Воспоминания о Ф. Гладкове

Ю. Либединский КРОВЬЮ СЕРДЦА

Давно уже мы, друзья Федора Васильевича Гладкова, знали, что со здоровьем у него неладно. Но каждый раз при встрече, пожимая его горячую руку, чувствуя на себе его необыкновенный взгляд — и ласково-втягивающий, и высокотребовательный, мы думали с облегчением: «Ничего, дела нашего старого друга еще не так плохи!» Ведь сколько подлинной жизни чувствовали мы в каждом слове его, особенно когда он заговаривал о самом главном, о том, что происходило в литературе. Об одних явлениях он говорил с горячей похвалой, о других с горечью, с презрением, но никогда не слышно было в его словах холодного равнодушия.

Чтобы оценить по достоинству все значение для истории советской литературы многолетнего писательского труда Федора Васильевича Гладкова, следует вспомнить, при каких условиях впервые зазвучало для всего нашего народа это славное имя.

Шел 1925 год... То была чудесная весна нашей литературы, время ее яркого цветения. По всей Советской стране слышался веселый стук и грохот восстановительных работ. После гражданской войны зажглись потухшие домны, завертелись колеса и шестерни станков. Победоносный рабочий класс после боев гражданской войны возвращался на предприятия, по-хозяйски брался за их восстановление. Незамысловатая продукция, потребная для села, — гвозди, подковы, лемехи плугов — шла уже в деревню, укрепляя основу союза пролетариата с крестьянством — краеугольный камень советской государственности. А молодая литература наша, рожденная в боях гражданской войны, еще рассказывала о всенародной эпопее — победе над белыми и интервентами. Суровый пафос военного коммунизма все еще волновал писателей.

Когда появился «Цемент», с ним обозначилось новое качество советской литературы, началась ее новая глава.

Конечно, это не значит, что тема гражданской войны круто оборвалась и исчезла из нашей литературы. Александр Фадеев в «Разгроме» и «Последнем из удэге» поднял эту тему на небывало высокий художественный уровень. Да и будет ли когда-нибудь конец этой теме? Мы вновь услышим ее и у Аркадия Гайдара, и у Аркадия Первенцева...

Но «Цемент» тогда вовремя ответил той потребности, которая уже назрела у передового советского читателя, и в первую очередь у читателя рабочего. Пролетариат, совершающий героическое дело становления социалистической промышленности, требовал от литературы, чтобы она обратила внимание на это самое главное для нашего государства дело, рассказала о нем ярко, по-новому, со всей глубиной. И слово было сказано.

Федор Васильевич Гладков показал, как пролетарий-коммунист Глеб Чумалов возглавляет восстановление цементного завода. Наверное, не случайно взял писатель именно эту разновидность индустрии: цемент необходим для восстановления всей промышленности. Восстановление происходило в жестокой классовой борьбе с последышами эксплуататоров — так все это и показано в «Цементе».

Рядом с Глебом, помогая ему и порою вступая в спор, идет его своенравная подруга Даша. Вместе с возникновением социалистических отношений на производстве должны построиться, не могут не построиться новые, социалистические отношения в быту, в любви, в семье. Новизна самой постановки этих вопросов вызвала в то время оживленные споры среди читателей. Но что это были за плодотворные споры!

Новизна темы потребовала новизны стиля, и тут тоже было о чем поспорить. Но эти споры способствовали движению вперед нашей литературы.

То поколение, к которому принадлежал я, по существу говоря, ничего, кроме гражданской войны и военного коммунизма, не знало. В отличие от нас, Федор Васильевич вступил в гражданскую войну уже сложившимся человеком, испытанным борцом за социализм. Он за боями гражданской войны прозревал строительство коммунизма, и как только пролетариат приступил к осуществлению этой своей заветной мечты, великая осуществляющаяся мечта нашла своего певца и художника в лице самого яркого представителя старшего поколения пролетарских писателей.

Мы, современники и друзья Федора Васильевича, свидетели его неустанной и многолетней деятельности на пользу советской литературы, давно уже привыкли гордиться Гладковым и любить его. Но каково было наше восхищение, когда писатель в том возрасте, когда любой честно потрудившийся мастер имеет право на отдых, предпринял новый грандиозный труд — создал автобиографическую трилогию, в которой его талант обнаружил себя снова и совершенно с неожиданной стороны. Но и тут Федор Васильевич Гладков свое законное стремление вернуться мыслями в прошлое использовал для того, чтобы не только показать это далекое прошлое нашей родины, но и ответить на глубочайшую потребность современного советского читателя, того читателя, который вырос в условиях советского общества и представления которого о дореволюционной эпохе общи и схематичны.

В «Повести о детстве» Ф. В. Гладков показал нам жизнь дореволюционной деревни, нарисовал яркие и запоминающиеся образы крестьян. В романе «Вольница» перед нами развертывается картина страшной жизни рабочих рыбных промыслов на Жилой Косе, близ Астрахани, в годы, предшествующие первой русской революции. Ф. В. Гладков реалистически трезво оценивает артельный быт старой России, идеализировавшийся народниками, и показывает, что «ватага» — рыбацкая артель — была для купеческого капитала удобным орудием самой зверской эксплуатации трудящихся. Рабочие промыслов живут в вонючих, тесных казармах, их кормят мокрым черным хлебом и гнилой воблой. Заболевших лишают заработной платы и снимают с пищевого довольствия. Дети на «ватаге», едва родившись, умирают от холода, голода и болезней.

Повествование трилогии ведется от лица мальчика Феди, в котором нетрудно узнать самого автора. С какой любовью рассказывает он о матери своей Настасье, сколько сдержанного волнения чувствуется в строках, посвященных этой замечательной женщине. На страницах «Повести о детстве» мы видели Настасью тихой, забитой, трепещущей перед мужем и свекром. В «Вольнице» она на наших глазах превращается в женщину, осознавшую необходимость борьбы за свои права. В ее образе автор воплотил лучшие черты русской женщины: трудолюбие, верность в любви и дружбе, материнское чувство, ненависть к поработителям.

В одном ряду с Настасьей стоит целая галерея замечательных образов русских женщин. Тяжела судьба Прасковеи, Наташи, Гали, Оксаны, Олены. Но жизнь, полная лишений и горя, не сломила их, а закалила и сплотила, сделала стойкими и упорными в борьбе за человеческие условия существования.

Когда женщины на «ватаге» выступают в защиту своих прав, на помощь приходит молодой рабочий Гриша, а вслед за ним и другие рабочие промыслов. Веселый кудрявый парень, всеобщий любимец, Гриша сначала кажется простоватым. Но чем больше мы узнаем его, тем яснее понимаем, что Гриша исподволь ведет среди рабочих революционную пропаганду. Когда на промыслы приезжает хозяин — купец Пустобаев — и требует развлечений, Гриша в присутствии рабочих разыгрывает перед пьяными купцами импровизацию о Стеньке Разине. С особенным блеском «актеры» исполняют сцену, в которой Разин расправляется с купцами.

Не менее ярко показан в романе ближайший друг Гриши — Харитон. У него свои счеты с купцами. Девушку, которая была его невестой, насильно выдали за купца Бляхина. Харитон не смирился. Он увез свою возлюбленную и скрылся с ней на рыбных промыслах. Харитон славится среди рабочих как замечательный гармонист и весельчак. Но вот в воскресенье, собрав у себя дома друзей, среди которых и Настасья с маленьким Федюшкой, Харитон читает и растолковывает им листовку, призывающую бороться за элементарные права рабочих.

Гриша и Харитон олицетворяют в романе влияние молодой революционной марксистской партии на самые глубинные слои эксплуатируемых рабочих масс.

Через всю трилогию проходит мысль о том, что капитализм безжалостно мнет и калечит людей — одних сламывает, других развращает. С особенно впечатляющей силой мысль эта воплощается в образах детей.

Вот перед нами одиннадцатилетняя Дунярка. Как мало в ней детского! Она видит, что мать ее унижается перед всяким, кто богаче, а значит — сильнее. И девочка делает то же, что и мать. Пресмыкаясь перед богатыми, она груба и заносчива с бедными соседками. Писатель показывает, как формируется в капиталистическом обществе психология прислужничества и лакейства, выгодная для хозяев жизни. Вот перед нами судьба другой девочки — Феклуши. С малых лет ее отдали в няньки. От непосильной работы у нее отнялись ноги, и она целыми днями лежит в грязной казарме. Но девочка сумела сохранить безграничную любовь к людям, желание делать им добро, и поэтому пребывание ее в казарме доставляет окружающим радость.

Любовь к детям, в которых воплощены надежды на светлое будущее, освещает все страницы трилогии.

Рисуя в «Вольнице» картины беспросветной жизни рабочих при капитализме, писатель убедительно показывает, что причина тяжелого положения трудящихся коренилась не в добрых или злых качествах того или иного представителя господствующего класса, а в самом капиталистическом строе. Можно убрать прочь мерзавку подрядчицу, с такой художественной силой выведенную в повести, но на ее место придет другая. Страшны, жестоки, безжалостны эти представители эксплуататорского класса, но читатель чувствует, что класс этот неизбежно будет сметен мощной силой народной революции. Созревание этой революционной силы и составляет главное идейное содержание трилогии.

Многочисленны и разнообразны герои трилогии Федора Васильевича Гладкова, но сквозь очертания многих лиц проступает одно богатырское лицо — это лицо русского народа, разумного, доброго, поэтического, талантливого, стремящегося к правде и установлению справедливости на земле, великого народа, на долю которого выпало первым сокрушить величайшее зло мира — капитализм.

Всего год провел Федюша со своей матерью на рыбных промыслах. В конце повести «Вольница» есть такие слова:

«...Мне было грустно, что так быстро прошел этот год, полный больших событий и душевных связей с чудесными людьми. Я стал не только старше возрастом, но и узнал многое в человеческой жизни... Погасить во мне вольный ватажный дух уже ничто не может: хоть я и мал годами, но уже знаю, в чем радость мятежной жизни, и храню как дорогой дар те волнения, которые пережиты на Жилой Косе, и те заветы, которые дали мне люди, богатые душой».

Ученик основоположника социалистической литературы Алексея Максимовича Горького, автор «Цемента», «Энергии», «Клятвы» и «Повести о детстве», талантливый писатель советской земли Федор Гладков не забыл этих заветов. Глубокие родники народной жизни, питавшие его душу с детских лет, дали красоту и силу его творениям.

Одно из своих страстных высказываний о литературе и жизни Федор Васильевич Гладков назвал «Кровью сердца». Такими словами писатель был бы вправе озаглавить все им написанное, — все, что вышло из-под пера Ф. В. Гладкова, написано кровью сердца!

Федор Васильевич Гладков пришел в литературу тогда, когда литература была разделена на различные направления, группы. Мы с ним принадлежали к разным группам: Гладков — к «Кузнице», а я — к РАПП. Но Федор Васильевич шел со своей дружбой к тому, кого он ценил, ломая групповые преграды, пренебрегая ими и отбрасывая их. Он всегда пристально следил за всем, что происходит в литературе, за каждой писательской судьбой.

Я сохранил в своей памяти те оценки, которые Федор Васильевич давал каждому написанному мною произведению. Случалось, конечно, что он и критиковал меня, — так было с повестью «Завтра».

Когда мой роман «Утро Советов» только еще вышел, Федор Васильевич позвонил мне по телефону и сказал коротко:

— Юрий, зайди ко мне. Мне нужно кое-что сказать тебе о твоем новом романе.

И тут я вдруг с ужасом вспомнил, что не успел еще подарить Федору Васильевичу свою книгу. Надписав ее, я тут же поднялся к нему — благо, жили мы в одном доме — и начал объяснять, почему получилось так, что я с опозданием приношу ему свой роман.

— Пустяки, — отмахнулся Федор Васильевич. — Я в библиотеке взял.

Как он был ласков со мной, когда одобрил мою работу! Но тут же сделал ряд замечаний по языку и стилю. И среди них ни одного, которое не пригодилось бы при переиздании романа. Мы никогда не забудем, что в литературе нашей Федор Васильевич был ревнителем чистоты великого нашего языка, хранителем его необъятных сокровищ...

До последнего вздоха сохранив верность Коммунистической партии, активным членом которой он был, Федор Васильевич обладал прекрасной ненавистью к подлинным врагам нашего великого дела. Но другой стороной этой ненависти была его благородная и деятельная любовь к друзьям и сотоварищам.

Высокий образ писателя-коммуниста, писателя-друга навеки останется в сердцах писателей младших поколений, в сердцах благодарного многомиллионного читателя.

1959