Глава 27 Выше неба

«Если ты уверен, что сможешь, – ты прав; если ты думаешь, что не сможешь, – тоже прав»

– Генри Форд

Эверест, 2009 год

На этой великой горе я уже получил невероятный опыт, обзавелся друзьями, которые появились в результате героической работы в команде и остались со мной на протяжении всей жизни. Но неотложная медицинская помощь, которая понадобилась Реджану, и смертельная лавина потрясают меня так же, как и несчастья других альпинистов, которых я лично лечил от высотного отека легких. Никто никогда не побеждает Эверест. Можно лишь заключить с ним мир на короткое время.

Подводя промежуточный итог можно считать, что я в отличной форме и хорошо знаю гору и моих опытных компаньонов. В прогнозе есть пятидневное «окно» с благоприятной погодой, и уже размечены как трасса к вершине, так и места наших остановок. Шансы на то, чтобы успешно подняться на вершину и потом возвратиться, высоки настолько, насколько можно, но есть вещи, которые я не контролирую. Они могут привести к тому, что восхождение провалится или я даже не смогу вернуться. Но в данный момент я полон решимости предпринять попытку, вооружившись знаниями и опытом прошлого года; если что-то пойдет не так или если условия изменятся, то снова сделаю правильный выбор и вернусь. Гора никуда не денется.

56-й день. Просыпаюсь посреди ночи и смотрю на часы: 1:51, слишком рано. Ворочаюсь и, наконец, встаю в 3:50 и надеваю верхнюю одежду и снаряжение. Прокладываю путь к «Крэмпон-Пойнт»[345]. 4:32 утра еще одного типичного дня подготовки к восхождению из Базового лагеря. Дануру, Эд Уордл, шерп Сандук и я без труда поднимаемся через ледопад и «Долину Молчания» в Лагерь 2. Мне нужно вернуться назад, чтобы сохранить силы для настоящего восхождения, но лично я показываю лучшее время для постановки палатки. Последний рывок в верхний Лагерь 2 – все еще чистая му́ка, но выполняя его, я меньше чем раньше ною про себя.

57-й день. Я отдыхаю и представляю себя солнечной батареей космической станции, впитывающей каждую частицу энергии для восхождения. В этот идеальный день многие команды готовы к старту, некоторые уже стартовали. Надеюсь, что это так. После фальстарта неделей ранее, все необходимые мне вещи уже находятся в Лагерях 3 и 4. К счастью, я не пытался выполнить восхождение 11 мая, как небольшая группа соотечественников, которых остановила плохая погода; им даже пришлось опустить вниз по стене Лхоцзе раненого товарища по команде, потерявшего сознание. Спартанские условия жизни и приготовления пищи в Лагере 2 означают отнюдь не идеальную еду, но я люблю лапшу рамэн. Я думал, что спам существует только в пародии Монти Пайтон[346], но мясные консервы с таким названием[347] каким-то образом попадают на нашу кухню и в наш желудок.

Съемочная группа теледокументалистов загоняет нас в угол вопросом о чувствах, которые мы испытываем перед восхождением на вершину. Мне не стыдно признаться, что я напуган и полон сомнений. Как я всегда говорил своему другу Реджану (пока он еще был с нами на горе): «Будет больно!» Планируется раннее утреннее восхождение в Лагерь 3. Надеваю всю верхнюю одежду и надеюсь не попасть под прямые солнечные лучи на стене Лхоцзе.

58-й день. Я не «жаворонок», рано не встаю и вообще предпочитаю теплую постель и медленный переход в вертикальное положение, но Эверест такого не допускает. Вместо этого напяливаю пуховик, еще будучи в спальном мешке, затем быстро расстегиваю молнию, надеваю альпинистские ботинки и ковыляю в палатку-столовую, выстывшую после зябкой ночи, которую я только что пережил. Несколько чашек шерпского чая[348] помогают запихнуть в себя пару пережаренных яиц; приходит время надеть «упряжь» и «кошки». Пар от моего дыхания и из чашки чая конкурируют между собой по плотности. Народ уже собрался: рядом – три женщины-альпиниста из Сингапура, а также Эд, Хайме, Дауэс[349] (ему 66, и он один из старейших мужчин, когда-либо пытавшихся совершить попытку покорения Эвереста), Крис, Майк, Луи и Пол; все проснулись и заканчивают подготовку к подъему в Лагерь 3.

Склон над Лагерем 2 начинается достаточно плавно, и бергшрунд (точка, где ледник, на который мы поднимаемся, отделяется от горы) кажется таким близким, что его можно коснуться, судя по пятнам фонарей, бегающих по нему в этот ранний час. Через 20 минут после начала подъема понимаешь, что мы совсем не приблизились, а ледник стал значительно круче.

Споро прохожу зафиксированные линии страховки вверх по Лхоцзе шагая гораздо быстрее, чем в первом походе в Лагерь 3. В восхождении, которое продолжается 4,5 часа, мы с Дануру обходим всех, с кем сталкиваемся. Оказавшись в лагере, я прекрасно себя чувствую, перекусив и выпил пол-литра черного чая с сахаром. Спина держится, самородок в безопасности в нагрудном кармане, и я думаю, что смогу достигнуть намеченной цели!

К сожалению, в этот день у Пола из Великобритании развивается значительное одышка даже в состоянии покоя, и я диагностирую высотный отек легких. Единственное гарантированно эффективное лечение – спуск, поэтому мы с грустью отправляем его обратно «на кислород». Его экспедиция неожиданно заканчивается на 58-й день, почти не отличаясь от срока моего возвращения в 2008 году. Пол – отличный сильный парень с огромным потенциалом, но для него восхождение на вершину невозможно.

Мы с Эдом с вечера дышим из одного кислородного баллона, по литру в минуту на двоих. Улыбаюсь, когда вижу на цилиндрическом боку отметку «120», сделанную маркером. Для меня это хорошее число (STS-120!) – предстоит великий день! Когда солнце греет нас, сидящих в палатке, система работает отлично. Но когда на землю падает ночной холод, влага от дыхания конденсируется, создавая в маске потеки, похожие на слюни, которые мы передаем друг другу вместе с маской. В конце концов я завязываю на подбородке бандану, чтобы впитывать влагу, но она слишком быстро намокает.

59-й день. Отправляясь в terra incognita – к Лагерю 4 – рвемся вперед, чтобы вернуться на стену. Оставленный нами Лагерь 3 возвышается над всеми остальными, разбитыми на Лхоцзе, прямо под множеством огромных ледяных башен. Начав восхождение раньше всех, можно уберечься от обломков, падение которых порождают восходители, идущие выше. Мы с Дануру облачены в скалолазные шлемы, которые должны защитить нас.

Снова выхожу на стену, и мы быстро приближаемся к известняковой структуре, известной как «Желтая кромка»[350], широкому траверсу вверху и сланцевому «отрогу Женева»[351]. Для пересечения «Желтой кромки» и «отрога Женева» приходится совершать крутое восхождение по смеси снега, камня и льда. Если ставить кошки на наклонные каменные плиты аккуратно, его можно пройти без происшествий.

Как это ни странно, но чем выше мы поднимаемся, тем увереннее я чувствую себя. Добравшись до «Желтой кромки», я устанавливаю личный рекорд высоты, а наш ритм и шаг позволяют обогнать нескольких шерпов, также направляющихся в Лагерь 4. Начинаю думать, что могу на самом деле покорить этого зверя.

Продолжаю 10–15 минут двигаться вдоль вершины «отрога Женева», преодолевая отметку в 8 тысяч метров над уровнем моря – так называемую «Зону смерти», выше которой тело не может больше поддерживать свою работоспособность сколь-нибудь долго – и, наконец, получаю возможность увидеть вместе Южную или Треугольную стену и Юго-восточный хребет. Слегка спустившись, наконец, сворачиваю за угол и вижу огромный валун, о котором мне рассказал товарищ по команде Джон Голден. Это означает, что «Южное Седло» и Лагерь 4 очень близко!

Чувствуя себя достаточно уверенно на двух литрах дополнительного кислорода в минуту, изучаю пустыню, которую представляет из себя «Южное Седло», прежде чем остановиться. Район размером с два или три футбольных поля, каменистый и продуваемый ветром. Повсюду разбросаны канистры из-под топлива для примусов[352], стойки для палаток и случайный мусор, оставленный давно минувшими восхождениями. Был убежден, что специальные экспедиции по очистке окружающей среды свели на нет весь этот беспорядок, но оказывается, что «уборщики» в первую очередь уносят с собой кислородные баллоны, имеющие коммерческую ценность. По большей части непальская сторона Эвереста довольно чистая, но Лагерь 4 – исключение.

На небольшом расстоянии от лагеря я собираю штатив и устанавливаю на нем GigaPan[353] – компьютеризированная головка крепления фотокамеры, с помощью которой мы надеемся получить круговую панораму «Южного Седла» с высоким разрешением. GigaPan сделан с использованием технологий, разработанных в NASA для космических аппаратов, предназначенных для посадки на Марс. По возвращении в Штаты мы с Китом обработаем миллиарды пикселей изображений, выложим в интернет и предоставим ссылку на эту замечательную фотографию. Мы уверены, что это будет изображение, сделанное подобным устройством на самой большой высоте над уровнем моря.

Как и в Лагере 3, отдых в Лагере 4 имеет первостепенное значение. Более того, у меня есть всего несколько часов, чтобы зарядить «внутреннюю батарею». 20 мая 2009 года – день, и я хочу быть лидером, а не последователем. Не хочу оказаться в огромной очереди из восходителей[354], поэтому планирую уйти в 23:00, ночью накануне. Но когда солнце садится и в соседних палатках начинает подниматься температура, не могу удержаться в покое. Свежий кислородный баллон в рюкзаке, страховочная «упряжь» и горячая вода в надлежащих контейнерах, и я мысленно готов покинуть лагерь в 20:00! Моя цель всегда состояла в том, чтобы увидеть «орбитальный» восход солнца с вершины горы, который произойдет где-то около 4:15 утра.

Команда Сингапура до сих пор двигалась медленно и спокойно, и, согласно плану, уходит сразу после 20:15. Быстро разрабатывая новую стратегию (в Техасе, откуда я приехал, мы называем это «стратегией»), думаю, что сингапурцы могли задать очень хороший темп и вынести меня вперед перед пробкой, которая может накопиться в последующие часы.

Мы с Дануру покидаем лагерь в 20:17 вслед за сингапурской командой, а Эд и Сандук идут по нашему следу, и наши налобные фонари освещают «сферу влияния» размером от 6 до 8 футов вокруг каждого. Наши кошки скользят по неустойчивым – размером с грейпфрут – засыпанным снегом камням «Южного Седла» около палаток, но вскоре мы выходим на утрамбованный снег со льдом. С небольшим упреждением уклон местности начинает нарастать, и большая часть склона теперь покрыта рыхлым неуплотненным снегом. Два шага вверх, погружаешься в снег, затем шаг назад, выкарабкиваешься. Этот процесс неумолим, жалок и неутешителен. Хуже того, мы идем прямо вверх, и из-за летящего в лицо снега, сдуваемого ветром, я задаюсь вопросом, правильное ли метеоокно мы выбрали для восхождения?

Через некоторое время мы с Дануру оказываемся перед большой змеящейся очередью светящихся налобных фонарей на «Треугольной стене», но я не стараюсь как можно скорее подойти к товарищам по сингапурской команде Ли Хуэю и Эстер: знаю, что, если буду заставлять себя выкладываться сейчас, возможно, либо совсем не смогу совершить восхождение, либо взойду на вершину слишком рано и не смогу увидеть «орбитальный восход», о котором мечтаю. Чего я не понимаю, так это поистине впечатляющего темпа, которым Ли Хуэй готовится к прибытию на вершину в абсолютной темноте!

На пути к вершине «Треугольной стены» мы пересекаем несколько каменных поясов: скалы вздыбились почти вертикально и покрыты рыхлым снегом, в «кошках» на них подняться сложно. Я надеюсь, что «Балкон»[355] уже близко, но, когда спрашиваю Дануру, когда мы придем, он говорит: «Довольно скоро, 10 минут».

Проходя каждый новый слой обнаженных скал, мы видим потрепанные, оборванные веревки, оставшиеся от восхождений, проведенных нескольких сезонов назад. Видя эти веревки, я все время переспрашиваю: «Балкон?»

«Довольно скоро, 10 минут».

Этот рефрен чертовски обескураживает, и я начинаю сомневаться, смогу ли сделать то, что хотел, особенно когда мы попадаем на участок, заваленный по-настоящему рыхлым снегом. Мне очень трудно контролировать дыхание, каждый шаг – это борьба. Голосок в моей голове начинают шептать, чтобы я возвращался вниз, но, когда я уже думаю сдаться, нога снова попадает на твердый снег, где могу наверстать упущенный ритм, называемый «спокойным шагом». Рывком переставляю ноги, опираюсь на колено для короткой передышки, дышу, затем качаюсь вперед, делая следующий рывок.

Через 3,5 часа мы поднимаемся на «Балкон» – выступ размером с баскетбольный мяч на пути к вершине. Здесь достаточно места, чтобы поменять кислородные баллоны и затем продолжить подъем. Я очень измотан и доволен тем, что здесь можно присесть. Дануру помогает менять баллоны. Глоток теплой воды и два глотка энергетического кофеинового геля GU со вкусом эспрессо помогают вернуть жизненные силы.

На этот раз замороженный конденсат из кислородной маски сформировал на пуховике ледяной фартук; вижу, как инкрустирована молния. Цифровая камера – во внутреннем кармане на груди, и я пока могу не беспокоиться о фотографиях, которые сделаю на вершине.

Следующей точкой на нашем пути является «Южная Вершина», и я отправляюсь вслед за Дануру. Толстые альпинистские рукавицы едва пролезают в рукоятку жумара[356], но, к счастью, они пришиты к пуховику: в каждой точке закрепления – а их сотни – снимаю одну наружную рукавицу (под ней подкладки для перчаток) и перемещаю страховочный карабин выше точки, за которой следует жумар.

Переход очень крутой и, по крайней мере, на два шага ниже «Южной Вершины» по технически сложной местности, с восходящими траверсами на безликих, покрытых снегом каменных плитах. Иногда Ли Хуэй и Эстер, которые находятся прямо передо мной, останавливаются, но в целом темп очень размеренный. К тому времени, когда я добираюсь до «Южной Вершины» 2:35 утра, я знаю, что значительно опережаю график.

Сижу на промежуточном пике под тонким полумесяцем и пытаюсь представить предстоящий маршрут. Налобный фонарь не дает никаких подсказок, а глаза не могут адаптироваться настолько, чтобы увидеть огромную вершину, которая, как я знаю, еще впереди. Когда Дауэс и шерп Мингма Чирринг прибывают на «Южную Вершину», мы с Дануру продолжаем идти вдоль тонкой гряды, следуя за закрепленной веревкой, натянутой перед нами.

Подо мной – узкая тропка из снега, камней и льда. Справа снежный карниз, слева – чистая чернота. Позже я посмотрю вниз в эту пустоту, сброшенную на несколько тысяч футов вниз в Непал. Прямо за горным хребтом находится аналогичная стена Каншунг[357], головокружительно резко падающая вниз в Тибет.

«Ступень Хиллари»[358] – один из самых известных ориентиров при восхождении: примерно 40 вертикальных футов начинаются как двугранный гребень; первые несколько футов покрыты снегом и льдом, что позволяет подняться такому высокому парню, как я. В верхней части «Ступени» необходимо пройти несколько футов влево и вокруг большого обнаженного каменного блока. При скалолазании такое движение пугает, по крайней мере, по тому, что я вижу в свете налобного фонаря, но во время дневного спуска огромная экспозиция будет выглядеть намного внушительнее.

Сердце бьется учащенно, потому что через несколько минут я увижу вершину. Возвышаясь над одной из нескольких ложных вершин, я вижу неподвижный фонарь Ли Хуэя на вершине, рядом с Эстер. Вдалеке на юге вспыхивают молнии. Интересно, как они повлияют на погоду при спуске? На данный момент это не имеет значения, потому что я не собираюсь отвлекаться от подъема на вершину.

В 4:00 по местному непальскому времени гордо ступаю на вершину – снежную платформу размером с обеденный стол с наклонными сторонами и аккуратно сажусь на коврик из выбеленного ветром тибетского молитвенного флага. После того, как я отдышался, и мы с Дануру поприветствовали друг друга кулаками, начинаю видеть слабое оранжевое свечение на горизонте. Это случится: я увижу эквивалент орбитального восхода с вершины Эвереста!

Краешек солнца, показавшийся над горизонтом, напоминает мне о первом полете на шаттле. Мне нравились те моменты, когда я мог ясно видеть закругление края Земли и весь спектр света над горизонтом, но все это длилось всего 30 секунд. Здесь, на вершине Эвереста, «орбитальный восход» продолжается чуть ли не до 30 минут, и я каждой клеточкой впитаю это явление, наслаждаясь светом и подступающим теплом. Знаю, что никогда не забуду эти слишком короткие мгновения на вершине мира.

Я отчитываюсь перед IMG по рации, в частности благодарю шерпов за все, что они сделали для нас в предыдущие недели. Чуть не забыл! Борюсь с ледяным фартуком, но побеждаю, расстегиваю молнию на пуховике и копаюсь во внутренней подкладке из флиса, доставая лунный камень. Чтобы добраться сюда, этот древний артефакт Солнечной системы благодаря астронавтам «Аполлона-11» пролетел огромное расстояние. Я держу над головой сияющий осколок Луны, и думаю о том, что моя детская мечта о полетах в космос исполнилась.

Вскоре ко мне присоединяется худощавый, седой и невысокий Дауэс – упрямый и неутомимый, как кролик из рекламы батареек «Энерджайзер». На этот момент он становится старейшим американцем, достигшим вершины Эвереста. Я в восторге от его удивительного достижения. Увы, его рекорд продержался всего два дня…

Я смотрю на свою куртку и думаю о Люке, Дженне, Гейл, маме и папе и всех, кого люблю, кто меня подбадривал, поддерживал и вдохновлял на достижения и принимал мои невозможные – на первый взгляд – проблемы. В мыслях все они здесь, со мной. Затем связываю особые молитвенные флажки, которые я сделал, чтобы почтить память героев космоса.

Снова смотрю на покрытые снегом пики, окружающие меня, и наконец действительно понимаю, что мне удалось – хоть одним глазком – взглянуть на небеса или в вечность, туда, куда людям при жизни вообще не положено заглядывать.

Окружающие масштабы словно бросают вызов законам природы и физики. Но мне пора идти. Каждое восхождение на вершину должно заканчиваться спуском. Пришло и мое время.

Спускаясь вниз по «Ступени Хиллари» в светлое время суток, я вижу ее такой, какая она на самом деле – лезвие потрясающего ножа, на котором разбивались и гибли альпинисты. Начинаю ощущать себя как зомби, измученным и рискующим споткнуться на крутому твердому льду. По мере того, как день теплеет, время от времени погружаюсь в снег глубже, чем надо, и вынужден выбираться. Чувствую, что нахожусь в трансе, на автомате поднимаю и опускаю ботинки, шагая вверх и вниз по крутому склону, бесконечное множество раз хватаясь и отцепляясь от закрепленных веревок. Знаю, что не могу подвести своего сопровождающего. Вот в этот-то момент люди спотыкаются и падают.

В Лагере 4 восполняю нехватку жидкости, собираю свои вещи и продолжаю путь в Лагерь 3. К тому моменту силы уже совсем покинули меня, но все палатки нашей команды заняты на ночь: в последний раз надо продолжать спуск через Лхоцзе. Это опасное место, и я стараюсь не торопиться, набрасывая свой страховочный карабин ниже следующей точки закрепления, прежде чем освободить карабин сверху. Двигаюсь все медленнее, а движения становятся все более и более неточными. Сосредоточься!

Находясь в пути целых 20 часов, наконец, добираюсь до Лагеря 2. Хайме из съемочной группы «Дискавери» фиксирует на пленку наш восторг и усталость, когда персонал столовой приветствует нас теплым апельсиновым «таном»[359] и лязгом кастрюль и сковородок. Мне кажется, что я только что пересек финишную черту олимпийского марафона и взял золото. Это один из самых радостных моментов моей жизни.

Еще раз благодарю дружище Дануру, нашу команду шерпов и инструкторов из IMG за продолжительное сотрудничество. Оглядываюсь и вижу, что мой партнер по скалолазанию рухнул у дверей столовой – впервые он вымотался так же сильно, как и я. Мне больше нечего делать, в голове бесконечно всплывают памятные моменты, связанные с пребыванием на вершине. Забираюсь в спальный мешок, поглаживаю в кармане лунный камень – теперь к нему добавилась еще горсть земли с вершины Эвереста – и мгновенно засыпаю.

То, что в жизни приходит к нам с огромным трудом, стоит для нас дороже всего. Эверест бросил свой вызов и чуть не сломал мне хребет год назад, но я вернулся, выстоял и совершил повторное восхождение к вершине. Всякий раз, когда я оказываюсь в затруднительном положении или изо всех сил пытаюсь решить проблему, мой разум возвращается к этому триумфальному моменту, и я прибавляю шаг.

Загрузка...