Утром я не просто проснулась, а словно в спину толкнули! Глаза распахнулись, а в голове гремела лишь одна мысль: сегодня мне восемнадцать!
Восемнадцать…
Я совершеннолетняя…
Села на кровати, убирая волосы назад пятёрней, и испытала какое-то странное разочарование. Я так ждала этого, но ничего не изменилось. Обычный день. И это было так странно. Ведь что-то должно же быть! Воодушевление, радость, страх перед будущим… А ничего нет.
— Да.
Голос Грешника с кухни вырвал меня из собственных раздумий. Обернулась назад, немного смущаясь от мысли, что этой ночью спала в кровати с мужчиной. Понимаю, что всего лишь спали, я даже проснулась на том же боку, на котором уснула, но раньше я всегда ночевала одна и в своей комнате. И больше всего поразило, что перед сном даже мысли не возникло воспротивиться этому или хотя бы возмутиться, будто знала, что и не посмотрит в мою сторону, не причинит вреда.
— Пропустите. Я сейчас буду.
Покачала головой, обзывая себя полной кретинкой. Да кому ты сдалась? Ты же видела себя в зеркало! Какие домогательства? Если только от слепого.
Поднялась с кровати, поправляя толстое одеяло, и похромала в ванную комнату. Мужчина стоял у плиты, оперевшись одной рукой о тумбу, а в другой держал мобильник и что-то просматривал. В сковороде шкворчало и, судя по запаху, это яичница с колбасой.
— В контейнерах еду не трогай, — остановил меня его голос, когда я была уже в дверях. — Она испортилась. На обед закажу доставку.
Сказать, что я в шоке — не сказать ничего. Полный холодильник продуктов! Почему бы этим не пользоваться? А потом сама же себя по лбу мысленно и стукнула. Он же мужчина! Они априори не умеют готовить ничего сложнее яиц!
— Я могу что-нибудь приготовить сама, — предложила я, потирая лодошки друг об друга.
Почему-то было боязно это говорить. Вдруг ему не понравится или его подружка взбесится? Но Грешник повернулся ко мне с удивлённо поднятой бровью.
— Ты умеешь готовить?
Я кивнула.
— Не итальянскую кухню, конечно, но друзья остались живы.
Он хмыкнул, отворачиваясь обратно, и помешал яйца.
— Ну, раз друзья остались живы, тогда ужин с тебя. Закажешь продукты в интернете.
— Я адреса не знаю куда присылать.
— Отправлю по смс. Тимуру скажу — он встретит и оплатит, но сама отсюда ни на шаг.
Я кивнула, но уходить не спешила. У нас был почти полноценный разговор! Опять! Надо как-то это развить! Не можем же мы вечно рычать друг на друга как… как… как драконы!
— А вы… уедите? — неуверенно спросила, и щёки вспыхнули огнём, когда он снова посмотрел на меня с удивлением. Сейчас точно начнёт орать. Выставила руки перед собой в примирительном жесте и забормотала: — Знаю, знаю — «не моё дело», «много говорю».
Он усмехнулся, а я повернулась и прошла к умывальнику. Чистя зубы, гипнотизировала щётку Грешника. Может, перца насыпать? Или унитаз ею помыть? Это человек просто невозможен! Мы живём в нормальном цивилизованном мире! Двадцать первый век на дворе! Эра технологического развития! А он так и не научился нормально разговаривать.
Ополоснула лицо прохладной водой и промокнула влагу банным полотенцем. Идея приготовить самой теперь не казалась хорошей. Слишком много блюд кружилось в голове, и выбрать что-то одно было сложно. Может, рыбу запечь в духовке? А если он не ест рыбу?
Покачала головой с мыслью, какое мне до этого дело? Не ест — его проблемы! Я всего лишь предложила, а не нанималась личным шеф-поваром! Не понравится, пусть заказывает лично себе.
Когда вышла, заплетая волосы в косу, стол уже был накрыт, но на одну персону — на меня. Сам Грешник уже выкладывал рядом с моей тарелкой таблетки, которые сократились до трёх. И рядом с ними снова лежала та голубая пилюля!
— Я не буду её принимать, — твёрдо сказала я, отодвигая подальше ненавистный препарат.
— Почему?
Мне не хотелось объяснять истинную причину, поэтому просто настояла на своём. Пусть посчитает меня избалованной, но эту дрянь я и близко к себе не подпущу.
— Просто не буду и всё.
Грешник скрестил руки на груди и склонил голову к правому плечу, внимательно изучая моё лицо.
— Она не причинит тебе вреда. Наоборот, даже поможет.
Я закусила губу и покачала головой. Жаловаться не собиралась. Я слишком гордая для этого. И был какой-то страх от того, что кто-то может узнать об этих трёх месяцах больше, чем могу себе позволить. Эта пилюля… я уже чувствовала боль, которая сопровождала приём этой дряни. Я боялась, что стоит только озвучить это, как она станет сильнее.
— Нет.
Грешник глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться, покачал головой и направился к двери. Пока он одевался в верхнюю одежду и обувался, я ковырялась в тарелке вилкой, полностью погрузившись в раздумья, и замерла, когда он снова заговорил:
— Безопасник твоего отца будет здесь к семи. Я постараюсь вернуться вовремя, но если не успею, то с вами будет Тимур, — дёрнул вперёд стоячий воротник пальто и кивнул на столик, который я заказала вчера. — Захаров уже оплатил обучение в лучшей дизайнерской школе Мовы. Занятия начинаются в десять.
Мои глаза полезли на лоб от услышанного. Уже? Так быстро? Даже моему отцу потребовалось бы больше недели на подобное! Сорвавшись с места, зашипела, когда наступила на ступню полностью, но удержала равновесие и кинулась к мобильнику на тумбочке у кровати. Чёрт! Без пяти! Неужели нельзя было меня разбудить!
— Блин, блин, блин! — бормотала я, ковыляя до ноута под насмешливым взглядом Грешника.
Компьютер включился быстро. Всего секунд пять, и я залипла на монитор с кучей папок. Что мне со всем этим делать? Надо было дождаться следующего года или обозначить сроки этому Захарову. Я не ожидала, что это произойдёт так скоро. Думала, у меня есть время подготовиться лучше.
Техника уже была подключена к сети интернета и заряда хватит на приличное время… Господи! Это какой-то навороченный ноут. Чёрный глянцевый корпус, подсветка клавиатуры приятного тёмно-голубого цвета, широкий экран, очень тонкий и лёгкий, а мышка под цвет с кучей кнопок и рисунком отпечатка ладони по всему корпусу. Но это меркло перед тем количеством файлов, что я видела на рабочем столе. Какие-то программы, текстовые документы, браузер. У меня нет времени со всем этим разбираться!
— Почему вы не разбудили меня?! — возмутилась я, поднимая глаза и натыкаясь на взгляд мужчины, который явно был удовлетворен увиденным. — Я… Что мне с этим делать?
Его губы искривились в усмешке, и он полностью повернулся ко мне.
— Хотел знать, действительно ли это важно для тебя. А с остальным — пока никуда не лезь. Куратор свяжется с тобой через полчаса и объяснит всё сам.
— Полчаса… — пробормотала я и выдохнула с облегчением. Вот же… гад! Так ведь и кардиограмму испортить можно! — Хотели знать? Вы в своём уме?
Он хищно улыбнулся, и серые глаза сверкнули недобрым блеском.
— Следи за своим языком, девочка.
Я прищурилась. Опять начинается! Нормально же общались!
— Вам нельзя причинять мне вред! Вы обещали моему отцу!
Он тихо рассмеялся, словно я сморозила несусветную глупость, и полностью развернулся ко мне.
— Захаров обещал твоему отцу, что ты будешь в безопасности, не я, Котёнок. Так что будь умницей — умолкни и учись. Или твоему рту я найду другое применение.
Мои глаза против воли опустились на его пах, а щёки вспыхнули от злости и возмущения! Да как он смеет?!
— Вы просто омерзительны! — прорычала я, закрывая ноутбук и поднимаясь на ноги. — Думаете, вы лучше тех уродов? Вы такой же как и они!
Он лишь вздёрнул бровь, не переставая улыбаться. Кажется, его вообще забавляли все мои слова и моя реакция.
— По крайней мере, я это никогда не скрывал.
На какое-то время я опешила. Не от его слов, а от того, что мне стало больно и обидно это слышать. Он действительно ведь не пытался строить из себя рыцаря на белом коне, это я хотела видеть в нём хорошее. Хотела, чтобы он был другим, потому что… нравился мне? Этот взрослый, циничный и странный мужчина мне нравился?
Я так и не смогла ничего ему ответить и молчала, пока он уходил. Лишь когда дверь закрылась, села обратно в кресло и ушла в свои мысли. Как так получилось? Когда? Моя мама втиснула мою жизнь в очень плотный график. В нём не только отношениям, но и чувствам не было места. Единственный раз, когда я позволила себе что-то с противоположным полом, было год назад. Мне было интересно, но чувств к парню я не испытывала. Иногда я позволяла ему вольности, даже через чур много, но это ничего не вызывало. В итоге эти игры просто сошли на нет, а потом и вовсе забылись. Кажется, он уехал в другую страну, строить карьеру танцора, а потом так и остался там. А я и забыла уже об этом. Сейчас же другое дело. Моя жизнь больше не принадлежит балету.
Когда Кубрынин сломал мне ноги в первый раз, я была в ужасе. Ведь ничего другого я не умею, только танцевать, и то кое-как, а теперь и вовсе даже этого нет. Но потом всё ушло на второй план. Я старалась унять страх и переживания и полностью направить мысли на выживание. Думать только о том, как выбраться, а затем уничтожить старикашку.
В голове всплыл момент, когда я выбралась из дома через окно. Стоило мне опустить ступни на землю, как раму за спиной закрыло какой-то стальной штукой, напоминающей жалюзи на витринах магазинов. Повсюда была слышна стрельба и хрипы людей. Охрана у забора падала как подкошенная, но крови не было. Я побежала через палисадник к какому-то строению и спряталась там. Это оказался гараж с двумя автомобилями. Некоторое время я тихо сидела в самом углу, а когда пришёл Кубрынин, зажала рот рукой, чтобы не издать ни звука, но он меня и так не заметил. Толстяк настолько торопился, что вообще ничего не замечал вокруг. И он был напуган. Лоб и щеки покрылись испариной, лицо побледнело, а второй подбородок и щеки тряслись при каждом движении. Он что-то прятал в багажнике одной из машин и все время шептал: "это монстры, это чудовища. Демоны".
А затем пришёл другой. Я не видела его лица, но отлично помню исходящую от него опасность и его голос. Тихий, вкрадчивый. Он проникал под самую кожу и пускал скользкие мурашки по всему телу. Мне хотелось закрыть уши, хотелось сбежать подальше от этого голоса, но словно приросла к месту. Что было дальше я не вспомнила. Мысли оборвались громким тонким звуком, не давая мне даже шанса зацепиться за дымку всплывшего воспоминания.
В самом углу экрана качалась из стороны в сторону телефонная трубка тёмно-серого цвета, оповещая о входящем звонке. Неужели я сижу здесь так долго? Грешник сказал, что позвонить должны были только через полчаса.
Пытаясь сбросить с себя оцепенение, вздрогнула и холодок пробежал по плечам и щекам. Мелодия была слишком резкой и резала по нервам тупой бритвой, да так, что было желание просто скинуть. Решив, что это глупо с моей стороны, приняла видеозвонок. В всплывающем окне появилось лицо молодого человека с довольно привлекательной внешностью. Голубые глаза, светлые волосы со стильной стрижкой, добрый взгляд. Он улыбнулся, увидев меня, и поддался вперёд. Я лихорадочно начала искать кнопку выключения камеры, но абсолютно не могла разобраться в меню.
— Доброе утро, Рина Олеговна, — начал тем временем молодой человек, не подавая намёков, что его удивило моё покалеченное лицо, и я бросила попытки стать "невидимкой". — Меня зовут Лобов Иван Романович. Я буду вашим учителем на протяжении всего года.
Полдня Иван Романович объяснял мне функции всех программ, что были уже установлены на компьютер. 3D-модераторы, фотошопы, электронные книги для чтения и ознакомления. Я погрузилась в неизведанное настолько сильно, что даже не заметила как пролетело время. Казалось, вот, мы только начали, а уже пора закругляться, и было даже как-то грустно. Мне нравилась эта сфера. В ней было столько свободы для моей фантазии, что даже окрыляло.
— Что ж. Вы отлично чувствуете гармонию цветов и стилей, госпожа Лебедева. Это радует, и я буду счастлив учить вас и дальше.
Понимая, что это своего рода и вопрос о нашем дальнейшем сотрудничестве, я закивала, соглашаясь. Иван Романович был очень внимательным и терпеливым учителем. Не гнушался повторять по два раза, если я что-то не понимала, и, что не менее важно, не пялился открыто на мою физиономию.
Когда наступило семь часов, продукты только доставили. Тарас оказался тем самым водителем, что вышел из машины, когда я выбежала им навстречу. Огромный и лысый, но в свете помещения он не был столь устрашающим, как тогда. Даже обычным, и взгляд у него не был злым. Но пришёл он не один. С ним был Сергей. Он проверил, что я в полном порядке, дал поговорить с отцом и матерью, убедился, что я ни в чём не нуждаюсь, а потом уехал.
Посидев некоторое время в одиночестве, я принялась за готовку. Решила не красоваться, и хотела запечь рыбу с картошкой, но когда я нарезала овощи, явился Грешников. Он был уставшим. Не знаю, как я это поняла, но буквально с порога заметила. Он снимал пальто медленно, размеренно. О чем-то глубоко задумался и, казалось, вообще не осознавал, что он пришёл домой. А дом ли это его вообще?
Боясь шелохнуться, я постаралась орудовать ножом как можно тише и не производить лишнего шума. Мне казалось это важным — постараться не раздражать его лишний раз. Отчего-то подумала, что это поможет наладить отношения с ним. Хотя зачем мне это? Я пробуду здесь недолго и совсем скоро вернусь к прежней жизни. Ведь я этого хочу — снова стать собой и забыть прошлые месяцы, как страшный сон.
Прошлые месяцы. Они вроде бы и стёрты из памяти и можно бы расслабиться, но эта неизвестность царапает подсознание острыми когтями, словно разъярённая кошка. Я и хотела вспомнить, чтобы знать, и боялась, что узнаю то, что не хочу. Да. ОН искалечил меня. Физически. Но это пережить можно. Раны затянутся и всё забудется. А моя моральная часть? Психическая? Что будет с ней, когда я вспомню? Если я вспомню… или всё-таки когда?
Я сжала пальцами переносицу, пытаясь прогнать давящее чувство, но оно не хотело уходить. Расползалось блевотной жижей по лицу, не причиняя боли, но вызывая чувство омерзения к собственному организму…
— Тебе помочь?
Я вздрогнула от звука его голоса. Слишком рядом. Слишком тихо и громко одновременно. Повернула резко голову, чтобы увидеть его в полуметре от себя. Высокий. Он такой высокий, что мне приходится поднимать подбородок вверх, чтобы взглянуть ему в лицо. И такой холодный. Статуя из плоти и костей, но живая, дышащая. Вот только его взгляд… В нём словно сама Тьма. Бездна. Проклятие. Боль. И обещание удовольствия. Сейчас они были чёрными. Настолько чёрными, что это даже пошло, потому что эта глубина красок заставляла видеть то, что мне хотелось увидеть. То, чего нет и быть не может.
Рассеянно кивнув, достала из нижнего шкафчика ещё одну доску и нож. Я заказала тогда много кухонной утвари и до сих пор не могла дать себе отчёта — почему? Почему мне хочется оставить тут след? Оставить свой хаос в его идеальном и тихом мире. Моё врождённое бунтарство? Каприз? Или что-то большее? Чувствую ли я к нему что-то большее или мне показалось?
Резкие удары ножа отозвались громом в его тишине, ударяя по моим нервам и заставляя вздрогнуть. Некоторое время я смотрела, как он буквально рубит очищенную картошку на большие кубики, пытаясь прийти к размерам у моих рук. Безжалостно кромсал, словно разчленял уже неподвижное и бездыханное тело на сотни кусочков, растягивая удовольствие от самого процесса. Вот он отрезал руку, ногу, а затем разделил их на две, на четыре, на восемь частей… И меня эта мысль не пугает.
— Что она тебе сделала?
Грешник остановился, замирая и поднимая взгляд, а в моём мозгу тело приобрело пол. И мне хотелось, чтобы он кромсал так чужое женское тело, но не моё. Нет. Я хотела, чтобы моё тело ласкали эти длинные и тонкие пальцы, чтобы они снова оказались там, но уже по другой причине, не медицинской.
Наверное, я схожу с ума…
— Кто?
Что "кто"? Ах да. Эти сраные овощи.
— Картошка. Что она тебе сделала?
Он перевёл взгляд на плоды своего творения и нахмурился.
— Правильно же всё. Такого же размера.
Я усмехнулась, качая головой и скидывая мрачность настроения и странные мысли. Они не были мне подвластны и не были в моём стиле, но они всплыли. Словно он одним своим присутствием, одним взмахом ножа вдруг вскрыл крышку переполненной банки.
— Ты режешь её так, словно она в чём-то провинилась, — отвечаю с усмешкой и даже озорством, лишь бы он не заметил, лишь бы не понял о чём я только что думала. — Рубишь, кромсаешь. Почему?
— Как умею.
— Умей по-другому или на ужин у нас будет рыба с кусочками дерева от твой доски. Или твоих пальцев.
Какое-то время он смотрел на светлые кусочки, а затем поднял на меня взгляд.
— В некоторых странах едят самые необычные части тел.
Я заставила себя не рассмеяться в голос и растянула губы в шкодливой улыбке.
— Да, но не человеческие, — ложу на стол нож и поворачиваюсь к нему.
Он тоже и скрещивает руки на груди, а я ловлю себя на мысли, что мне нравится его телосложение. Нравится, что он не качок и даже не среднего, а скорее узловатого, худощавого, но в то же время дышащего силой, как физической, так и внутренней. И этой силе хотелось подчиняться, но подчиняться по своим правилам, раззадоривая зверя внутри него, а он есть. Я знала что там, под сотнями линз, сидит голодный и жестокий зверь. Не могут такие люди, с таким прозвищем и с такой жизнью быть обычными, романтичными, нежными. Там, под кожей и этим холодным безразличным взглядом скрывается настоящее чудовище, которое не кормили. Узнать бы только какое оно? Испугает оно меня, даст что-то большее или же покрамсает как эту картошку. И я хотела это знать. Хотела вытащить этого монстра из него… Чтобы узнать его настоящего. Не эту оболочку отстранённости от людей, от себя, меня, от самой жизни, а того, кто под ней скрывается, натянув маску жестокости и безжалостности.
— Почему бы и нет? Какая разница чьё мясо?
Я скосила взгляд и подняла его к потолку, словно задумываясь над его словами. Действительно, какая разница? Но разница есть.
— Если только вегетарианцев, — ответила на полном серьезе, наблюдая, как удивлённо дернулись тёмные брови. — Мясо хищников опасно. Как и сами хищники.
— Тебя пугает встреча с монстрами, но ты так спокойно о них рассуждаешь сейчас. Что с тобой не так, Марина?
Я не знаю. Может, со мной и вправду что-то не так? А было ли со мной хоть когда-то что-то "так"? И как это "так"? Как надо мне? Или как надо другим? Когда я в своей жизни была собой? Именно той, кем хотела быть?
А у самой глаза бегают по его лицу, запоминая каждую чёрточку. Разрез его глаз. Форму губ. Высоту скул. Я хотела это запомнить. И я буду запоминать это каждый раз, как вижу его, потому что нашла свой идеал. Я нашла того, кто мне нравился как мужчина, кто заставил трусики взмокнуть взмахом ножа, кто заставил желать погрузиться в глубину его взгляда, абсолютно при этом ничего не делая.
— Я не знаю. Ты же врач. Вот и скажи мне, что со мной не так?
Веки немного прищурились, глядя на меня внимательно и пытаясь понять насколько далеко я зайду… или это презрение? Удивление? Сомневаюсь, что его ещё может удивить хоть что-то в этой жизни.
Грешник.
Насколько ты грешен?
— Для тебя я могу провести лишь физический осмотр, Котенок.
Вот она. Точка невозврата, если я перейду за эту черту. Его взгляд так же впился в мои губы, как и мой в его. Но в то же время он давал мне выбор. Жестокий, но справедливый. И правдивый. Если я сделаю шаг, то назад пути не будет, а он не станет что-либо мне обещать. Он не будет играть рыцаря на белом коне. Не будет любящим и нежным. Он возьмёт всё, что захочет, а как надоест, выкинет, словно сломанную игрушку того самого зверя под его грудной клеткой. И мне хотелось раздвинуть каждое ребро и утопить себя в той боли, что он мне предлогал. Но она будет потом. Она будет после. Именно эта боль убьёт во мне меня, а я не хочу иного. Я хочу познать то наслаждение, которое он может мне дать… потому что он единственный кто может это сделать. Единственный кто может подарить мне что-то большее, показать мне что-то волшебное, а потом растоптать.
— Откажись, глупая, — шепчет, а сам пожирает мои губы глазами. Мою шею, мою грудь под тонкой майкой. Под ней уже торчат соски, а плоть предательски разбухла между ног и истекает чем-то горячим, чем-то обильным. — Я же тебя порву.
Закусываю губу, поднимая взгляд к его глазам. Настолько чёрным, что кажется, там целый Ад и тысячи пыток для меня. Делаю шаг к нему. Волосы скользят по плечам, обнажая их и щекоча. Смотрю ему в глаза и не могу оторваться. Не могу сказать "нет", потому что только что вычеркнула это слово из своего лексикона. Раздавила его между собственными пальцами и теперь наблюдаю как сочится кровь по руке. Как она капает на белый паркет с тёмными цветками. Как собирается лужицей у наших ног.
— Я хочу.
Я хочу быть разорванной им…