Волшебный жезл

ПРИЗНАНИЕ

Хорошо мне запомнился день 24 марта 1943 года.

Подхожу к скотному двору целиком погруженный в свои мысли и вдруг чувствую, кто-то бросается ко мне, кто-то жмет мою руку, кто-то кричит: «Поздравляю!»

Ничего не могу понять, что произошло. Как правило, я прихожу на скотный двор раньше доярок. Сегодня они пришли раньше меня. Столпились у входа, говорят что-то наперебой. Только постепенно проясняется картина: оказывается, вчера, поздно вечером, по радио передали, что за выведение нового, рекордного по продуктивности молочного стада мне присуждена Сталинская премия второй степени в размере 100 тысяч рублей.

Вечером в клубе собрались почти все рабочие и служащие совхоза.

Один за другим выступали мои друзья и товарищи — все поздравляли меня. Пытаясь сейчас вспомнить те чувства, которые тогда нахлынули на меня, я должен признаться, что сильнее всего было чувство ответственности, которую новая награда на меня накладывала.

— Я очень благодарен нашей партии и нашему правительству, — помню, говорил я, — за высокую награду. Но я понимаю, что звание лауреата Сталинской премии обязывает меня сделать для Родины больше, чем удалось сделать до сих пор. И еще я понимаю, что эта награда принадлежит не мне одному, что она также принадлежит нашим славным дояркам, скотникам, рабочим, таким людям, как Ульяна Спиридоновна Баркова, Евдокия Исаевна Грехова, Александра Даниловна Митропольская, Екатерина Михайловна Воронина и всем другим караваевцам. Поэтому и денежное вознаграждение принадлежит всем караваевцам. И, чтобы принесло оно всем нам как можно больше счастья, я хочу внести эту сумму на нужды обороны нашей страны, в фонд постройки самолета, потому что ничто нам не принесет большего счастья, чем скорейшая победа над врагом…

Это желание было выполнено. Построенный на деньги из премии самолет «Иван Сусанин» вскоре начал боевые полеты, а к концу войны на его счету числилось немало сбитых вражеских стервятников.

…Еще не успел окончиться митинг, как принесли пачку поздравительных телеграмм. Телеграммы были от ученых, колхозников, от народного комиссара совхозов, от старых друзей и многих, многих неизвестных, но желающих мне добра советских тружеников.

После награждения Сталинской премией всему коллективу совхоза хотелось работать еще лучше, отдать Родине еще больше сил.

Таисия Алексеевна Смирнова и ее дочь Нина Смирнова стали бороться за экономию молока, которым они выпаивали маленьких телят. Они сумели сэкономить на выпойке каждого теленка почти по 100 литров цельного молока, при этом привес теленка не снижался. Сэкономленное молоко совхоз отправлял в госпитали и детские сады Костромы.

Однажды — это случилось летом — я заболел. Обойдя скотные дворы и телятники, я вернулся домой, чтобы прилечь отдохнуть. Но только задремал, как услышал звуки духового оркестра. Странно, это явь или мне пригрезилось? Я выглянул в окно: мимо дома шли солдаты. У многих из них на груди виднелись боевые ордена и медали. Впереди три человека торжественно несли обернутое в чехол знамя. Вид у знаменосцев был торжественный. В середине шел высокий, широкоплечий сержант, неся на вытянутых руках знамя, а по обе стороны от него с обнаженными саблями шагали ассистенты знаменосца.

Это было переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны. Оно вручалось лучшему предприятию или лучшему совхозу. И это знамя должны были вручить нам.

На лужайке возле конторы сооружали временную трибуну. День был солнечный, теплый. Вскоре вся лужайка заполнилась народом: собрались рабочие, служащие совхоза. Прибыл из города секретарь обкома партии, из села Саметь приехала Прасковья Андреевна Малинина, пришли колхозники из окрестных деревень.

Под торжественные звуки оркестра боевой генерал вручил знамя директору совхоза. Вагинак Арутюнович Шаумян принял его, стоя на одном колене, поцеловал край знамени и поклялся от имени всего коллектива караваевцев, что и дальше мы не пожалеем сил для Родины и партии.

У развернутого знамени в почетный караул встали наши лучшие люди: Ульяна Спиридоновна Баркова и Евдокия Исаевна Грехова.

Много было праздничных дней в Караваевском совхозе, но этот праздник запомнился всем особенно: живя в глубоком тылу и занимаясь таким мирным делом, как выращивание племенных животных, мы чувствовали себя не оторванными от фронта, а крепко спаянными с фронтовиками. И боевые товарищи, находившиеся в тот день среди нас, относились к нам с таким же уважением, как и мы к ним.

Несмотря на все трудности военных лет, поголовье караваевского стада увеличивалось, удои не снижались, а жирность молока даже несколько возросла.

Из различных концов Советского Союза, из многих совхозов и колхозов, в которых имелись караваевские животные, приходили письма с благодарностью за выращенных нами бычков, дававших отличный приплод.

И вот в Москве снова стал вопрос: являются ли наши животные улучшенной разновидностью швицкой породы или же представляют собой новую породу, не существовавшую прежде?

Споры по этому поводу велись между животноводами все последние годы. Для того чтобы внести в этот вопрос ясность, была создана официальная правительственная комиссия; в нее вошли крупнейшие ученые и практики животноводства. Председателем комиссии был академик Ефим Федотович Лискун.

Вскоре эта комиссия прибыла в совхоз.

Накрапывал мелкий холодный дождь. Подняв воротники пальто и нахлобучив шляпы, члены комиссии направились к скотным дворам. Все это были люди немолодые, озабоченные тысячью дел. По всей вероятности, они устали с дороги, да к тому же были раздражены плохой и холодной погодой, а потому шли к скотным дворам довольно хмурые и молчаливые. Только академик Лискун, всегда словоохотливый, поглаживая свои седые отвисшие усы, шутливо говорил Митропольской:

— Ну, вот теперь мы увидим, Александра Даниловна, чему вы научились у меня, а чему вас переучил Штейман.

Уже на первом скотном дворе, когда члены комиссии, сопровождаемые Шаумяном, Митропольской и мною, шли вдоль прохода между стойлами, подолгу останавливаясь почти возле каждой коровы, настроение гостей стало заметно меняться.

Не заглядывая ни в какие бумажки, я сообщал членам комиссии, сколько молока дает каждая корова, какова жирность ее молока, называл ее возраст, перечислял всю ее родословную. При этом я старался видеть наших животных глазами гостей, как будто их вижу первый раз, и понял, что только слепой или просто недобросовестный человек может оспаривать создание нами новой, более продуктивной породы молочного скота, которая отличается от швицкой породы.

Из одного скотного двора члены комиссии переходили в другой, из скотных дворов они шли в телятники и уже ничуть не скрывали, что восхищаются животными и одобряют порядки, которые были у нас установлены.

В помещении для молодняка они долго рассматривали бычков, оставленных нами для своего стада. Заметили и бычка Салата. Хотя и были небольшие дефекты в его сложении, этот бычок радовал глаз гармонией своих форм, хорошим развитием, приятной светлой окраской.

— Нарядное животное, — сказал академик Лискун. — Такое животное могло бы украсить любую породу.

— Это верно, — заметил другой член комиссии, — но совсем еще неизвестно, какое он будет давать потомство.

— Думаю, что неплохое, — сказал я: — ведь он сыч Сдобы, внук Свободной, правнук Сильной, а все они давали от семи до десяти тысяч литров молока! Вот я и рассчитываю, что и от Салата мы получим таких же дойных коров.

— А Сильная была швицкой породы? — спросил Лискун.

— Сильная была дочерью Симпатии, одной из прародительниц нашего стада. А происхождение Симпатии так и осталось невыясненным.

— Вот что, — сказал Лискун, — хотя у меня нет никаких оснований не доверять памяти Станислава Иваныча и Александру Даниловну я знаю уже много лет, но все-таки давайте проверим родословную животных по племенным книгам. Память памятью, а записи записями.

Все пошли в зоотехнический кабинет, уселись вокруг большого стола. Александра Даниловна принесла наши племенные книги, и члены комиссии стали проверять по этим книгам родословные. А записи в книгах — это точный официальный документ. И этот документ подтвердил, что лучшие наши быки и коровы — потомки неизвестных по происхождению Послушницы I, Шабрихи, Симпатии, Беляны и других животных, отобранных нами не по признакам их родовитости, а по признакам их молочности, строения организма, здоровья и по догадкам и предположениям относительно тех качеств, которые они могут передать своему потомству.

Над книгами просидели почти весь день, а на следующий день члены правительственной комиссии поехали в село Саметь и в другие колхозы. И там они увидели животных такого же сложения и той же масти, что и в нашем стаде. И там высокие удои и жирность молока выгодно отличали животных от швицкой породы.

Когда комиссия закончила свою работу, академик Лискун сказал:

— На своем веку я перевидал тысячи коров и безошибочно могу с первого взгляда определить породу. Но, приехав в совхоз Караваево и соседние с ним колхозы, я немного растерялся. Перед нами были стада коров, даже внешне не похожих ни на одну известную мне породу. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать, что перед нами — животные совершенно новой породы.

— Созданная в Караваеве порода молочного скота, — говорил другой член комиссии, — отличается от швицкой породы сложением и продуктивностью. Средний удой караваевских животных составляет более шести тысяч трехсот литров в год, а средний удой коров швицкой породы не превышает пяти тысяч литров. Взрослые караваевские коровы весят до восьмисот килограммов, а швицы весят не больше пятисот восьмидесяти — шестисот килограммов. Караваевские животные невосприимчивы к туберкулезу и бруцеллезу, они выносливы, неприхотливы, и, по-моему, эта порода имеет очень большое будущее.

Разговоров было много, все выступавшие признавали существование новой высокопродуктивной породы. Сначала в специальном акте, составленном правительственной комиссией, а затем и приказом по Народному комиссариату земледелия СССР было официально признано, что нам удалось создать новую породу молочного скота и что эта порода имеет большое значение для народного хозяйства страны.

Новой породе было присвоено название костромской.

Большую работу по выведению этой породы провели Прасковья Андреевна Малинина, Вагинак Арутюнович Шаумян, Александра Даниловна Митропольская, многие работники нашего совхоза и колхозники Костромского и Нерехтского районов Костромской области.