Второе начало волшебства

Эпилог

Неделю я пролежал в лазарете, раны дали о себе знать. На бедре осталась большая борозда, которая на всю жизнь останется в моей памяти, но на щеке и руке раны оказались лишь небольшими царапинами. Всю неделю, мои друзья приходили ко мне каждый день, и я рассказывал им одно и то же. Но и им было, что мне рассказать. Первым начал рассказ Борька.

— Когда ты пропал, мы кинулись искать тебя, подумав, что ты ушёл в землянку. Но когда мы добрались до ворот, оказалось, что выйти мы никак не можем — заклятие действовало в обе стороны. Мы вернулись назад и рассказали всё Ярополку. Он созвал совет преподавателей, на котором обнаружилось, что Настасья, как и ты, пропала. Тогда-то мы и поняли, что дело нечисто.

Алёнка перебила.

— Ну поняли-то мы, но не преподаватели. Они никак не хотели поверить, что Настасья предала всех. Пока мы им не рассказали всё-всё. Тогда-то они и решили, что нужно действовать, собрали всех учеников на площади и объявили, что барьер нужно прорвать. Но не успели.

Борька продолжил.

— В тот самый момент, когда преподаватели объявили об этом, на площадь навалился жуткий холод, а потом появилась Настасья, которая что-то крикнула, да так, что холод этот во все стороны полетел со страшной скоростью. Ну а дальше никто почти не помнит, что произошло.

— Это ты не помнишь. Мало в магии практиковался, а я сразу почувствовала, когда Ванька пришёл. Он мимо меня с факелом проходил по площади, я даже почувствовала, как оттаивать начала, но, как только он отдалился, холод снова схватил меня. Я хотела закричать, сказать Ваньке, что мы тут, но не могла. К счастью, он и сам понял, что делать нужно.

За очередной такой болтовнёй, нас и застал Святослав.

— А, опять байки травите. Привет, всем.

Я поднял на него глаза и обрадовался его привычной улыбке. Тот глядел на меня тепло, хоть и с небольшим укором.

— Ну Ванька, напугал ты, конечно, нас. Сижу дома, прилетает ко мне Василиса и кричит, что беда, школа, тёмный. А я-то понять ничего не могу. Кое-как от неё рассказа добился толкового.

Василиса вмешалась.

— Я как журавлика получила, сразу за Святославом побежала, как ты и сказал. Только ведь я его не знаю совсем, по рассказам вашим кое-как дом нашла, мастерскую. А там Святослав Петрович как раз оказался. Говорит, чудо, что не уехал день назад.

Святослав покивал.

— Вот-вот. Чудо. Но, как только понял, что беда настоящая пришла, сразу же всех выездных храмовников ближайших созвал. Вот только через барьер мы тоже пробиться долго не могли. Пока с ним не произошло что-то.

Я кивнул, соглашаясь.

— Это древесницы две нам помогли. Брешь в барьере пробили, а Лесовик с сумеречниками помогли от нежити отбиться.

Святослав присвистнул.

— Ну дела, всех собрали. И лесных, и сумеречников, и выездных. ну ребята, заварили вы кашу. Хорошо, что все в живых остались… Почти.

От его слов у мена на душе снова всё похолодело. Слёзы на глазах выступили. Святослав, заметил это.

— Не кори себя так. Настасью уже не спасти было, она ритуал успела начать, страшный. Если бы не ты, то все, кто на площади был, скорее всего уже в могиле бы лежали.

— Она со своей семьёй увидеться хотела.

— Вот только подняла бы она не семью свою, а их тень. Самую страшную сторону их подняла бы. Это были бы не её муж и дочь, а нежить, которая уже десять лет, как на той стороне покоилась. И при этом бы всех остальных бы ради этого угробила. Нет, она по своей прихоти тёмной стала.

Я покачал головой.

— Не по своей.

Все уставились на меня.

— Она перед смертью мне сказала, что ещё шестеро таких, как она есть. Где-то в мире. И кто-то прийти должен скоро.

Я глянул в глаза Святославу. Тот побледнел. А потом в комнате появился Панкрат. Как обычно, для сумеречников, словно из воздуха появился.

— А вот об этом поподробнее.

Все уставились на него, и лишь Святослав заулыбался и кинулся Панкрата обнимать.

— Я уж думал, что ты сгинул давно. Чего не появлялся-то? Сто лет, сто зим.

Пакрат смутился, я впервые его увидел таким.

— Ты знаешь, после того, как Гордей погиб, да и дети его пропали, я пропал на какое-то время из жизни. Места себе не находил, ушёл надолго из деревни.

На этот раз мы с Алёнкой вытаращили на него глаза. Он увидел это и медленно протянул.

— В общем-то, давно надо было сказать вам, а я всё не решался. Алёнка, ты помнишь, как дядьку твоего зовут?

Та покачала головой, но я видел, как у неё что-то в глазах блеснуло.

— Панкратом его зовут. Пантелеевым. Приятно познакомиться.

Сказать, что я был удивлён, значит не сказать ничего. Мы все молчали, обдумывая сказанное.

— Я ведь даже не поверил сначала, что вы племянники мои. Постепенно всё больше о вас узнавал, потом документы запросил, а когда узнал наверняка, было поздно что-то говорить, события закрутились так, что вырваться из них никак не удавалось.

Святослав сложил руки крестом перед собой.

— А если бы ты журавликов читал, которые я тебе всё лето отправлял и всю осень, то давно бы уже всё понял.

Панкрат лишь покачал головой.

— Не до журавликов было, Слава. У нас ведь тоже беды одна за другой сменялись. Я их прочёл только когда с Ванькой познакомился. И то мимолётом. Впрочем, главное, что всё обошлось. Вань, что тебе Настасья сказала?

— Она сказала, что таких же, как она шестеро ещё. И скоро придёт кто-то. Велела торопиться.

Святослав и Панкрат переглянулись. А потом Панкрат улыбнулся.

— Дела. Ну раз с одним справились, то и других одолеем.

Я посмотрел на них и сказал то, что давно хотел сказать.

— Нужно с Лесовиком говорить. Ведь он, точнее тот, который был там, в будущем, меня заранее обо всё предупредил, пусть и на свой лад. Подарки мне вручил, которые ко всему этому привели, если бы не стрелка, то меня бы из лап Лихо не вытащили. Если бы не флейта, то Панкрат на помощь не смог бы прийти вовремя, да и не только. И даже кресало в решающий момент помогло. Ведь только оно помогло лёд растопить. Получается, что всё, что я делал, всё, что удалось сделать — так и должно было выйти. Но там, в том лесу, с Лесовиком, я слышал тёмную поступь. Значит, не успеем мы? Не получится у нас? Как понимать это?

Словно наяву я вспомнил тот страх, который заставил меня бежать подальше. Все молчали. Тут меня начало клонить ко сну. Увидев это, друзья засобирались. Святослав тепло улыбнулся.

— Ладно, отдыхай, Ванька. Проблемы нужно решать по мере их поступления.

Я уже хотел закрывать глаза, когда Панкрат сказал.

— Вы идите, а мне пару слов ещё Ваньке сказать надо.

Когда все ушли, Панкрат присел ко мне на койку.

— Ванька, то, что ты видел тогда вовсе не значит, что мы проиграли. Пути, по которому наша жизнь пойти может не могут быть предсказаны с полной точностью. Все мы проживаем множества жизней, в зависимости от наших решений. И эти решения и формируют то, к чему мы когда-то придём. Вот скажи, разве сказал тебе что-то Лесовик о клинке твоём?

Я вздрогнул и глянул на Панкрата. Тот лишь улыбнулся.

— Когда тело Настасьи нашли, у неё дыра в груди была от клинка, а на моём крови её не было вовсе. А как раз перед этим ты спрашивал про клинки, которые сами приходят, когда их позовут. Не бойся, не расскажу никому. Только вот скажи, разве Лесовик мог предугадать, что он есть у тебя? Разве мог знать, что Василиса поймёт, что мама её не виновата вовсе? Да, его помощь неоценима и даже своевременна, как будто знал он, что тебе пригодится, но может быть, он уже прожил все эти жизни, в которых тебя в лесу отыскать не смогли, а потом тебе с болотником одному сражаться пришлось. И может быть, ото льда ты спастись не смог, в одной из таких жизней, а Лесовик все эти пути в один собрал, в тот, в котором получилось всё сделать правильно?

Я посмотрел Панкрату прямо в глаза.

— Может и получилось. Только Настасью уже не вернуть. И то, что в душе у меня словно кусок вырвали тоже не исправить. Стоило ли оно того?

Панкрат положил мне руку на плечо. Я увидел в его глазах, ту же боль, что терзала меня. Только меньше. Я провалился в них, прожив его переживания, почувствовав, что он пережил такую же муку.

— Если бы то, что произошло уберегло хоть одну неповинную жизнь, то однозначно стоило. Но оно уберегло гораздо больше. В стократном размере. Просто, тебе это пока кажется незначительным. Но время лечит. Пусть и не полностью, но боль со временем уйдёт.

Миасс, 2024