Нельзя было выбрать более удачного места для охоты за дикими лошадьми и одновременно для веселого привала, чем то, к которому привел путешественников Морис Джеральд.
Запенились дорогие немецкие вина из погребов Сан-Антонио. Гул веселого разговора разносился по прерии. Синева неба стала казаться глубже, изумруднее казалась зелень.
— Mustenos! — вдруг раздался крик мексиканского вакеро[29].
Морис быстро осушил свой стакан и, вскочив на лошадь, крикнул:
— Cavallada?[30]
— Нет, — ответил мексиканец, — manada.
— Что это они там болтают? — спросил капитан Кольхаун.
— Mustenos — мексиканское название мустангов, — ответил майор, — а манадой они называют стадо диких кобыл. В эту пору кобылы держатся вместе, отдельно от жеребцов, если только…
— Если что? — нетерпеливо спросил капитан, прерывая объяснение.
— Если только на них не нападают ослы, — с невинным видом ответил майор.
Все засмеялись.
Между тем манада приближалась.
— В седла! — раздались голоса со всех сторон.
Дикий табун направлялся, по-видимому, через гребень возвышенности, на котором стоял дозорный.
Дозорный вскочил в седло; мгновение — и он уже среди табуна, с лассо в руках.
Дико храпя, в бешеном галопе мчались лошади, как бы спасаясь от ненавистного преследователя. Озираясь, они не видели ни фургона, ни всадников.
— За ними погоня, — сказал Морис при виде возбужденных страхом животных. — Что там такое, Креспино? — крикнул он мексиканцу, который со своего поста должен был видеть, кто гнал табун.
В ожидании ответа все притихли. На лицах отразились страх и тревога. Не индейцы ли это в погоне за мустангами?
— Дикий осел, — послышался ответ по-испански.
— Самец, — прибавил Креспино.
— Ну да! Так оно и есть. Надо остановить этого негодяя, иначе он испортит нам всю охоту. До тех пор, пока дикий осел гонится за табуном, никакие силы не остановят лошадей… Далеко ли он?
— Совсем близко, дон Морисио. Он бежит прямо на меня.
— Набрось на него лассо. Попробуй. Если не удастся — подстрели. Как-нибудь надо с ним расправиться.
В чем заключалась сила преследователя, было неизвестно почти никому из присутствующих. Только мустангер мог понять настоящее значение этих слов: «дикий осел самец».
— Объясните, Морис, в чем дело, — попросил майор.
— Посмотрите туда, — указал мустангер на вершину горы.
По горному хребту с быстротой крылатой птицы неслось животное, на которое привыкли смотреть как на образец медлительности и глупости.
Дикий осел был почти такой же величины, как мустанги, за которыми он гнался. Если он и не бежал быстрее самого быстрого из мустангов, то, во всяком случае, не отставал от них в своей упорной погоне.
Наблюдавшие не успели обменяться и несколькими словами, как дикие кобылы примчались почти вплотную к ним. Тут, точно впервые заметив группу всадников, мустанги забыли о своем ненавистном преследователе и повернули в сторону.
— Оставайтесь на местах, господа! Держите лошадей! — раздался голос Мориса Джеральда. — Я знаю, где они любят пастись. Они бегут теперь туда. Мы отправимся вслед за ними и там хорошо поохотимся. А здесь они разбегутся по роще, и мы их больше не увидим… Ола, сеньор Креспино! Пустите пулю в этого негодяя. Ведь он на расстоянии выстрела!
Мексиканец быстро снял с седла свое коротенькое ружье — эскопету — и, прицелившись, выстрелил в дикого осла.
Осел заревел, услыхав выстрел, но это был только ответ на вызов. Он, по-видимому, остался невредим: Креспино промахнулся.
— Я должен остановить его, — воскликнул мустангер, — иначе он будет продолжать преследование до самой ночи!
Резким движением мустангер пришпорил свою лошадь. Как стрела, помчался Кастро в погоню за ослом.
Несколько прыжков — и скакун доставил своего хозяина на расстояние лассо от осла. Еще момент — и с молниеносной быстротой петля лассо опустилась над его длинными ушами.
Бросив лассо, Морис сделал полуоборот; Кастро круто повернулся; затем с такой же покорностью конь стал на месте, ожидая, когда натянется веревка.
Осел, кинувшись вперед, натянул веревку, потом поднялся на дыбы и тяжело опрокинулся на спину, точно пронзенный пулей в самое сердце.
Однако он был только оглушен, а не задушен.
Мексиканец ударом острого ножа заколол его насмерть.
Все ждали, что́ теперь предпримет Морис-мустангер. Между тем Морис освободил шею животного и стал свертывать лассо. Но тут в движениях ирландца опять почувствовалась какая-то поспешность.
Внезапно он бросился к коню. Видимо, опять какая-то тревога.
Луиза Пойндекстер неслась галопом на своем крапчатом мустанге, как будто решив перегнать всех в общей погоне за табуном.
Только один охотник за дикими лошадьми правильно угадал поведение крапчатого мустанга. Морис заметил, что промчавшийся табун был тот самый, к которому еще недавно принадлежал крапчатый мустанг. Нет сомнения, что, увидя своих товарищей, мустанг помчался со своей всадницей, чтобы присоединиться к ним.
Вскоре все догадались о намерении крапчатого мустанга.
В порыве галантной любезности за девушкой бросились вслед Кольхаун, Генкок и Кроссман, а за ними около десятка молодых людей — плантаторов, адвокатов, судейских. Каждый мечтал стать героем удачной погони.
Однако почти никто из них не был действительно встревожен. Все знали, что Луиза Пойндекстер была прекрасная наездница.
Перед ней расстилалась огромная равнина, гладкая, как арена цирка. Мустанг будет скакать, пока не устанет. Вряд ли Луизе грозит серьезная опасность.
Только один человек не разделял этого мнения. Это был мустангер. Мустангер последним тронулся с места. Он задержался, свертывая свое лассо. Но вот и он вскочил в седло и помчался в погоню.
Его соперники уже успели отъехать на некоторое расстояние. Впереди мчался Кольхаун; драгун и стрелок несколько поотстали, а сзади скакали остальные участники состязания.
На своем гнедом коне Морис скоро обогнал их всех. Обогнал и капитана. В бессильной злобе Кольхаун послал ему вслед проклятие.
Полуденное солнце осветило совершенно необычную картину. Табун диких лошадей мчался с невероятной быстротой по обширной прерии. Одна лошадь из этого же табуна, с всадницей на спине, следовала за ним на расстоянии пятисот шагов. На таком же расстоянии от нее на гнедом коне скакал всадник в красочном мексиканском наряде, а еще позади — целая вереница всадников.
Позади всех мчался полным галопом эскадрон драгун, только что отделившийся от группы возбужденно жестикулировавших дам и мужчин.
Через двадцать минут картина изменилась. Действующие лица были все те же, но изменилась их группировка: манада выиграла расстояние у крапчатого мустанга, мустанг — у гнедого, а другие соперники уже совсем не были видны, и лишь высоко парящий в сапфировом небе орел мог различать их своим зорким глазом.
Дикие лошади, крапчатый мустанг со своей всадницей, гнедой конь и его всадник остались одни среди простора саванны.