Утро началось с серого света, пробивающегося сквозь занавески. Я открыла глаза, и первое, что увидела, — это капли дождя, медленно скатывающиеся по стеклу. Они танцевали в своем собственном ритме, оставляя за собой тонкие дорожки, как будто пытались рассказать историю о том, как мир за окном погрузился в уныние. В комнате стояла тишина, лишь изредка прерываемая звуками дождя, который стучал по крыше, словно напоминал о чем-то важном. Я потянулась к телефону, но его холодный экран не мог согреть меня. В такие моменты я всегда чувствовала себя одинокой, даже среди людей. Воспоминания о смехе и радости казались далекими, как солнечные дни, которые теперь выглядели так недосягаемо.
Да, мое сердце было разбито, поэтому все радужные краски мира резко окрасились в черно-белое нечто.
Я поднялась с кровати и подошла к окну. Внизу улица была пуста, лишь несколько машин пробирались сквозь лужи, оставляя за собой брызги. Каждый раз, когда я видела этот пейзаж, меня охватывало чувство ностальгии — как будто дождь смывал не только грязь с асфальта, но и воспоминания о счастье. Сидя у окна и наблюдая, как дождь стучит по стеклу, я не могла не задуматься о том, как сильно люблю этот город. Сиэтл в дождливую погоду — это не просто место, это состояние души. Каждая капля, падающая на землю, кажется мне мелодией, которая играет для меня одну и ту же песню о любви и утрате, о надежде и тоске.
Я всегда считала, что дождь — это нечто большее, чем просто природное явление. Он окутывает город своим уютным покрывалом, заставляя людей замедлить шаги и заглянуть внутрь себя. В такие моменты я чувствую, как Сиэтл становится частью меня. Мягкий свет фонарей отражается в лужах, создавая волшебные картины, которые невозможно забыть. Это как если бы город сам шептал мне свои секреты, делился своими переживаниями.
Я люблю, как дождь обрамляет улицы, превращая их в блестящие реки, по которым можно гулять бесконечно. Каждый раз, когда я выхожу на улицу под зонтом, я чувствую себя частью чего-то большего. Я вижу, как другие люди тоже прячутся под своими зонтами, и в этом есть что-то объединяющее.
В такие дни я часто вспоминаю о своих любимых моментах: прогулках по Пайк-Плейс Маркет, когда дождь капал на свежие цветы и овощи; о том, как мы с друзьями прятались в уютных кафе с чашками горячего шоколада, смеясь и делясь мечтами. Эти воспоминания согревают меня даже в самые холодные дни, напоминая, что я все еще жива, что я способна что-то чувствовать.
Дождливый Сиэтл — это город контрастов. Он может быть серым и мрачным, но именно в этом мраке рождается красота. Я обожаю, как дождь смывает пыль с улиц и очищает воздух, как будто он дает городу второй шанс.
Я понимаю, что многие считают дождь унылым и тоскливым. Но для меня он символ жизни. Он напоминает мне о том, что даже в самых неприветливых условиях можно найти красоту.
Я сделала глоток холодного кофе, который остыл еще с вечера. Вкус был горьким и резким, как мое настроение. Я знала, что мне нужно собраться и выйти на улицу, но мысли о сером небе и промозглом ветре заставляли меня колебаться. Грустное утро обнимало меня своим холодным дыханием, и я понимала: сегодня будет один из тех дней, когда мир кажется немного более безнадежным, чем обычно.
Накинув на себя шелковый халат, который достался мне от мамы, я покинула комнату, направляясь на кухню. Часы показывали половину восьмого, а это значит, что скоро ко мне придет Валери со своими безумными идеями, как вытащить меня из дома. До этого времени мне хотелось привести себя в порядок, и первое, что могло мне помочь — это свежесваренный кофе. Зайдя на кухню, я сразу почувствовала приятный аромат своих ароматизаторов с ванилью, которые стояли сразу в четырех местах. Возможно для кого-то это слишком, однако мне очень нравится этот едкий запах, который впитывался во все, что находилось в комнате.
Я положила кружку в раковину, затем налила воды в чайник, и пока он кипятился, вымыла всю посуду, которая ждала своего часа уже несколько дней.
Заварив крепкого кофе и налив немного молока, я протерла обеденный стол, а затем села за него, закинув ноги на соседний стул. Мой телефон зажужжал, а экран загорелся.
Валери: «Тебе взять булочки с персиком или клубникой?»
Я: «С клубникой».
Валери: «Жди через десять минут!»
Я слегка улыбнулась, а затем отложила телефон в сторону. Несмотря на то, что в последнее время моя дорогая подруга заходит ко мне слишком часто, что, если честно, немного раздражает, я рада видеть ее у себя дома. История нашей дружбы не такая волшебная. Валери перевелась в нашу школу на последнем году обучения. Первые несколько месяцев мы друг друга не замечали, пока однажды я не села к ней за парту, поставив перед фактом, что теперь она будет сидеть не одна. С того дня мы потихоньку начали узнавать друг друга, а после стали важной частью друг друга. По сей день мы поддерживаем связь, видимся почти каждый день и ни капли друг от друга не устаем. Она была моей поддержкой в самые темные и сложные периоды моей жизни, за что я до конца своих дней готова выражать ей бесконечную благодарность.
Какое-то время мы даже жили вместе. На первом курсе университета я очень сильно поссорилась с родителями. Они просто поставили меня перед фактом, что не собираются оплачивать мне квартиру, раз я не хочу жить по их правилам. Во мне проснулся юношеский максимализм, поэтому в тот день, когда я ушла из дома, громко хлопнув дверью, я точно знала, что справлюсь и без их помощи. Только вот студентку-первокурсницу в моем лице без опыта и знаний никто не хотел брать на работу даже в кафе на должность официантки. Семейство Гринграсс лишили меня денег, и тогда на помощь пришла Валери, которая просто поставил меня перед фактом, что теперь я буду жить у нее. Она не только обеспечила меня крышей над головой, но и финансами, которые я почти не тратила. Сказать, что Валери Холл — мое спасение, ничего не сказать.
Через два месяца родители остыли, и я вернулась к привычной жизни, вернув все деньги своей подруге, которые она на меня потратила.
В коридоре послышался шум. Громкий хлопок дверью, тихие фразы, брошенные из женских уст, шум от пакетов сразу заполнили тихое пространство моей квартиры. А через несколько минут моя подруга уже оказалась на кухне.
Темноволосая девушка с каре и красивыми серыми глазами, подчеркнутыми черным карандашом. Ростом Валери ниже меня, однако ее бойкости можно только позавидовать. Мы были как инь и янь.
Я встала на ноги и крепко обняла Холл, которая тут же сморщила свой веснушчатый носик, пробурчав, что однажды она выкинет все ароматизаторы в окно.
— Не понимаю, как ты можешь жить среди такого едкого запаха… Я, конечно, люблю ваниль, но еще несколько минут и у меня будет передоз. Я открою окно? — спросила она, а затем, не дожидаясь моего ответа, приоткрыла окно, впуская в помещение свежий прохладный воздух. — Так-то лучше!
— Ты сегодня рано. Обычно я не жду тебя раньше двенадцати, — произнесла я, кладя в кофе-машину капсулу с кофе.
— Мне нужно быть на работе к одиннадцати. Мелинда попросила ее подменить, а не проведать тебя я просто не могла. Ты же тут с горя и помереть можешь.
— У меня все отлично, Валери. Консультации с мисс Аллен мне очень помогают.
Селина Аллен является моим психологом уже на протяжении года. Сеансы с ней я начала после расставания с Вильямом, потому что на тот момент я находилась на грани депрессии, и мне была необходима помощь специалиста.
— И тем не менее, я переживаю, — подруга села напротив меня. — Если я перегибаю палку со своей заботой, только скажи, Мили.
— Все отлично, — повторила я, залезая в пакет со свежей выпечкой, чтобы поскорее перевести тему. — А где с клубникой?
— Не было. Я взяла тебе с малиной, — подруга улыбнулась мне, а затем сама налила себе кофе.
— Так даже лучше.
— У меня для тебя отличные новости, — подруга хитро сверкнула глазами, что уже заставило меня чуть напрячься.
— Что конкретно? Зная, какие гениальные мысли могут посетить твою светлую голову, мне уже страшно.
Подруга шлепнула меня по руке, а затем в шутку состроила обиженную гримасу, от которой на моем лице появилась улыбка.
— Стивен позвал меня на свидание, — призналась она.
Со Стивеном моя подруга познакомилась на прошлой работе, когда работала в цветочном магазине. Он зашел в лавку и попросил упаковать красивый букет белых хризантем, а затем просто не смог уйти, не взяв у Валери номер телефона. Как рассказывала мне подруга, сначала она усомнилась в парне, но потом, когда он сказал, что цветы предназначены для его сестры, у которой день рождения, подруга спокойно выдохнула. С того момента они вместе уже полгода.
— Я рада за тебя! Но… не понимаю, почему это отличная новость для меня? Я, конечно, люблю тебя, но…
— Это будет двойное свидание! — выпалила подруга, хлопая в ладоши.
— Двойн-ное сви… что?!
— Двойное свидание! Это когда приходят две пары и отлично проводят время.
— Я знаю, что такое двойное свидание, Валери, но… как ты додумалась вплести в это меня?
— А что такого? Уже прошло почти полгода с того как…, — голос подруги стих, а мое сердце вновь забилось как бешеное. — Мили, нельзя постоянно сидеть дома. Нужно выходить на улицу, знакомиться с новыми людьми. Это пойдет тебе на пользу, поверь!
Моя подруга сидела напротив меня и улыбалась так искренне, что я лишь закатила глаза. С одной стороны, она была права. За последние несколько месяцев я крайне редко выходила из дома. В основном за продуктами и в гости к родителям, которые жили на другом конце города. Внутри я чувствовала, что еще немного — и я сойду с ума, находясь в четырех стенах. С другой стороны, мне совсем не нравилось, что это будет двойное свидание, на котором я буду вынуждена познакомиться с каким-то парнем. Однако, глядя на счастливые глаза Валери, я не могла позволить себе разочаровать ее, поэтому устало выдохнула, а после кивнула головой в знак согласия.
— Ладно, но если ты снова попытаешься…
— Обещаю, что ни за что не буду вмешиваться в твою жизнь и сводить тебя с другом Стивена! — поклялась подруга, сцепляя руки в замок.
— Чудесно, — поднялась на ноги, а после положила пустую чашку в раковину. — А кто он такой вообще?
— Ой, Стивен сказал, что он классный парень и настоящий джентльмен. Он только два года назад переехал в Сиэтл из Нью-Йорка. Все, что я о нем знаю, то, что он любит искусство и у него есть свой ресторанчик недалеко от Мэдисон Парк. Он закончил экономическое, но в итоге решил стать поваром. Как сказал Стивен: «Он выбрал быть счастливым, а не прогибаться под общество и желание родителей».
— И как его зовут?
— Э-э-э… не помню, — подруга пожала плечами, неловко улыбаясь.
— Прекрасно…, — пробубнила я, закатывая глаза.
— Он тебе понравится. Стивен редко ошибается в людях. По секрету он сказал мне, что недавно его друг сам пережил тяжелое расставание, — девушка умолкла. — Или ему разбили сердце… в общем, он тоже не ищет отношений, так что относись к этой встрече, как к обычной тусовке старых друзей.
Подруга взглянула на часы и ахнула. Поднялась на ноги, взяла сумочку и пакетик с булочками с персиком, а затем обняла меня за плечи.
— Мне уже пора. Какие у тебя планы на день?
— Не знаю. Поеду к родителям в гости, мы давно не виделись.
— Хорошо, — Валери поцеловала меня сначала в одну щеку, а затем в другую. — Тогда увидимся вечером? Я напишу тебе время и место сообщением.
— Как скажешь.
Я проводила подругу, закрыла за ней дверь, а затем медленно скатилась по ней вниз, чувствуя, как моя эмоциональная батарейка разрядилась всего за полчаса. Иногда мне тяжело поверить, что из веселого холерика я превратилась в унылого меланхолика.
Я вернулась в свою комнату и легла на кровать, накрывшись одеялом. Полежу всего несколько минуточек, а потом начну собираться…
Я заправляла кровать, когда мой телефон зажужжал. Подошла к рабочему столу, на котором лежал мобильник, а затем слегка нахмурилась, когда увидела, что написала мне Валери.
Валери: «Мили, встречаемся в девятнадцать часов в баре «Rumba». И да, я очень люблю тебя и ни в коем случае не хочу обидеть, но, пожалуйста, подбери себе что-нибудь… стильное. Целую!»
Я села на край кровати и взглянула на свой небольшой шкаф, в котором когда-то было много ярких и красивых вещей. Сейчас же он полон скучной одеждой. Закусив губу, начала писать ответное сообщение.
Я: «Еще хоть слово о моем гардеробе, и я приду в коробке из-под холодильника».
Валери прислала грустный смайлик. Я отбросила телефон в сторону, но ненадолго, потому что примерно через десять минут мне пришло другое сообщение, уже от родителей.
Мама: «Ждем тебя на обед к трем часам. И не опаздывай, пожалуйста, у нас потом совещание».
Как любезно… Взглянув на часы, я убедилась, что у меня есть всего полтора часа. Быстро сбегала в душ, накинула первое попавшееся, вызвала такси, а затем вышла из дома, по случайности забыв телефон дома. Мне предстоял серьезный разговор со своими родителями, реакции которых я очень боялась.
Пока я ехала в такси, я вглядывалась в окна машины и видела, как свет мягко касается желтеющих листьев. Осень… всегда была для меня праздником перемен. Но сейчас я чувствую, как что-то внутри меня рушится. Я сделала выбор — выбор, который, как мне кажется, разрушит остатки доверия между мной и родителями.
Как мне начать этот разговор? Первый шаг к нему уже кажется мне невыносимо тяжелым. Я знаю, чего они ожидают — их мечты свершатся, если я ставлю дипломированным юристом, о котором они всегда говорили в идеализированных словах. Но сейчас затяжной диалог с самой собой только усиливал мое одиночество — как будто мир вокруг замер, в то время как мой внутренний конфликт накаляется до предела. Я представила лицо мамы, когда скажу, что врала все эти четыре года им прямо в лицо. Я представила, как сильно разозлится отец, когда узнает, что вместо юриспруденции я выбрала быть ветеринаром. Я понимала, что должна сказать им правду, ведь тянуть уже некуда — остался последний год, однако я чувствовала, как мое сердце сжимается от страха только от одной мысли, что через несколько часов они узнают правду, которую я так долго от них скрывала. Я не хочу, чтобы они разочаровались во мне, ведь это будет как удар по основанию нашего с ними и без того плохого общения. У нас не так много общего, а эти искусственные ожидания крепко выбили между нами стену. Я боюсь, что после моего признания в их глазах я стану еще большим разочарованием, а не дочерью.
Каждый раз, когда я представляла, как произношу эти слова, мне становилось грустно. В своем воображении я видела, как родительские лица оживают ожиданием… и как постепенно на них ложится тень, когда я произношу: «Я поступила не на то направление». Тем не менее я точно знала, что буду говорить о своих истинных желаниях и о том, что, возможно, это не просто про учебу — это про мою жизнь, про мой путь.
Но самое забавное то, что в такие моменты даже самые отдаленные и подавленные мечты начинают казаться реалистичными, словно они наконец готовы вырваться на свободу. Но вместе с тем приходит и ощущение безысходности. Я боюсь, что при этом открою ящик Пандоры, из которого вылетят все недомолвки и накопленные обиды. Возможно, мои слова станут последней каплей в нашем хрупком взаимопонимании.
Но разве это действительно моя вина? Сидя в машине, я находилась на пороге своего выбора, и это не просто решение о том, какое направление я должна закончить. Это шаг к тому, чтобы стать собой. Но даже в этом осознании я все еще чувствовала, как слезы подступают к глазам.
— Приехали, мисс, — произнес водитель, поглядывая на меня через зеркало заднего вида.
Погрузившись в свои мысли, я даже не заметила, как уже приехала к нужному дому. Я протянула мужчине деньги, а после, поблагодарив, покинула машину. Я забыла взять с собой зонт, поэтому капли дождя стекали по моим волосам. Я еще даже не вступила на порог из мраморного пола, а уже слышала в голове голос мамы, которая отчитывала меня за мой внешний вид.
Я подошла к высокому черному забору, а после позвонила в звонок. Через секунду ворота отворились, и я пошла навстречу своей судьбе, которая, возможно, скоро закончится. Мои отношения с родителями всегда были тяжелыми. Они никогда не видели во мне личность, всегда старались подстроить под себя. Даже несмотря на это я тянулась к ним, желая получить хотя бы каплю родительской любви. Нередко, будучи школьницей младших классов, я заостряла свое внимание на тех детях, которых забирали из учебного заведения мамы и папы. Я смотрела, как они радовались встрече друг с другом. Я смотрела, а в душе плакала, потому что безумно завидовала.
Почему у меня не могло быть так? Чем я хуже?
На пороге меня уже ждала мама. Арлин Гринграсс. Высокая женщина с потрясающей внешность выглядела максимум на тридцать лет, хотя на самом деле ей было сорок пять. Облаченная в черное обтягивающее платье, она касалась своими длинными изящными пальцами не менее роскошных волос такого же глубокого черного цвета. Подчеркнутые черным карандашом зеленые глаза и накрашенные красной помадой губы, делали ее похожей на Круэллу Де Виль, только намного, намного богаче. В правой руке она держала бокал с красным вином, пока у ее ног лежали два добермана.
— Ты опоздала, — произнесла мама, оглядывая меня с ног до головы. — Надеюсь, ты шла не пешком. Прими душ и приведи себя в порядок, прежде чем садится за наш стол.
— Да, мама, — прошептала я, закрывая за собой дверь.
Я простояла под душем не больше пяти минут. По истечению этого времени в ванную комнату осторожно зашла миссис Крембл, моя гувернантка, которая и дала мне большую часть знаний. Она молча протянула мне чистую одежду, не удосужив даже взглядом, а после так же молча вышла за дверь. Мне стало еще тоскливее, потому что эта женщина была моим спасением от тирании родителей. Я часто ночью убегала именно к гувернантке, чтобы выплеснуть все свои эмоции. Она успокаивала меня стаканом теплого молока и домашним печеньем, которое приносила специально для меня, хотя по правилам, которые мои родители установили в доме, всему персоналу было запрещено приносить с собой что-либо, кроме личных документов. Они были лишены даже обеда. Почему они работали у нас при таких условиях? Мои родители очень хорошо платят. Вот и все.
Я привела себя в порядок за десять минут, а затем спустилась в гостиную, где уже был накрыт роскошный стол. Родители сидели по разные стороны, а мне выделили место между ними. Миссис Крембл подала нам томатный суп, а после удалилась, оставив нас наедине.
— Итак, Милисента, в сообщении ты написала, что хочешь поговорить с нами о кое-чем, — начал отец, откладывая телефон в сторону. — Начинай.
Я всегда мечтала о том, чтобы Бенджамин Гринграсс был другим. Когда я была маленькой, мои сверстницы с гордостью рассказывали о своих отцах, как они играли с ними, учились кататься на велосипеде или просто угощали мороженым. А я лишь сидела в углу и смотрела, как их лица сияли от счастья. Мой отец был всегда рядом, но в то же время и очень далеко. Он словно жил в своем мире, а я — в своем. С каждым годом понимание его холодности только углублялось. Он редко касался меня, как будто боялся передать мне частичку себя. Я помню, как пыталась привлечь его внимание. Раз за разом я показывала свои детские рисунки, но вместо восторга на его лице я видела лишь легкое раздражение. Он смотрел на них так, будто это всего лишь испорченный лист бумаги, а не отражение моих чувств и стремлений.
Мне часто не хватало тепла, поддержки и простого «я горжусь тобой». Каждый раз, когда приходили результаты экзаменов или я потихоньку осваивала что-то новое, я надеялась, что в его глазах увижу искорку одобрения. Но вместо этого я лишь сталкивалась с его безразличием. Это было так мучительно — чувствовать, как его холодная оболочка обволакивает меня, словно стена между нами.
Я никогда не могла понять, почему он такой. Это не просто холодность, это скорее непроницаемый лед, который невозможно растопить. Каждый раз, когда я пыталась поговорить с ним, его внутренний мир казался мне недоступным. Я будто находилась в бесконечном лабиринте, и каждый поворот только усиливает страх. Страх не перед ним, а перед тем, что его холод может стать частью меня. Страх, что я, как и он, однажды окажусь отрезанной от остальных.
Сейчас же я понимаю, что моя правда только усложнит ситуацию, ведь я окончательно превращусь в нелюбимого ребенка, который пошел против воли взрослых, которые лучше знают, как мне жить. Повернув голову, я чуть улыбнулась, сделала глубокий вдох, чувствуя, как медленно к моим глазам начинают подступать слезы, а затем начала то, что боялась начать очень долгое время — вываливать правду.
— Вы же знаете, что в этом году я заканчиваю университет и я…
— Наконец-то. Мы четыре года платим за твое обучение. Тебе давно пора стать частью нашего бизнеса, — перебил меня отец, вытирая уголки губ салфеткой после супа.
Миссис Крембл подала каждому хорошо прожаренный стейк с гарниром из овощей.
— Да, но я хотела поговорить о другом. И прежде всего, я хочу, чтобы вы меня поняли, — на одном дыхании выпалила я.
Мои руки дрожали, а сердце билось в своем сумасшедшем ритме. Мне было страшно. Страшно за то, что они откажутся от меня.
— Я не буду заканчивать юридическое.
— Что ты сказала?! — произнесла мать, откидывая салфетку в сторону.
— Милисента, у тебя отвратительное чувство юмора, — заключил отец, отрезая сочный кусок мяса.
— Я не шучу, папа. Я не буду заканчивать юридическое, потому что… потому что бросила это направление почти сразу, как только на него поступила.
На лицах моих родителей застыло шоковое выражение лица. Казалось, даже моя гувернантка ахнула от услышанного. Она прекрасно знала, что со мной было, когда я не соглашалась с волей родителей. И, кажется, мое заявление напугало ее больше всех.
— Я никогда не хотела быть юристом. Мама, — умоляющее посмотрела на женщину, гримаса которой выражала лишь отвращение. Затем взглянула на папу, глаза которого как обычно были пустыми. — Папа, я… я люблю вас очень сильно, и я благодарна вам за все, что вы для меня сделали, но это не мое. Я не…
— Как ты посмела заявиться сюда после такой лжи? — произнес папа. — Хочешь сказать, что все это время ты просто пользовалась нашими деньгами в свое жалкое удовольствие?!
— Нет! Я поступила на ветеринара, как и хотела. Это мое призвание, почему вы…
— Твое признание возиться с гадкими тварями?! Ты ударилась головой, Милисента Астрид Гринграсс! — отец встал из-за стола, опрокинув стул на пол. — Я даю тебе две недели на то, чтобы решить этот вопрос, иначе можешь забыть о нашем существовании. Тебе ясно?!
Несмотря на его холод, в глубине души я верила, что в сердце моего отца прячется капля любви, способная согреть даже самое ледяное взаимоотношение. Каждый раз, когда он смотрел на меня с презрением, я убеждала себя, что это просто его метод: его жестокие слова, его равнодушие — все это маски, введенные в действие, чтобы защитить меня от сурового мира. Я до последнего верила, что он поймет. Поймет, что я не просто его дочь, но и отдельная личность, со своими желаниями и мечтами. Но я ошибалась. Как же сильно я ошибалась… Он отвернулся, как будто я была лишь одной из его неудач, абсолютно лишенной ценности. В тот момент лед между нами окончательно треснул, и я осознала, что делать выбор — это не только возможность, но и риск потерять самое дорогое.
— Я спрашиваю, ты поняла меня, Милисента?!
Отец никогда не кричал, однако его серьезного тона всегда было достаточно, чтобы мурашки забегали по моей коже. Со слезами на глазах я взглянула на маму, надеясь на ее поддержку, но та была на стороне отца. Она смотрела на меня, как на главную ошибку своей жизни.
— Поняла, — тихо ответила я, сглатывая ком обиды и боли.
Поняла, что больше не хочу иметь ничего общего со своей семьей.