Я подарю тебе свое разбитое сердце

Глава седьмая. Прости меня

Пятнадцать лет назад. Милисенте семь лет.

Как бы сильно мне не хотелось, чтобы я осталась незамеченной, мое желание не сбылось. Уже примерно минут через тридцать я издалека увидела, как в моей комнате загорелся свет, а еще через несколько минут дядя Альфред выглянул в открытое окно, которое я прикрывала.

В этот момент я почувствовала дух смерти. Сидя на холодной траве, я прижимала колени к груди, чувствуя, как сердце колотится с бешенной скоростью словно пытается вырваться наружу. Ночная тишина была нарушена моим тяжелым дыханием, а в голове уже звучал недовольный голос родственника. Разум, перегруженный мыслями о том, что дядя Альфред понял, что ее нет дома, крутил острые шипы страха, наводя еще большую панику.

Я представила выражение его лица — недоумение, беспокойство, а потом гнев, когда он поймет, с кем я провела этот час. Вероятно, он уже начал звонить мистеру Феррару, искать Адама и забрасывать сообщениями моих родителей. Мысли о предстоящем наказании, которое придумают мама с папой вызывали внутри меня волну ужаса — в такие моменты я чувствовала себя особенно уязвимой, как будто каждый мой секрет мог обернуться против меня.

— Нам надо возвращаться, дядя знает, что меня нет. Лучше вернуться сейчас, чем тогда, когда нас будут искать с собаками, — произнесла я, вставая на ноги.

— Думаешь, он станет это делать? — с усмешкой ответил мальчик.

— Да. Дядя Альфред очень хороший и добрый человек, но единственное, что он никогда не станет терпеть — это непослушание. Он предупреждал меня, что если я еще раз нарушу его правила, то он…

— Твой дядя не твой отец, Астрид.

— Что это значит?

— У него есть сердце, он не жестокий, — Адам пожал плечами.

— У папы тоже есть сердце! — возразила я.

Да, мои родители не были идеальным примером того, какими должны быть идеальные родители. Но они мои мама с папой, поэтому мне было немного обидно от таких резких слов моего друга.

Мы дошли до наших домов молча. Мне не хотелось расходиться на такой грустной ноте, но, как только взрослые увидели нас, они подбежали к нам и начали отчитывать.

— Это не шутки, Астрид! Ты могла упасть и сильно пораниться! — утверждал дядя, пока я смотрела в землю.

— Чем ты думал, Адам? Поля при свете дня могут быть опасными, а ночью тем более. Забыл, как Льюиса год назад чуть не загрыз койот? Ты поступил очень глупо, не ожидал от тебя такого!

Дядя Феррар взглянул на меня, и я заметила, что он был разочарован. Разочарован не только в Адаме, но и во мне.

— Быстро иди домой, Астрид Гринграсс. Завтра нас ждет серьезный разговор, — дядя Альфред кивнул в сторону нашего участка и я, махнув другу на прощание, побежала домой.

Когда моя голова коснулась подушки, я сразу постаралась уснуть. Знала, что дядя зайдет ко мне, чтобы проверить еще раз на месте ли я. Мне не хотелось смотреть ему в глаза, поэтому я накрылась одеялом, но высунула руку, чтобы он знал, что я в кровати.

Этой ночью вместо сна я много плакала.

Утром меня разбудили слишком рано. На часах было только семь утра. Я проснулась от ласкового голоса Франчески, жены дяди Альфреда. Она работает врачом, поэтому ее довольно часто не бывает дома. Убрав несколько прядей с моего лица, женщина слабо улыбнулась, а затем пожелала мне доброго утра и сообщила, что дядя Альфред ждет меня на кухне через полчаса.

— Он сильно злой?… — спросила я, хотя на самом деле мне совсем не хотелось знать ответ на свой вопрос.

— Уже нет, но ты поступила очень опрометчиво, Астрид.

Как только Франческа закрыла за собой дверь, я поднялась на ноги и направилась в ванную. Быстро привела себя в порядок, переоделась, а затем спустилась вниз. Дядя сидел за столом и пил кофе. Его жена сидела справа от него и накладывала себе в тарелку блинчики. Я села около нее, готовясь к тому, что будет дальше.

— Вот, поешь, — произнесла она, пододвигая ко мне тарелку со вкусным завтраком.

— Спасибо, — прошептала я, переводя взгляд на дядю. — Доброе утро…

— Утро, но, к сожалению, не доброе, — мужчина отложил газету в сторону и взглянул на меня. — Я знаю, какими суровыми могут быть твои родители, Астрид, поэтому, когда они уехали, я дал тебе свободу, надеясь на твое благоразумие.

— Милый, может после завтрака? — влезла Франческа, смотря то на меня, то на супруга, однако тот пропустил ее слова мимо ушей.

— У меня было только два правила, которое я просил соблюдать: приходить домой вовремя и не нарушать комендантский час, все. Ты подорвала мое доверие, поэтому сегодня вечером ты возвращаешься в Сиэтл.

Я… что?…

— Но это несправедливо! — я встала со стула, и тот с громким звуком упал на пол.

— Несправедливо? Ты соврала мне.

Смятение и стыд переполняли меня. Я чувствовала, как признаки совести разрывают мен изнутри. Каждый вздох давался с трудом, и от этой мысли стало невыносимо больно. Я понимала, что он вправе обидеться и разочароваться. Во мне уже не осталось той уверенности, которая когда-то заставляла ее гордиться собой.

Я вспомнила, как он как-то сказал мне: «Правда — это основа любых отношений». Я вспомнила, как он учил меня честности, ценности открытости и доверия. И вот она я, его племянница, обманула его так легко, как будто это было чем-то обычным.

— После завтрака можешь собирать вещи. Франческа тебе поможет. И да, Астрид, до вечера ты под домашним арестом.

Последняя фраза, вылетевшая из уст моего родственника, добила меня.

— И ты даже не дашь мне второго шанса?! — крикнула я. — Тогда чем ты лучше мамы с папой?!

В слезах я выбежала из кухни, поднимаясь к себе в комнату. Мне нужно было что-то придумать. Я не могла уехать, не поговорив с Адамом.

Не могла, не могла, не могла…

Подперев дверь стулом, я переоделась в джинсы и футболку, а затем подбежала к подоконнику. Стоило мне отодвинуть шторы, как я увидела, что на моих окнах стоят решетки.

Что?…

— Это нечестно! Это неправильно! — прошептала я, сползая по стене вниз.

Неужели одна маленькая ошибка могла понести за собой такие последствия? Я была заложником четырех стен своей комнаты. Я была заложником обещания, которое дала Адаму, и которое ненарочно нарушила прямо сейчас.

Мои родители приехали ближе к пяти часам вечера. За весь день я ни разу не вышла из комнаты, никому не открыла дверь и не подала голос о своем существовании. Меня разгрызало чувство вины. Перед дядей и Адамом, с которым у меня нет возможности хотя бы попрощаться, не то чтобы обменяться номером телефона или социальными сетями.

Когда я услышала на первом этаже голос мамы, я убрала от двери стул и села на кровать, продолжая смотреть вниз. Через несколько минут дядя Альфред зашел в мою комнату, закрыл за собой дверь и присел на корточки.

— Я не стал рассказывать твоим родителям, по какой причине ты уезжаешь на самом деле. Сказал, что тебе здесь просто скучно и ты захотела домой.

В ответ тишина. Я встала на ноги, обошла мужчину, а затем схватилась за ручку своего небольшого чемодана. В этот момент в комнату зашли мама с папой. Они рассматривали меня, как диковинную вещь, а затем я услышала укоризненный тон.

— Не могла подождать еще неделю? Нам пришлось отложить встречу с Себастьяном Кенни, чтобы прилететь и забрать тебя.

Почему работа им важнее меня? Почему деньги им важнее родной дочери?

— Простите, — произнесла я, а затем вышла в коридор, волоча за собой чемодан.

Франческа встретила меня на первом этаже на выходе из дома. Она дала мне шоколадку, обняла и сказала, что обязательно ждет меня в гости следующим летом. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где мне было хорошо, где я впервые за долгое время могла наслаждаться детством, веселиться, бегать, играть, громко смеяться и не бояться, что за все это последует наказание. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где у меня наконец появился настоящий друг. Мне стало тоскливо, потому что я уезжала из места, где я чувствовала себя счастливой.

Мы подошли к машине, дядя загрузил в багажник мои вещи, а затем подошел ко мне, чтобы обнять. Однако во мне сидела огромная обида, поэтому я обошла его и молча села на заднее сиденье автомобиля. Пока родители прощались с Франческой и дядей Альфредом, я через окно смотрела на соседский дом, надеясь, что Адам выйдет на веранду и увидит, что меня собираются увезти из Италии.

Почему-то я была уверена, что, увидев все это, он бы незамедлительно придумал решение. Возможно, Родриго поговорил бы с моим дядей и убедил его в том, что в моем отъезде нет необходимости. Но он так и не вышел. Дверцы машины закрылись, и мы тронулись с места.

Из Тосканы мы доехали до Флоренции, а оттуда на самолете прилетели в Сиэтл, который встретил меня сильным дождем. На часах было семь тридцать утра, когда мы вышли из самолета. В Италии в этот момент было четыре часа дня.

Интересно, Адам уже знает, что я уехала?…

Адам

Как только дверь нашего дома закрылась, я ушел к себе в комнату, однако дедушка пошел следом за мной.

— Адам, нам нужно поговорить, — произнес он, но я только фыркнул в ответ, заходя в ванную комнату.

Когда я закончил со всеми водными процедурами и вернулся в комнату, мужчина продолжал сидеть на моей кровати и смотреть в пол. Словно завороженный, он не сразу заметил мое присутствие.

— Я хочу спать, давай отложим разговор на завтра, — произнес я.

— Нет, мы поговорим сейчас. Ты понимаешь, что подверг опасности не только свою жизнь, но и жизнь Астрид?

— Ты преувеличиваешь.

— Совсем нет. Твои мама с папой отправляют тебя ко мне, чтобы ты отдыхал, дышал свежим воздухом и приводил в порядок мысли перед новым учебным годом. Что же делаешь ты? Из раза в раз…

— Огорчаю тебя, да, я знаю, — бросил я.

В этот момент, когда меня накрыла волна раздражения, я не задумался о последствиях, поэтому я произнес слова, которые не только задели, но и ранили. Просто вырвалось. Дедушка несколько минут смотрел мне в глаза, и я тут же пожалел о своих словах. Мужчина прошел к двери и, не повернувшись ко мне, произнес то, что выбило из моих легких весь воздух.

— Знаешь, Адам, после смерти Адрианы ты стал другим, — он тяжело выдохнул и вышел в коридор. — Поверь мне, твоя сестра не хотела бы, чтобы ты подвергал свою жизнь опасности.

Адриана…

Я остался в комнате один.

Я всегда знал, что такое любовь. В моей семье тепло и забота были не просто словами — это была наша повседневность. Помню, как каждая встреча с родными превращалась в праздник: смех, разговоры, объятия. Я рос среди поддержки и понимания, зная, что могу всегда рассчитывать на своих близких. Но вот сегодня я обнаружил, что даже в сердце, наполненном любовью, может оказаться место для грубости.

Теперь, когда шум в голове стих, а вокруг воцарилась тишина, в моей душе бушует ураган. Я чувствовал, как чувство вины, подобно призраку, бродит вокруг меня, не позволяя уснуть. Эти слова, произнесенные бездумно, теперь словно проклятие: они крутились в голове, заставляя меня метаться между желанием сбежать от себя и нуждой догнать дедушку и попросить прощения.

Я всегда думал о себе как о заботливом человеке. Я был уверен, что смогу защитить своих близких от боли. Но, как оказывается, боль — это не только то, что можно избежать. Это то, что мы можем причинить друг другу. В глазах родного человека я увидел отражение своих собственных страхов, а в сердце почувствовал сильную боль, когда дедушка упомянул о сестре.

Я сидел в тишине своей комнаты, когда снова ощутил невыносимую пустоту, оставленную ее уходом. Каждое утро, когда солнце светит сквозь занавески, я ждал, что Адриана вбежит ко мне с улыбкой, со своими несносными вопросами и заразительным смехом. Она всегда была в курсе всех новостей нашего дома, постоянно искала приключения, а иногда просто устраивала маленькие безумства, которые превращали наш обыденный день в праздник.

Теперь же каждый уголок напоминал мне о ее отсутствии. Я смотрел на ее любимые игрушки, на книги, которые она не успела прочесть, и сердце сжималось от боли. Вспоминал, как она, смеясь, чуть ли не срывалась в истерике, когда я пытался сделать ей прическу. Она была такой живой, такой яркой… И вот прошло уже несколько лет с тех пор, как ее не стало, но каждый день кажется вечностью.

Автомобильная авария. Эти два слова пробирают до самых глубин моего существа, как нож, вонзенный в сердце. Как такое могло случиться? Как жизнь могла так безжалостно и неожиданно вырвать у нас эту невинную душу? Я до сих пор не могу принять этот факта. Я прокручиваю в голове те моменты, наши последние разговоры, и меня охватывает горечь: не успел сказать ей, как много она значит, как сильно я ее люблю.

Боль, которую я чувствовал в тот день, когда меня известили о ее смерти, не поддается описанию. Я помню, как стоял в немом шоке, и не мог найти слов. Я знал, что жизнь никогда не будет прежней, что то мирное существование, что у нас было, теперь стало лишь пустотой.

Каждый день я ловлю себя на том, что вспоминаю ее улыбку, ее смех, ее неизменное «поиграем?». Временами мне кажется, что Адриана просто в другом городе, и однажды она вернется, расскажет мне о своих новых открытиях, о дружбе, о школе. Но потом приходит реальность, и я понимаю: ее не вернешь. Я борюсь с этим чувством опустошения, которое настигает меня в одиночестве.

Я помню, как она любила гулять по парку, собирать листья, радоваться простым вещам — всему тому, что, кажется, взрослые, забывают ценить. Вот именно это и оставляет во мне глубокую тоску. Я скучаю по ее искренности, по ее умению радоваться тому, что по-настоящему важно. Время не лечит, оно лишь учит смиряться с утратой.

Ей было всего пять.

Я лег спать с мыслью, что завтра будет новый день, и тогда мы с Мили встретимся вновь.

На следующее утро я чувствовал себя плохо. Наверное, получил переохлаждение из-за того что мы лежали на земле. У меня поднялась температура и обострился кашель. Весь день дедушка заботился обо мне, а я так и не попросил у него прощение. Мое самочувствие улучшилось только к вечеру, и когда я сказал деду, что хочу зайти в гости к Астрид, он сказал мне шокирующую новость.

— Астрид уже на полпути в Америку.

— Что?…

Я сел на край кровати и посмотрел в окно, из которого было видно дом Альфреда. Она не могла уехать. Это просто ее наказание за нашу маленькую шалость. Это неправда.

Вскочив на ноги, я спустился по лестнице вниз и выбежал за улицу. На часах было примерно семь часов вечера. Погода сильно испортилась, будто предупреждая, что ничего хорошего из нашего разговора не выйдет. Начался сильный дождь, но мне было все равно. Поскользнувшись на луже, я встал на ноги и продолжил дорогу, пока не оказался под крышей белого дома семьи Руссо. Позвонил в звонок, и через несколько минут дверь распахнулась, а на пороге появилась Франческа.

— Боже мой, Адам, ты что здесь…

— Мне нужно поговорить с Астрид, пожалуйста, позовите ее! — начал умолять я, но женщина окинула меня лишь печальным взглядом.

Через секунду пришел Альфред, держа в руке чашку с горячим напитком. Он с удивлением в глазах посмотрел на меня, а затем спросил, почему я стою на холоде в одних грязных шортах и футболке.

— Альфред, где Астрид? — спросил я, чувствуя, как эмоции начинают завладевать моим разумом. — Она ни в чем не виновата. это я уговорил ее. Она не хотела идти.

— Адам, она…, — мужчина потер переносицу, а затем тяжело выдохнул. — Когда вчера ночью она вернулась домой после вашей встречи, она сказала, что хочет уехать домой в самое ближайшее время.

Прогремел гром. Сверкнула молния. Дождевые капли продолжали стекать с моим волос прямо на лицо. Губы посинели от холода, а пальца

— Она не могла уехать, не поговорив со мной!

— Но она уехала. Не волнуйся, она приедет на следующие каникулы.

Мужчина улыбнулся мне, а затем сказал идти домой. Но когда дверь за ними закрылась, я продолжил стоять на одном месте, не веря в то, что только что услышал. Она захотела уехать домой? Она не стала даже прощаться со мной?

Она предала меня?…