Лука
— Позвоните мне, когда приземлитесь, — просит моя теща, и в ее взгляде читается беспокойство.
Последние пару недель она только поддерживала нас, и я начинаю думать: а вдруг, наблюдая за тем, как Валентина и я боремся и не сдаемся, она и сама нашла способ залечить свои раны? Похоже на то. Больше нет той тревоги в ее глазах, больше нет страха, что я предам или обижу ее дочь. И Валентина рядом со мной выглядит куда спокойнее.
Раньше я и не осознавал, насколько велика была пропасть между нами. Но она права: между нами всегда существовало некое неравенство — и из-за того, что у меня было больше власти, и из-за того, что наш брак изначально строился на контракте, казавшемся принуждением. В каком-то смысле мы выбрали друг друга. В каком-то — обстоятельства выбрали за нас.
Но теперь я смотрю на свою жену и понимаю: все, через что мы прошли, было тем самым серебряным отблеском среди грозовых туч, за который я всегда буду благодарен. Она рядом не потому, что у меня есть деньги. Не потому, что я могу предложить ей жизнь в роскоши. Нет, она остается со мной, несмотря на то, что я остался без гроша, несмотря на то, что впереди нас ждут тяжелые времена. Она здесь по своей воле. И это бесценно.
— Лука! — раздается голос Валентины, полный тревоги. — В приложении написано, что на наш рейс вот-вот закончится посадка. Как такое возможно? Я думала, у нас еще час в запасе! Что будем делать?
Я усмехаюсь и крепче сжимаю ее руку.
— Бежим.
Мы быстро целуем ее мать на прощание, после чего бросаемся вперед, лавируя между пассажирами и очередями на досмотр. Валентина смеется, когда нас пропускают вперед под предлогом того, что наш рейс уже вот-вот отправится. Эта улыбка не сходит с ее лица до самого выхода на посадку.
— Мы же хотели новых приключений и впечатлений, да? — игриво говорит она, глаза сверкают. — Ну так вот одно из них. Лука Виндзор, бегущий на самолет. Если бы я не бежала рядом с тобой, сказала бы, что это карма за все те разы, когда мне приходилось нестись через взлетное поле в Виндзорском авиапарке на каблуках, потому что тебе срочно понадобились какие-то бумаги.
Я виновато улыбаюсь и подношу ее руку к губам.
— Давай так: за все, что я заставил тебя пережить, ты можешь наказывать меня всю оставшуюся жизнь, — предлагаю я, подмигивая. — Говорят, телесные наказания сейчас в моде. Может, стоит попробовать?
Валентина хихикает и качает головой.
— Разве то, что я твоя жена, недостаточное наказание? — спрашивает она, передавая билеты бортпроводнице.
— Нет, — отвечаю серьезно. — Это величайшее благословение и самая большая честь.
Мы заходим в самолет… и тут же останавливаемся, замерев в недоумении.
— Что за хрень? — вырывается у меня, когда осознание накрывает с головой.
Это не коммерческий рейс. Это личный самолет Виндзоров. И он заполнен лицами, которых я не ожидал здесь увидеть.
— Лука, — раздается голос бабушки. — Вэл.
Она улыбается своей привычной загадочной улыбкой, которую невозможно расшифровать. Я ошеломленно оглядываюсь и вижу, как мои братья, Сиерра, Рейвен, Фэй, Сайлас и Аланна поднимаются со своих мест.
— Ну наконец-то, — ухмыляется Лекс, поднимая телефон и демонстрируя мигающий код на экране. — Я уже устал ждать. Может, «Последний вызов» — это было перебором? Вы ведь побежали, да?
Бабушка прочищает горло, и в ее глазах появляется что-то похожее на раскаяние.
— Лука, — произносит она тихо, — ты сможешь простить эту старую, вечно сующую нос не в свое дело женщину?
Я напрягаюсь, но ничего не говорю.
— После смерти бабушки Валентины она… угасала, — продолжает бабушка. — А вместе с ней и ты. Когда ты вернулся домой без нее и днями не выходил из дома, я поняла: я должна вмешаться. Я наблюдала за тем, как Валентина теряла себя. Надеялась, что она возьмет себя в руки… но с каждой неделей дистанция между вами только росла. Ей нужно было то, за что можно было бороться. Что-то, ради чего стоило продолжать. Вам обоим нужно было.
Бабушка отводит взгляд.
— Я увидела возможность дать вам обоим новый старт… и воспользовалась ею.
В ее голосе нет ни извинений, ни раскаяния. Только спокойное осознание совершенного.
— Это из-за меня и моих махинаций ваш брак начался с такой пропасти между вами. Я считала, что обязана исправить свою ошибку. Поэтому я сделала все, чтобы убрать условия, которые привели вас к свадьбе, и дать вам шанс выбрать друг друга. Так, как это должно было быть изначально.
Я перевожу взгляд на Валентину. Она смотрит на меня, и я чувствую, как все разбросанные куски мозаики наконец-то складываются воедино.
— Ты играла с нами, — медленно говорю я, разрываясь между злостью и облегчением.
— С самого начала, — шепчет Валентина, в ее голосе слышится потрясение.
— Когда это началось? — спрашиваю я, и мой голос звучит на пугающе ровной ноте.
Бабушка медлит, а затем достает из сумочки фотографию. Протягивает мне. Мы с Валентиной в изумлении смотрим на снимок.
— Это вы двое, спустя несколько дней после рождения Валентины, — объясняет она.
На фотографии пятилетний я держу в руках крошечного младенца. В моих глазах читается ужас, но и какое-то детское восхищение. А Валентина такая крошечная.
— Лука, в тот день твои родители навестили родителей Вэл. Они взяли тебя с собой, и ты был просто очарован этой девочкой. Они шутили, что вас стоит поженить. В конце концов, Валентина — Гарсия. А ваши отцы были друзьями.
Я чувствую, как напрягается Валентина, и тут же крепче сжимаю ее талию.
Я не мог вечно скрывать от нее правду о наших семьях, но черт, как бы мне хотелось, чтобы этот момент не наступал.
— Сначала это была просто шутка. Но потом твоя мать часто повторяла это. Она души не чаяла в Вэл и любила повторять, что всегда мечтала о дочери. Но раз уж ей не суждено было родить девочку, то почему бы не сделать Валентину своей невесткой? Это никогда не было чем-то серьезным, всего лишь разговоры. Но мне запомнилось, что твоя мать действительно этого хотела.
Бабушка снова отводит взгляд. В ее чертах появляется боль.
— Когда мы потеряли твоих родителей, я потеряла и Валентину. Годы спустя я нашла ее, когда она подала заявку на работу у нас. Я связалась с ее матерью, чтобы узнать, согласилась бы она на брак по расчету… но она резко возражала. Более того, она пригрозила, что заставит Вэл уволиться, если я хотя бы заикнусь об этом снова. Она не хотела, чтобы Валентина работала у нас. Не хотела иметь с нашей семьей ничего общего.
Я чувствую, как сердце Валентины бешено колотится под моей рукой.
— Я ничего не могла сделать, — продолжает бабушка. — Поэтому решила: если вы действительно предназначены друг другу, как считала твоя мать, то рано или поздно что-то между вами вспыхнет. Я ждала… но ничего не происходило. Более того, в какой-то момент Вэл перестала приходить на семейные ужины… Тогда я пошла на риск. Надеялась, что все обернется так, как я себе представляла.
Я сжимаю пальцы на талии жены, взгляд мой прикован к фотографии в руках.
— Ты устроила мою помолвку с Ивановыми, — говорю я тихо. — Либо я разорву ее ради Валентины, либо женюсь на Наталье, и мы получим сильного союзника. Для тебя это была беспроигрышная ситуация.
— Так и есть, — не спорит бабушка. — Но я не предвидела, что прошлое не отпустит тебя так легко. И не учла, что мое вмешательство приведет к столкновению двух сильных характеров.
Она делает паузу и мягко улыбается.
— Вы любили друг друга. Эта любовь только росла после свадьбы, но между вами оставались барьеры, которые вы не могли преодолеть. Когда живешь так долго, как я, становится легче видеть раны, которые люди носят в себе. Вы оба носили свои. Вы просто не осознавали этого. Я знаю, что ты мне не веришь… но я хотела лишь одного. — Она кладет руку мне на плечо. — Чтобы вы были счастливы.
Я бросаю взгляд на своих братьев и сестер.
— А вы? Вы тоже были в этом замешаны?
Бабушка покачивает головой.
— Не злись на них, — говорит она тихо. — Только я заслуживаю твоего гнева. Каждый из них по отдельности приходил ко мне, чтобы заступиться за вас. А потом они все вместе отказались появляться на семейных ужинах, пока я не верну вас домой. Я была вынуждена рассказать им.
Я смотрю на своих братьев и сестер. В их глазах только любовь и преданность.
— Мы дали вам шесть недель, чтобы вы нашли друг друга без постороннего вмешательства, — продолжает бабушка. — А потом я рассказала бы все.
Валентина смотрит на Сиерру, Рейвен и Аллану.
— Вот почему вы были так холодны в нашем чате, почему не брали трубку? — ее голос дрожит от эмоций.
Девушки кивают, и глаза Сиерры наполняются слезами.
— Я не могу хранить секреты, Вэл. Ты ведь знаешь, я не могу. Я так хотела тебе все рассказать каждый раз, когда мы разговаривали, но бабушка была права. У вас с Лукой такие сильные характеры, и вам нужно было разобраться сами, без всех тех факторов, которые заставили вас быть вместе. Я знаю, что ты злишься на меня, но я не жалею о том, что сделала.
— А как насчет того, что нас внесли в черный список? — спрашиваю я, но злости в голосе почти нет. — Как ты могла сделать это с Валентиной, после всего, что она пережила, борясь за свою позицию в компании?
Бабушка улыбается, и ее улыбка не оставляет места для сомнений.
— Вас никто не внес в черный список, и вы оба по-прежнему занимаете свои должности в Windsor Finance. Честно говоря, я уже близка к тому, чтобы умолять вас вернуться к работе. Я слишком стара для того, чтобы работать так усердно. Я отправила сотрудникам компании меморандум, уведомив их, что вы оба в отпуске по личным причинам, и на этом все. Сайлас и Лексингтон перехватили все ваши заявки на работу и отправили отказы. Мы не могли позволить, чтобы слухи о разладе в нашей семье разошлись, поэтому другого выбора не было. К счастью, вы оба используете устройства компании, которые легко контролировать, или так мне говорят Сайлас и Лексингтон. Единственное, что нам не удалось перехватить, — это канадская заявка.
Я бросаю взгляд на свою жену, не зная, что сказать или сделать. Даже не понимаю, что об этом всем думать. Я знал, что бабушка что-то замышляет, но это выходит за все рамки того, что я мог себе представить.
— А пока, — говорит Дион, его голос тверд и спокойный. — Садитесь.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, чувствуя, как напряжение нарастает.
— Не в Канаду, точно, — вставляет Зейн с усмешкой.
Я снова оглядываю Валентину, и она кивает мне. Это все, что мне нужно, чтобы вести ее к нашим привычным местам, несмотря на то, как бурно работают мысли. Если она хочет здесь быть, значит, это место для нас обоих.