Глава 2

С силой пихнув меня в комнату за красной дверью с кодовым замком на стене, он вошёл следом и поправил своё чёртово пальто. Я отлично знала такой тип людей. Папин безопасник был из бывших бандитов, но он, типа, "завязал" с криминалом. Такие люди настоящие мерзавцы! Чудовища! Они циничны и жестоки, что и было показано сегодня наглядно, а этот индивид… Господи, да по нему явно электрическое кресло плачет!

Он не был уродливым или внушающим страх, что и было пугающим больше всего. Острые, но сильные и идеальные черты лица внушали доверие, но холодный взгляд, пропитанный ненавистью и желанием придушить меня, говорили об обратном. А ещё от него просто ужасно веяло силой. Нет, не деньгами, хотя в этом ему тоже нет равных, а другой силой. Какой-то внутренней, животной, заставляющей бояться его и трепещать от одного только его прозвища.

Обнимая себя за плечи, я отвела взгляд, потому что больше не выносила этого льда в его чёрных, как сама бездна глазах. Я ведь ничего не сделала! Ничего! Почему? За что? Мне было страшно. Я никогда в жизни так не боялась, а теперь…

Однако оглядеться мне не дали. Грешник снял верхнюю одежду, кинул её на кровать слева от себя и подошёл ко мне. Я только и успела закачать головой, но он взял меня за предплечье и снова куда-то потащил, не обращая внимания на мои упирания. Втолкав меня в другую комнату, он протащил меня по скользкому полу, а я ничего от ужаса не видела вокруг, только пыталась умолять его не трогать меня.

— Пожалуйста, не трогайте! Мне больно! Отпустите! Не знаю я где ваш чемодан! Отпустите меня! Умоляю! Пожалуйста!

Но он продолжал меня тащить, пока снова куда-то не впихнул. Я споткнулась обо что-то и упала, больно ударяясь бедром и упираясь в паркетный пол душевой кабинки. Чёрная плитка размывалась перед глазами, которые я сразу перевела на Грешника.

— Снимай платье.

Что? Я не сразу поверила в услышанное, но потом закачала головой.

— Пожалуйста…%

— Снимай. Или это сделаю я.

Всхлипывая и задыхаясь, я завела руки за спину, но стало больно настолько, что я вскрикнула. Я не боец. Я боюсь боли. Боюсь, что меня хотя бы ударят. А этого Грешника я боялась до икоты, до судорог. Сердце подпрыгивало к горлу от одного только его взгляда, поэтому даже не подумала больше сопротивляться, однако, и выполнить его приказ не могла самостоятельно.

Выругавшись, Грешник поднял меня, больно схватив за плечи, и дёрнул вверх. Кое-как мне удалось удержаться на ногах, но тут же оказалась развернута к нему спиной. Так лучше. Так я испытывала меньше страха, но поняла насколько я ошибаюсь, лишь тогда, когда он расстегнул молнию на спине и сдернул с меня испорченную в грязи и разорванную в лохмотья одежду. Под низом у меня ничего не было, и поэтому я тут же прикрыла грудь, скрестив на ней руки, хоть и стояла к нему отвернутой. Почувствовав грубые пальцы на теле, я крепко зажмурилась и закусила губу. Боже. Когда это закончится? Что он делает? Но даже сквозь страх и огонь под кожей я понимала, что это странные прикосновения. Кубрынин… Он пытался возбудить себя, хватая меня за грудь и попу, а этот… Словно медицинский осмотр проводит.

— Что он тебе вводил?

Пытаясь сконцентрироваться на его вопросе, тряхнула головой.

— Я н-не знаю. Всё поступ-пало через вент-вентиляцию.

Его пальцы прошлись вдоль позвоночника до самого копчика, прощупали каждое ребро, лопатки, предплечья и развернули к себе.

— Руки убери.

Я энергично замотала головой, а ему плевать. Он просто схватил меня за запястья, раздвинул их в стороны и замер, смотря на шрам от операции. Я зажмурилась, когда он смачно выругался, думая, что сейчас последует удар, но Грешник лишь снова продолжил прощупывать рёбра. Зря я, наверное, не смотрю. С трудом, но разлепив веки, я искоса следила за всем, что он делает.

Его взгляд был обращён в сторону, на широких челюстях играли мышцы, а тёмные брови нахмурены. Он реально проводил осмотр! Сосредоточено и внимательно, пытаясь не упустить ничего, а мне было жутко стыдно, обидно, страшно… да проще перечислить чего я не испытывала! Господи! Да как же так? Как мне так сильно "повезло"?! Мне не часто улыбалась удача, но это уже просто край! Хотелось одновременно и смеяться над своим просто эпическим "везением", и плакать от осознания, что я так и не смогла сбежать, ведь разницы-то по сути нет! Кубрынин или Грешник! Они оба преступники!

Но я крупно ошиблась насчёт своего положения сейчас. Лучше бы он ограничился только прощупыванием рёбер! Когда его взгляд переместился на мои глаза, а он сделал шаг ко мне и сжал плечо, я и не знала что и делать, пока вторая рука… вернее палец второй руки не вошёл резко в меня и не наткнулся на препятствие. От того, что оно есть, я почувствовала и страх, и облегчение одновременно. ОН не тронул меня. И не отдал своим людям, как обещал. Не успел. Гори ОН в Аду вечно! Но я не знала, что на уме у этого человека. Если та "золотая молодежь" хотела меня всего лишь убить, то этот… мне даже страшно представить, что сделает Грешник.

Но внимательно смотря в мои распахнутые шире некуда глаза, он вынул палец и включил кран в душевой. Отрегулировав воду, переключил режимы и толкнул под струи. Я зажмурилась, ожидая холод, но она была еле тёплой, а пальцы Грешника смывали с меня грязь. В них больше не было той грубости, что и раньше, кажется, начал остывать, но боль уже настолько пропитала моё сознание, что было абсолютно плевать. Ужейй на всё плевать. Лишь бы это закончилось быстрее.

— Нужно вправить нос.

Если его прикосновения больше не были полны ненависти и злости, то вот о голосе такого не скажешь. Им можно было резать не только сталь, но и саму планету Земля. Я коротко кивнула и в тот же момент почувствовала резкую боль и запищала от неё. Кровь хлынула по губам, как из крана, но Грешник запрокинул мне голову назад и зажал ноздри.

— Дыши ртом.

Я подчинилась, радуясь, что струи не льют мне на лицо, а омывают только тело. По крайней мере, он не хотел, чтобы я тут окочурилась, а значит, нужна живой. Идиотка! Конечно, живой! Ему же нужен какой-то чемодан, который я, вроде как, взяла!

— Сколько ты пробыла у Кубрынина?

Мысленно подсчитав время с даты похищения, пришла в ужас.

— Три месяца.

И они полностью выпали из памяти. Я помнила лишь его приходы. Остальное просто чёрное пятно и обрывки фраз.

— Что ему нужно было? Зачем он тебя похитил?

Чтобы удовлетворяла его грязные и тупые фантазии.

— Чтобы я танцевала.

Из-за зажатого носа я сильно гундосила и некоторые буквы проглатывала или не выговаривала. В другой ситуации это было бы забавно, но сейчас я чувствовала себя беспомощной и озлобленной.

— Каких людей ты там видела?

Я попыталась покачать головой, но стало только ещё больнее, а думала, что сильнее быть уже не может.

— Не знаю. Я почти ничего не помню.

— Что ты помнишь?

Некоторое время я смотрела на него, поджав губы. Если бы он работал на Кубрынина, то и сам прекрасно знал, что там происходит. А если нет… Я не знаю! У меня в голове только и стоят те звуки, что я слышала после того, как оказалась вне особняка.

— Смех, аплодисменты и приказ танцевать, — с горечью и ненавистью ответила я.

Он перевёл на меня до невозмутимости серьёзный взгляд и отпустил нос, а затем сел передо мной на корточки.

— Повернись к стене и подними ноги.

Я подчинилась как-то на автомате. Не думая и не испытывая эмоций. И меня это сново напугало. Раньше я не была такой. Я была смелой, решительной. Цеплялась за любые возможности лишь бы выбраться из-под опеки папы и стать самостоятельной личностью, а теперь я боюсь собственной тени. Боюсь настолько, что хочу ослепнуть, оглохнуть, а лучше вообще не существовать. Забыться в темноте, ничего не чувствовать, не знать, не ощущать. И сгинуть в этом подвале уже не такая уж и плохая перспектива.

Пока Грешник что-то делал с моими ступнями, я крепко жмурилась до тех пор, пока не услышала звонкие стуки по кафелю. Переведя взгляд, с ужасом увидела довольно большой осколок стекла от бутылки. К нему присоединялись ещё и ещё, пока не собралось пять штук. Так вот почему было больно стоять! Я собрала в лесу всё, что можно было собрать. Удивляюсь, как вообще могла сейчас не выть, а держать вопли в себе.

— Как давно тебе делали операцию?

Я вздрогнула от этого слова и того, что пережила за тот период, но Грешник иф воспоминания не были так страшны, как вычеркнутые из жизни три месяца. Всё, что осталось в памяти, это пошлые выкрики в перемешку со смехом и приказы Кубрынина. И вроде бы ничего страшного, можно и пережить, но что-то подсказывало, что это не так.

— Мне было семь лет, — ответила я, смотря только на макушку мужчины.

У него была довольно необычная внешность. Натуральный блонд и тёмные брови, которые вечно нахмурены. Мне даже начало казаться, что эта морщинка на переносице не исчезает, даже если он спит.

— Зачем вы это делаете? — набралась я храбрости задать хотя бы это и по инерции начала ждать в ответ грубость, но вместо неё последовал усталый вздох и встречный вопрос:

— А как ты думаешь?

Да. Чемодан. Будь он трижды проклят. Но кое-что не вязалось.

— Не думаю, что только из-за чемодана. Вы могли оставить меня такой. Или просто вызвать врача. Но возитесь сами. Я бы могла предположить, что вы не хотите, чтобы кто-либо ещё узнал обо мне, но недавно вы… вы убили несколько человек, а значит, вам нечего бояться. Сомневаюсь, что у такого, как вы, нет знакомого врача, который держал бы язык за зубами.

К концу моего монолога он вытащил из ступни последний кусочек стекла и кинул его в общую кучу, а затем поднялся на ноги. Рукава чёрной водолазки были закатаны до локтя, и я могла разглядеть на правой руке тату, но не детально. Что-то круглое и узорчатое, и оно уходило под ткань, скрывая себя почти на половину. А еще, помимо тату, я увидела несколько линий шрамов на обеих руках. В интернете все поголовно говорили, что это признак отклонения в психике, если человек режет себя сам, но Грешник не был похож на психа. На чудовище? Маньяка? Убийцу? Да. Но не на психа.

Я слишком засмотрелась на узор, поэтому, когда подняла взгляд на него, вдруг утонула в темноте его глаза. Темноте, холоде и чём-то ещё, словно он пытался прочесть меня или найти что-то, но не находил и от этого злился ещё больше.

— Ты слишком много говоришь, Рина, — прозвучал его стальной голос. — Мойся, и побыстрее.

Я ожидала, что он уйдёт на этих словах, но вместо этого остался и скрестил руки. Он высокий. Даже высота кабинки не помогала мне сравняться с ним в росте, и мне приходилось запрокидывать голову. Широкие скулы, впалые щеки и глаза слегка оквадраченой формы, которые обрамлены довольно длинными ресницами. Волевой подбородок говорил о его упрямом характере, что я уже и так прекрасно поняла, поэтому, опережая его уже предсказуемый вопрос, я отступила в сторону. Хромая на обе ноги, встала под воду и подставила ей лицо. Душ. Пусть не такой горячий, как люблю я, но всё же душ. Как я о нём мечтала…

Нет, Кубрынин заботился о моей чистоте. У меня был отдельный санузел в камере, но в последние дни я надеялась, что вызову у него отвращение, если перестану мыться. Я была в отчаянии и цеплялась даже за такие скудные варианты, хотя могла бы просто покончить с собой, но… Но я слишком хотела жить. Выбраться во что бы то ни стало и отомстить.

Вытаскивая из волос ветки, листья и какую-то грязь, я перевела взгляд на Грешника. Он вроде смотрел и на меня, но в то же время сквозь меня, потому что не думаю, что его так уж сильно привлекли мои пальцы.

— Что было в чемодане?

Я не ожидала ответа, но после долгого сканирования моих глаз, он неожиданно последовал.

— Там очень важные документы, которые если попадут в руки плохих людей, могут причинить вред не только хорошим, но и многим другим.

Ничего себе. Если это правда, то они и вправду важны.

— Значит, вы хороший человек?

На его скулах заиграли мышцы. Не нарываюсь ли я?

— С чего ты так решила?

Я пожала плечом, подбирая другую прядь пальцами и пытаясь её очистить. Проще остричь их, но жалко.

— Вы не сказали, что они нужны вам лично, что хотите их использовать. Вы высказали опасение, что они могут кому-то навредить.

Он сузил глаза, явно недовольный моей проницательностью, а я всего лишь придиралась к словам. Я хотела видеть в нём то же чудовище, что и в Кубрынине. Хотела не замечать этой разительной разницы между ними, но она была. Этот Грешник ещё больший маньяк, чем старый импотент, потому что даже после тех убийств в поле, я видела в нём что-то хорошее. А может, я так обманываю саму себя? Сбежать от пленившего меня мудака и тут же попасть в лапы повернутых мажоров. Кто не будет тут искать в каждом своё спасение? Или есть ещё вариант — у меня развивается стокгольмский синдром. Ну, когда жертва вдруг начинает оправдывать мучителя и, типо, влюбляться. Правда этот Грешник не в моём вкусе, но и отвращения я к нему не чувствовала. Да, я боюсь его, опасаюсь, но он мне не противен, как Кубрынин.

Устав ждать ответа, снова повернулась и начала вышкребать мусор из спутанных волос. Я бросала его под ноги и отодвигала к кучке стекла, прекрасно понимая, что засорившийся слив не принесёт мне плюсов к карме в его глазах, а они мне нужны, чтобы выбраться и… И что? Поняла, что пока мстить мне и не за что толком. Кроме способа заставить меня идти следом за ним, Грешник не причинял мне вреда. Да, он притащил меня сюда и явно собирается держать в плену, но почему-то я уверена, что боли он не причинит. Не будет пыток, не заставит меня танцевать, не изнасилует, а просто будет ждать, когда я вспомню. Но что потом?

— Если я вспомню где чемодан, что вы сделаете?

Он смотрел себе под ноги, когда я задала очередной вопрос, но поднял на меня взгляд. Он не смотрел на мою грудь, на попу или ещё куда. Либо в сторону, либо глаза в глаза. Значит, не воспринимает меня как девушку? Вот и отлично. Насильственной близости можно точно не ждать. От него. А от других?

— Отправлюсь искать по твоей наводке.

Я медленно кивнула, но опять спросила:

— А когда найдёте? Что будет со мной?

— Хочешь знать убью ли я тебя?

Н-да. Его прямолинейность просто блеск. Я коротко кивнула, отвечая на его вопрос, и затаила дыхание.

— Как бы сильно я не хотел свернуть твою шейку, Рина, но мне придётся тебя отпустить к твоим родителям. Держать в должниках мера Градсбурга имеет свои плюсы.

Мои глаза распахнулись от испуга, удивления и презрения.

— Вы будете шантажировать его?!

На что Грешник лишь криво усмехнулся. Скептически так. Словно говоря, «что ещё ты ожидала?». А чего он ожидал? Что я в благодарностях рассыплюсь? По сути это тот же плен, что и у Кубрынина, хоть и условия намного лучше.

— «Держать в должниках», это не шантаж, Рина. Это связи, которые можно использовать в любой момент.

— Значит, вы не причините мне вреда? — спросила я, всматриваясь в его глаза, но что там можно увидеть кроме тьмы и пустоты?

— Нет, не причиню. Ты не заложница, но отпустить я тебя пока не могу. Мне нужен этот чемодан. Так что давай поможем друг другу — ты побыстрее вспомнишь где он и поедешь домой, а я, наконец, заживу в тишине и спокойствии.

Кивнув, я отвернулась, пытаясь осмыслить сказанное им. И плен, и не плен. И он вроде как бандит, но разговаривает нормально.

Я выросла на стереотипах. Рядом с отцом всегда были яркие представители своих профессий. Телохранители в костюмах и очках. Безопасник из силовиков. Тучная повариха в чепчике. И бесшумная и незаметная прислуга. Никто и никогда не выделялся чем-то необычным и нестандартным, а мама вечно всё контролировала. Белый чепчик, как в журнале, фартучек на служанке нужного фасона. Всё должно было быть по её глупым правилам, и, кажется, мы с отцом просто уже привыкли к этому.

И вот этот Грешник… Он ведь убийца, но обработал мои раны лично. Он мерзавец, но терпелив со мной. И сильно отличается от тех бандитов, что я видела по телевизору. Его лицо не изуродовано шрамами и не покрыта тату, а до вышибалы ему как до Парижа. Нет, он не тощий, скорее что-то между худым и средним телосложением, но и не скажешь, что хилый. Жилистые мышцы покрывали руки, а если поднять водолазку до груди, то там явно будет гранитовый пресс.

А может, это я пытаюсь найти в нём хорошее? Как, собственно, и всегда. Сначала ищу в людях особенное, светлое, а потом кусаю губы от разочарования. Как бы там ни было, он прав. Если я быстрее вспомню про этот чертов чемодан, то быстрее вернусь домой. Если, конечно, он не врёт, и меня потом не найдут с дыркой во лбу на какой-нибудь стройке.

Загрузка...