Вредители

20. Кистью и катаной

Они уже были готовы идти к Старому Каллиграфу.

Но на следующий день предстояло идти в школу.

После всего, что они пережили, возвращение в привычную школу тоже казалось чем-то удивительным.

Пришлось отложить визит в новый дом Старого Каллиграфа на пять дней. И нырнуть в сумрак всеобщего школьного образования.

Трамвай довёз их без приключений. И здание школы, и общежития, и даже деревья вокруг них совершенно не изменились ― и в это даже не верилось.

Урок сменялся уроком и уже начинало казаться, что день пройдёт без приключений.

На последнем уроке Кимитакэ вдруг заметил, что Юкио снова пропал. На месте, где сидел Сатотакэ, не было даже тетрадей и учебников ― вместо них стоял тот самый зловещий фонарь в форме Золотого Храма.

К счастью, погасший.

За окном, на лужайке перед корпусом, несколько рабочих натягивали на каркас бумагу для огромного воздушного змея. Змей пока лежал лицом в землю, и с той стороны проступали чёрные пятна каких-то иероглифов. Похоже, что-то агитационное.

Странно, к такому простому делу могли бы и школьников привлечь. Разве просто так так много говорят о трудовой мобилизации?

Из-под школы показались ещё двое. Эти были с какими-то форменными жилетами, причём на жилетах было что-то написано. Видимо, название ведомства или что-то ещё. Кимитакэ попытался прочесть, но надпись на жилетах была настолько кривая, что глаза слезились и хотелось отвести взгляд. Кимитакэ попытался сфокусировать взгляд на том рабочем, что был ближе к нему ― и вдруг ему показалось, что иероглифы закручиваются в спираль. И от этой спирали ему вдруг сделалось так плохо, что захотелось немедленно уснуть и переждать эти страсти. Заныло во лбу, а глаза стали слипаться.

Это что ещё такое?

Кимитакэ уже не слушал учителя. Он отложил карандаш и достал кисточку. Нарисовал на листке в тетради круг ― тот самый, на котором так любят упражняться монахи. Потом проткнул в нём две дырки. И посмотрел через окно уже сквозь эту импровизированную маску.

Проклятые символы как и раньше попадали в глаза. Но теперь соскальзывали на край зрения и тонули в чёрном окаёме, так что он ясно видел, что двое тащат какой-то свёрток, похожий на носилки, завёрнутые в бумагу.

И тут школьник окончательно догадался, что происходит. А ещё осознал, что может сделать немного: устроить шум и возбудить интерес.

Но даже это “немного” было его еденственным шансом. И он не собирался таким шансом разбрасываться.

Кимитакэ подскочил к окну, оттолкнул вбок тёплую от солнца раму, высунулся и крикнул:

― Эй! Это куда вы нашего одноклассника тащите?

Рабочие остановились. Потом тот, что был впереди, догадался, что они не обязан слушаться какого-то школьника и понятул носилки вперёд. Второй сообразил, в чём дело и тоже

Но тут за спиной Кимитакэ прогремели тяжёлые шаги. Кто-то подошёл к нему ― и заговорил быстрее, чем школьник успел перевести взгляд.

― Стоять!― гаркнуло над ухом.― Разверните свёрток, я хочу видеть, что у вас там!

Кимитакэ обернулся и увидел у себя за плечом директора школы.

Одноклассники почтительно расступились, а учитель и вовсе вжался в участок между доской и дверью. Похоже, он собирался всё переждать, а потом узнать подробности.

А вот директор стоял рядом с ним, у окна. Он может быть и не понимал, что происходит ― но уже заранее был готов с этим разобраться.

Похоже, адмирал проходил мимо кабинета, услышал шум и решил посмотреть, откуда такие крики на уроки истории. А дальше ― ему просто подсказало хозяйственное чутьё.

Рабочие замешкались ― и этого было достаточно. Свёрток лопнул, и оттуда поползло что-то, похожее на чёрного червяка. И прежде, чем они успели что-то делать ― червяк оказался уже знакомым Сатотакэ Юкио, со слипшимися волосами и руками, завязанными за спиной.

Рабочие сообразили, что обратно в свёрток похищенного не запихнёшь ― начали отступать к своим подельникам, что стояли перед так и не поднявшимся воздушным змеем. Те тоже замерли, ещё не понимая, что случилось и что творить.

Сверкнула искорка ― и неизвестно откуда взявшийся ножик легко, словно скальпель, перерезал верёвку, которая скрутила руки Юкио. Освободившись, он вывернулся, пополз на траву, там повернулся на живот ― и его начало рвать густой, иссиня-чёрной жидкостью.

Кимитакэ сразу опознал, что это такое. Несмотря на расстояние, ему даже показалось, что он смог уловить запах.

― Чернила!― крикнул он на весь двор.

Юкио сплюнул и поднял голову, повернувшись к окну.

― Чернила,― подтвердил он, с трудом шевеля фиолетовыми губами,― Погубит нас всеобщая грамотность!

Пошатываясь, он поднялся, так, чтобы быть спиной к ошеломлённым рабочим, и облизнул чёрным языком фиолетовые губы. Снова откашлялся и сплюнул. Левой рукой достал из кармана клетчатый носовой платок, ещё ни разу не развёрнутый после прачечный и хрустящий от крахмала. Развернул, потом свернул дважды по вертикали ― и быстро завязал себя глаза этой импровизированной повязкой.

Трое фальшивых рабочих смотрели на него во все глаза ― и не решались ничего предпринимать.

― Господин директор, прошу вас, дайте ваш меч,― вдруг попросил Кимитакэ.

― Зачем он тебе?

― Мне он ни к чему, а вот моему приятелю ― очень сейчас пригодится.

Адмирал не стал ничего больше спрашивать. Он просто протянул меч рукоятью вперёд. Кимитакэ взялся за перевязь, размахнулся, как если бы кидал ядро, ― и швырнул меч в сторону лужайки. Сталь рукояти блеснула в воздухе и звонко запрыгала на траве.

Юкио уловил этот звук и сразу догадался, что к чему. На мгновение он замер, прислушиваясь. А потом с кошачьей ловкостью укатился в сторону и схватил клинок. Ещё мгновение ― и ножны летят прочь, а солнечный отблеск с наслаждением ползёт по безукоризненной стали клинка.

Мальчик держал меч безукоризненно, двумя руками, выставив вперёд ногу и чуть наклонив голову. Казалось, что это не живой человек, а иллюстрация из учебника фехтования. С первого взгляда было ясно, что он умеет обращаться с таким оружием ― причём обучался не на школьных уроках кэндо, где производят в основном шум, а всерьёз, у настоящих фехтовальщиков, которым приходилось и убивать.

Такое редко увидишь, даже среди боевых офицеров. В эпоху Сэнгоку самураи, воспитанные буддизмом и закалённые бусидо, старательно постигали боевые искусства, но почти не имели шанса погибнуть в бою ― а вот в нашу всё сделалось наоборот: боевые искусства забыты и деградировали, а немаленький шанс погибнуть в бою есть у каждого, даже если он не попал под призыв.

Юкио едва заметно повёл клинком, так, что по нему снова побежал солнечный зайчик. И Кимитакэ внезапно разгадал его замысел.

Повязка на глазах закрывала обзор не до конца. Так что можно было скосить глаза и смотреть себе под ноги. Или смотреть на отражение в мече ― и видеть в нём пусть смутные, но очертания противников.

А вот значки на одеждах и воздушном змее в этом отражении не различимы ― а значит, не могут и влиять…

Мысль не успела дойти до конца. Юкио побежал ― не слишком быстро, но достаточно, чтобы удар с разгона был по-настоящему страшен.

Когда расстояние сократилось вдвое, фальшивые рабочие догадались, что он их видит. Едва ли они смекнули, как именно он это делает. Но решение приняли естественное ― и побежали прочь, к воротам. Они бросили и воздушного змей, и инструменты. Ботинки Юкио пересекли светлое пятно змея, оставляя следы и ломая внутренние планки, ― но трое уже вылетели за ворота, прыгнули в машину и дали по газам, оставив после себя только вонючее облако.

Юкио остановился у ворот, снова сверившись с отражением в мече ― а потом развернулся и двинулся обратно. Теперь он не смотрел на отражение, а только постукивал кончиком меча по траве, словно слепой с белой тростью.

Добравшись до поверженого воздушного змея, Юкио упёрся в него мечом, поднял к солнцу невидящую голову и крикнул в пространство:

― Кто в сознании ― дайте бензин! Я собираюсь поджечь эту гадость!

Сперва была тишина. А потом Кимитакэ услышал, как адмирал у него за спиной произнёс что-то очень энергичное, из числа особых военно-морских выражений.