Я подарю тебе свое разбитое сердце

Глава десятая. Мы больше никогда не увидимся

Четырнадцать лет назад. Милисенте восемь лет.

Учебный год пролетел слишком быстро. То ли потому, что моя жизнь снова превратилась в серое пятно, в котором не было никакого разнообразия, то ли потому, что я так отчаянно ждала летних каникул, что считала дни на календаре до первого числа июня. И когда заветная дата наступила, я не могла поверить, что впереди меня ждет три потрясающих месяца в Италии. На дядю Альфреда я больше не злилась. Мы помирились через несколько недель после моего возвращения в Сиэтл. Я днями и ночами анализировала все, что произошло, и пришла к выводу, что была неправа. Дядя ответил, что не злится, а еще рад, что я научилась признавать свои ошибки. Он пожелал мне хорошего учебного года, и с тех пор мы созванивались всего четыре раза — на мой день рождения, на его день рождения, на Рождество и день Благодарения.

Я быстро встала с постели и побежала в ванную. Несмотря на то, что на часах было всего шесть утра, я чувствовала себя очень бодрой. Наверное, все дело в счастье, поэтому мне захотелось поделиться им с родителями. После водных процедур я переоделась и спустилась на кухню. Сказав поварихе, что приготовлю завтрак сама, я еле выпроводила Мари из кухни. Та отнекивалась очень долго, однако, когда поняла, что спорить со мной бесполезно. Тяжело выдохнула и, сняв фартук, ушла в неизвестном мне направлении.

Когда мамы с папой нет дома, мы с моей гувернанткой часто готовим вместе, поэтому какие-то простые блюда я умею готовить. Сегодня мне захотелось испечь блинчики по моему любимому рецепту. В тот момент, когда я начала готовить, я ощутила, как во мне нарастает волнение и надежда. Я нашла подходящую сковородку и включила плиту. Блинчики становились румяными, наполняя кухню сладким ароматом. Пока я готовила завтрак, я думала о нем. Об Адаме. О мальчике, с которым мы увидимся совсем скоро. По крайней мере, я очень на это надеялась. Несмотря на то, что родители поедут со мной, они пробудут в Тоскана чуть больше месяца по работе, а затем вернуться в Америку, а меня оставят на попечение дяди и Франчески. В моей голове уже было полно сценариев, как мы проведем это лето. Во-первых, Адам обещал, что мы поплаваем в Лигурийском море. Во-вторых, он как-то упоминал о походе, в который он каждое лето ходит с Родриго. А еще они собирались выкупить соседний участок и сделать там оранжерею.

Когда все было готово, я накрыла стол. Разлила по стаканам сок, положила около тарелки с блинчиками две мисочки с двумя видами джемов: клубничным и персиковым. Первой на кухню вошла мама. Поправляя прическу, она с расширенными глазами оглядела стол. Следующим вошел папа. Он нес в руках газету, но при виде слегка шокированной мамы остановился.

— Астрид, что это? — спросила мама, подходя ближе.

— З-завтрак…, — ответила я, ожидая совсем другую реакцию. — Вам не нравится?

Родители переглянулись, а затем я услышала тяжелые вздохи. Они-то и дали мне понять, что я безнадежна. Моя улыбка пропала с лица так быстро, что я не успела осознать это.

— Кто тебе разрешал подходить к плите? — строго спросила мама.

— Отвечай, Астрид, — голос папы был еще более грубым.

— Никто…, — прошептала я, опустив голову вниз, чувствуя, как слезы начинают медленно подступать к глазам.

— Ладно, — голос мамы дрогнул. — Больше так не делай. Для готовки есть люди, которым платят. Никогда не делай что-либо за просто так.

Я кивнула, шмыгая носиком. Мы сели за стол, и когда мама подняла крышку тарелки с теплыми блинами, она снова ахнула.

— Блины?! — она встала с места. — Это лишний жир на бедрах!

Стоило моей улыбке появится во второй раз, как она тут же исчезла. Я снова почувствовала себя виноватой. Совсем забыла, что мама не ест такую еду… В ее рацион в основном входят овощи и красная рыба.

— Перестань, Арлин. От двух блинов твои труды в зале не испарятся, — папа взглянул на меня, а после макнул один блинчик в персиковый джем. — Вкусно.

Кажется, это была первая похвала со стороны отца в мою стороны за все мои восемь лет. Прежде я никогда не слышала, чтобы он говорил мне ласковых слов. Это очень подняло мне настроение, и я даже забыла об укоризненном взгляде мамы.

— Приятного аппетита! — произнесла я. — А когда мы поедем к дяде Альфреду?

Мама в усмешке изогнула бровь, а затем устремила на меня взгляд.

— С чего ты взяла, что мы туда поедем?

Что…

— Но мы всегда едем в Италию на летних каникулах…

— Не в этот раз, — мама перебила меня. — Ты отвратительно вела себя в течение учебного года. Мэдисон Гибсон заняла первое место в музыкальном конкурсе, а ты всего лишь второе. Джулия Суэл набрала максимальный балл по всем экзаменам, а у тебя по французскому девяносто восемь. А Моника Уэнделл обошла тебя в плавании.

Я всегда искала одобрения со стороны родителей, но, похоже, оно так и не придет. Сколько себя помню, в голосе мамы всегда было больше разочарования, чем гордости. «Почему не можешь быть такой, как все?», — эти слова звучали в моем сознании, как мучительный повтор, который навсегда засел где-то в глубине. Я будто была обременена тяжестью ожиданий, которые так и не стали вселенной поддержки, о которой мечтала. Пожалуй, я мечтала о том, чтобы однажды слышать: «Ты молодец!», «Я горжусь тобой!» — просто раз и навсегда. Вместо этого каждый раз, когда я делаю попытку, вместо поддержки слышу невольные напоминания о том, чего не достигла. «Ты ведь знаешь, ты могла бы лучше». Эти слова как будто закутывают меня в тень, заставляя ощущать, что я не достойна света.

Может, дело в том, что я слишком сильно стремлюсь к признанию? Или просто факты и обстоятельства навсегда определят, какая я на самом деле? Я вижу, как другие девушки, такие же искренние и уязвимые, получают похвалу и поддержку. Они сияют, как звезды, а я на фоне их успехов чувствую себя тусклой, забывшей.

«Скажи мне, мама, как так вышло, что твои ожидания перекрыли мои мечты? Где та нежная поддержка, в которой я так нуждаюсь, которая была бы как солнечный свет, пробивающийся сквозь облака?» — думала я.

— Этим летом ты никуда не поедешь. Старайся лучше и, может быть, повезет в следующем году.

Я резко встала из-за стола. По моим щекам потекли слезы. В этот момент начались наши первые серьезные конфликты, когда я начала проявлять характер. С болью в глазах и сердце я смотрела на родителей, которые с невозмутимыми глазами смотрели в ответ на меня. В этот момент на кухню зашла Мари. На дрожащих ногах она подошла к столу, смотря в пол, будто в чем-то провинилась.

— Вы как раз вовремя, — мама улыбнулась мне, а затем перевела взгляд на женщину. — Вы уволены.

— Что? — тихо спросила наш повар, поднимая свои голубые глаза.

— Вы уволены. Убирайтесь из нашего дома, — повторила мама.

— За что? Ты не можешь так поступить! — вмешалась я.

Арлин Гринграсс изогнула бровь, а затем тихо рассмеялась.

— Учись отвечать за свои поступки.

Я не верила, что мама увольняет Мари просто за то, что она позволила мне самой приготовить еду. Это полный абсурд! Миссис Аттикон взглянула на меня, и меня насквозь прожгло огромное чувство вины. Я знала, что у Мари нет мужа, но есть двое детей, один из которых серьезно болен. Зарплаты, которую родители выдавали ей, хватало на все лекарства и терапии. Сейчас я собственными руками, хоть и не напрямую, лишила человека заработка. Миссис Аттикон в слезах выбежала с кухни, а я настолько была поражена происходящем, что начала нести несвязный бред, смешимая два языка воедино: английский и французский.

— Закончила? — мама усмехнулась.

— Ступай к себе, — папа взял в руки газету.

Все это время он сидел с невозмутимым лицом, словно сейчас не было разрушено сразу три жизни: моя, Мари и малышки Сьюзи, здоровье которой, возможно, значительно ухудшится.

— Ненавижу…, — тихо прошептала я, но этого было достаточно, чтобы услышали родители.

Сразу после этого я убежала к себе в комнату. Закрыла дверь и легла на кровать, давая волю эмоциям. Честно говоря, я не знала, по какой конкретно причине плачу. Мне было ужасно жаль Мари. Даже если бы я упала на колени и молила маму дать женщине второй шанс, она бы не дала. Просто в наказание мне. И это поразительно — как в человеке может быть столько равнодушия и холодной жестокости. Мне было ужасно жаль Адама. Прошлым летом мы даже не успели попрощаться. Я уехала раньше, не сказав ни слова. Он, наверное, ждет меня. Ну конечно, я же обещала приехать. Каково будет разочарование, когда он поймет, что дни идут, а меня все нет.

Прости меня, Адам… Прости… Прости… Прости…

Год спустя. Милисенте девять лет.

Каждый день, когда я просыпалась, сердце у меня сжималось от одной лишь мысли о том, что меня ждет. Этот учебный год стал настоящим испытанием, которое я не выбирала, но которое навалилось на меня как снежный ком. Я постоянно чувствовала, будто нахожусь под бесконечным давлением — уроки, домашние задания, контрольные работы, и все это в сочетании с безжалостными требованиями моих родителей, которым год назад я сказала злосчастное «ненавижу». Они не оставляли мне шанса на ошибку. Не было места для слабости, они не терпели даже намека на недовольство. Выпавшие из сил, словно после долгой ночи бесконечных испытаний, мои мысли кружили вокруг одного: «Почему? Почему это происходит именно со мной?».

Уставшие глаза смотрели на страницы книг, но слова сливались в неразборчивые линии. Каждый вечер я ломала голову над задачами, которые казались мне непосильными, а потом с сожалением ставила в угол то, что так и не смогла осилить. По утрам вместо радости я чувствовала лишь тяжесть в груди — я знала, что пора снова надеть маску успеха и идти навстречу критике и безразличию. Мне казалось, что на мне лежит груз всех ожиданий. Я старалась сделать все идеально, но с каждым разом падала все ниже. Я больше не могла различить, где заканчиваются надежды родителей и начинается моя жизнь.

Время от времени я ловила себя на мысли, что, возможно, все это лишь временное испытание, но настроение быстро ускользало в тень. Я внимательно смотрела на свои руки, которые были решительно готовы сдаться, но вместо этого продолжали писать, рисовать, упрямо решать задачи. И это только добавляло мне усталости. Страсть к обучению и самосовершенствованию иссякала, уступая место безнадежности. Я понимала, что не могу больше носить эту маску. Хотела бы выплакаться, но даже слезы, казалось, не были бы приняты. Я утопала в своем мире, где не было ни поддержки, ни понимания. В сердце росло одиночество, которое мучило меня не меньше, чем постоянный страх перед родительским разочарованием.

Я просто хотела быть услышанной. Я искала хоть каплю тепла, которую могла бы разглядеть в безжизненных взглядах окружающих. Как же я устала от своей жизни. Устала доказывать, что достойна любви и внимания, которых так жаждала. Каждый новый день превращался в борьбу за выживание, и я уже не знала, сколько сил у меня осталось.

Каждый вечер, когда я запиралась в своей комнате, я утопала в книгах, в мире, где меня не сравнивали и не осуждали. Это было единственное место, где я могла быть собой, ибо пока я оставалась под крышей родителей, их тяжелые слова продолжали преследовать меня. Усталость и опустошение заполняли дни. Умение радоваться своим достижениями казалось далеким.

Я устала… устала… устала… прошу, помогите… я на грани…

В первый месяц летних каникул папа вошел в мою комнату и сказал мне собирать вещи.

— Завтра летим к Альфреду, — уточнил он.

В этот момент я резко почувствовала прилив сил. Встала с места и в ту же минуту начала собирать вещи и класть их в чемодан. Воспоминания как в видео начали прокручиваться у меня в голове, наполняя сердце теплом.

Адам… Мы совсем скоро увидимся…

Я боюсь, что после столь долгого времени мы можем оказаться чужими друг для друга. Но в глубине души я верю, что настоящая дружба преодолевает расстояния и время. Мы сможем вспомнить все те смешные моменты, которые заставляли нас смеяться до слез, и поделиться новыми историями из нашей жизни. Я уже представляю, как мы будем сидеть на террасе с видом на холмы Тосканы, наслаждаясь закатом и разговаривая о том, как изменился мир вокруг нас. Эта поездка — не только возможность увидеть его, но и шанс заново открыть для себя радость общения и близости.

С каждым часом ожидания я чувствовала, как в сердце растет радость и волнение. Лето обещает быть незабываемым, и я готова к новым приключениям и воспоминаниям, которые мы создадим вместе.

Мы прилетели во Флоренцию следующей ночью, а утро я встретила уже в своей комнате в доме дяди Альфреда. Тоскана… Я так скучала! Мы быстро позавтракали, я сразу оделась и побежала в соседний дом. Дядя кричал мне вслед что-то вроде «Астрид, подожди!», но я не могла остановиться, просто не имела права! Постучалась и начала ждать, когда же уже увижу знакомое лицо.

Когда дверь открылась, вся моя радость тут же испарилась. На пороге дома стоял совершенно незнакомый мужчина. В руке он держал чашку кофе, а сзади бегали дети. Незнакомец посмотрел на меня, а затем начал что-то говорить по-итальянски.

— Извините…, — прошептала я, а затем развернулась, чтобы уйти, но он остановил меня.

— Вам помочь? — он как робот переключился на английский язык.

— Скажите, а где дя… Семья Феррар? Это их дом…

— Нет, это наш дом, — сказал он. — Уже год как.

Что…

— То есть как? А куда они переехали? У вас есть номер Родриго?

К нам подбежал дядя Альфред, взял меня за руку и извинился перед соседями.

— Астрид, пойдем, — он обратился ко мне и попытался увести, но я приросла ногами к земле.

— Где они?!

По моим щекам потекли щеки. Место, где я когда-то чувствовала себя счастливой, пропало, потому что пропали люди, которые дарили мне это самое счастье.

Незнакомый мужчина кивнул моему дяде, а затем закрыл дверь. Дядя Альфред же тащил меня обратно в наш дом.

— Они уехали, Астрид. И вряд ли вернутся, — он повернулся ко мне и с грустью добавил: — Мне жаль.

— У них должен быть номер Родриго!

— Они сдают дом через агентство, а они не разглашают личную информацию. Единственное, что ты можешь сделать — забыть.

Забыть… Но я не хочу забывать…

Я вырвала руку из руки дяди и побежала в сторону подсолнухового поля, где мы виделись с Адамом в последний раз. Я бежала на нашу полянку, где когда-то мы устраивали пикники, однако сейчас это место заросло травой и подсолнухами, поэтому искать его — то же самое, что и искать иголку в стоге сена. Я упала на колени где-то в середине поля и заплакала.

Мы больше никогда не увидимся…