Они перешли трамвайные пути и дождались трамвая, что шёл в обратную сторону. Было немного удивительно, как легко они выбрались из незнакомого района ― как будто просыпались из опостылевшего сна.
Какое-то время ехали молча.
― Скажи, Кими-кун,― вдруг осведомился Юкио,― У тебя есть какие-то деньги?
― С собой нет. Но могу попросить у матери. Она точно даст. Но я буду просить только на хорошее дело.
― Вытащить из армии полезного для нас сына гончара ― это хорошее дело?
― Разумеется.
― Военное ведомство так не считает.
― Военному ведомству плохой солдат не нужен.
Юкио заулыбался.
― Ты всё лучше и лучше ориентируешься в моменте, Кими-кун.
― …Но если речь идёт о взятках ― справляйтесь сами. Всей вашей Стальной Хризантемой. Я проблем не хочу.
― Стальная Хризантема не “ваша”, она теперь и твоя,― назидательно произнёс Юкио,― И нет, никаких взяток мы никому предлагать не собираемся. Всё будем дельно культурно.
Кимитакэ помолчал, а потом решился спросить:
― Что ты имеешь в виду? Что значит “культурно”? Деньги в картину засунешь?
― Почему тебя так волнуют проблемы нашей армии? Ты же деятель культуры! Ты должен понимать, как это делается!
― Не понимаю. И если говорить начистоту, культура ― это кое-что большее, чем картины и театры,― заметил Кимитакэ,― Культура ― это всё, что приводит жизнь в порядок. И армия ― это тоже часть культуры. Она учит человека жить с идеей государства ― и даже тем, кто успевает в учёбе плохо, эту идею вколачивают. Вернётся такой человек из армии ― и всю деревню к высокой культуре приобщит. Например, всем объяснит, что когда трамвай мимо императорского дворца проезжает, патриотически настроенный пассажир должен не сидеть пнём или стоять столбом, а приготовиться, напрячься и, как только кондуктор скомандует ― тут же поклон! А ну-ка, напряглись…
Вся троица синхронно поклонилась, а потом выпрямилась в прежнее положение, словно бамбуковые стебли.
― Никакого подкупа,― заверил Юкио,― Я просто собираюсь выставить напоказ то, что и так очевидно.
Они договорились встретиться завтра. Ёко предупредила, что у неё урок музыки, так что ребятам предстоит справиться без неё.
Переговоры с матерью прошли удивительно гладко. Она сразу достала, скольно надо, из шкатулки и только потом осведомилась:
― К девицам собрались?
― Вроде бы нет,― ответил Кимитакэ,― Если честно, Юкио-кун так и не сказал, куда мы поедем.
― С Юкио-куном можешь идти хоть на край света. Поверь моему опыту ― такой нигде не пропадёт.
“Юкио-кун привычный, он не пропадёт. А вот не пропаду ли непривычный я?”― успел подумать Кимитакэ, пока укладывал купюры.
Приятель поджидал его там же, где раньше ― на трамвайной остановке. Снова с зонтиком, но теперь ещё и с портфелем. И почему-то было совершенно невозможно вспомнить, куда делся его причудливый фонарь в форме Золотого Храма ― могло быть и так, что он так и стоит в опустевшей комнате деда.
Ребята ехали ― и опять неизвестно куда. Краснобокий трамвай, похожий на сундук с тонкими стенками, трахтел куда-то на северо-запад ― Кимитакэ успел заметить по ходу движения серую крышу Большой храма и несколько корпусов Токийского университета.
― Куда мы едем?― спросил Кимитакэ.
― Cкажи, а вас учили, как быть, если приходится закупаться продуктами на чёрном рынке?― Юкио, казалось, его и не слышал,― Или в Гакусуине считают, что это всё равно дело для слуг.
― Я об этом никогда не задумывался,― вынужденно ответил Кимитакэ,― Хотя понимал, что такое будет. Я когда в Гакусуин поступал, на экзамене по географии был вопрос: «Если мир подвергнет нашу страну экономической блокаде, в чем мы будем нуждаться больше всего? Что следует предпринять, чтобы преодолеть трудности?»
― А ответ помнишь?
― Как сейчас. “Более всего мы будем нуждаться в продовольствии, хлопке и шерсти. Что до еды, то вместо риса и пшеницы следует употреблять другие виды продовольствия и беречь еду. Следует выращивать возможно больше хлопка в нашей стране, а недостающую часть хлопка и шерсть возмещать шелком.” Будем, стало быть, в шелках ходить, как римские императоры.
― Нам нужна одна приправа,― ответил Юкио,― Хорошая, всемирно известная приправа: соевый соус. Но тот, что по карточкам дают, он же никуда не годится, это проста чёрная и терпкая водичка. Нам нужен другой соус, густой, как терияки и такой же пахучий. Соус, какой не могут себе позволить даже наши героические подводники…
А вот и последняя станция ― прямо перед воротами провонявшего копотью вокзала Икэбукуро.
Здесь городская застройка закончилась. Но не закончился сам город.
Сразу за вокзалом стояли ещё какие-то домики, только улица между ними была уже грунтовой. Сбоку от домиков был покосившийся храмик с облупленными воротами, а за храмиком сверкала поверхность небольшого пруда.
Юкио решительно, словно завоеватель, пересёк станцию, спрыгнул на ту сторону и зашагал к домикам. Кимитакэ следовал за ним. Он пока не знал, что задумал его приятель ― но уже заранее чуял кожей, что пыли здесь много и школьную форму придётся потом чистить.
Вблизи этих домиков оказалось неожиданно много ― целый маленький город с подветренной стороны железной дороги. И это определённо было не то место, чтобы отдыхать душой, прогуливаясь на выходных. Возле домов застыли гнилые лужи, и крепко разило кислятиной. И ― ни души на улицах, только где-то за домами кто-то переругивался на китайском.
К счастью, блуждать им пришлось недолго. Они обогнули тот самый пруд, миновали ещё одну линию из уже более пристойных домов, выкрашенных серой краской, с огромными фронтальными окнами, заклееными бумагой. Здесь на дорожках между домами лежали камни, обтёсаные до плоских квадратов.
А потом они оказались на пустыре, перед белыми оштукатуренными складами, обросшими деревянными пристройками-киосками, что напоминали скорее ящики-переростки. Сбоку тянулся ещё один торговый ряд, из деревянных домиков, ненамного больше киосков. Над киосками присобачены вывески с каллиграфически мучительными знаками, а между ними ходили люди ― по виду, обычные горожане. Они приценивались и что-то покупали в этих подозрительных киосках, причём говорили вполголоса. Оттуда, где стояли ребята, можно было расслышать только шорох и шум.
Ни полицейских, ни даже просто регулировщиков видно не было. Зато Кимитакэ заметил несколько крепко сбитых и лихо подстриженных парней, одетых в одинаковые дешёвые пальто, которые отчего-то были не в армии. Они ничего не покупали и не осматривали, просто торчали каждый на своём месте и делали вид, что просто тратят время, которого у них слишком много. Но от этих ребят так и разило потной опасностью.
Однако были здесь и признаки государства: между столбами повисла чёрная лапша телеграфных и электрических проводов, а столб прямо напротив ворот был увенчан рупором. Бесконечно далёкий голос из рупора занимался патриотическим просвещением:
― Сохранить мир на Востоке — это традиционный государственный принцип императорской Японии. Она это неоднократно доказывала, рискуя собственной судьбой. Япония вела японо-китайскую, японо-русскую и японо-германскую войны только для того, чтобы прежде всего сохранить мир на Дальнем Востоке.
Настоящее же положение на Дальнем Востоке и положение во всем мире диктуют Японии необходимость выступления. Думаю, что в этом смысле имеет большое значение манчжурский инцидент. Япония уже сделала по указанию бога первый шаг вперед. Там, куда императорская армия направлена, где действует реальная сила ее, сохраняются мир и спокойствие. Императорская армия даром не употребляет оружия. Мир и справедливость заставляют ее приняться за меч, ибо это является необходимым средством реализации ее идеалов.
Глубокой ошибкой было бы думать, что с приобретением концессий на железные дороги и горную промышленность цели манчжуро-монгольской политики Японии целиком достигнуты. До сих пор Япония, сосредоточивая свое внимание на этих правах и интересах, возбуждала подозрение других государств и находилась в изолированном положении. Воспользовавшись нынешним инцидентом, мы должны на деле показать, что заявления и действия Японии исходят исключительно из начал гуманности и стремления к миру.
Далее, в восточной части Сибири живет несколько сот тысяч корейцев, и положение их еще более ужасно. Мы должны глубоко почувствовать необходимость позаботиться о них, как мы это делаем в отношении корейцев, живущих в Манчжурии, и принять необходимые меры в ближайшем будущем для помощи им. Наши традиции и национальные чувства не позволяют нам молча, сложа руки, наблюдать их ужасное положение.
Нужно здесь выразить отчетливо и откровенно ту мысль, что какой бы враг ни противостоял распространению императорской идеи, он должен быть уничтожен.
― Что это за место?― спросил Кимитакэ, когда дождался паузы. Казалось невежливым перебивать такой поток сплошного патриотизма.
― То место, где можно достать те самые “другие виды продовольствия”, которые “следует употреблять вместо риса и пшеницы”.
― Что-то я не слышал про такие рынки.
― Значит, он тебе сейчас мерещится. Или в вашей семье на чёрные рынки слуг посылают. В наши дни ни одной токийской семье не выжить без того, что здесь продаётся.
― А продаётся здесь ― всё?
― Всё, что удаётся достать. В таких местах понимаешь, как велика изобретательность нашего народа.
― А почему мы Ёко с собой не взяли? Она обидеться может.
― Здесь небезопасно.
― В доме директора школы тоже было небезопасно!
― …А ещё здесь много всяких диковин. Кончится тем, что она скупит весь рынок. А у нас не бесконечные деньги.
― Понятно. Кстати, сколько этот соус стоит?
― Не знаю. Иди, выясняй. Ведь это деньги твои ― вот ты и покупаешь. Как всё сделаем, можешь даже остатки себе домой забрать.
― А ты что будешь делать?
― Буду следить, чтобы всё гладко прошло.
Шагая по пыльной земле, Кимитакэ чувствовал, что с каждым шагом опускается
Почему-то в голове застрял вопрос ― как он объяснит отцу внезапную покупку дорогого соевого соуса? И через десяток шагов решил, что отец всё равно через пару дней уезжает на службу в Осаку, так что какая разница.
К тому же, согласно уставу родной школы, любой ученик обязан провести в общежитии хотя бы один день в учебном году. Так что если отец совсем упрётся, как если бы от этого зависела его карьера, всегда можно сказать, что сегодня тот самый день и улизнуть из дома, бросив на растерзание послушного младшего брата. Огонь побеждают огнём, а маразм семейный ― маразмом уставным.
…От плохо написанных вывесок проку было мало. Всё равно где угодно могли продавать всё угодно. Так что приходилось действовать наугад.
Кимитакэ подошёл к тому киоску, где за какими-то завалами пряталась самая добродушная на вид старушка.
― У вас есть соевый соус?― спросил он.
― Нет, с продуктами туго. Но есть словари. И велосипеды.
― А вы не знаете, где здесь соевый продают?
― В этом месте друг о друге не спрашивают…
Кимитакэ посмотрел влево, посмотрел вправо и решил попытать счастья не другом ряду.
― У вас есть соевый соус?
Высохшая, ещё не старая женщина ни сказала ни слова, а просто поставила на стол какой-то древний горшок. Кимитакэ заглянул внутрь и принюхался.
― Такой жидкий у нас по карточкам выдают,― заметил он.
― Вы брать будете?
Кимитакэ попытался вспомнить, что ему говорит Юкио.
― Я не ищу ничего особенного,― наконец, произнёс он,― Сгодится соус сорта Койкути или Тамари, производитель не имеет значения. Можно смешанный, мутный и не обязательно высокого качества. Главное, чтобы солёный. Чем солёней ― тем лучше.
― А я что с этим сделаю?
― У вас есть такой?
― Был бы ― не понесла бы сюда продавать.
― Но какой смысл?― не выдержал Кимитакэ.― Зачем продавать на чёрном рынке то, что и так по карточкам достать можно?
― Думаешь, всем хватает того, что выдают? И думаешь то, что выдают, всегда можно есть?
Кимитакэ побрёл искать дальше.
В одной из лавок, что примыкали к складам, весь прилавок был уставлен тарелками, плошками и кувшинчиками. Судя по неровным кроям и хронической кособокости, эта керамика была самодельной. Было заметно, что ей пользовались ― потёртая и местами треснутая, со сколами на глазури.
И при взгляде на неё сразу вспоминалась та самая лавка несчастного отца Сакурая, которую они только что видели. Только на этот раз казалось, что керамика не растёт из земли, а стояла, сверкая глазурью, посреди пыльного чёрного рынка и словно сама удивлялась, как её сюда занесло.
Кимитакэ спросил про соевый соус больше для самоуспокоения ― потому что пройти просто так мимо было совсем невозможно.
― Есть кое-что,― ответил ехидный старичок, когда-то может и статный, а теперь высохший почти до размера подростка,― Осталось, чуть ли не последняя бутылочка.
― Так он испортился, наверное.
― Так это были не запасы соуса! Это были запасы мастерства!
Старичок нырнул под прилавок, побренчал там чем-то и вернулся с аптечного вида склянкой из тёмно-коричневого стекла. Склянка была заполнена до самого горлышка густой тёмной жидкостью.
― На, нюхни,― старичок вытащил пробку и сунул склянку под нос школьнику.
Кимитакэ понюхал ― и вдруг увидел сырую полутёмную комнату покойной бабушки, рисовые колобки с лососем, и плошку с тёмной бездной того самого соуса. Время ужина, за окнами ― весенний вечер, прохладный и пронзительный, который впивается в сердце, как меч…
― Я помню этот соус,― прошептал школьник,― Сколько стоит?
― Это выяснить надо,― отозвался старичок и что-то нажал под прилавком,
Кимитакэ показалось, что он услышал, как где-то вдалеке задребезжал звонок.
― Электричество!― со значительным видом произнёс старичок.― Оно везде проникло и провода подешевели. С его помощью всё можно делать! Вот ты слышал, что наш бывший премьер-министр Танака придумал? Про это даже по радио рассказывают. Ты вот наверное слышал, что хоть Маньчжурию мы и взяли, там всё равно не больше двухсот тысяч наших поселенцев. Недра там обильные, но сама земля бедная, и китайцев слишком много. И ещё новые с юга приезжают, а тамошние мятежные правительства им никак не препятствует! Даже китаец хочет жить под своим законным императором! Но для нас это плохо ― китайцев в Маньчжурии всё больше, а вместе с ними проникают под видом беженцев коммунистические агитаторы и опасные колдуны. Но премьер-министр Танака нашёл, как с ними бороться. Там нужно просто электричество провести ― как можно более везде! На электричестве будут работать всякие машины и труд китайцев станет не нужен. И всяких приезжих, кто из них лишний и подозрительный, можно будет от работ освободить и обратно на юг отправят, пусть рассказывают соседской деревенщине про величие нашей императорской армии. А если кто из этих вонючих китайцев уезжать не пожелает ― мы к нему тоже будем применять электричество. В воспитательных целях, хе-хе-хе!..
Кимитакэ не очень понимал, зачем он это слушает. Но раз продавец говорит, значит надо.
― Кому здесь соевый соус?― внезапно послышалось со спины.
Кимитакэ обернулся и увидел двоих парней в пальто, вроде тех, на кого он обратил внимание с самого начала.
Только теперь в их руках было по бамбуковой палке, а лица сделались особенно свирепыми.
…А голос со столба продолжал вещать, всё такой же громкий и восторженный:
― С тех пор как Япония, начиная с эпохи Мэйдзи, показала всему миру свое действительное, искреннее лицо, она все время действовала на основе справедливости и имела решимость прибегать к реальной силе, жертвуя собой в пользу мира. Она никогда не колебалась в деле уничтожения зла. В результате этого она стала одной из трех крупнейших держав мира.
При рассмотрении и других государств, действующих на международной арене, мы видим, что нигде нет императорской нравственности.
В Китае уже в течение двадцать лет беспрерывно господствует беспорядок, там до сих пор нет даже центрального правительства и нет самой сути государства. В Китае произвольно игнорируются договоры, которые надлежит строго соблюдать по международному публичному праву. Там постоянно нарушаются законно приобретенные Японией права и интересы. К тому же там проводятся такие антияпонские действия, что даже в учебниках для начальных школ откровенно пишется против Японии.
В Индии под гнетом Англии страдает более трехсот миллионов человек, и она теперь лицом к лицу стоит перед серьезным кризисом.
Как в Средней Азии, так и в Сибири не найдется даже одного куска свободы. И Монголия тоже как будто превратилась во вторую Среднюю Азию. Таким образом на континенте Восточной Азии, кроме Японии, самостоятельным государством является только Сиам.
Нам очень жаль, что Китай до сих пор не понимает искренности Японии и напрасно прибегает к помощи Европы и Америки, что он все еще продолжает играть в техническую дипломатию, становясь с каждым годом во все более невыгодное для себя положение.
Поверхностным взглядом или сознательным искажением действительности является представление о том, что Япония является милитаристской страной и проводит агрессивную политику. У Японии нет других намерений, как всеми силами реализовать свой основной идеал — сохранение мира.
В маньчжурском инциденте Япония прибегла к вооруженной силе. Но это означает, что Япония взяла в свои руки меч для того, чтобы спасти многих, принеся в жертву одного…