Я забуду тебя завтра...

Глава 6

Когда Захаров ушёл, Грешник вышел следом, но остановился у открытой двери.

— Вы, двое, — услышала я его властное и довольно грубое обращение, — занесите это убожество внутрь.

Убожество? Ах ты… ты… ты…

Я даже слов подобрать не могла! Просто хлопала глазами, пока двое мужчин заносили мягкое кресло-качалку, небольшой шкаф для книг и остальную мелочь в пакетах и коробках. Убожество! Убожество!!! Да это он убожество, если может жить в таких спартанских условиях! Но и возражать я не смела. Пока. Антон Ахметович хоть и вышел, но они всё ещё тихо переговаривались у двери. Слов я не слышала, да и не особо старалась — обдумывала план мести. Избавиться от меня у блондинчика не выйдет. Причинить вред тоже. Вот пусть и терпит!

Я устрою ему райскую жизнь! Он надолго запомнит моё заточение!

Собравшись с духом, поднялась с кровати и отправилась в ванную, закутавшись в халат по самую шею. Мужчины были довольно молодыми, может, двадцати пяти ещё нет, но один кинул очень жалостливый взгляд на мою оголённую шею. Я привыкла к подобному, но здесь это казалось неправильным.

И я знала почему. Как бы я не пыталась взять себя в руки, как бы не хорохорилась и не пыталась заставить себя быть сильной, те три месяца отпечатались в моей голове сильно. Я не смогу подпустить к себе кого-то достаточно близко. И не важно мужчина это или женщина. Я просто не смогу. У меня не получится больше доверять людям, не получиться не видеть в каждом врага. И в этих мужчинах я уже видела угрозу.

Уперев ладони в края гранитной тумбы раковины, я посмотрела на себя в зеркало, и всё в душе перевернулось. Лицо в глубоких ссадинах. Вместо глаз два огромных тёмно-фиолетовых фингала. На носу и вовсе что-то непонятное. Сухие губы потресканы до самой крови и покрыты корочкой. Боже… И это я? Вот это лесное чудище я?

Приподняв немного лицо, заметила на шее шрам. Он шёл поперёк тонкой линией, но порез явно был когда-то глубоким. Так вот на что смотрел тот парень. Я предполагала, что выгляжу не лучшим образом, но теперь понятна его жалость в его взгляде. Линия была давно зажившей, но то, что она была… Господи. Что со мной делали? Правильно ли то, что я собиралась помочь им, вспоминая эти ужасы? Как это скажется на мне?

Но уже в следующий момент я знала ответ на свой же вопрос. Я вспомню, несмотря на последствия. Вспомню и помогу уничтожить этих уродов!

Когда я вышла на кухню, то застала Грешника за барной стойкой. Рядом с ним уже стоял разогретый контейнер с едой, чай, хлеб и горсть таблеток. Заметив меня, он поднялся со стула и указал на столешницу.

— Сначало поешь. Лекарства перед сном.

Я не стала ничего говорить. Старалась даже не смотреть на него. Осознание, что я изуродована, отлично сыграло на моей самооценке. Ходила тут, шарахалась от других мужиков. Да кто на такую посмотрит?… И снова эта голубая таблетка! Взяла её и швырнула в раковину. Я не могла спутать её с другим препаратом, потому что, что в моих воспоминаниях, что на этой была надпись — «N-13». Чёрта с два я её выпью!

Открыв кран, спустила чёртову пилюлю в сток и с чувством собственного достоинства повернулась назад, натыкаясь на внимательный взгляд карих глаз. Почему они всегда разные? Линзы? Зачем? И почему он всегда смотрит так пронзительно, словно в саму душу, словно пытается вытрясти из меня все секреты?

Всё так же смотря мне в глаза, он достал из внутреннего кармана пальто сотовый телефон и положил его рядом с таблетками.

— Мой номер вбит. Счёт пополнен. Интернет есть. Но ни с кем не связывайся. Для внешнего мира ты до сих пор в розыске.

Я кивнула и опустила взгляд в пол, отворачиваясь снова к раковине. Не смотри ты на меня. Не смотри! Я такая уродина! Мне хотелось забиться в самый дальний угол и больше никому не показываться на глаза.

Я жалкая. Ничтожная. Уродина!

— Марина.

Его голос прозвучал слишком близко, заставляя меня вздрогнуть, а затем на плечи опустились руки.

— Я не умею жалеть или успокаивать, но твои раны скоро пройдут. Будешь пользоваться мазями, и не останется даже шрамов. На шее тоже. И… мне жаль, что я веду себя с тобой грубо, но… иначе я тоже не умею.

Я осторожно повернулась обратно к нему и задрала голову, чтобы посмотреть в глаза.

— Вы не сердитесь на меня за заказ?

Он устало вздохнул и посмотрел в сторону, а затем покачал головой.

— Нет. Уже не сержусь. Но в следующий раз обговори это со мной.

Ну хоть какой-то прогресс, и он не рычит на меня, как тот динозавр из ледникового периода! Я кивнула и перевела взгляд на кучу покупок, которые сделала. Их было очень много. Половина комнаты заставлена коробками.

— Спасибо.

Он хотел было сказать что-то ещё, но потом его взгляд заметался в пространстве, и он сжал крепко челюсти, кивнул и ушёл. Я услышала как тихо закрылась входная дверь и вздрогнула, скидывая напряжение. Даже не смотря на то, что это был первый разговор без криков, угроз и оскорблений, я чувствовала себя опустошенной. А ещё ведь покупки разбирать! Зачем я только заказала столько? Не ожидала, что их доставят так быстро, но, видимо, Грешник доплатил за экспресс.

Поежившись и потерев плечи там, где до сих пор чувствовались его ладони, вздрогнула от мурашек на спине. Почему-то не хотелось чтобы он уходил. Пусть он и рычит постоянно, мало говорит и вообще как бревно, но с ним я чувствовала себя в большей безопасности.

Хах. Безопасность. Раньше я не ценила это чувство. Казалось, так будет всегда. Казалось, папина охрана способна на всё. Они защитят, спасут, вернут домой любой ценой. Но потом я сбежала. Хотела просто провести время с друзьями. Меня душила излишняя забота мамы, её планы на моё будущее знаменитой балерины, её мечты. Мать не волновало, что дочь с трудом удерживается на ногах, чтобы сделать правильное па. Что сбиваю других балерин, что часто падаю на сцене, а чёртовы постановщики только охали и ахали, что "принцесса" вдруг оступилась, а потом и вовсе решили, что мне постоянно ставят подножки. Нет, мне нравилось танцевать, но только нравилось. Я не болела этой идеей, ею болела мама. Она считала, это моё призвание — стать лучшей балериной, раз у неё не получилось. А я просто смирилась. И отец смирился.

Тяжело вздохнув, дохромала до барной стойки и опустилась на стул. Днём он тоже меня накормил, а сам и пальцем не притронулся к контейнерам. Наверное, обедал вместе со своей подружкой. Не знаю, почему меня это так задевает, но есть блюда, приготовленные не мной, было неприятно. Да. Именно «неприятно».

Развернувшись на стуле, открыла холодильник и придирчиво осмотрела содержимое. Остались ещё два контейнера, но я взяла сыр и колбасу. Сделаю бутерброды. О весе теперь волноваться не нужно, значит, можно кайфануть. Надоело считать калории, начинать утро с весов и заканчивать в спортзале растяжкой сухожилий и мышц. Уже некуда растягивать, а ей всё не нравится, всё мало и мало! Слава богу это закончилось! Я любила маму. Очень сильно любила. Но иногда она переходила грань.

Уже ближе к ночи, я отошла к кровати и осмотрела что у меня получилось сделать с пустующей половиной комнаты. Бежевое плетеное кресло в правом углу, тёмный шкаф в левом, между ними небольшой стеклянный столик из матового стекла. На стене висела картина с пейзажем. Не Пабло Пикассо, конечно, а просто чья-то мазня, но она будет заменять окно. Рядом с креслом поставила торшер. Черный, на тонкой ножке, с железным плофончиком-грушей, но очень изысканный. Я была довольна и маленькой вазочкой для конфет, и разнообразным книгам от классики до дизайна и экономики, и высоким цветком рядом с холодильником, посудой в шкафу над раковиной. Осталось только разложить мыломойку и принять ванную. Горячую. С ароматными маслами и пеной. Всё, как я люблю. Мне это было нужно, но вот…

Я опустила взгляд на ноги и сжала губы в тонкую линию. Можно ли мне принять эту ванную? Не долго думая, взяла оставленный телефон и быстро нашла номер. Грешник. А если я отвлеку его или услышу что-нибудь не очень приятное? Охи, там, вздохи. Или ещё хуже — вопли грешных душ из Ада.

— Ну и бред, — покачала я головой и решила написать сообщение.

«Мне можно принимать ванную?»

Только когда отправила, поняла как это глупо звучит. Хотела было добавить, что хочу узнать конкретно за ступни, но тут прилетел ответ:

«Сними бинты».

Ооо… Он даже в тексте неразговорчив! Как его подружка выдерживает?

Да что ты прицепилась к этой подружке? Не твоё это дело!

— Идиотка, — буркнула и, подхватив пакет с нужными мне вещами, отправилась по адресу.

Ванная здесь и вправду была шикарной! Даже у нас в доме такой не было. Везде керамогранит разукрашен под мрамор. Душевая кабинка полностью прозрачная, навесная раковина, над ней полочка и шкафчик, а джакузи просто потрясающая. Усевшись на её краешек, включила воду и принялась снимать бинты. Минут через пятнадцать погрузилась в воду и забылась в блаженстве с мыслью, что жизнь прекрасна. Кайф. Наверное, полтора часа у меня ушло только на мытье, но когда я вышла в пижаме и с полотенце на голове, то словно живой себя почувствовала! Вот только фен забыла заказать, придётся сушить волосы по старинке, а то есть само высохнет.

С отличным настроением, вернулась обратно к кровати и взяла тот крем, что дал мне Грешник. Если он прав, то на распаренную кожу мазь подействует в разы лучше. Нанесла её по всем ранам и шрамам, не забывая и про шею, и про живот. Следы от хлыстов были по всему телу, и, благодаря этому, я сомневалась, что на меня хоть кто-то посмотрит, а если вдруг когда-нибудь… То уж точно не возбудится. Будут лишние вопросы, лишние напоминания. Нет. Не хочу. Спасибо хоть, что девственность не успел тронуть. Думал, у него в запасе много времени. Хотел сам, а у него не вставал.

Я горько рассмеялась над его «везением». И ведь если бы не тот Климов, я ведь могла бы и не быть здесь вообще. Да. Я считала удачей, что отделалась лишь шрамами и изувеченными ногами. За жизнь это очень и очень малая цена. Я ведь снова могу увидеть маму и папу, а кто-то нет. Могу сделать вдох, могу бегать, могу слышать. А кто-то этого не может. И только столкнувшись с подобным, понимаешь насколько это неоценимо.

Закончив с ранами на теле, принялась за ступни и уже даже не удивлялась, насколько они истерзаны. Грешник был прав. Они изрезаны в хлам. Наверное, от шока я даже не понимала, что с ними что-то не так. Убегая от мотоциклов, я думала лишь о том, чтобы выжить. И я выжила. А теперь мщу. И эта месть сладка. Пусть не моими руками, но эти уроды получают по заслугам. Я испытывала истинное удовольствие от мысли, что все они окажуться в сырой земле. Что их сожрут черви, а кости со временем сгниют. Я ликовала от этого и жалела лишь об одном — не я вершу правосудие, не я спускаю курок.

Приняв таблетки, села на постель и снова начала щёлкать по каналам, и в это раз наткнулась на новости. В них показывали тот самый клуб. Он горел в огне четыре часа назад. Полыхал, как спичка, исчезая с лица земли вместе со всей своей грязью. И я знала, что где-то там стоял Грешник и контролировал, чтобы сгорело всё. Я была в этом уверена. То с какой радостью он получил зацепку, то как отреагировал на мои слова… Может, он и убил тех парней в поле, но теперь я была уверена, что это было правильно. Жутко, жестоко, но правильно. И да. Я оправдывала эти убийства. Может быть, тюрьма их и исправила бы, но чужие жизни это не вернуло бы, а так сбережёт другие.

Ведущая называла это жуткой трагедией. В огне сгорел хозяин клуба и ещё несколько бизнесменов. Они были в подвале на момент пожара и не успели выбраться, но больше никто не пострадал. Только гниль. Только язва была вырезана с этой планеты, и я не понимала как остальные не видят очевидного? Почему никто с ними не борется? Почему этим чудовищам всё сходит с рук? Они воруют детей, женщин, мужчин! Продают их в рабство! Заставляют заниматься проституцией… Почему никто ничего не делает?

Когда дверь тихо пискнула, я дёрнулась на звук, но в комнату прошёл Грешник. Он снял пальто, скинул обувь, молча, прошёл к полкам у телевизора, снял часы, взял одежду из шкафа и ушёл в ванную. Я снова вернулась к просмотру каналов, но не могла сконцентрироваться на передачах.

Грешник. Он выглядел таким уставшим.

Я быстро выключила свет, ткнула на красную кнопку пульта и приглушила свет от бра. Забравшись под одеяло, натянула его до самого подбородка и попыталась уснуть, но прислушивалась к шуму воды за стенкой. Душ принимал. Сегодня мне не хотелось устраивать скандалов, доставать его или закидывать вопросами. Хотя по большей части мне хотелось, чтобы мы начали разговаривать так же, как и днём на кухне. Без желания придушить друг друга. Мне хотелось просто поговорить с ним. Не важно о чём, просто чтобы наше общение перестало напоминать о том, что мы… разные?

С психами устроившись удобнее, ещё раз буркнула себе под нос, что я идиотка, и заставила себя спать, но не выходило. Было как-то пусто вокруг. Всё слишком чужое, инородное, холодное. Лишь когда Грешник вышел и начал возиться на кухне, я смогла задремать под лёгкий шум. Под еле слышные стук дверц, под очень тихое урчание микроволновки, под смешок Грешника, когда он всё же заглянул в ящик над раковиной и обнаружил там тарелки и стаканы. Но спокойнее стало, лишь когда за спиной прогнулся матрас, и он лёг рядом. Стало как-то теплее, что ли. Уютнее. И постепенно тело расслабилось, унося меня в царство Морфея.