Всадник без головы

Глава VI КРАПЧАТЫЙ МУСТАНГ

Фелим не ошибся: это был голос его хозяина, Мориса Джеральда.

Выйдя за дверь, гальвеец увидел мустангера верхом на лошади. Гнедой конь, весь мокрый от пота, казался почти черным; бока и шея у него были взмылены.

Гнедой был не один. На конце туго натянутого, привязанного к седельной луке лассо он тащил за собой захваченного в плен товарища.

Это был мустанг совершенно необычной окраски. Даже среди огромных табунов диких лошадей, пасущихся в прериях, такая масть была редкой.

Лошадь была темно-шоколадной масти с белыми пятнами, как шкура ягуара.

Красивая окраска сочеталась с безупречным сложением животного. Это была широкогрудая, с округлыми контурами и стройными тонкими ногами, красивая лошадь.

Три раза настойчивые попытки мустангера захватить эту красавицу кончались неудачей. На четвертый раз он добился своего. При помощи длинного лассо со скользящей петлей Морис поймал наконец крапчатого мустанга.

Чем было вызвано его неудержимое желание овладеть именно этой лошадью, оставалось тайной мустангера.

Фелим еще никогда не видел своего хозяина в таком возбужденном состоянии — даже тогда, когда мустангер возвращался с охоты, как это часто бывало, с пятью или шестью пойманными лошадьми.

Но никогда еще мустангер не приводил такого красавца. Крапчатый мустанг заставил бы любоваться собой кого угодно.

— Гип, гип, ура! — закричал Фелим, подбросив вверх свою шляпу. — Слава святому Патрику[22], наш молодой хозяин поймал наконец крапчатую кобылу! Ну и красавица!.. Не диво, что он так гонялся за ней. Чорт побери! Если бы она была у нас на Баллинаслойской ярмарке, мы бы за нее могли заломить любую цену. Ах ты, красавица!.. Куда же мы ее отведем? В кораль?

— Нет, это опасно: ее там могут залягать. Мы привяжем ее под навесом. Кастро как гостеприимный хозяин должен будет уступить ей свое место, а сам проведет ночь под открытым небом. Видел ли ты, Фелим, когда-нибудь такую лошадку?

— Никогда, мастер Морис, ничего подобного я еще не видел. Она так хороша, что ее хочется прямо съесть, а на самом деле смотри, как бы она сама кого не съела. Вы ее еще совсем не объезжали?

— Нет, Фелим, я ею займусь, когда у меня будет побольше времени. Надо сделать это как следует. Ведь страшно испортить такую красоту. Я начну приручать ее после того, как доставлю в сеттльмент.

— Когда же вы собираетесь туда?

— Завтра. Мы должны выехать на заре.

— Вот это хорошо! Я рад не только за себя, но и за вас, мастер Морис. Я не знаю, известно ли вам, но у нас виски уже на исходе. Эти американские плуты янки, чорт бы их побрал, здорово умеют надувать: они и разбавляют и не доливают. Немудрено, что из их рук бутылки виски не надолго хватает.

— Не беспокойся насчет виски, Фелим. Я полагаю, там хватит и на сегодняшний вечер и для того, чтобы наполнить наши фляги для завтрашнего путешествия. Не унывай, дружище! Пойдем сейчас устроим нашу гостью, а затем мы с тобой поговорим о покупке напитка, который, я знаю, ты любишь больше всего на свете после самого себя.

— А вы, мастер Морис? — спросил Фелим, лукаво подмигивая глазом.

Мустангер только улыбнулся и соскочил с седла.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Крапчатую кобылу поставили под навес, а Кастро привязали к дереву.

Утомленный тяжелым днем, мустангер бросился на свою кровать. Никогда еще в жизни ему не приходилось быть так долго на охоте, как в погоне за этой степной лошадью.

Несмотря на то, что ему пришлось провести несколько дней в седле, из них три последних — в непрерывной погоне за крапчатой кобылой, несмотря на невероятную усталость, мустангер не мог спать. Время от времени он вставал и начинал ходить взад и вперед по хижине.

Казалось, что достигнутый успех, вместо того чтобы успокоить его, вызвал как раз обратное действие.

Наконец Фелим, пользуясь правом молочного брата, решил выяснить причину его беспокойства.

— Что с вами, мастер Морис? Скажите мне, в чем дело?

— Ничего, Фелим, ничего. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Да как же не спросить? Ведь и я не могу ни на минутку заснуть с того самого дня, как вы в последний раз вернулись из сеттльмента. Ведь, должно быть, что-то отняло у вас сон. Может быть, какая-нибудь мексиканская девица? Хотя я не думаю, чтобы они были в вашем вкусе.

— Ты чушь болтаешь, Фелим. Со мной ничего не случилось. Дай-ка лучше мне чего-нибудь закусить. Не забывай, что ведь я с утра ничего не ел. Что у тебя там есть?

— Признаться, у нас не много чего найдется. Ведь за эти три дня, как вы охотились за мустангом, ничего не прибавилось. Есть у нас немного холодной оленины и кукурузный хлеб. Если желаете, я сейчас разогрею мясо.

— Хорошо, я могу подождать.

— Не лучше ли вам выпить сначала стаканчик вина?

— Я не прочь.

— Чистого или с водой?

— Стакан грога. Только принеси свежей воды из ручья.

Фелим взял серебряный стакан и собирался уже идти, как вдруг Тара с громким лаем бросилась к двери. Фелим с некоторой опаской направился к выходу.

Лай собаки сменился радостными взвизгиваниями, как будто она приветствовала кого-нибудь из друзей.

— Это старый Зеб Стумп, — сказал Фелим и пошел выполнять поручение.

Вновь прибывший был человек совершенно другого склада, чем обитатели хижины.

Это был высокий мужчина, не менее шести футов ростом. На нем были сапоги из крокодиловой кожи; в широкие голенища были заправлены штаны из домотканной шерсти, когда-то окрашенные кизиловой краской, но теперь уже потерявшие от грязи всякий цвет. Рубашка из оленьей кожи была надета прямо на тело, а поверх нее — совсем выцветший зеленый камзол, сшитый из грубой материи работы местных индейцев. Серая поярковая шляпа, сильно поношенная, дополняла его бедный костюм.

Охотничье снаряжение Зеба Стумпа, типичное для лесных охотников Северной Америки, было так же скромно, как и его костюм. Сумка для патронов и большой серпообразный рог для пороха были подвешены с правой стороны на ремешке, перекинутом через плечо. Камзол перехватывался широким кожаным поясом; на нем висели кожаные ножны, из которых высовывалась грубая рукоятка большого охотничьего ножа, сделанная из оленьего рога.

Вопреки обычаю техасских охотников, на его одежде не было видно никаких украшений. Все было просто, почти грубо, как будто Зеб осуждал всякое франтовство.

Даже ружье — главное орудие его ремесла — было чрезвычайно примитивной работы. Это ружье было такого размера, что когда хозяин ставил его на землю, то дуло доходило ему до плеча.

Зебу Стумпу было на вид около пятидесяти лет. Кожа у него была смуглая, а черты лица на первый взгляд производили суровое впечатление. Однако, приглядевшись немного, вы начинали чувствовать, что этот человек не лишен спокойного юмора.

Зеб Стумп родился и вырос в штате Кентукки, молодость свою провел среди девственных лесов нижней Миссисипи, занимаясь исключительно охотой. Теперь, на склоне лет, он продолжал это же дело, но уже в дебрях юго-западного Техаса.

— Здоро́во! — лаконически приветствовал Зеб мустангера, загораживая дверь хижины своим большим телом.

— Добрый вечер, мистер Стумп, — ответил хозяин, вставая навстречу гостю. — Заходите и садитесь.

Охотник не заставил себя просить и, перешагнув порог хижины, неловко уселся на неустойчивом стуле. Сиденье было настолько низким, что колени Стумпа очутились почти на уровне его подбородка, а длинный ствол ружья, словно пика, поднялся на несколько футов над его головой.

— Проклятые стулья! — заворчал он, видимо недовольный неловким положением. — На что лучше какой-нибудь чурбан: чувствуешь, по крайней мере, что он под тобой не поедет.

— Попробуйте вот это, — сказал хозяин, указывая на кожаный сундук в углу комнаты. — Он, кажется, будет устойчивей.

Старый Зеб не возражал против этого предложения и пересел на сундук.

— Пешком, мистер Стумп, как всегда?

— Нет, моя старуха там; я привязал ее к дереву. Я не был на охоте.

— Вы, кажется, никогда не охотитесь верхом, не правда ли?

— Я не дурак, чтобы охотиться верхом на лошади.

— Но ведь в Техасе все так делают.

— Все ли так охотятся или нет, но это дурацкий обычай, обычай ленивых дураков. На своих на двоих я подстрелю больше дичи за один день, чем за целую неделю верхом на кобыле. Конечно, для вас, охотника за мустангами, лошадь необходима, но ежели вы охотитесь за медведем, оленем или диким индюком, то на лошади вы только их распугаете. Свою старую кобылу я держу только для того, чтобы перевозить на ней добычу.

— Кстати, вы ее оставили под открытым небом. Пусть Фелим поставит ее под навес. Ведь вы переночуете у нас?

— Благодарю. По правде сказать, я рассчитывал на ваше гостеприимство. Относительно моей лошади вы не беспокойтесь, она хорошо привязана.

— Может быть, вы хотите закусить? Фелим как раз готовит ужин. К сожалению, я ничего не могу вам предложить, кроме оленины.

— Что может быть лучше хорошей оленины? Разве только медвежье мясо. Давайте зажарим ее на горячих углях, я помогу стряпать. Мистер Фелим, если вас не затруднит, пройдите, пожалуйста, к моей кобыле и принесите дикую индюшку — она привязана к луке седла; я ее подстрелил по дороге.

— Чудесно! — воскликнул мустангер. — Наши запасы совсем истощились. В течение последних трех дней я охотился за одним замечательным мустангом и совсем не брал с собой ружья. Фелим и я, а также Тара совсем изголодались за это время.

— Что же это за мустанг? — с интересом спросил охотник, как будто не обращая внимания на последнее замечание.

— Темно-шоколадная кобыла с белыми пятнами. Прекрасная лошадка!

— Чорт побери! Да ведь это как раз то, за чем я сюда приехал!

— Вот как?

— Я видел этого мустанга, видел несколько раз в прерии. Вы говорите, это кобыла? Я этого не знал, так как она не подпускала меня к себе на расстояние полумили. Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали поймать ее. Я вам скажу, почему. Я был в сеттльменте. Туда приехал один человек, которого я знавал еще по Миссисипи. Это богатый плантатор. Жил он на широкую ногу и особенно прославился своими богатыми празднествами. Много оленей и индюков поставлял я для его стола. Его зовут Пойндекстер.

— Пойндекстер?

— Это имя знают все на берегах Миссисипи — от Орлеана до Сан-Луи. Он был богат, да, думаю, и теперь не беден, так как привел с собою сотню негров. Кроме того, с ним живет племянник по имени Кольхаун, у которого имеются доллары, и делать парню с ними нечего, кроме как давать своему дядюшке в долг. Теперь, мой друг, я скажу, почему я хотел повидаться с вами. Единственная дочь плантатора, в которой он души не чает, большая охотница до лошадей. В Луизиане она ездила на самых бешеных, каких только можно было найти. Слышала она раз, как я рассказывал старику о крапчатом мустанге. С тех пор она не давала отцу покоя, пока тот не обещал ей, что не пожалеет денег тому, кто поймает эту лошадь. Он сказал, что даст двести долларов. Я знал, что все мустангеры сеттльмента сейчас же погонятся за мустангом, как только об этом узнают, поэтому, не сказав никому ни слова, я поспешил сюда на своей старой кобыле.

— Пойдемте со мной, мистер Стумп, — сказал молодой ирландец, вставая со стула и направляясь к дверям.

Охотник пошел за ним, несколько удивленный неожиданным приглашением.

Морис повел своего гостя к навесу, где был привязан крапчатый мустанг.

— Похожа ли эта лошадь хоть сколько-нибудь на того мустанга, о котором вы говорили, мистер Стумп?

— Чорт меня возьми, если это не тот самый мустанг! Готово, уже пойман! Двести долларов ваши. И будь я проклят, если он не сто́ит каждого пенни этой суммы! Ну и красота! Вот-то будет радость для мисс Пойндекстер! Она сойдет с ума от восторга!