил снежинки с земли и закружил, точно в вихре. А в следующее мгновение на месте снежной воронки появился огромный, снежно-белый зверь. Огромный, белоснежный волк.
Уловив какое-то движение боковым зрением, Амалия вскинула голову, убирая капюшон с лица, и беззвучно вскрикнула. Ее лицо исказилось от ужаса. Снежный зверь сделал шаг по направлению к ней и девушка попятилась. Она отступала и отступала, пока не прижалась спиной к стене одного из домов. В ее глазах плескался ужас, рот кривился, но с посиневших губ не сорвалось ни звука. Точно завороженная, она смотрела на приближающегося зверя и чувствовала, как замирает сердце в груди, точно бы его сжимала ледяная длань.
Мысль о том, что это конец, что вот сейчас она окончит свои дни, раненой птицей билась в висках.
Зверь приблизился. Его голова оказалась на уровне лица Амалии. Их взгляды встретились и девушка не выдержала. Сознание ее поглотила тьма. Она обмякла, съезжая по стене дома и рухнула прямо в снег.
Зверь фыркнул, точно бы насмехался. Склонил огромную голову и втянул носом воздух в нескольких сантиметрах от тела Амалии. Снова фыркнул и распался на тысячи мельчайших снежинок, что медленно кружились в воздухе и плавно оседали на лежащее на земле тело и неприкрытое плащом лицо девушки.