ВСЕСОЮЗНАЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА

Страна готовилась к открытию Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Эта выставка должна была стать смотром достижений социалистического сельского хозяйства.

На окраине Москвы, в районе Останкина, строился чудесный выставочный городок. Здесь возводились великолепные дворцы-павильоны.

В числе участников выставки были утверждены шестьдесят два работника Караваева. Интерес животноводов страны к нашему совхозу был так велик, что выставочный комитет пригласил всех желающих участников и гостей выставки посетить наше хозяйство.

Мы готовились к приему гостей. По всему совхозу звучал стук топоров, визг пил, повсюду сверкала свежая, еще не просохшая краска.

Но подготовка к выставке была неожиданно для нас омрачена.

В эти дни всех нас тревожила тяжелая болезнь прославленной на весь мир коровы Послушницы II. Она болела уже больше года. Началось это сразу после того, как она отелилась двойней. Животное вдруг потеряло аппетит, стало худеть. А молока продолжало давать порядочно.

Из Москвы приехал профессор. Внимательно осмотрев корову, он нашел, что болезнь у нее не поддается лечению. Состояние животного ухудшалось с каждым днем.

Летом 1939 года, незадолго до открытия выставки, Послушница II пала. Скелет животного был отвезен в Москву для изучения специалистами, а на территории Сельскохозяйственной выставки, возле павильона животноводства, появилась скульптура Послушницы II в натуральную величину.

В конце июля Вагинака Арутюновича Шаумяна и меня вызвали в Москву на торжественное открытие выставки. Мы спокойно уехали и только много позже узнали, что довелось пережить работникам совхоза после нашего отъезда.

Был жаркий и ветреный день. В Караваеве шли киносъемки: операторы снимали специальный фильм для Сельскохозяйственной выставки. И вдруг начался пожар. Это случилось в полдень, когда большинство рабочих находилось в поле, остальные были заняты уборкой скотных дворов.

Кинооператоры работали в новом телятнике. Туда притащили электрические юпитеры[2], внесли из летнего лагеря клетки с молодняком. Шла съемка. Вдруг кто-то заметил огонь. По всей вероятности, из-за короткого замыкания в осветительной аппаратуре вспыхнуло сухое сено. Огнем моментально охватило все помещение. Беспомощные животные, почуяв беду, обезумели от страха.

Кто-то ударил в железный рельс, висевший на площади возле конторы. По всей территории совхоза разнеслись тревожные звуки набата. Телятник был объят огнем. Со всех сторон к нему стекались люди. Бежали доярки и скотники из скотных дворов, бежали с полей полеводы, бежали шоферы и трактористы из мастерских, служащие из конторы.

Люди врывались в объятое огнем помещение и выносили оттуда дрожащих от страха телят. Никто не видел, когда прибежал Ваня Ситушкин. Но все видели, как весь черный от копоти, с обгоревшими руками он снова и снова бросался в самое пламя, спасая животных. Не щадя себя, пожилые доярки Суслова и Волкова выносили из горящего здания пугливо прижавшихся к ним новорожденных телят. Таисия Алексеевна Смирнова руководила людьми, успевая выводить старших телят из клеток. Когда последний теленок был спасен, этой всегда неторопливо-спокойной женщины было не узнать: за полчаса она постарела на несколько лет. Зато ни один теленок не погиб в огне! Подоспевшие пожарные команды из Костромы ликвидировали пожар.

Мы с Шаумяном, ничего не подозревая о страшной беде, находились в это время на торжественном открытии выставки. Уже в первый день поток гостей заполнил до отказа павильон животноводства, где были размещены лучшие животные всей страны.

Возле наших животных всегда толпился народ, а доярки Баркова, Коновалова, Грехова и телятница Веселова не успевали отвечать на вопросы, которыми их забрасывали посетители выставки.

Ежедневно с раннего утра возле выводного круга павильона животноводства собирались толпы людей. Тут были самые придирчивые ценители молочного скота. Они усаживались на скамьях, запасшись блокнотами и тетрадями для записи. Рядом суетились фотографы, кинооператоры, корреспонденты советских и иностранных газет.

Одетые в белые халаты, скотники и доярки выводили на манеж животных лучших пород: симментальской, красно-немецкой, швицкой, ярославской, холмогорской. К швицкой породе относился и наш скот.

Когда маленькая Ульяна Баркова не спеша вывела на манеж нашу рекордистку Майку, кругом заговорили:

— Это Баркова! Баркова… которая раздоила мировую рекордистку, Послушницу II!

Через несколько дней комиссия, состоявшая из крупных специалистов-животноводов, наблюдая за тем, как Ульяна Спиридоновна доит коров на выставке, присудила ей почетное звание мастера доения.

Один из корреспондентов американской печати потом допытывался:

— Скажите откровенно, мисс Баркова, вы действительно простая доярка или где-нибудь учились?

— У нас все учатся, — ответила Баркова. — И я тоже училась.

— Где же вы, мисс Баркова, учились?

— В Караваеве, — ответила просто она.

— А что это такая за академия — Караваево?

— О, это замечательная академия. Она простых батраков превращает в ученых.

Американец посмотрел многозначительно на Баркову и записал в своем блокноте:

«На Сельскохозяйственной выставке я встретился с мисс Барковой, окончившей Караваевскую академию, в которой из батраков готовят ученых».

Особенно большое внимание посетителей выставки привлекали наши телята, выращенные в условиях холодного содержания. Когда же на выставку приехали наши юные животноводы Нина Смирнова и моя дочь Валя, ставшая впоследствии зоотехником, то их тоже обступили со всех сторон и больше всего хотели знать, как они выращивают телят.

Однажды меня попросили выступить по радио и подробно рассказать посетителям выставки об опыте нашего совхоза. Год назад мне уже приходилось делать доклад о своей работе в Московском доме ученых. Готовясь к выступлению на выставке, я очень волновался, понимая, что на этот раз меня будут слушать люди, которые сами выращивают молочный скот и добиваются высоких удоев. Только перед самым микрофоном, когда начал говорить, мной овладело спокойствие, и я стал рассказывать о своей работе просто, как говорю обычно, в кругу своих караваевцев.

Я вышел из маленькой комнатки выставочной радиостанции на широкие аллеи выставки. Под солнечными лучами искрились струи фонтанов, сверкали белокаменные дворцы павильонов. И сразу же меня обступили люди: доярки, бригадиры, пастухи, председатели колхозов: одни в украинских вышитых рубашках, другие в барашковых папахах, третьи в пестрых узбекских халатах. Все они расспрашивали о том, как мы выращиваем, как проводим кормление и содержим животных. И тут я особенно почувствовал, каким множеством нитей каждый из нас, советских людей, связан друг с другом и со всей нашей великой страной.

После открытия выставки много экскурсантов стали приезжать в Караваевский совхоз. Мне особенно запомнился старик с зурной, знатный чабан, приехавший к нам со склонов Кавказских гор. У себя на родине он пас овец, в отарах их колхоза было больше двадцати тысяч голов. И, хотя веселому старику никогда не приходилось иметь дело с крупным рогатым скотом, он проявлял большой интерес ко всей нашей работе, надеясь кое-что из нашего опыта перенять и применить у себя. Большим удовольствием было водить этого человека по скотным дворам и пастбищам.

В следующем, 1940 году уже не шестьдесят два, а девяносто один работник совхоза получили почетное право быть участниками выставки. Двадцать пять человек были награждены Большими и Малыми золотыми и серебряными медалями. Юные животноводы Нина Смирнова и Валя Штейман были премированы поездкой в пионерский лагерь «Артек» на берегу Черного моря.

За высокие достижения в развитии молочного животноводства в 1939 году наш совхоз получил на Выставке диплом первой степени, а в 1940 году был награжден орденом Ленина.

Загрузка...