Волчья ночь

ГЛАВА 25

На следующий вечер Питер ушел к себе сразу после ужина. Заперся в отведенной ему спальне, сбросил единственный свой пиджак, оставшись в рубашке, и принялся мерить шагами ковер, то и дело запуская пальцы в волосы. Было тревожно. Внутри у него все дрожало от напряжения, нервы были натянуты до предела, но молодой человек никак не мог понять, что все это означает.

Последние дни выдались… сложными и полными напряжения. Это так. Но сегодня… Он словно бы чувствовал приближение беды. Она надвигалась на Барглин с востока. Неспешная, темная, неотвратимая.

Ветер почти утих, снег падал с неба крупными хлопьями, лениво кружащимися в воздухе. Казалось, метели отступили, и скоро наступит обычная зима. Со снегами, ветрами, морозами, но уже привычными, не несущими в себе никакой угрозы. В это хотелось верить. Очень хотелось.

— Затишье перед бурей, — произнес за ужином градоправитель, когда Питер высказал свои предположения. — Так бывает всегда. Все словно бы успокаивается, и это спокойствие может продлиться несколько суток. А потом начнется самая страшная буря. Никогда не угадаешь, этот момент. Поверьте мне, мой мальчик, еще рано расслабляться. Самая сильная буря этой зимы впереди.

И Питер поверил. Он точно бы чувствовал ее приближение. Буря. Беда. Сама смерть словно бы надвигалась на Барглин, собираясь пожать свой урожай.

Молодой человек замер напротив камина. Прислушался. Тишина в особняке звенела. Даже слуги и те затаились по своим углам. Огонь в камине трещал, но не уютно и умиротворенно, как то бывает, а словно бы… предупреждающе. И еще больше нагонял тревогу. Сердце билось слишком часто, дыхание прерывалось. Питер чувствовал, что задыхается в четырех стенах. Ему не хватало воздуха.

Он вздохнул. Упал в стоящее рядом кресло и, поджав колени к груди, принялся смотреть на пламя. И чудилось ему в огненных завитках нечто такое, от чего по коже побежал озноб.

Он видел мать, постаревшую раньше времени от частых родов и тяжелой работы, отца, согнутого тяжелым трудом, с почерневшей от загара шеей. Загар этот никогда не смывался, бледнел немного за время зимы, но стоило только сойти снегам и начать пригревать весеннему солнцу, как он возвращался. Он видел братьев и сестер, такими, какими они были в то лето. Босоногими, худыми, чумазыми. Смог рассмотреть во всполохах огня супругов Барроу. Никого из них давно уже не было на этом свете. Они ушли к богам. В камине треснуло полено, поднимая вверх сноп искр. В этом фейерверке Питер вдруг рассмотрел ее лицо… Совсем молодое, не тронутое ни временем, ни испытаниями. Седые волосы свисали по бокам неопрятным патлами, а глаза… в них словно бы отражалась вся мудрость веков. Глаза старухи на лице совсем еще юной девушки.

Питер вздрогнул и очнулся от своего наваждения. Встряхнулся весь.

— Последняя буря? — прошептал он, поднимаясь на ноги. — Что-то она принесет всем нам.

За окном по-прежнему безмолвно падал снег.

Приоткрыв дверь, Питер прислушался. В особняке царила мертвая тишина. И это было ему на руку. Он спустился по лестнице, совершенно бесшумно, даже успел сделать несколько шагов по холлу, прежде чем его остановил вкрадчивый голос градоправителя:

— Ты тоже не можешь уснуть, мой мальчик. Это зима. Буря, что идет на Барглин. Она волнует умы, тревожит души. Так было всегда.

Питер замер на месте, сглотнул и медленно обернулся. Гроуди стоял возле лестницы, в халате и домашних мягких туфлях, в одной руке он держал широкий бокал с коньяком, вторую спрятал в кармане. Не надо было быть провидцем, чтобы понять — там оружие. Питер усмехнулся. Его маневр не остался незамеченным.

«Теряю хватку, — пронеслось в голове, — раньше бы никто не смог раскусить меня так легко. Это все спокойная жизнь».

— Составишь мне компанию, — градоправитель не спрашивал, и ждать не стал. Резко развернулся и направился в свой кабинет. Питер последовал за ним, сжимая кулаки.

— Знаешь, мой мальчик, — сегодня Гроуди был слишком разговорчив. Слишком, по мнению Питера, и это не могло не насторожить. Градоправитель приблизился к столику у камина, выложил из кармана револьвер и только после этого налил коньяк во второй бокал. Протянул Питеру, — я всегда знал, что они существуют и все эти рассказы о волчьей ночи, когда кровь льется рекой, не выдумки. Слышал, наверное, как лет пятьдесят назад, волки напали на город? Тогда мало кто выжил, но старики до сих пор переговаривают эту историю. Она обросла подробностями, которых не происходило и в помине.

— О чем вы? — осторожно спросил Питер, принимая бокал. Он не торопился пить. И садиться, тоже не спешил. Смотрел на градоправителя и сейчас, в этом вот домашнем виде, в отблесках пламени камина, этот человек казался ему… безумно старым. Даже древним.

— Ты все понял правильно, — усмехнулся Гроуди. — Ни за что не поверю, что прожив год с одной из них, так и не догадался, в чем дело.

Питер молчал. Всматривался в лицо своего собеседника и не торопился что-то говорить.

— Мой дед был оборотнем, — Гроуди словно бы не мог больше молчать. Питеру казалось, что старик градоправитель испытывает потребность в том, чтобы выговориться, излить душу. Только вот ему откровенно не нравилось, что слушателем выбрали именно его. Свидетели долго не живут, а Питер рассчитывал прожить еще не один десяток лет. Детей вот завести хотел. — А вот отец и я… мы родились людьми. Я с самого детства жил с этим.

— Вы хотели быть… оборотнем? — удивленно вскинул брови Питер. У него в голове не укладывалось, как такое возможно. Как человек может желать стать зверем? Это ненормально.

— Это было моей мечтой, мой мальчик. Самой сокровенной. Самой… сладкой. Я даже жену себя взял их них. Надеялся на то, что способность к обращению проявится в сыновьях. Но и тут природа отвернулась от меня, — он усмехнулся, залпом опрокинул в себя коньяк и, крякнув, налил еще. — Родилась Амалия. Женщины… они не могут оборачиваться, не имеют почти ничего из того, что есть у оборотней. Только и могут, что передать дар по наследству. Но она сильная девочка. Настоящая… волчица, — Гроуди снова одним глотком опустошил бокал. Но наливать больше не стал, с тихим стуком поставил его на столик и взял револьвер.

— Где она? — вопрос сорвался с губ раньше, чем Питер успел осознать. Впрочем, ответа на него не требовалось. Взгляд метнулся к окну, к падающему с неба снегу.

— Она решила все сделать сама, а я не могу отказать дочери. Моя девочка хочет быть счастливой. И она ею будет, — градоправитель полностью перевернулся и теперь стоял в двух шагах от Питера, направляя на него револьвер. — Я ведь и в самом деле думал, что ты подходишь. Она захотела тебя, и я не стал ей противиться. Но ты… — он ощерился и покачал головой, — решил, что можешь играть моей девочкой? Что тебе позволено от нее отказаться?

— Вы с ума сошли, — Питер прищурился, но не отступил и даже не шелохнулся, только крепче сжал пальцы на бокале с коньяком. — Просто сошли с ума. Вы решили убить мою жену, потому что ваша дочь возжелала стать моей супругой? Это же… просто бред.

— Это закон выживания, — словно выплюнул градоправитель. — Когда-то, самки оборотней дрались за своего самца. Сейчас, правда, времена изменились, но…

Питер вздохнул. Он напряженно наблюдал за градоправителем, стараясь смотреть ему в лицо и не отвлекаться на револьвер, дуло которого было устремлено ему в грудь. С такого расстояния Гроуди не промахнется, а умирать мистеру Барроу не хотелось.

— Это дурацкий закон, — не выдержал он. — И он не имеет никакого отношения к действительности.

— Это не тебе решать, — градоправитель усмехнулся. — Сейчас ты сядешь в кресло и будешь ждать. А когда Амалия вернется, изобразишь радость. И сделаешь все так, как того хочет моя дочка. Посмеешь обидеть ее, обдать равнодушием, ты не жилец. Это понятно?

Питер улыбнулся, а градоправитель продолжил:

— Думаешь, что я не понял тебя? Не заметил, как старательно ты сдерживался все эти дни? Как пытался держаться от Амалии на расстоянии? Я слишком много видел таких как ты, и научился читать вас, как раскрытую книгу. У тебя нет выбора, парень.

Перед глазами Питера вдруг возникло лицо той, что изменила его жизнь. Он снова, точно наяву, рассмотрел бездонные глаза и седые волосы, обрамляющие юное лицо. Губы видения кривились, точно бы она что-то говорила. Питер напряг слух. Едва вслух не переспросил, а потом вдруг услышал…

Это было галлюцинацией. Просто ветер поднялся или старый дом дал о себе знать… Других объяснений у него не было. Не могло быть.

«Питер!»

Голос Эбби звучал приглушенно, но это была она. И она звала его.

«Питер!»

Ему показалось, что он сошел с ума. Что рассудок его помутился и играет теперь в какие-то свои игры. Но градоправитель…

Гроуди тоже дернулся, точно бы тоже услышал.

«Питер!»

А призрачное лицо в камине вдруг стало отчетливей и губы Проклятой дрогнули, беззвучно произнося только одно слово: «Сейчас».

Ему хватило мгновения, чтобы плеснуть коньяком в лицо Гроуди и схватить за руку, держащую револьвер. Градоправитель слишком быстро пришел в себя. Несмотря на годы, он все еще обладал достаточной сноровкой и недюжинной силой. Завязалась борьба.

Питер был моложе и гибче, Гроуди же использовал грубую силу. Он походил на медведя, неповоротливого, но опасного, и сдаваться не собирался. Они не произнесли ни единого слова, тишину в кабинете нарушал только треск поленьев в камине, да сопение мужчин.

А потом грянул выстрел.

Эбби вздохнула и, осторожно выглянула из спальни. В доме лорда Роуга царила тишина. Метель за окном поутихла, ветра не было уже почти совсем, и только снег крупными хлопьями мягко опускался на землю. Сезон снегопадов подходил к концу, она чувствовала это и безумно желала поскорее оказаться в своем доме. Запереть дверь собственной спальни и… Что делать дальше она пока не знала, но очень надеялась на то, что Питер появится и все решит.

Да, Эбби ни минуты не сомневалась, что супруг все решит. Как и всегда.

Не заметив в коридоре ничего подозрительного, Эбби поплотнее закуталась в шубу, найденную в недрах огромного гардероба, и выскользнула за дверь. Ступала осторожно, чтобы не приведи боги не создавать шума. Мерзкая суть, которая в последнее время слишком часто стала проявлять себя, заворочалась внутри, и молодой женщине пришлось беззвучно цыкнуть на нее. А еще поплотнее сжать зубы. Противиться оборотнической сути, когда дело касалось Роуга, было почти невозможно. Мохнатый клубок, поселившийся внутри потягивался и мурчал, точно кошка, стоило только Снежному появиться на виду. А Эбби это не нравилось. И не то чтобы она не пыталась противиться — пыталась и еще как, но каждый раз все заканчивалось одним и тем же — в постели Роуга.

Вот и сейчас, Эбби твердо решила покинуть дом соседа и вернуться к себе. Ждать Питера, и вместе с ним решить, что делать дальше. Она спустилась по лестнице, пересекла холл и даже смогла выскочить за дверь. Никто ее не заметил и не остановил.

Самого хозяина дома не было, в этом Эбби была твердо уверена. Каждый вечер, Роуг покидал особняк. Для чего он не говорил, но ни метели, ни снегопады не могли его остановить.

— Смешно бояться того, что является частью твоей сути, — сказал он как-то, когда Эбби поинтересовалась, почему это ему можно выходить из дома, а ей нет.

Еще и смотрел в тот раз на нее этак… многозначительно. Молодая женщина фыркнула и заторопилась через дорогу, к своему дому.

Снега нападало столько, что Эбби проваливалась почти по пояс, но упорно продвигалась вперед. Ей казалось, что только после того, как за спиной захлопнутся двери их с Питером жилища, она будет в безопасности. И только тогда сможет, наконец, спокойно обдумать ситуацию, в которой оказалась. Только там, в своей собственной спальне, обстановка которой ей ужасно не нравилась, но к которой она уже привыкла, мерзкая оборотническая суть будет загнанна подальше и больше не сможет управлять ею, Эбби.

Небольшое расстояние, отделявшее дом Роуга от их с Питером дома, Эбби преодолевала долго. Очень долго, она проваливалась в сугробы, выбиралась из них с огромным трудом, но неукоснительно двигалась вперед. И наконец-то добралась. Крыльцо было расчищено, что являлось хорошим знаком, как подумала Эбби.

Поднявшись по ступенькам, она машинально схватилась за дверную ручку и вздрогнула, когда дверь подалась.

— Странно, — молодая женщина почувствовала, как внутри что-то сжалось, как от нехорошего предчувствия, — неужели мисс Эрдлинг забыла запереть дверь? Никогда за ней такого не наблюдалось.

Эбби прислушалась — внутри было тихо, пахло, как обычно тонкой лимонной вытяжкой и мятой, слабый свет лился из светильников.

— Ну хоть свет они не потушили во имя экономии, — фыркнула миссис Барроу и переступила порог. Притворила за собой дверь и сделала несколько шагов в глубь дома.

Она лежала на полу у стены. В странной позе и напоминала изломанную куклу. Седые волосы растрепались и с одной стороны были окрашены чем-то темным… густым…

От запаха крови Эбби затошнило, в голове помутилось, и молодая женщина почувствовала, как подгибаются колени. В последний момент она все же смогла прислониться к стене и с трудом удержалась, чтобы не объехать по ней вниз.

— Мисс Эрдлинг, — тихонько позвала экономку Эбби, но та так и продолжала лежать лицом вниз. И не двигаться. — О, боги, мисс Эрдлинг?!

— Ну вот, наконец, и ты, — Амалия появилась из коридора, ведущего в кухню. В руках у нее был револьвер и направлен он был как раз на Эбби.

— Вы?! — Эбби удивленно выдохнула, во все глаза уставившись на неожиданную посетительницу. — Что вы делаете в моем доме?

— Этот дом, как и все остальное, скоро станет моим, — Амалия улыбнулась. — Я, осматриваю будущие владения. Стоит признать, что… — она обвела свободной от оружия рукой холл, — здесь надо все сменить. Ни портьеры, ни паркет… да что там, даже обивка на мебели отвратительна. Ну да ничего, скоро, очень скоро у этого дома появится новая хозяйка.

— Мисс Гроуди, — Эбби с трудом взяла себя в руки. Запах крови вызывал тошноту, и голова кружилась, перед глазами плясали разноцветные мушки. А револьвер в руке Амалии вызывал панику, и Эбби изо всех сил старалась не смотреть на него, сосредоточилась на лице соперницы. — Что вы себе позволяете?

— Я борюсь за то, что принадлежит мне. Это закон. Непреложный закон оборотней. Выживает сильнейший.

— Где Питер?

— Питер? Мой жених сейчас спит, — Амалия походила на сумасшедшую. Глаза ее светились желтым, губы кривились в усмешке, выражение лица… Эбби не бралась судить, она-то никогда не видела настоящих умалишенных, но если бы ее спросили, как выглядят душевнобольные, она бы без раздумий указала на мисс Гроуди.

— Ваш жених? Питер мой муж, вы не забыли об этом?

— О, — Амалия рассмеялась сразу, а затем вдруг резко став серьезной, стремительно преодолела разделявшее их расстояние и ткнула Эбби дулом револьвера в грудь, — это ненадолго. Пошла!

— Что вы себе…

— Пошла! — мисс Гроуди схватила свободной рукой Эбби за плечо и резко толкнула к выходу. — Мы поженимся весной, когда зацветут сады. И я буду самой красивой невестой. А потом, — она хохотнула, — уедем в столицу. Питер обещал представить меня свету. Знаешь, — голос ее стал походить на шипение, Амалия склонилась к самому уху Эбби и зашептала, — он сказал, что я просто удивительно впишусь в высшее общество столицы.

Эбби передернула плечами, стремясь избавиться от неприятного ощущения, оттолкнула Амалию, но та только усмехнулась и повыше подняла руку с револьвером, целясь на этот раз в лицо Эбби.

— Не дергайся, — скривила губы в усмешке, — или все закончится слишком быстро.

Эбби сглотнула и попятилась. Было страшно и тошнота снова подступила к горлу. Взгляд миссис Барроу заметался по сторонам в поисках выхода из сложившейся ситуации или хотя бы какого-нибудь оружия. Ничего не находилось. Вот совсем. И в голову лезли какие-то глупости. А еще голова кружилась так сильно, что Эбби никак не могла понять, где пол, а где потолок. Перед глазами все смазывалось, теряло очертания и яркость красок.

— Пошла! — Амалия только сильнее пихнула ее в спину, подталкивая к выходу. — Двигайся! И живее. Я не желаю тратить на тебя всю ночь. Меня еще жених ожидает. Рассказать, что мы с ним вытворяем, когда остаемся наедине?

Эбби лишь слабо сглотнула, но покорно пошла вперед. У нее в голове все перепуталось, казалось, что все происходит не на самом деле. Она плохо понимала, что делает, но покорно вышла из дома, понукаемая сильными толчками Амалии.

На улице стало чуть полегче. Тошнота точно бы затаилась внутри, головокружение уменьшилось. Эбби несколько раз глубоко вздохнула, но получив ощутимый толчок в спину, едва не слетела кубарем по ступенькам крыльца.

Мисс Гроуди усиленно подталкивала ее вперед. Вот они уже пересекли лужайку, приблизились к парку, в котором еще до снегопада Эбби повстречалась с Роугом. Но и тут Амалия не остановилась.

— Иди, — она ткнула дулом револьвера Эбби в спину, — и быстрее.

Природа словно бы замерла, наблюдая за происходящим. Ветер стих совсем, даже снег и тот поредел и теперь в воздухе кружились одинокие крупные снежинки. Эбби шла, проваливаясь в снег, выбираясь из сугробов. Сердце ее сжималось от предчувствий, рыдания подступали к горлу. Умирать она не хотела, но пока не могла придумать ничего, чтобы выбраться из сложившейся ситуации. Резко развернуться и напасть на Амалию? Попытаться вырвать у нее револьвер?

А что потом? Эбби никогда не стреляла и была не очень уверена в том, что справиться. Впрочем, если на кону собственная жизнь, еще и не такое сотворишь.

«О, Питер! — мысленно взмолилась Эбби. — Где ты?»

И словно бы в ответ на ее молитву налетел резкий порыв ветра, взметнул вверх мелкие снежинки, закружил их. За спиной раздался волчий вой.

Эбби вздрогнула и остановилась.

Сзади рассмеялась Амалия.

— Пришли, — отсмеявшись, произнесла мисс Гроуди.

— Что все это значит? — Эбби резко развернулась и посмотрела на соперницу.

Та стояла всего в двух шагах, опустив руку с револьвером. И улыбалась. А за ее спиной, полукругом выстраивались волки.

— Неужели ты думала, что я приду одна? — рассмеялась Амалия. — О, нет. Я позвала на помощь. Эта ночь особенная. Барглин надолго запомнит ее.

— Ты сумасшедшая, — прошептала Эбби, попятившись. — Ненормальная…

Она споткнулась о полы слишком длинной для нее шубы и растянулась на снегу, попыталась отползти, но запуталась в длинных юбках.

Самый крупный из волков вдруг запрокинул морду к небу и завыл. От этого звука у Эбби внутри все перевернулось. Она еще могла бы побороться с Амалией, но с целой стаей волков? А это были именно волки, не оборотни. Большие, матерые звери, которых голод и зима выгнали из леса поближе к жилью.