Все дороги ведут сюда

Глава 1

Мои глаза горели. Они не переставали покалывать, с тех пор, как пару часов назад стемнело, но я всё равно прищурилась. Впереди, в свете фар моей машины, была видна вывеска.

Я глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В

ПАГОСА-СПРИНГС

Самые глубокие горячие источники в мире

Я перечитала это ещё раз, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Я была тут. Наконец-то.

Это заняло всего лишь вечность.

Ладно, вечность, которая продлилась два месяца. Восемь недель я медленно ехала, посещая почти каждую достопримечательность, останавливаясь в двухзвездочных отелях или жилье для отдыха по пути из Флориды через Алабаму, Миссисипи и Луизиану. Провела время в Техасе, а затем перескочила в Аризону, исследуя города и поселки, на посещение которых у меня не было времени в прошлом. И даже заехала в гости к старому другу и его семье. После этого я поехала в Вегас, потому что это было место, где я была по крайней мере десять раз, но так и не увидела его по-настоящему. Я провела почти три недели в Юте. И последнее, но не менее важное: я потратила неделю, чтобы исследовать Нью-Мексико, прежде чем вернуться обратно в горы. В Колорадо. В мой конечный пункт назначения — я надеялась.

И теперь я сделала это.

Или почти сделала.

Позволив своим плечам опуститься, я прижала их к сиденью и немного расслабилась. Согласно навигационному приложению, мне оставалось еще тридцать минут, чтобы добраться до места, которое я арендовала на другом конце города в юго-западной части штата, о котором большинство людей никогда и не слышали.

Мой дом на следующий месяц, а может и дольше, если всё получится так, как я хочу. В конце концов, мне нужно было где-то обосноваться.

Фотографии съемного жилья, которое я забронировала онлайн, были именно тем, что я искала. Ничего громоздкого. Загородный. Хотя в основном я повелась на то, что этот дом напомнил мне последний дом, в котором мы жили с мамой.

А учитывая то, что я забронировала его в последний момент, как раз в начале летнего и туристического сезона, выбирать было особо не из чего, то есть почти ничего не было. Идея вернуться в Пагоса-Спрингс пришла мне в голову две недели назад, посреди ночи, когда тяжесть каждого выбора, который я сделала за последние четырнадцать лет, легла на мою душу — и не в первый раз, скорее в тысячный — и я боролась со слезами, чтобы не заплакать. Слезы были не из-за того, что я была в комнате и вообще в Моаве совершенно одна, и в радиусе тысячи миль не было никого, кому было бы не наплевать на меня. Они появились из-за того, что я думала о своей маме и о том, что последний раз, когда я была в этом районе, была вместе с ней.

И, может быть, совсем немного, из-за того, что я понятия не имела, что, черт возьми, делать со своей жизнью, и это чертовски пугало меня.

Тем не менее, это было тогда, когда появилась идея.

Вернуться в Пагосу.

Почему бы и нет?

Я много думала о том, чего я хочу, что мне нужно. Не похоже, чтобы мне было чём заняться в одиночку в течение этих двух месяцев. Я думала о составлении планов, но со списками и расписаниями покончено. Я провела последнее десятилетие, слушая, как другие люди говорят мне, что я могу и не могу делать. У меня закончились планы. Покончено со многими вещами и людьми, честно говоря.

И как только я подумала о месте, которое когда-то было моим домом, я поняла, что это то, чего я хочу. Идея казалась правильной. Я устала ездить по округе в поисках чего-нибудь, что могло бы привести мою жизнь в хоть какое-то подобие порядка.

Я решила, что начну с чистого листа.

Новый год — новая Аврора.

И что с того, что это был июнь? Кто сказал, что новый год должен начинаться 1 января, я права? Мой новый год официально начался с нескончаемого града слез в среду днем ​​около года назад. Это время стало рождением новой версии человека, которым я была тогда.

Вот почему я была здесь.

Двадцать лет спустя снова в городе, в котором я выросла.

За тысячи миль от Кейп-Корал, всего и вся в Нэшвилле.

Свободная делать всё, что хотела, впервые за очень долгое время.

Я могла быть кем угодно. Лучше поздно чем никогда, правильно?

Я выдохнула и встряхнула плечами, чтобы еще немного проснуться, морщась от боли, охватившей их, с тех пор как вытащила ковер из-под себя и больше не возвращала. Может быть, у меня не было реального представления о том, что я собиралась делать в долгосрочной перспективе, но я обязательно собиралась понять это. Я не могла найти в себе силы сожалеть о своем решении поехать сюда.

В моей жизни было много вещей, о которых я сожалела, но я бы не позволила этому выбору стать одним из них. Даже если я не задержусь в этом районе надолго, месяц, на который я сняла дом в Пагоса-Спрингс, будет ничем в общем плане жизни. Это должно было стать первой ступенькой на будущее. Может быть, пластырь для кровоточащего прошлого. Вдохновение к счастливому настоящему.

«Никогда не поздно найти новую дорогу», — так пела моя подруга Юки. Я проделала весь этот путь в Колорадо не просто так, и ничто не могло быть напрасным — ни моя задница, ни плечи, ни седалищный нерв, ни даже то, как сильно мои глаза нуждались в освещении и сне.

Я почувствовала появление головной боли прямо над бровями, но это было лишь частью путешествия, строительный блок для гребаного будущего. Под лежачий камень вода не течет.

И если я не сяду в машину ещё на месяц, это тоже будет здорово. Мысль о том, чтобы посидеть за рулем еще хоть минуту, вызывала у меня рвоту. Может быть, я бы купила другую машину. У меня были на это кровные деньги. С таким же успехом, я могла бы использовать их для чего-то, что мне действительно нужно и я использую, поскольку сейчас у моей машины не было полного привода.

Сейчас. Теперь. В настоящем.

Прошлое оставалось там, где оно и должно быть — далеко, поэтому, как бы мне ни хотелось поджечь его и посмотреть, как оно горит, этого не могло случиться.

В основном потому, что я попаду в тюрьму за двойное убийство, а такие вещи осуждались.

Вместо этого, я двигалась дальше без судимостей, и это была следующая ступенька. Прощай, Нэшвилл, и всё такое. Увидимся позже, Флорида. Здравствуй, Колорадо, горы и мирное, надеюсь, счастливое будущее. Я собиралась воплотить это дерьмо в жизнь. Как и пела Юки: «если ты скажешь что-то во вселенную, надеюсь, кто-нибудь услышит».

Тяжелая часть была позади. Дальше только будущее. Еще один шаг в следующие тридцать три года моей жизни.

Я должна поблагодарить Джонсов за это, правда. Может быть, не за то, что воспользовались мной, но, по крайней мере, я теперь знала, где я была, кем я была окружена. По крайней мере, я выбралась.

Я была свободна.

Свободна вернуться туда, где я провела первую часть своей жизни, увидеть место, где я в последний раз видела свою маму. То самое место, которое она так любила и которое хранило столько хороших воспоминаний, сколько и худших.

Я собиралась делать то, что должна была, чтобы продолжать жить дальше.

И первым делом нужно было свернуть налево по грунтовой дороге, которая технически называлась окружной.

Вцепившись в руль изо всех сил, пока мои шины проезжали одну выбоину за другой, я представляла себе последнее смутное воспоминание о моей маме, пронзительный взгляд её зеленовато-карих глаз, таких же, что я видела в отражении зеркала. Её каштановые волосы, не темные, но и не светлые, были ещё одной нашей общей чертой — по крайней мере, до тех пор, пока я не начала красить волосы, но я прекратила это. Я начала красить их только из-за миссис Джонс. Я помнила, как крепко обняла меня мама, прежде чем разрешила пойти на следующий день к подруге вместо того, чтобы идти с ней в поход, который она запланировала для нас обоих. Как она поцеловала меня, когда высадила и сказала: «Увидимся завтра, малышка Аврора!»

Чувство вины, горькое и острое, тонкое и смертоносное, как кинжал, сделанный из льда, пронзило меня в живот чуть ли не в миллионный раз. И как всегда, я задавалась вопросом, когда это знакомое ощущение охватывало меня: Что, если? Что, если бы я пошла с ней? Как и каждый раз, когда я думала об этом, я говорила себе, что это не имеет значения, потому что я никогда не узнаю.

Затем я снова пристально вглядывалась вдаль, проезжая через большую выбоину, проклиная тот факт, что ни на одной из этих дорог нет уличных фонарей.

Оглядываясь назад, я поняла, что должна была растянуть эту последнюю часть поездки ещё на один день, чтобы в конечном итоге не блуждать по горам в темноте.

Потому что тут были не только подъёмы и падения высоты. Здесь были олени, бурундуки, кролики и белки. Я видела броненосца и скунса. Все они в последний момент решили перебежать дорогу и напугать меня до смерти так, что я ударила по тормозам и слава богу, что сейчас не зима и машин на дороге немного. Всё, что я хотела сделать, это прибыть в мой временный дом.

Найти человека по имени Тобиас Роудс, который сдаёт свою квартиру в гараже по очень разумной цене. Я буду первым гостем. У квартиры не было ни одного отзыва, но она соответствовала всем остальным вещам, которые я хотела от аренды, поэтому я была готова пойти на это.

Кроме того, других вариантов не было, кроме как снять комнату в чьем-то доме или остановиться в отеле.

— Ваш пункт назначения приближается, продолжайте движение, придерживаясь левой стороны, — сообщило навигационное приложение.

Я повернула руль и ещё немного прищурилась, едва заметив начало подъездной дорожки. Были ли вокруг ещё дома, я не могла сказать из-за непроглядной темноты. Было непонятно что и где.

Чего я и хотела: мира и уединения.

Свернув на предполагаемую подъездную дорожку, я так предположила из-за светоотражающего столба, который отмечал ее начало, я сказала себе, что все будет хорошо.

Я найду работу… сделаю что-то… просмотрю дневник моей мамы и попытаюсь совершить некоторые походы, о которых она писала. По крайней мере, её любимые. Это была одна из главных причин, почему отправиться сюда казалось такой хорошей идеей.

Люди плакали из-за завершений, но иногда приходилось плакать и из-за новых начинаний. Я не забуду то, что оставила. Но я была взволнована — по крайней мере, настолько, насколько я могла быть взволнована этим началом и тем, чем оно могло закончится.

Решаем проблемы по мере их поступления, верно?

Впереди появился дом. Судя по количеству окон и включенному свету, он казался маленьким, но это не имело значения. В стороне, футах в двадцати, может быть, в пятидесяти — эта хрень с ночной ездой была дерьмом для моего астигматизма — стояло еще одно сооружение, очень похожее на отдельный гараж. Перед главным домом была припаркована единственная машина, старая «Бронко», которую я узнала, потому что мой двоюродный брат потратил годы, восстанавливая точно такую ​​же.

Я повернула к меньшему и менее освещенному зданию, заметив большую дверь гаража. Гравий хрустел под моими шинами, камни звенели и ударялись о шасси, и я снова напомнила себе, зачем я здесь и что всё будет хорошо. Потом я припарковалась сбоку от гаража. Я моргнула и протерла глаза, затем, наконец, вытащила свой телефон, чтобы перечитать инструкции по заселению, скриншот которых я сделала. Может быть, завтра я пойду и представлюсь домовладельцам. Или, может быть, я бы просто оставила их в покое, если бы они не тревожили меня.

Затем я вышла.

Это был остаток моей жизни.

И я буду стараться изо всех сил прожить ее так, как меня воспитывала моя мама, как она и ожидала от меня.

С фонариком от моего телефона у меня ушло около минуты, чтобы найти дверь — я припарковалась прямо рядом с ней — и мини сейф для ключей с кодовым замком, свисавший с ручки. Код, который прислал мне владелец, сработал с первой попытки, а в крошечной коробочке лежал единственный ключ. После того, как он подошёл, дверь со скрипом открылась, я заметила лестницу слева и другую дверь напротив меня. Я щелкнула выключателем и открыла дверь прямо перед той, через которую только что прошла, ожидая, что это вход в гараж, и не ошиблась.

Но что меня удивило, так это то, что внутри не было машины.

Вдоль стен были разные формы обивки, некоторые из них напоминали пенопласт, который я видела во всех звукозаписывающих студиях, где я когда-либо была, а другие части представляли собой синие напольные коврики, прибитые гвоздями. К стенам была прижата даже пара старых матрасов. В центре стояла большая черная колонка четыре на четыре с потрепанным старым усилителем, две табуретки и стойка с тремя гитарами. Также был синтезатор и базовая барабанная установка для начинающих.

Я сглотнула.

Затем я заметила два плаката, приклеенных скотчем к циновкам, и медленно выдохнула. Один был с молодым фолк-певцом, а другой — о большом туре двух рок-групп. Не кантри. Не поп.

Самое главное, не нужно заморачиваться. Я вышла так же, как вошла, и отмахнулась от этого тренировочного пространства, закрыв за собой дверь.

Лестница была с одним поворотом, и я поднялась, включив больше света, и вздохнула с облегчением. Это было именно то, что рекламировалось: однокомнатная квартира-студия. Справа у стены стояла полноразмерная кровать, в углу обогреватель, напоминающий дровяную печь, маленький стол с двумя стульями, холодильник, который выглядел как из 90-х, но кого это волновало, плита, которая тоже должна была быть из того же десятилетия, кухонная раковина, несколько дверей, которые выглядели так, будто могли быть шкафом, и закрытая дверь, которая, как я надеялась, была ванной, которая была указана в списке. Не было ни стиральной машины, ни сушилки, а я не удосужилась спросить. В городе была прачечная, поэтому я найду её. Я заставлю это работать.

Пространство покрывали исцарапанные деревянные полы, и я улыбнулась, глядя на маленький стеклянный кувшин с полевыми цветами, стоящий на столе.

Джонсы бы расплакались, что это не “Ritz” (прим. сеть отелей), но тут было прекрасно. Здесь было всё, что мне нужно, и это напомнило мне дом, в котором мы жили с мамой, с деревянными панелями на стенах и просто… теплом.

Это действительно было прекрасно.

Впервые я позволила себе почувствовать искреннее волнение по поводу своего решения. И теперь, когда я это сделала, мне стало хорошо. Надежда зажглась во мне, как римская свеча. Потребовалось всего три ходки, чтобы донести мои сумки, коробки и переносной холодильник.

Вы полагаете, что на сборы вашей жизни уйдут дни, даже недели. Если у вас было много вещей, это может занять даже месяцы.

Но у меня было не так много вещей. Я оставила Кадену почти все, когда его адвокат — человек, которому я присылала рождественские открытки в течение десятилетия — прислал мне уведомление, чтобы в течении тридцати дней я выехала из дома, который мы делили, на следующий день после того, как он прекратил наши отношения. Вместо этого я ушла через несколько часов. Всё, что я взяла с собой, это два чемодана и четыре коробки с вещами.

Хорошо. Хорошо, что это случилось, и я знала об этом. Мне было больно тогда, чертовски больно и потом. Однако сейчас нет.

Но… я до сих пор иногда хотела отправить этим предателям пирог из дерьма, как в «Прислуге». Я не была таким уж хорошим человеком.

Я только открыла холодильник, чтобы положить внутрь сэндвич с мясом, сыр, майонез, три банки клубничной газировки и одну кружку пива, когда услышала скрип внизу.

Дверь. Это была дверь.

Я замерла.

Затем я выхватила из сумочки перцовый баллончик и помедлила, потому что владельцы не могли просто войти, не так ли? Я имею в виду, это была их собственность, но я арендовала её у них. Я подписала соглашение и отправила копию своей лицензии, надеясь, что они не будут искать мое имя, но ладно, если они это сделали. В нескольких съёмных квартирах, в которых я останавливалась, владельцы приходили, чтобы узнать, не нужно ли мне что-нибудь, но они не заходили просто так. Только один из них провел обыск и задал много неудобных вопросов.

— Эй? — крикнула я, держа палец на кнопке перцового баллончика.

Единственным ответом, который я получила, был звук тяжелых шагов на лестнице.

— Эй? — я крикнула немного громче на этот раз, слушая шаги, продолжающиеся подниматься по лестнице, и сжимая перцовый баллончик в руке чуть крепче.

За то время, пока я задерживала дыхание — потому что это должно было помочь мне лучше слышать — я увидела волосы, а затем лицо за долю секунды до того, как человек, должно быть, сделал последние два или три шага в прыжке, прежде чем они появились здесь.

Не они. А он. Мужчина.

Владелец?

Боже, я на это надеялась.

На нем была рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы, заправленная в темные брюки, которые были синие или чёрные, или какого-то другого цвета, но я не могла сказать точно из-за освещения.

Я прищурилась и сплела руки за спиной, чтобы на всякий случай спрятать перцовый баллончик.

На его бедре был пистолет!

Я вскинула руки и завизжала:

— Черт возьми, берите что хотите, только не делайте мне больно!

Голова незнакомца дернулась, прежде чем хриплый грубый голос выдал:

— Что?

Я подняла руки еще выше, прижав плечи к ушам, и подбородком указала на свою сумочку на столе.

— Там моя сумочка. Возьмите её. Ключи в ней.

У меня была страховка. У меня были копии моего удостоверения личности в моем телефоне, который был в заднем кармане. Я могла бы заказать другую дебетовую карту, сообщить о краже моей кредитной карты. Мне было наплевать на наличные там. Ничто из этого не стоило моей жизни. Ничто. Из. Этого.

Однако голова мужчины снова дернулась.

— О чем, черт возьми, вы говорите? Я не пытаюсь вас ограбить. Что вы делаете в моем доме? — Мужчина выстреливал каждое слово, как будто это были ракеты.

Подождите секунду.

Я моргнула и всё ещё держала руки там, где они были. Что происходит?

— Вы Тобиас Роудс?

Я точно знала, что это имя человека, у которого я забронировала номер. Там была фотография, но я не удосужилась её увеличить.

— Почему вы здесь? — спросил незнакомец.

— Э-э, потому что я сняла эти гаражные апартаменты? Мой заезд был на сегодня.

— Заезд? — повторил мужчина низким голосом. Я была почти уверена, что он хмурится, но он был вне освещения, и тени скрывали его черты. — Это похоже на отель?

Ох, эти установки.

Как только я открыла рот, чтобы сказать ему, что нет, это не похоже на отель, но я всё же забронировала и заплатила вперед за проживание, внизу раздался громкий скрип за долю секунды до другого голоса — более легкий, молодой крикнул:

— Папа! Подожди!

Я сосредоточилась на мужчине, когда он обратил свое внимание на низ лестницы, его верхняя часть тела, казалось, расширилась в защитном или, может быть, оборонительном жесте.

Воспользовавшись его сменой внимания, я поняла, что он большой мужчина. Высокий и широкий. И на рубашке были нашивки. Нашивки правоохранительных органов?

Моё сердце начало громко биться в ушах, когда мой взгляд снова сфокусировался на пистолете в кобуре у него на бедре, и мой голос звучал странно громко, когда я заикалась:

— Я… я могу показать вам подтверждение моего бронирования…

Что происходит? Меня обманули?

Мои слова привлекли его внимание обратно ко мне как раз в тот момент, когда появилась еще одна фигура, совершив дикий прыжок на этаж. Она была намного ниже и тоньше, но это было всё, что я могла сказать. Сын мужчины? Дочь?

Здоровяк даже не взглянул на вновь прибывшего, когда говорил, гнев определенно просачивался из его произношения, из всего его языка тела:

— Взлом и проникновение — это уголовное преступление.

— Взлом и проникновение? — захрипела я, сбитая с толку, мое бедное сердце все еще бешено билось.

Что происходит? Что, черт возьми, происходит?

— Я использовала код, который кто-то дал мне для получения ключа.

Как он этого не знал? Кто это был? Меня действительно обманули?

Краем глаза, поскольку я была так сосредоточена на более крупном мужчине, я заметила, что меньшая фигура, на которую я едва обратила внимание, что-то пробормотала себе под нос, прежде чем тихо зашипеть:

— Папа.

И это заставило мужчину повернуть голову к фигуре, которая была его сыном или дочерью.

— Амос, — проворчал мужчина, что очень походило на предупреждение. Ярость в нём — активная и выжидательная.

У меня было ужасное предчувствие.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала фигура почти шепотом с шипением, прежде чем повернуться ко мне. Маленький человек застыл на секунду, а затем моргнул, прежде чем, казалось, очнулся и сказал так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать: — Привет, мисс Де Ла Торре, ммм, извините за путаницу. Одну секунду, ух, пожалуйста.

Кто, черт возьми, это сейчас был?

Как они узнали мое имя? И это была путаница?

Это было хорошо… не так ли?

Мой оптимизм продлился всего около секунды, потому что в тусклом свете квартиры-студии мужчина начал медленно качать головой. Затем его слова заставили мой желудок сжаться еще сильнее, когда он убийственно пробормотал:

— Клянусь, Амос, лучше бы это было не так, как я думаю.

Это не звучало многообещающе.

— Ты выставил квартиру на аренду после того, как я буквально сказал тебе «нет» пятьдесят раз, когда ты упоминал об этом? — спросил мужчина этим сумасшедше тихим голосом, который ничуть не повысился, но это не имело значения, почему-то это звучало даже хуже, чем если бы он кричал. Даже мне хотелось вздрогнуть, а он разговаривал не со мной.

Хотя, что, черт возьми, он только что сказал?

— Папа. — Молодой человек прошел под потолочным вентилятором, свет попал на него, подтвердив, что он был мальчиком-подростком где-то между двенадцатью и шестнадцатью, судя по его голосу. В отличие от широкоплечего мужчины, который, по-видимому, был его отцом, его лицо было худощавым и угловатым, а длинные худые руки были скрыты в основном футболкой на два размера больше.

У меня плохое, плохое предчувствие.

Напоминание о том, что в радиусе двухсот миль больше негде было остановиться, возникло в самом центре моего мозга.

Я не хотела оставаться в отеле. Я покончила с ними на всю оставшуюся жизнь. Мысль о том, чтобы остаться в одном из них, вызывала у меня тошноту.

А снять комнату в чьём-то доме после последнего раза было трудно.

— Я уже заплатила. Оплата прошла, — чуть ли не закричала я, внезапно запаниковав. Это было то, где я хотела быть. Я была здесь и устала от вождения, и вдруг желание где-нибудь осесть настойчиво наполнило чуть ли не каждую клеточку моего тела.

Я хотела начать сначала. Я хотела построить что-то новое. И я хотела сделать это здесь, в Пагосе.

Мужчина посмотрел на меня. Я была почти уверена, что его голова откинулась назад, прежде чем он снова сосредоточился на подростке, снова взмахнув рукой. Это чувство гнева взорвалось по комнате, как граната.

Видимо, я была невидима и мой платеж ничего не значил.

— Это что, шутка, Ам? Я сказал тебе «нет». Не раз и не два, а каждый раз, когда ты поднимал эту тему, — мужчина сплюнул, прямо в ярости. — В нашем доме не будет жить какой-то незнакомец. Ты что, разыгрываешь меня, парень? — Он по-прежнему говорил своим глубоким голосом, но каждое слово казалось каким-то тихим лаем, грубым и серьезным.

— Технически, это не дом, — прошептал парень, Амос, прежде чем бросить взгляд на меня через плечо. Его рука тряслась, пока он махал.

Мне.

Я не знала, что делать, поэтому помахала в ответ. Сбита с толку, так сбита с толку, а теперь и взволнована.

Это не помогло взбесившемуся мужчине. Похоже вообще.

— Гараж по-прежнему является частью дома! Не играй со мной в эту техническую игру, — прорычал он, пренебрежительно взмахнув ладонью.

Теперь, когда я взглянула на нее, эта ладонь была прикреплена к большой руке. Я была почти уверена, что видела, как вздулись вены на его предплечье. О чем же говорят эти нашивки? Я попыталась прищуриться.

— Нет значит нет, — продолжал незнакомец, когда мальчик открыл рот, чтобы возразить ему. — Я не могу поверить, что ты сделал это. Как ты мог действовать за моей спиной? Ты разместил это в Интернете? — Он тряс головой, как будто был ошеломлен. — Ты собирался позволить каким-то отморозкам остаться здесь, пока меня не будет?

Отморозкам?

Мне?

На самом деле я знала, что это не моё дело.

Но.

Я всё ещё не могла держать рот на замке, когда добавила:

— Ммм, для протокола, я не отмороженная. И я могу показать вам свою бронь. Я заплатила за весь месяц вперед…

Дерьмо.

Мальчик вздрогнул, и это заставило мужчину сделать шаг вперед к освещению, дав мне шанс впервые хорошо взглянуть на его лицо. На всего его.

И какое лицо это было.

Даже когда я была с Каденом, я бы дважды взглянула на этого мужчину. Что? Я не мертва. И у него было такое лицо. Я многое видела, я знаю.

Я не могла представить себе ни одного визажиста, который не назвал бы его черты точеными, ни в коем случае не смазливыми, мужественными, резкими, подчеркнутыми его угрюмым ртом и густыми бровями на замечательных мощных надбровных дугах. И у него была эта впечатляющая, сильная челюсть. Я была почти уверена, что у него также была небольшая ямочка на подбородке. Ему должно быть чуть за сорок.

«Грубый красавчик» — лучший способ описать его. Может быть, даже «до смешного красавчик», если бы он не выглядел готовым убить кого-то, каким он был прямо сейчас.

Совсем не похож на моего бывшего соседского парня, с внешностью на миллион долларов, который заставил тысячи женщин падать в обморок.

И разрушил наши отношения.

Может быть, в конце концов я бы отправила этот дерьмовый пирог. Я бы подумала об этом ещё немного.

По сути, этот мужчина, споривший с подростком, с пистолетом на поясе и одетый, как мне показалось, в форму полицейского, был невероятно красив.

И… он был серебряной лисой (прим. Серебряная лиса — привлекательный человек с седыми или прядями седых волос, особенно мужчина), убедилась я, когда свет идеально упал на его волосы, чтобы показать то, что могло быть коричневым или черным, смешанным с гораздо более светлым цветом.

И ему было наплевать на то, что я говорю, когда он произносил слова самым ровным голосом, который я когда-либо слышала. Возможно, я была бы впечатлена, если бы не так взволнована, что меня вот-вот поимеют.

— Папа… — снова начал мальчик. У парня были темные волосы и гладкое, почти детское лицо, кожа у него была очень светло-смуглой. Его руки были длинными и торчали из под чёрной футболки с какой-то группой, он скользнул между своим отцом и мной, как буфер.

— Целый месяц?

Да, он слышал эту часть.

Парень даже не вздрогнул, когда очень тихо ответил:

— Ты не даёшь мне устроиться на работу. Как ещё я должен зарабатывать деньги?

Эта вена на лице мужчины снова вздулась, краска пошла по его скулам и ушам.

— Я знаю, для чего тебе нужны деньги, Ам, но ты знаешь, что я ответил на это. Твоя мама, Билли и я согласились. Тебе не нужна гитара за три тысячи долларов, когда твоя отлично работает.

— Я знаю, что она отлично работает, но я всё ещё хочу…

— Но тебе это не нужно. Это не…

— Папа, пожалуйста, — взмолился Амос. Затем он указал на меня большим пальцем через свое плечо. — Посмотри на неё. Она не отмороженная. Её зовут Аврора. Де Ла Торре. Я нашел её в Инстаграме. Она публикует только фотографии еды и животных. — Подросток взглянул на меня через плечо, моргнул один раз, прежде чем его передернуло, выражение его лица стало почти безумным, как будто он тоже знал, что этот разговор идет не очень хорошо. — Все знают, что социопаты не любят животных, ты так тоже сказал, помнишь? И посмотри на неё. — Его голова склонилась в мою сторону.

Я проигнорировала его последний комментарий и сосредоточилась на важной части того, что он упомянул. Кое-кто провел исследование… но что ещё он знал?

Но он не ошибся. Помимо этого и некоторых селфи или снимков с друзьями — и людьми, которых я раньше считала своими друзьями, но таковыми не были — я действительно публиковала только фотографии еды и животных, которых встречала. Эта реальность, сумки и коробки, лежащие рядом на полу, были просто еще одним напоминанием о том, что я хочу быть здесь, что у меня есть дела, которые мне нужно сделать в этом районе.

И этот ребенок либо слишком много знал, либо действительно влюбился в фасад, который я представила миру. Мне пришлось лгать и пускать пыль в глаза, чтобы быть рядом с тем, кого я любила. Напоминание о том, что я не удалила фотографии из моей Инстаграм жизни, которая у меня была раньше. Со своей стороны я была осторожна, чтобы никогда не делать романтических снимков.

Раз уж я об этом подумала, может быть, я должна сделать свою страницу приватной, чтобы Антихрист не шпионил. За последний год я опубликовала всего несколько постов и не отметила ни одного места, где была. От старых привычек было трудно избавиться.

На секунду взгляд мужчины метнулся ко мне, прежде чем снова вернуться к мальчику.

— Похоже, что меня это волнует? Она может быть Матерью Терезой, и я всё равно не хочу никого здесь видеть. Небезопасно, чтобы какой-то незнакомец околачивался около нашего дома.

Технически, я бы не стала «околачиваться». Я бы осталась здесь, в этой гаражной квартире, и никогда не беспокоила кого-либо.

Видя, как моя возможность исчезает с каждым словом, исходящим из уст этого мужчины, я знала, что должна действовать быстро. К счастью для меня, мне нравилось исправлять ситуации, и у меня это хорошо получалось.

— Черт возьми, я не псих. Я получила только один штраф за всю свою жизнь, и это было из-за того, что я превысила скорость на десять миль, но в свою защиту скажу, что я очень сильно хотела пописать. Вы можете позвонить моей тете и дяде, если вам нужна характеристика, и они скажут вам, что я довольно хороший человек. Если хотите, вы можете написать сообщение моим племянникам, потому что они не ответят, даже если вы взорвете звонками их телефоны.

Мальчик снова оглянулся через плечо, его глаза были широко раскрыты и всё ещё полны отчаяния, а мужчина… ну, он совсем не улыбался. Он смотрел на меня через плечо своего сына. Опять. На самом деле выражение его лица стало бесстрастным, но прежде чем он успел сказать хоть слово, парень вскочил на мою защиту.

Его голос был по-прежнему тихим, но страстным. Должно быть, он действительно хотел эту гитару за три тысячи долларов.

— Я знаю, что то, что я сделал, было сомнительным, но ты собирался отсутствовать целый месяц, а она девушка… — Бывают женщины-серийные убийцы, но сейчас неподходящее время, чтобы поднимать эту тему. — …так что я подумал, что тебе не о чем волноваться. Я купил систему сигнализации, которую все равно собирался установить на окна, и никто не сможет проникнуть через замки на двери.

Мужчина покачал головой, и я была почти уверена, что его глаза были шире, чем обычно.

— Нет, Амос. Нет. Твоё изворотливое дерьмо меня не покоряет. Во всяком случае, меня ещё больше бесит то, что ты лжешь мне. О чем, черт возьми, ты думал? Что ты собирался сказать своему дяде Джонни, когда он зайдёт проведать тебя, пока меня не будет? Хм? Не могу поверить, что ты действовал за моей спиной после того, как я столько раз говорил тебе «нет». Я пытаюсь защитить тебя, парень. Что непонятного?

Затем его напряженное лицо опустилось вниз, когда он покачал головой, плечи поникли так низко, что я почувствовала себя такой назойливой из-за того, что была свидетелем этого, из-за того, что я была здесь, наблюдая разочарование, которое было так очевидно в каждом изгибе тела этого отца, когда он стоял там, обдумывая этот акт предательства. Он, казалось, выдохнул, прежде чем оглянуться, сосредоточившись на мне в этот раз, и я была почти уверена, что действительно пострадала от действий подростка.

— Он вернёт вам деньги, как только мы вернемся в дом, но вы не останетесь. Для начала, вы вообще не должны были иметь возможность «забронировать», — хрипло сказал он.

Я перестала дышать. По крайней мере, внутри. Потому что не верила, что это правда.

Нет.

Я даже не поняла, когда опустила руки из того положения, в котором они были в воздухе, но мои ладони лежали на животе, перцовый баллончик в пальцах, а остальная часть моего тела была поглощена смесью беспокойства, паники и разочарования одновременно.

Мне было тридцать три года, и, подобно дереву, я потеряла все свои листья, множество тех, что делали меня собой; но точно так же, как дерево, мои ветви и мои корни были всё ещё на месте. И я переродилась с совершенно новым набором листьев, ярких, зеленых и полных жизни. Так что я должна попробовать. Мне придётся. Здесь больше не было такой аренды.

— Пожалуйста, — сказала я, даже не поморщившись от того, как хрипло прозвучало это единственное слово из моих уст. Сейчас или никогда. — Я понимаю, почему вы расстроены, и у вас есть на это полное право. Я не виню вас за то, что вы хотите позаботиться о своем сыне и не рисковать его безопасностью, но…

Мой голос сорвался, и я ненавидела это, но я знала, что должна продолжать, потому что у меня было чувство, что есть только один шанс, прежде чем он вышвырнет меня.

— Просто… пожалуйста. Я обещаю, что не буду шуметь и беспокоить кого-либо. Однажды я взяла марихуану, когда мне было двадцать, и так накурилась, что у меня случился приступ паники, и мне чуть не пришлось вызывать скорую помощь. Однажды я приняла викодин после того, как мне удалили зуб мудрости, и меня от него вырвало, поэтому я не стала принимать его больше. Единственный алкоголь, который я люблю, это очень сладкий «москато» и пиво время от времени. Я даже не буду видеться с вашим сыном, если вы не хотите этого, но пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне остаться. Я удвою цену, которая была установлена в объявлении. Я пришлю прямо сейчас, если хотите. — Я вздохнула и посмотрела на мужчину, как я надеялась, с самым умоляющим выражением лица. — Очень прошу.

Выражение лица мужчины было жестким и оставалось таким же, его квадратная челюсть была плотно сжата. У меня не было хорошего предчувствия. У меня вообще не было хорошего предчувствия.

Его следующие слова заставили мой желудок сжаться. Он смотрел прямо на меня, эти густые брови нахмурились на его нелепо красивом лице. Я подумала, что у него была структура кости, которую можно было найти только на старых греческих статуях. Царственный и решительный, ни в одной части его черт не было ничего слабого. Его рот — его полные губы, за которыми женщины ходили к дорогим врачам, чтобы попытаться воспроизвести их, превратились в ровную линию.

— Извините, если вы не оправдали свои надежды, но этого не произойдёт.

Эти суровые глаза переместились на подростка, когда он прорычал таким тихим голосом, что я почти не могла его расслышать, но у меня был отличный слух, и он этого не знал:

— Дело не в деньгах.

Паника поднималась внутри моей груди, неуклонно, и я видела, как эта возможность исчезает у меня на глазах.

— Пожалуйста, — повторила я. — Вы не узнаете, что я здесь. Я тихая. У меня не будет гостей. — Я колебалась. — Я утрою выплату.

— Нет. — Незнакомец даже не колебался.

— Папа, — вмешался мальчик, прежде чем старший мужчина покачал головой.

— У тебя нет права голоса в этом. Ты вообще ни о чем не будешь говорить в ближайшее время, понятно?

Малыш тяжело вздохнул, и мое сердце забилось быстрее.

— Ты действовал за моей спиной, Амос. Если бы в последнюю минуту они не нашли другого инспектора, я бы сейчас был в Денвере, ни хрена не подозревая, что ты это сделал! — объяснил мужчина этим убийственным, ни громким, ни тихим голосом, и, честно говоря… Я не могла его винить.

У меня не было детей — я хотела их, но Каден постоянно откладывал это, — но я могла только представить, как бы я себя чувствовала, если бы мой ребенок действовал за моей спиной… даже если бы я понимала его мотивы. Он хотел дорогую гитару, и я предположила, что он слишком юн, чтобы работать, или его родители не разрешают ему.

Ребёнок издал слабый, недовольный звук разочарования, и я поняла, что мое время вот-вот закончится.

Потирая пальцы, потому что они внезапно стали липкими, я попыталась подавить панику, потому что она была сильнее моих сил.

— Я сожалею обо всем этом. Мне жаль, что это было сделано без вашего согласия. Если бы какой-то незнакомец въехал в… ну, у меня нет квартиры в гараже, но если бы она была, я бы не была в восторге. Я очень дорожу своим уединением. Но мне больше некуда идти. Поблизости нет другого дома для краткосрочной аренды. Это не ваша проблема, я понимаю. Но, пожалуйста, позвольте мне остаться.

Я глубоко вдохнула и встретилась с его глазами; с такого расстояния я не могла сказать, какого они цвета.

— Я не наркоманка. У меня нет проблем с алкоголем или каких-то странных фетишей. Уверяю. У меня была одна и та же работа в течение десяти лет: я была помощницей. Я… развелась и начинаю всё сначала.

Негодование, горькое и бессильное, поднялось по моей шее и плечам, как это было каждый день с тех пор, как все развалилось. И, как и в любой другой раз, я не отмахнулась от него. Я прижала его к своему телу, очень близко к груди, и нянчила его. Я не хотела об этом забывать. Я хотела извлечь из этого урок и сохранить урок для себя, даже если это было неудобно.

Потому что нужно было помнить дерьмовые стороны жизни, чтобы ценить хорошие.

— Пожалуйста, мистер Роудс, если вас так зовут, — сказала я самым спокойным голосом, на который была способна. — Вы можете сделать копию моего удостоверения личности, хотя я уже отправила его. Я могу дать вам характеристики. Я даже не убиваю пауков. Я бы защитила вашего сына, если бы он нуждался в этом. У меня есть племянники-подростки, которые любят меня. Они также скажут вам, что я не отмороженная. — Я сделала шаг вперёд, потом ещё один, не сводя глаз. — Я собиралась рассмотреть, смогу ли я продлить аренду на более длительный срок, но я перееду через месяц, если вы найдете место в своем сердце, чтобы дать мне шанс на данный момент. Может быть, в городе появится другое место, где я смогу арендовать жилье, но краткосрочного ничего нет, и я не готова что-то подписывать надолго. — Я могла бы что-нибудь купить, но ему не нужно было об этом знать, это просто создало бы слишком много вопросов. — Я буду платить вам в три раза больше дневной нормы и вообще не буду беспокоить вас. Я также поставлю вам пятизвездочный отзыв.

Возможно, мне не стоило добавлять эту часть. Не похоже, чтобы он вообще хотел, чтобы это место сдавали в аренду.

Глаза мужчины немного сузились, я была уверена, потому что его брови почти не двигались, но мне показалось, что я заметила разницу. Между его густыми темными бровями появились морщины, и это ужасное предчувствие усилилось.

Он собирался сказать нет. Я знала это. Меня собирались поиметь и отправить жить в отель. Опять.

Но мальчик присоединился к нему и сказал чуть громче, искренне взволнованный перспективой:

— Трижды дороже! Ты знаешь, сколько это будет стоить?

Мужчина, может быть, Тобиас Роудс, а может и нет, уставился на своего сына, пока тот стоял там, напряженный и всё ещё злой. Он действительно был в ярости.

И я приготовилась к худшему. К нет. Это не будет концом света, но… всё же хреново. Очень.

Однако вместо этого следующие слова из его уст были адресованы подростку:

— Я не могу поверить, что ты солгал мне.

Все тело мальчика, казалось, смягчилось и поникло, а его голос стал тише, чем когда-либо.

— Мне жаль. Я знаю, что это большие деньги. — Он сделал паузу и сумел сказать еще тише. — Мне жаль.

Мужчина провел рукой по волосам и, казалось, немного успокоился.

— Я сказал «нет». Я сказал тебе, что мы разобрались.

Парень ничего не сказал, но через секунду кивнул, выглядя так, будто почувствовал себя примерно на дюйм выше.

— И это ещё не конец. Мы поговорим об этом позже.

Я не пропустила, как мальчик вздрогнул, но я была слишком занята, наблюдая, как мужчина поворачивается и пристально смотрит на меня. Он поднял руку и почесал макушку длинными пальцами. Мужчина, который я была почти уверена, мог быть охотинспектором, судя по нашивкам, на которых я сосредоточилась, когда они идеально попали под свет, наблюдал за мной.

Я думала помахать, но не стала. Вместо этого я просто сказала:

— Прошу, могу я остаться за утроенную цену?

Я бы солгала, если бы сказала, что не специально вывернула обе руки, чтобы он мог видеть, что на них нет следов. Я не хотела, чтобы он думал, что я что-то скрываю. Ну, единственное, что я скрывала, были кое-какие детали, но они действительно не касались ни его, ни кого-либо еще. Они не причинят вреда ни ему, ни его сыну, ни кому-либо другому, кроме меня. Так что я вздернула подбородок и пыталась продемонстрировать свое отчаяние. Это было единственное, что, возможно, работало в мою пользу.

Я не слишком гордилась этим.

— Вы здесь в отпуске? — медленно спросил мужчина, по-прежнему рыча, но взвешивая каждое слово, вылетевшее из его рта.

— Не совсем. Я подумываю о том, чтобы жить здесь постоянно. Я просто хочу в этом убедиться, но есть и другие вещи, которые я хочу сделать, пока я здесь.

Их много, но решаем проблемы по мере их поступления.

— Что?

Я пожала плечами и сказала ему правду.

— Походы.

Густая бровь приподнялась, но его разъяренное лицо никуда не делось. Я ходила по тонком льду.

— Походы? — спросил он так, будто я сказала «оргии».

— Да. Я могу дать вам список тех, что я хочу сделать. — Я запомнила названия троп по маминому дневнику, но могла бы написать их, если бы он захотел. — У меня пока нет работы, но я собираюсь найти ее, и у меня есть деньги. Это было мое… расторжение брака. — С тем же успехом я могла бы сообщить ему подробности, чтобы ему не пришлось спрашивать или думать, что я лгу о возможности заплатить.

Мужчина просто холодно смотрел на меня. Пальцы его свободной руки согнулись и разжались. Даже ноздри его сильного носа раздувались. Он так долго ничего не говорил, что даже его сын снова взглянул на меня через его плечо с широко раскрытыми глазами.

Мальчик просто хотел моих денег, и это было нормально. Я на самом деле думала, что это было довольно забавно и умно с его стороны. Я вспомнила, каково это быть ребенком без работы и чего-то хотеть.

Наконец мужчина вздернул подбородок чуть выше, и его ноздри снова раздулись.

— Вы заплатите втрое? — спросил он голосом, который сказал мне, что он всё ещё не совсем уверен в этом.

— Чек, карта, PayPal или денежный перевод прямо сейчас.

Я сглотнула и, прежде чем смогла остановиться, добавила с улыбкой, которую использовала много раз, пытаясь разрешить трудные ситуации:

— Вы предлагаете скидки при оплате наличными, потому что я могу дать вам их, если это так.

Я остановилась прямо перед тем, как подмигнуть. Этот человек, вероятно, всё-таки был женат, и он всё ещё был зол. Правильнее было быть добросовестной.

— Денежный перевод быстрее, — своим тихим шепотом вызвался подросток.

Я не могла сдержаться: я фыркнула и прикрыла рот рукой, когда снова фыркнула.

Мужчина взглянул на своего сына с выражением лица, подтверждающим, что он все еще расстроен из-за него и не считает его предложение забавным, но, чтобы отдать ему должное, он снова сосредоточился на мне и, возможно, даже закатил глаза, как будто не мог поверить в то, что он собирался сказать.

— Наличными. Завтра или вы выезжаете.

Он…?

— Я не хочу вас видеть. Я не хочу помнить, что вы здесь, несмотря на то, что буду видеть вашу машину, — заявил он, все еще звуча и выглядя сердитым, но…

Но согласным! Он соглашался! Скорее всего!

— У вас есть месяц, но после этого вас здесь не будет, — заявил он, все время удерживая мой взгляд, пытаясь донести свою точку зрения, что его не уговорят остаться подольше, что я должна быть благодарна, что он согласился на это.

Я кивнула. Я бы взяла месяц, если бы это все, что у меня было, и не плакала и дулась по этому поводу. Если бы дело дошло до этого, мне понадобилось бы больше времени, чтобы найти жилищные условия. Более постоянные, в зависимости от того, как пойдут дела.

Я не становилась моложе, и иногда нужно было просто выбирать жизненный путь и идти по нему. Это то, чего я хотела. Идти и идти.

Так что… я могу начать беспокоиться об этом завтра.

Я кивнула, а затем подождала, не скажет ли он что-нибудь еще, но все, что он сделал, это повернулся к подростку и указал ему на лестницу. Они молча начали спускаться вниз, оставив меня в квартире-студии.

И, может быть, мне не стоило привлекать к себе больше внимания, но я ничего не могла с собой поделать. Когда единственное, что было видно от этого мужчины, был его поседевший затылок, я крикнула:

— Спасибо! Вы даже не узнаете, что я здесь!

Ииии он остановился.

Я знала, потому что все еще могла видеть только верхнюю часть его головы. Он не обернулся, но он был там, и я почти ожидала, что он не скажет ни слова, прежде чем он громко выдохнул — может быть, это было ворчание на самом деле — казалось, покачал головой, а затем выкрикнул то, что, как я знала, было раздраженным голосом, потому что это было чем-то вроде того, в чём моя свекровь была мастером.

— Лучше бы это было так.

Грубо. Но, по крайней мере, он не передумал! Это на секунду напрягло.

Наконец позволив себе выдохнуть, части моего тела, о напряжении которых я не знала, — расслабились.

У меня был месяц. Может быть, я бы осталась дольше, а может быть, и нет. Но я собиралась выжать из этого все чертовски лучшее до последней капли.

Мама, я вернулась.