Все дороги ведут сюда

Глава 16

Я была в восторге от своего утреннего похода, хотя для этого мне пришлось проснуться на рассвете.

Я по-прежнему прыгала со скакалкой несколько дней в неделю, казалось, что с каждым днем все дольше, и я даже иногда доходила до того, что надевала легкий рюкзак, когда делала это. Была ли я хоть немного готова покорить Эверест? Ни в этой жизни, ни в следующей, если только я не разовью больше самоконтроля и не перестану бояться высоты, но я, наконец, убедила себя, что смогу справиться с трудным подъемом. Тот четырехмильный, который мы преодолели, по сложности был оценен как средний, и я его выдержала. Ладно, еле-еле, но кто знал?

У мамы была маленькая звездочка и символ в виде волны рядом с записью об этом походе. Я надеялась, что это означает что-то хорошее, так как ее информация была буквально прямой, без каких-либо дополнительных примечаний.

Каждый день я чувствовала, как растет мое сердце. Чувствовала, как расту здесь, в этом месте.

По правде говоря, я любила запах здешнего воздуха. Мне нравились покупатели в магазине, все такие милые. Я любила Клару и Амоса, и даже Джеки снова смотрела мне в глаза… хотя мы мало разговаривали. И мистер Нез сделал меня такой счастливой за те несколько раз, что я видела его.

На работе мне стало намного проще. Я повесила домик для летучих мышей. Я сходила на свидание. Я имела всё это. Я обустраивалась.

И, наконец, я собиралась совершить этот крутой поход.

Сегодня.

Не только для мамы, но и для себя.

Я была настолько мотивирована, что даже напевала немного громче обычного, пока готовилась, рассказывая кому-то в воздухе о том, чего я действительно хотела.

Убедившись, что у меня есть все необходимые вещи — портативный фильтр для воды, бутылка со встроенным фильтром, два дополнительных галлона, сэндвич с индейкой и чеддером, в котором больше ничего нет, чтобы он не промок, слишком много орехов, яблоко, пачка жвачек и ещё одна пара носков — я вышла, перепроверив свой мысленный список, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

Я так не думаю.

Взглянув вверх, когда я добралась до своей машины, я заметила Амоса, бредущего обратно к дому, с поникшими плечами и выглядевшим измученным. Бьюсь об заклад, он забыл выкатить мусорное ведро на улицу, и отец разбудил его, чтобы сделать это. Такое было не в первый раз. Он жаловался мне на это раньше.

Я подняла руку и помахала.

— Доброе утро, Амос.

Он лениво поднял руку. Но я могла сказать, что он заметил, во что я была одета; он видел, как я выхожу из дома достаточно, чтобы отправиться в поход, чтобы распознать признаки: мои темные брюки UPF (прим. солнцезащитная одежда специально предназначена для защиты от солнца), белая кофта UPF с длинными рукавами, которую я купила в магазине, надетая поверх топа, походные ботинки, куртка в одной руке и кепка, едва держащаяся на макушке.

— Куда ты направляешься? — спросил он, останавливаясь на обратном пути в постель.

Я сказала ему название тропы. — Пожелай мне удачи.

Он этого не сделал, но кивнул мне.

Еще раз помахала и нырнула в машину как раз в тот момент, когда Роудс вышел из своего дома, одетый и готовый к работе. Кто-то спешил, ведь вышел позже обычного.

Мы почти не виделись последние пару недель, но время от времени ко мне возвращались его слова в день моего свидания с Джонни. Каден все время называл меня красивой. Но из уст Роудса… это просто казалось другим, даже если бы он сказал это небрежно, как будто это были просто слова без смысла.

Вот почему я посигналила, просто чтобы побыть врединой, и заметила, что его глаза сузились, прежде чем он поднял руку.

Хорошо.

Я выехала оттуда.

...❃.•.•.

Мои надежды были напрасны, как я поняла несколько часов спустя, когда моя нога поскользнулась на участке рыхлого гравия на спуске.

Мама поставила звезду вокруг названия, что символизировало звезды, которые она видела после того, как получила сотрясение мозга, пересекая главный гребень тропы.

Или, может быть, звезда означает, что ты должен быть инопланетянином, чтобы преодолеть это, потому что я не была готова. Я совсем не была готова.

Через пятнадцать минут я должна была понять, что не в достаточно хорошей форме, чтобы пройти эту тропу за день. Это было пять миль туда, пять обратно. Возможно, мне стоило прислушаться к совету Роудса, когда он предложил мне разбить лагерь, но я все еще не могла уговорить себя сделать это в одиночку.

Я отправила дяде Марио сообщение, в котором было сказано куда я направляюсь и примерно во сколько вернусь. Я обещала написать ему еще раз, когда закончу, чтобы хоть кто-то знал. Клара не стала бы волноваться, если бы я не появилась в магазине на следующий день, и Амос мог не заметить, что меня нет рядом, пока моей машины не будет слишком долго… и кто знает, что он сочтет слишком долгим.

Вы не знаете, каково это быть одному, если у вас есть люди, которые могли бы заметить, что вы пропали без вести.

Помимо одышки, судорог в икрах и необходимости останавливаться каждые десять минут, чтобы сделать пятиминутный перерыв, все шло хорошо. Я сожалела об этом, конечно, но я не теряла надежды, что смогу действительно закончить поход.

По крайней мере, пока я не добралась до этого проклятого хребта.

Я действительно пыталась удержать равновесие на пути вниз, но все равно сильно ударилась о землю.

Первыми стали колени.

Руки вторыми.

Локти третьими, когда не смогла удержаться на руках и полетела лицом вперед.

В гравий.

Потому что везде был гравий. У меня болели руки, болели локти, я думала, может быть, колено сломано.

Можно ли сломать колено?

Перевернувшись на задницу, осторожно, чтобы не соскользнуть дальше с тропы к зубчатым камням внизу, я выдохнула.

Тогда я посмотрела вниз и пискнула.

Гравий сильно исцарапал мои ладони. Маленькие камешки вонзились в мою кожу. На моих бедных руках начали появляться капельки крови.

Сгибая руки, я попыталась взглянуть на свои локти… но увидела достаточно, чтобы представить, что они выглядят так же, как мои ладони.

Только тогда я, наконец, согнула колени.

Материал штанов, покрывающий одно из них, был полностью разорван. А кожа была исцарапана. Материал на другом был цел, но колено адски горело, и я знала, что оно тоже повреждено.

— Ох, — простонала я про себя, глядя на свои руки, затем на локти — не обращая внимания на боль, пронзившую плечи, когда я дернула руку, — и, наконец, снова на колени.

Болело. Всё чертовски болело.

И я не взяла с собой ничего для оказания первой помощи. Как я могла быть такой тупой?

Сняв рюкзак, я бросила его на землю рядом с собой и еще раз взглянула на свои руки.

— Ооох. — Я всхлипнула и тяжело сглотнула, прежде чем оглянуться назад, откуда я пришла.

Все действительно очень болело. А ещё мне нравились эти штаны.

По голени от колена текла тоненькая струйка крови, и желание плакать усилилось. Я бы ударила кулаком по гравию, если бы могла сжать кулак, но даже это мне было не под силу. Я снова всхлипнула, и не в первый раз с тех пор, как переехала сюда, практически в глушь, но впервые за долгое время я задумалась, что, черт возьми, я делаю.

Что я делаю со своей жизнью?

Почему я здесь? Что я делаю, делая это? Я совершала походы в одиночку, за исключением одного раза. У каждого была своя жизнь. Никто бы даже не узнал, что я навредила себе. Мне нечем было протереть раны. Наверное, я сейчас умру от какой-нибудь странной инфекции. Или от потери крови.

Зажмурив глаза, я почувствовала, как выкатилась одна маленькая слезинка, и я вытерла ее тыльной стороной ладони, морщась при этом.

Чистое разочарование, смешанное с пульсирующей болью, образовало комок в моей груди.

Может быть, мне следует вернуться во Флориду или Нэшвилл. Нет никаких шансов, что я когда-нибудь увижу там мистера Золотого Мальчика. Он редко выходил из дома. В конце концов, он был слишком крутым дерьмом, чтобы тусоваться с нормальными людьми. Какого черта я делаю?

Ною, вот что.

А моя мама никогда не ныла, какая-то маленькая часть моего мозга напомнила мне в тот момент.

Открыв глаза, я напомнила себе, что я здесь. Что я не хочу жить в Нэшвилле, с Юки или без Юки. Мне нравилась Флорида, но она никогда не ощущалась как дом, потому что казалась просто напоминанием о том, что я потеряла, о жизни, которую мне пришлось прожить из-за того, что произошло. В каком-то смысле это было большее напоминание о трагедии, чем даже Пагоса-Спрингс.

И ни черта я не хотела переезжать из Пагосы. Даже если всё, что у меня тут было, это всего лишь пара друзей, но, эй, у некоторых людей вообще не было друзей.

Раньше, когда я ещё не чувствовала себя такой жалкой, я думала, что все налаживается. Что у меня стало что-то получаться. Я начала устраиваться.

И теперь все, что понадобилось, это одна мелочь, которая пошла не по плану, и я хотела всё бросить? Кем я была?

Сделав долгий глубокий вдох, я признала, что мне придется вернуться. У меня не было ничего для ран на руках, колени чертовски ломило, а плечо с каждой секундой болело все сильнее. Я была почти уверена, что испытала бы невероятную боль, если бы у меня был вывих, но я, вероятно, просто немного повредила его.

Я должна была позаботиться о себе, и я должна была сделать это сейчас. Я всегда могу вернуться и повторить этот поход снова. Я не бросаю это. Нет.

Выбрав руку, которая выглядела хуже всего, я положила ее на бедро ладонью вверх, стиснула зубы и начала выковыривать гравий, который решил поселиться у меня под кожей, шипя, охая, вздрагивая и говоря: «Боже мой, пошёл к черту», снова и снова, когда какой-то конкретный кусочек причинял адскую боль… а это был каждый кусочек гравия.

Я плакала.

Когда я закончила с этой рукой, и еще больше крови скопилось в крошечных ранах, а моя ладонь пульсировала еще сильнее, я перешла к другой.

Я заботилась о себе.

В моём автомобильном аварийном комплекте была небольшая аптечка, вспомнила я, когда почти закончила со второй рукой. Я купила её, когда приобретала спрей от медведей. В ней было не так уж много, но всё же что-то. Пластыри, которые помогут мне пережить все два с половиной часа поездки домой, помимо времени, которое потребуется, чтобы вернуться обратно к машине.

Боже мой, я снова собиралась плакать.

Но я могла бы сделать это, пока выколупывала камни из своих локтей.

...❃.•.•.

Спустя три с половиной часа, множества ругательств и слез, руки все еще пекли, локти тоже, и каждый шаг вызывал боль в коленных суставах, как и болезненно натянутая кожа, покрывающая колени. Если бы на мне были не чёрные штаны, я уверена, что выглядела бы так, будто подралась с медвежонком и проиграла. Паршиво.

Чувствуя себя побеждённой, но изо всех сил стараясь, чтобы это было не так, я втягивала воздух раз за разом, заставляя свои ноги продолжать, черт возьми, двигаться, пока не доберусь до дурацкой парковки.

На пути вниз я прошла сквозь приступы чистой ярости ко всему на свете. На тропу в первую очередь. На её преодоление. На выход солнца. На мою маму за то, что она меня одурачила. Я даже разозлилась на ботинки, желая снять их и бросить на деревья, но это считалось бы мусором, и здесь также было слишком много камней.

Они виноваты в том, что такие скользкие, сволочи. Я отдам их при первой же возможности, решала я по крайней мере десять раз. Может быть, я бы сожгла их.

Ладно, я бы не стала, потому что это вредно для окружающей среды, и до сих пор действует запрет на огонь, но неважно.

Куски дерьма.

Я зарычала, когда повернула назад и внезапно остановилась.

Потому что приближающееся ко мне с опущенной головой, лямками рюкзака, цепляющимися за широкие плечи, с равномерным вдохом через нос и выдохом через рот было тело, которое я узнала примерно по десяти различным причинам.

Я знала седые волосы, выглядывающие из-под красной бейсболки.

Эту загорелую кожу.

Униформу.

Затем мужчина посмотрел вверх, моргнул и тоже остановился. Я знала мужчину, поднимающегося наверх с хмурым выражением лица. И я определенно узнала хриплый голос, которым он спросил:

— Ты плачешь?

Я сглотнула и прохрипела:

— Немного.

Эти серые глаза чуть расширились, и Роудс ещё больше выпрямился.

— Почему? — спросил он очень, очень медленно, пока его взгляд скользил по мне от лица до кончиков пальцев ног, прежде чем вернуться обратно. Затем эти глаза метнулись к моим коленям и задержались там, когда он спросил: — Что случилось? Насколько сильно ты ранена?

Я сделала шаг вперед, больше похожий на прихрамывание, и сказала:

— Я упала. — Всхлипнула я. — Единственное, что сломлено, — это мой дух. — Я вытерла лицо вспотевшими руками и попыталась улыбнуться, но и это не удалось. — Приятно видеть тебя здесь.

Его взгляд вернулся к моим коленям.

— Расскажи мне, что случилось.

— Я поскользнулась на хребте и думала, что умру, а также потеряла половину своего самолюбия по пути, — сказала я ему, снова вытирая лицо. Мне так все это надоело. Более чем надоело. Я просто хотела вернуться домой.

Его плечи, казалось, понемногу расслаблялись с каждым моим словом, а затем он снова двинулся, поставив две треккинговые палки, которые я не заметила, вдоль обочины тропы, снял свой рюкзак, прежде чем он остановился передо мной и встал на колени. Его ладонь легла на заднюю часть колена с разорванной штаниной, и он осторожно приподнял его. Я позволила ему, слишком удивлённая, чтобы сделать что-нибудь, кроме как стоять там, пытаясь удержать равновесие, пока он насвистывал себе под нос, осматривая кожу.

Роудс взглянул из-под густых закрученных ресниц. Он опустил мою ногу и коснулся задней части другой голени.

— Эта тоже? — спросил он.

— Ага, — ответила я, услышав в голосе угрюмость, которую пыталась скрыть. — И руки. — Я снова всхлипнула. — И локти.

Роудс продолжал стоять на коленях, когда потянулся к одной из моих рук и перевернул её, мгновенно поморщившись.

— Господи Иисусе, как далеко отсюда ты упала?

— Не так далеко, — сказала я, позволив ему взглянуть на ладони. Его брови были сведены вместе в болезненном выражении, прежде чем он взял мою другую руку и тоже осмотрел ее.

— Ты не прочистила ее? — спросил он, немного приподняв руку и снова скривившись. Я сняла рубашку UPF ещё за тридцать минут до падения. Моя кожа, возможно, была бы более защищена, если бы я оставила ее на себе… Но уже слишком поздно.

— Нет, — ответила я. — Вот почему я вернулась. У меня ничего не было. Ауч, это больно.

Он медленно опустил мою руку и взял другую, высоко подняв ее, чтобы проверить локоть, и заработал от меня еще одно «Оууу», когда у меня заболело плечо.

— Я думаю, что ты повредила плечо, когда пыталась смягчить падение.

Его глаза встретились с моими.

— Ты знаешь, что это худшее, что ты можешь сделать, когда падаешь?

Я одарила его ровным взглядом.

— Я буду иметь это в виду, когда в следующий раз буду падать лицом вниз, — проворчала я.

Я была почти уверена, что его рот немного скривился, когда он встал. Тем не менее, Роудс кивнул мне.

— Пойдем, я провожу тебя и приберу эту грязь.

— Ты сделаешь это?

Он искоса посмотрел на меня, прежде чем взять свои треккинговые палки и рюкзак, застегнул ремни, а затем маневрировал двумя палками через перекрещивающиеся шнуры на спине, оставив руки свободными. Наконец, направив свое тело назад по тропе ко мне, он протянул руку.

Я колебалась, но вложила предплечье в его открытую ладонь и увидела, как какая-то эмоция, которую я сначала не распознала, скользнула по его лицу.

— Я имел в виду твой рюкзак, ангел. Я возьму его. Тропа недостаточно широка, чтобы мы вдвоём смогли одновременно спускаться, — сказал он странно хриплым голосом.

Может быть, если бы я не испытывала столько боли и не была такой чертовски раздражительной, мне стало бы стыдно. Но это было не так, поэтому я кивнула, пожала плечами и осторожно попыталась снять рюкзак. К счастью, я только начала стягивать лямку, как почувствовала, что вес свалился с моих плеч, когда он потянул его.

— Ты уверен?

— Определенно, — вот и все, что он ответил. — Ну же. Нам идти ещё полчаса, чтобы вернуться к началу тропы.

Все мое тело обмякло.

— Полчаса?

Я думала, что тут отсталось… максимум десять минут.

Мой домовладелец сжал губы и кивнул.

Он пытался не засмеяться? Я не знала наверняка, так как он развернулся и направился по тропинке впереди меня. Но я была почти уверена, что видела, как его плечи слегка тряслись.

— Дай мне знать, когда тебе понадобится вода, — было одной из двух вещей, которые он сказал, спускаясь вниз.

Второй была:

— Ты напеваешь то, что я думаю?

На что я отвечаю:

— Да.

— Большие девочки не плачут.

У меня не было стыда.

Я дважды споткнулась, и оба раза он обернулся, но я натянуто улыбнулась и сделала вид, будто ничего не произошло.

Как он и предсказывал, тридцать минут спустя, когда я практически хрипела, а он вел себя так, будто это была прогулка вниз по мощеной дорожке, я заметила парковку и чуть не заплакала от счастья.

Мы сделали это.

Я сделала это.

Мои руки болели еще сильнее из-за того, насколько сухими были порезы, с локтями было то же самое, и я была уверена, что и с коленями также, но суставы там были настолько плохи, что в голове не было места, чтобы думать о какой-либо другой боли.

Но как только я направилась к своей машине, Роудс скользнул пальцами по моим бицепсам и направил меня к своему рабочему грузовику. Он не сказал больше ни слова, отпирая его и опуская дверь багажного отделения, бросив на меня взгляд через плечо, он коротко погладил ее, прежде чем направиться к пассажирской двери.

Я направилась прямо к задней двери и смотрела на нее, пытаясь понять, как залезть туда, не используя руки.

Именно так он меня и нашел: глядя на это и пытаясь решить, если я войду лицом вперед и перевернусь на живот, смогу ли я покачаться и в конце концов сесть на задницу.

— Я пытаюсь понять, как… ладно.

Он подхватил меня одной рукой под коленями, другой — под поясницу, и посадил в грузовик. В сидячем положении. Вроде ничего особенного. Я улыбнулась ему.

— Спасибо. — Я бы поняла это, но это была мысль, которая имела значение.

Это не меняло того факта, что он сбивал меня с толку, но я не собиралась больше придираться к этой мысли. Я все еще не отошла от того, что он назвал меня красивой. Я бы, наверное, не отошла бы никогда.

Тем не менее, он поставил аварийный комплект рядом с моим бедром. Не говоря ни слова, эти большие руки потянулись прямо к моей ноге, и я смотрела, как он развязывал шнурок и стягивал ботинок, когда я сказала:

— Задержи дыхание. Я вспотела, и мне хотелось бы думать, что мои ноги не воняют, но они могут.

Этот взгляд на секунду поднялся, прежде чем он продолжил делать то же самое с другим моим ботинком.

Я вздохнула с облегчением. Чувак, это было так хорошо. Я пошевелила бедными измученными пальцами ног и снова вздохнула, когда он начал закатывать штанины вверх, чуть выше колена. Его руки были нежными, когда они сделали то же самое со вторым коленом, которое не было полностью разодрано.

И я молча наблюдала, как он ладонью обхватил мою икру и вытянул мою ногу, боком прижав к своему бедру. Он наклонил голову и еще раз осмотрел ее, прежде чем сделать то же самое с другой. Он только начал копаться в своем кейсе, когда я спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Не оглядываясь, он вытащил пару пакетов и положил их мне на бедро.

Не дверь багажника. Моё бедро.

— Кто-то сообщил о незаконной охоте; я пришел узнать, может услышу что-нибудь, — ответил он, ставя перед собой маленькую прозрачную бутылочку.

Я видела, как он надел перчатки, затем снял крышку с бутылки и взболтал её.

— Я думала, сезон охоты еще не начался.

Он по-прежнему не смотрел на меня, когда снова поднял мою ногу под углом и брызнул прозрачной жидкостью мне на колено. Стало прохладно и немного жгло, но в основном из-за того, что кожа была повреждена. Я надеялась.

— Это так, но для некоторых людей это не имеет значения, — объяснил он, сосредоточившись ниже.

Думаю, это имело смысл.

Но каковы были шансы…?

Сказал ли ему Амос, что я здесь?

Он сделал то же самое с другим коленом, которое было поцарапано, но не так сильно.

— У тебя будут проблемы из-за того, что ты не пойдешь туда? — спросила я его с шипением, так как мне было неприятно.

Покачав головой, он отложил бутылку в сторону и взял несколько предварительно нарезанных полосок марли, которые стал прикладывать на раны, просушивая их. Роудс еще немного поработал надо мной, прежде чем взять еще пару марлевых подушечек, наложить их на обработанные раны и заклеить медицинским скотчем.

— Спасибо, — тихо сказала я ему.

— Не за что, — ответил он, мельком встретившись со мной взглядом. — Сначала руки или локти?

— Локти в порядке. Нужно обработать мои руки; я думаю, что они повреждены больше всего.

Он опять кивнул, взял меня за руку и снова начал весь процесс с раствором. Вытирая его, он тихо спросил:

— Почему ты одна?

— Потому что со мной больше некому пойти.

Когда он наклонил голову, я получила прекрасный вид на его невероятные волосы. Серебряный и коричневый идеально сочетаются друг с другом. Можно было только надеяться, что я поседею так красиво.

Эти почти лиловые глаза снова метнулись ко мне, когда он приложил что-то к моему локтю.

— Ты же знаешь, что ходить в поход в одиночку небезопасно.

Сейчас в нем говорил папа и охотинспектор.

— Я знаю. — Потому что я знала. Лучше всех, наверное. — Но у меня действительно нет выбора. Я написала дяде и сказала ему, где я. Клара тоже знает. — Я наблюдала за его лицом. — Амос спросил, когда я уезжаю сегодня утром. Он тоже знал.

Его черты ничуть не изменились. Амос определенно сказал ему.

Верно?

Но что? Он проехал весь этот путь… чтобы проверить меня? Двух с половиной часовая поездка… для меня?

Ага, верно.

— Значит, ты развернулась на гребне? — спросил он, закрывая мой локоть большим пластырем.

— Ага, — смущенно сказала я ему. — Это было намного сложнее, чем я ожидала.

Он хмыкнул. — Говорил тебе, что это будет сложно.

Он помнил?

— Да, я знаю, что ты это говорил, но я подумала, что ты преувеличиваешь.

Он издал тихий звук, который мог быть фырканьем… исходивший от кого-то еще… и я улыбнулась. Хотя он этого не заметил. К счастью.

— Мне нужно больше тренироваться, прежде чем я попробую снова, — сказала я ему.

Роудс взял меня за другой локоть. Его руки были красивыми и теплыми даже в перчатках.

— Наверное, хорошая идея.

— Ага… ойй.

Его большой палец коснулся раны прямо под моим локтем, и он взглянул вверх.

— В порядке?

— Да, просто ребячусь. Это больно.

— М-м-м. Ты их здорово поцарапала.

— Такое ощущение, что… оух.

Он снова очень тихо фыркнул. Это определенно было фырканье.

Что, черт возьми, происходит? Он снова принял своё успокаивающе?

— Спасибо за это, — сказала я, когда он нежно — я имею в виду нежно — наложил еще один пластырь на другой мой локоть.

Роудс взял мою руку и положил ладонью вверх мне на ногу.

— Как ты собиралась ехать домой? — мягко спросил он.

— Руками, — пошутила я и скривилась, когда подушечка его указательного пальца задела одну из колотых ран. — У меня действительно нет другого выбора. Я думала, что просто буду плакать и истекать кровью всю дорогу домой.

Эти серые глаза снова переместились к моему лицу.

Я улыбнулась ему, когда он снова взял раствор и провел им по моим рукам. Его большой палец скользил по крошечным ранам, как будто он проверял, не вросло ли что-нибудь еще в мою кожу; потом налил еще. Я стиснула зубы и попыталась отвлечься от того, что он делал. Так что я сделала то, что было моей второй натурой. Я продолжала говорить.

— Тебе нравится твоя работа? — спросила я, скорчив лицо, которого он не видел.

Его брови нахмурились, пока он продолжал работать.

— Конечно. Сейчас больше.

Это отвлекло меня.

— Почему сейчас?

— Сейчас я сам по себе, — ответил он.

— Раньше не был?

Один серый глаз посмотрел на меня.

— Нет, я был курсантом. — Он так долго ничего не говорил, что я не ожидала, что он скажет больше. — Мне не нравилось начинать все сначала, и когда люди снова говорили мне, что делать.

— Они действительно относились к тебе как к новичку? В твоем возрасте?

Это заставило его голову дернуться, самое смешное выражение на его красивом лице.

— В моем возрасте?

Я сжала губы и расправила плечи.

— Тебе не двадцать четыре.

Роудс скривил рот, прежде чем снова опустил взгляд.

— Они до сих пор зовут меня Новичок Роудс.

Я смотрела на его пальцы на своей ладони.

— Ты… руководил многими людьми? В армии?

— Да, — ответил он.

— Сколько?

Казалось, он думал об этом.

— Много. Я ушел в отставку с должности старшего старшины (прим. Master Chief Petty Officer — одно из высших воинских званий старшин Военно-морских сил США и Береговой охраны США).

Я не знала, что это было, но это звучало очень важно.

— Ты скучаешь по этому?

Он думал об этом, снова осторожно накладывая большой пластырь на мою рану, его пальцы сглаживали края вниз, чтобы они хорошо приклеились.

— Да.

Уголки его рта побелели, когда он взял меня за другую руку. Его была намного крупнее моей, его пальцы были длинными и тупыми, когда они растягивали материал перчаток. Я могла бы сказать, что это были хорошие, сильные руки. Выглядели очень способными.

Это не мое дело, но я ничего не могла с собой поделать. Это был самый длинный разговор за все это время.

— Так почему же ты тогда уволился?

Он поджал эти полные губы.

— Амос сказал тебе, что его мама — врач?

Он почти ничего мне не рассказывал.

— Нет.

Я просто решила представить себе красивую женщину, которую когда-то любил Роудс.

— Она много лет хотела участвовать в программе по типу «Врачи без границ», и ее приняли. Билли не хотел, чтобы она была одна, но Ам не хотел ехать, поэтому он спросил, может ли он остаться со мной. — Он взглянул на меня. — Я пропустил так много в его жизни из-за моей карьеры. Как я мог сказать ему «нет»?

— Ты не мог.

Итак, его бывшая была не только потрясающей, но и умной. Ничего удивительного.

— Верно, — легко согласился он. — Я не хотел уходить, если он нуждался во мне. Я был готов к повторному призыву, но вместо этого решил уйти в отставку, — объяснил он. — Я знаю, что меня часто не было дома, но это меньшее, чем то, что могло бы быть.

— Нельзя сидеть с ним дома весь день и при этом работать где-либо. — Я пыталась заставить его чувствовать себя лучше. — И ты, наверное, свёл бы его с ума, если бы постоянно слонялся вокруг.

Он издал тихий звук.

— Мне жаль, что ты пропустил это.

— Это была вся моя жизнь на протяжении более двадцати лет. Со временем все наладится, — попытался он сказать. — Если я и собирался быть где-то, я рад, что он здесь. Это лучшее место для взросления.

— Ты бы не вернулся после того, как он поступил бы в колледж? Если он пойдет?

— Нет, я хочу, чтобы он знал, что я здесь ради него. Не посреди океана или за тысячи миль.

Что-то дернуло меня тогда. Как он старался. Как сильно он должен был любить своего ребенка, чтобы отказаться от чего-то, что он любил и по чему так скучал.

Я коснулась его предплечья тыльной стороной другой руки, просто коснувшись мягких темных волос.

— Ему повезло, что ты его так любишь.

Хотя Роудс ничего не сказал, но я почувствовала, как его тело немного расслабилось, когда он тихо возился с моей ладонью, перевязывая меня.

— Ему очень повезло, что у него есть мама и другой папа.

— Да, — почти задумчиво согласился он.

Когда он закончил со мной и стал складывать все свои вещи обратно в сумку, прижимая бедро к моему колену, я сделала это. Я наклонилась вперед, свободно обвела руки вокруг него и обняла.

— Спасибо, Роудс. Я очень ценю это.

Так же быстро я отпустила его.

Его щеки раскраснелись, и все, что он выдавил тихим голосом, было:

— Пожалуйста. — Он сделал шаг назад и встретился со мной взглядом. Морщины на его лбу выделились. Если бы я не знала его лучше, я бы подумала, что он хмурится. — Ну же. Я провожу тебя до дома.

...❃.•.•.

Я не хандрила всю дорогу домой, ну, может быть, дулась где-то четверть пути.

Мои руки все еще горели. Мои колени — как внутри, так и снаружи — также ощущались избитыми, а ещё я случайно ударилась локтем о центральную консоль и прокляла половину членов семьи Джонсов… потому что они как никто другой заслуживали.

Я даже не потрудилась полностью надеть обувь. Я просто натянула их достаточно, чтобы доковылять до своей машины и сесть внутрь. Роудс закрыл за мной дверь, постучав один раз по крыше, пока я сбрасывала ботинки и перекладывала их на пассажирское сиденье.

Я остановилась только один раз, чтобы пописать на заправке, и Роудс также остановился, ожидая в своей машине, пока я не вернусь.

Разочарование пульсировало глубоко внутри моей груди, но я старалась не слишком на нем сосредотачиваться. Я пыталась совершить поход. И потерпела неудачу. Но, по крайней мере, я пыталась.

Хорошо, это была ложь. Я ненавидела неудачи больше всего на свете. Ладно, почти больше, чем что-либо.

Поэтому, когда я заметила поворот на подъездную дорогу к дому, я вздохнула с облегчением. Перед главным домом был припаркован полузнакомый хэтчбек, который, как я смутно помнила, принадлежал Джонни. Я не видела его с нашего неудачного свидания. Роудс, как и я, отправился на свое обычное место. Оставив в машине все, что мне было абсолютно не нужно, то есть все мои вещи, за исключением моего мобильного телефона и ботинок, которые небрежно натянула, я вышла, увидев, что мой домовладелец уже закрыл дверь своей машины, насторожительно наблюдая за тем, как я закрывала свою.

— Роудс, — позвала я.

— Хочешь зайти за пиццей?

Он приглашал меня к себе? Действительно? Опять?

Мое сердце екнуло.

— Конечно. Если не возражаешь.

— У меня есть пакет со льдом, который ты можешь положить к своему плечу, — сказал он.

Он смотрел, как я, пошатываясь, бормочу себе под нос «чёрт», потому что каждый шаг причиняет мне боль.

— Ты уверен, что у тебя не будет проблем из-за того, что ты уйдешь с работы раньше? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице на террасу.

Он открыл дверь и жестом пригласил меня следовать за ним.

— Нет, но если кто и спросит, я помогал раненому туристу.

— Скажи им, что я была очень ранена. Потому что так и есть. Мне пришлось рулить запястьями. Если бы я могла оставить тебе отзыв, это было бы легко заслуживало десять звезд.

Он остановился, закрывая дверь, и посмотрел на меня.

— Почему ты ничего не сказала, когда мы были на заправке? Ты могла бы оставить там свою машину.

— Потому что я не думала об этом. — Я пожала плечами. — И потому, что я не хотела быть больше ребенком. Достаточно того, что ты видел меня плачущей.

Его лоб сморщился.

— Спасибо, что заставил меня чувствовать себя лучше. — Я сделала паузу. — И за то, что помог мне. И за то, что поехал за мной обратно.

Это заставило его снова начать двигаться, но я продолжила болтать.

— Знаешь, если ты продолжишь быть со мной таким милым, то я буду думать, что нравлюсь тебе.

Это большое тело остановилось прямо там, где он был, и смотрел на меня через плечо этими серыми глазами, когда он спросил тем грубым, серьезным голосом:

— Кто сказал, что ты мне не нравишься?

Прошу прощения?

Он только что сказал…?

Но так же быстро, как он остановился, он снова начал двигаться, оставив меня там. Обрабатывающую то, что только что произошло. Но затем я пришла в себя.

До этого момента я не осознавала, что включен телевизор, и я услышала, как Роудс спросил: «Пицца готова?» Только когда я тоже оказалась в гостиной, я заметила голову Амоса над спинкой дивана.

— Привет, мини-Джон Майер, — поприветствовала я, надеясь, что мой голос не покажется странным и запыхавшимся после того, что сказал Роудс. Или это было больше похоже на то, что он имел в виду? Я должна буду подумать об этом позже.

Это довольное выражение, которое он изо всех сил старался скрыть, отразилось на его чертах, когда он сказал:

— Привет, Ора. — Затем он нахмурился. — Ты плакала?

Это было так заметно?

— Ранее, — сказала я ему, подходя и протягивая кулак или его подобие, так как это было единственное, что не было ранено.

Он ударил меня кулаком в ответ, но, должно быть, увидел повязки на моих ладонях, потому что его голова немного дернулась.

— Что случилось?

Я показала ему свои руки, локти и подняла колено с разорванной штаниной.

— Чуть не упала с хребта. Живу своей лучшей жизнью.

На кухне раздалось хихиканье, которое я не стала воспринимать слишком серьезно.

Подросток не выглядел удивленным или впечатленным.

— Я права, верно? — слабо пошутила я.

— Что случилось? — спросил другой голос. Это был Джонни, который выходил из холла, вытирая руки о накрахмаленные штаны цвета хаки. Он остановился, когда заметил меня. Симпатичный мужчина ухмыльнулся, сверкнув яркими белыми зубами, что напомнило мне о том, почему мы вообще пошли на свидание.

— О привет, — сказал он.

— Привет, Джонни.

— Она ест с нами, — крикнул Роудс с кухни, роясь в морозилке.

Джонни протянул руку, и я быстро показала ему свою ладонь, прежде чем сжать ее обратно. Затем мы также поприветствовали друг друга кулаками.

— Ты упала?

— Ага.

— Значит, ты не добралась до озера, Ора? — спросил Амос.

— Нет. Это случилось прямо на том схематичном гребне перехода смерти, и мне пришлось развернуться. — Я решила сказать ему правду. — Очевидно, я ещё не в достаточно хорошей форме, чтобы преодолеть эту тропу за один день. Меня дважды вырвало по пути наверх.

Парень сделал гримасу отвращения, что заставило меня рассмеяться.

— Я почищу зубы позже, не волнуйся.

Это выражение отвращения никуда не делось, и я была почти уверена, что он отклонился от меня. Мы зашли так далеко в нашем общении. Мне нравилось это.

— Ты в порядке? — спросил Джонни.

— Жить буду.

Синий пакет со льдом был сунут мне в лицо, и я запрокинула голову, чтобы увидеть как Роудс держит его, а ямочка на его подбородке в этот момент выглядела особенно очаровательно.

— Приложи к своему плечу на десять минут.

Я взяла пакет и улыбнулась ему.

— Спасибо.

Я была уверена, что он пробормотал себе под нос: «Пожалуйста».

Амос передвинул подушку рядом с собой, бросив на меня многозначительный взгляд, и я заняла это место, положив пакет со льдом между ключицей и плечом, поморщившись от холода. Джонни занял одно из двух кресел.

— Пицца должна быть готова примерно через десять минут, — сказал он, как я поняла, Роудсу, который ничего не ответил. Судя по звуку, он что-то делал на кухне. — Какой поход ты пыталась совершить?

Я сказала ему название.

Улыбка Джонни была ослепительной. — Я этого не делал.

— Я думала, ты сказал, что не очень любишь походы.

— Я не.

Он снова пытался флиртовать?

— Держи пакет со льдом ближе к спине.

Я заглянула через плечо и увидела мужчину на кухне, убирающего посуду из посудомоечной машины. Я наблюдала, как его штаны растягиваются на бедрах и заднице, когда он наклонился.

Внезапно мои руки перестали так сильно болеть.

— Ам, не забудь, что у твоего папы завтра день рождения. Обязательно позвони ему, чтобы он не расстраивался, — сказал Джонни, снова привлекая мое внимание к ним.

— У Роудса день рождения? — спросила я.

— Нет, у Билли, — ответил Джонни.

— О, твой отчим?

Амос нахмурился, и его лицо напомнило Роудса.

— Нет, он также мой настоящий отец.

Я старалась не гримасничать, но должно быть было очевидно, что я понятия не имею, о чем он говорит, когда Ам сказал:

— У меня два папы.

Я поджала губы и продолжала думать об этом.

— Но один же из них не отчим?

Он кивнул.

— Хорошо. — Это не мое дело. Я знала это. Мне не нужно было просить разъяснений. Но я хотела. — А ты дядя по его… маминой линии? — спросила я Джонни.

— Да.

Были ли они… в полиаморных отношениях? Свободных отношения? Значит ли это, что они не знали, кто был биологическим отцом? Джонни было нормально, когда его лучший друг был с его сестрой?

— Билли — еще один наш лучший друг, — сказал Роудс из кухни. — Мы все знаем друг друга с детства.

Оба его друга были с его сестрой? Это не имело смысла. Я взглянула на Ама и Джонни, но ни у кого из них не было выражения лица, которое дало бы мне хоть какой-то намек на то, как это устроено.

— Так… вы были все… вместе?

Амос подавился, а Джонни начал надрываться со смеху, но Роудс был тем, кто заговорил.

— Никто из вас этим не поможет. Билли и Софи, мама Ама, хотели детей, но у Билли была… травма…

— У него не могло быть детей, — наконец ответил Ам. — Поэтому он спросил папу. Роудса. Папу Роудса. Вместо них стать донором.

Пазлы, наконец, начали собираться.

— Папа Роудс сказал да, но он тоже хотел быть отцом и не хотел просто… жертвовать. Все согласились. Теперь я здесь. Есть смысл? — Ам спросил невзначай.

Я кивнула. Я этого не ожидала.

И вдруг мое маленькое сердце распухло. Лучший друг Роудса и его жена хотели иметь ребенка, но не могли, и он согласился, но настоял на том, чтобы быть частью жизни ребенка. Он тоже хотел стать отцом. Думал ли он, что у него никогда не будет детей? С кем-то другим?

Это было… это было красиво.

И моя менструация, должно быть, была очень близко, потому что мои глаза наполнились слезами, и я сказала:

— Это одна из самых милых вещей, которые я когда-либо слышала.

Двое мужчин посмотрели на меня в ужасе, но Роудс заговорил тем же голосом:

— Ты снова плачешь?

Откуда он знал?

— Может быть. — Я всхлипнула и переключила свое внимание на Амоса, который выглядел так, будто не знал, утешить ли меня или уйти. — Вот о такой любви нужно писать.

Это заставило его изобразить то же скептическое выражение лица, что и тогда, когда я впервые предложила ему написание песни о его маме.

— Тебе не кажется это странным?

— Ты шутишь, что ли? Нет. Что в этом может быть странного? У тебя два отца, которые хотели тебя, но не могли иметь. Три человека, которые любят тебя до смерти, не считая твоего дяди и бог знает кого еще. Остальные из нас рады, что ты есть в нашей жизни.

— Последняя девушка папы подумала, что это странно.

Последняя девушка? Итак, он встречался. Я сохранила ровное выражение лица.

Но Роудс проворчал:

— Да ладно, Ам, это было десять лет назад. Я не знал, насколько она религиозна, и даже то, насколько она против разводов. — Я услышала звук движущейся посуды. — Я расстался с ней сразу после этого. И сказал, что сожалею.

Амос закатил глаза.

— Это было восемь лет назад. И она тоже раздражала.

Я поджала губы, впитывая это взаимодействие и информацию.

— Ты не видел больше других женщин, с которыми я встречался с тех пор, Ам.

— Да, потому что мама говорит, что тебе нужно покрасить волосы, чтобы завести девушку, а ты не будешь этого делать.

— Ты говоришь много дерьма, учитывая, что ты можешь стать таким же, как я, и начать седеть, когда тебе будет за двадцать, чувак, — ответил Роудс, звуча довольно скептически.

Амос фыркнул.

И прежде чем я успела сказать себе не вмешиваться, я вмешалась.

— Не уверена на счёт этого, Ам. Мне нравится вся эта седина в волосах твоего отца. Выглядит действительно хорошо. — Что правда. Хотя я не должна была этого говорить, поэтому я отступила, чтобы скрыть свои шаги, выдав: — И я не знаю, как у кого-то ещё, но я думаю, что то, что сделали твои родители, прекрасно. В бескорыстии и любви нет ничего уродливого.

Он клюнул на мои слова, хотя все еще не верил мне.

— Где твой папа? — внезапно спросил подросток, пытаясь, наверное, сменить тему. — Ты никогда не говоришь о нем.

Он подловил меня.

— Я вижу его каждые несколько лет. Мы разговариваем каждые несколько месяцев. Он живет в Пуэрто-Рико. Он и моя мама недолго были вместе, и он не был готов остепениться, когда у них появилась я. На самом деле они едва знали друг друга. Я думаю, он любит меня, но не так, как тебя любят твои отцы.

Амос все еще морщил нос.

— Почему ты не стала жить с ним после того, как твоя мама…?

— Его нет в моем свидетельстве о рождении, и я уже была со своими дядей и тетей, когда он узнал, что произошло. Мне было лучше остаться с ними.

— Такой беспорядок.

— У меня было так много других грустных вещей, что это даже не в первой десятке, Ам, — сказала я ему, пожав плечами.

И я знала, что сделала это неловким, когда после этого стрекотали воображаемые сверчки.

Поэтому я была очень удивлена, когда рука протянулась и похлопала меня по предплечью.

Это был Амос.

Я улыбнулась ему и случайно заглянула на кухню, увидев ещё одну пару глаз, смотрящую в нашу сторону.

Слабая улыбка была на лице Роудса.