Я забуду тебя завтра...

Глава 3

Закутавшись плотнее в халат, который подал мне Грешник, я вышла из душевой кабинки, но тут же схватилась за дверцу, предотвращая падение, и зажала рот ладонью. Острая боль пронзила ногу, как только я наступила на правую ступню, да такая сильная, что в глазах потемнело!

— Что с тобой?

— Нога, — промычала я, а Грешник опустил взгляд и зажмурился, будто забыв что-то.

В следующую секунду, я была подхвачена им и цеплялась за его плечи. Нет, меня часто носили на руках, но то было во время танцев, а это совсем другое! Он может меня уронить, споткнуться, а зная моё везение ещё и сам шею свернёт! Хотя последнему я буду рада. В некотором смысле.

Но, к моему удивлению, до кровати донёс он меня без травм. Усадив поверх покрывала, он приказал мне держать ноги на весу, а сам скрылся в смежной комнате. Наверное, там его кабинет или ещё одна спальня, но вернулся он быстро и с какой-то железную емкостью и саквояжем. Поставив всё рядом со мной на пол, он приказал лечь на живот и свесить ступни. Я так и сделала, не задавая вопросов, а зря. Когда кожа неожиданно вспыхнула огнём, я пискнула, прикусывая собственный кулак, и зажмурилась. Казалось, что он прикладывал к подошве расплавленное железо и не забывал его переворачивать каждую секунду, но скоро боль немного утихла, и я услышала очередной звон стекла, как и в ванной.

Выдохнув с облегчением, так и осталась лежать, поскольку приказа садиться не поступало, но новой порции боли больше не было. Даже наоборот, по мере махинаций Грешника, я чувствовала как она отходит, оставляя место чему-то холодному, что немного облегчало мучения.

— Сядь.

Подчинившись, я обнаружила, что ноги уже перебинтованы, а в миске перед ним моя кровь, скальпель и довольно большой осколок. Наверное, вытащить так просто он не смог и ему пришлось резать. Как же хорошо, что я об этом не знала, иначе визгу было бы куда больше.

Как только я приняла вертикальное положение, а Грешник убрал ненужное в сторону, то сразу начал прощупывать кости голени. Я смотрела как большие пальцы медленно скользят от сустава щиколотки вверх до коленей, просчитывая выпирающие неровности, и боялась пошевелиться от осознания, что это не мой организм устал от боли и перестал воспринимать его привычным способом, а прикосновения Грешника не причиняют её. Вот он держит икры четырьмя пальцами, а подушечка большого ползет по поверхности берцовой кости, но чувствую я лишь его это и ничего более!

— Восемь переломов за три месяца только на одной ноге.

Из-за собственного удивления, я не сразу поняла спрашивает он или просто озвучивает факт, но ответа точно не ждал. Переключившись на руки, он также начал прощупывать кисти до локтей, а я пошевелиться боялась, всё гадая, почему так получается? Почему я не чувствую огня под кожей? Почему я не боюсь его? Почему смотрю на него и вижу самого красивого мужчину на свете? С недельной щетиной и в квадратных очках с тонкой оправой он не был ужасным и пугающим. Да, тяжёлый взгляд словно заглядывал в мою душу, но мне самой хотелось увидеть его. Хотелось узнать его лучше, хотелось понять. И в то же время я осознавала насколько это глупо. Он старше меня лет на пятнадцать, а я… Я в его глазах воровка и потенциальная убийца его близкого человека.

Он подтянул свой саквояж ближе и достал шприц и колбочку с какой-то прозрачной жидкостью. Тут я и напряглась.

— Что это?

— Антибиотики, — ответил Грешник, ломая верхушку. — Ты бегала раненной по лесу. Распорола себе подошву в хлам, получила касательное и вдобавок разбит нос. Это необходимо.

Он щёлкнул по пластмассовому корпусу и выпустил лишний воздух с тонкой струйкой жидкости. Порвав упаковку спиртовой салфетки и поднял на меня взгляд.

— Ложись на живот.

Я в ужасе перевела взгляд на иглу, по которой стекала жидкость. Уколы. Я до жути боюсь уколов…

— Мне тебя заставить?

Я вернула взгляд к нему и начала выполнять приказ, не прерывая зрительного контакта. Крепко зажмурилась лишь в тот момент, когда его пальцы коснулись моего бедра и начали поднимать полы халата выше. Всё тело сильно напряглось, пока подушечки скользили по коже, а руки стиснули ткань покрывала в кулаках. Дыхание застряло где-то в горле, потому что в этот раз его прикосновения не были такими, как раньше. Они были нежными, от чего я покрывалась мурашками.

— А ты не такая уж и скромница, да, Котёнок?

— Я вам не котёнок! — рыкнула я и тут же пожалела.

Охнув от того, что он крепко и бесцеремонно сжал одну ягодицу и склонился ко мне ближе, я внутренне сжалась, слушая его слова. Горячее дыхание опалило кожу за ухом, заставляя волосы на затылке встать дыбом, а от прикосновения его губ внизу живота всё вдруг стянуло узлом. Но самое противное, что страха я так и не испытала.

— Кажется, я уже говорил по поводу разговоров, Ко-тё-нок, — пальцы на ягодице расслабились и начали смещаться ниже, не обращая никакого внимание на стиснутые бёдра. — Но если огрызнёшся ещё раз, то сделаешь мне огромное… — он замолчал на мгновение, когда средний палец проник в меня до самой преграды и начал вырисовывать круги, оттягивая стенки, — одолжение.

Его действия вызвали во мне столько странных и неизвестных до сих пор ощущений, что я в изумлении распахнула глаза от понимания, что не хочу, чтобы он останавливался. А он и не спешил отстраняться или прекращать. Вдохнул через нос мой запах, утыкаясь им в волосы, и переместился на клитор.

Мое тело непроизвольно вздрогнуло, а с губ против воли сорвался всхлип. У меня был парень. Я научилась терпеть боль, и иногда позволяла ему немного вольностей, но подобного я не испытывала ни разу. Мне хотелось выгнуться под руками Грешника, прижаться плотнее к нему, хотелось поцеловать его губы… И это пугало. Меня пугала моя больная реакция на него. Пугало, что я хочу продолжения, что мне ни капельки не стыдно.

От его тихого гортанного смеха по телу прошла волна вибрации, а звук приятно отдавался в голове лёгким эхо.

— Ты была бы способной ученицей, Котёнок. Как обильно ты течёшь… Жаль, что тебе семнадцать.

Руки резко исчезли, а шею и щеку обдало холодом. Боже… Я была в ужасе с самой себя! Я ничего не сделала! Не остановила его, не возмутилась… Я даже не испугалась! Со мной что-то не так. Не может уважающая себя девушка из приличной семьи так себя вести!

— А-ах! — воскликнула я одними губами, когда игла воткнулась в одно из полушарий и жидкость начала проникать в мягкие ткани.

— Потерпи чуть-чуть.

Его голос был хриплым, но… нежным! С долей сочувствия, будто сам жалел, что причиняет лишнюю боль. Я украдкой посмотрела на него и снова отвела взгляд. Теперь я точно была уверена, что таких людей не встречала. Если начальник безопасности отца меня всего лишь пугал, то этот Грешник приводил в настоящий ужас. И трепет. Мне хотелось бежать от него и в то же время остаться. Что со мной не так?!

Когда игла покинула мою задницу, мужчина приложил к месту салфетку, и тут зажужжал его телефон. Грешник незамедлительно ответил, но слов звонившего я так и не разобрала. Сам же мой похититель сказал лишь пару слов, после чего поднялся и начал убирать использованные медикаменты, слушая, что ему говорят.

Я быстро села, прижав колени к груди и обняв их руками, и начала следить за ним. Иногда Грешник останавливался, вслушиваясь в слова собеседника. Иногда казалось, что он даже и забыл о его существовании, потому что придирчиво перебирал упаковки с препаратами и выдавливал на тумбочку рядом с кроватью таблетки, которые, по всей видимости, мне предстоит выпить. Но за долгие несколько минут разговора он не проронил ни слова. Казалось, собеседник и сам прекрасно знал вопросы, которые могли бы последовать, и отвечал на них заранее. Когда же взгляд блондина переместился на меня, я внутренне сжалась. Слишком внимательно он смотрел, будто речь шла обо мне. Внутри всё похолодело от мысли, что, наверное, в этот момент решается моя судьба, но чуть не вздохнула с облегчением, когда взгляд чёрных глаз переместился выше над моей головой.

О чём можно так долго говорить? Почему он не задает вопросов? Почему посмотрел на меня так, словно был готов придушить на месте? Что они там решили своей бандой?

— Хорошо. Я понял. Пришлю Тимура, он разберётся.

Тимур. Наверное, тот верзила-водитель, который вёз нас сюда. Его правая рука? Так ведь принято у них называть подобных людей? Спрашивать, естественно, я не стала. Спасибо. Хватило по горло его рук. Исподлобья наблюдала, как он убирает медикаменты, а затем кидает ко мне какую-то мазь, боясь выпустить его из зоны видимости. Сплошная боль по всему телу и затуманенный ею разум мешали думать или анализировать, хоть и надо было. Надо было задавать вопросы. Надо было пытаться найти выход, но сил уже ни на что нет.

— Это мазь от ссадин и синяков, — сказал он, явно имея в виду тюбик, а затем положил на тумбочку ещё несколько таблеток, — а это выпьешь перед сном. Здесь обезболивающие, успокоительные и витамины. Утром примешь вот эту таблетку.

Он поднял какую-то голубую пилюлю, показывая мне, и положил рядом, а затем двинул к шкафу напротив кровати. Вернее это была стенка с кучей полочек и двумя шкафами, между которыми встроена огромная плазма. Из одного он достал белую футболку и шорты и кинул мне, а из второй черную водолазку. Когда он снял с себя грязную кофту, я чуть не ахнула. По всей спине было просто огромное количество шрамов и следов от ожогов, и, кажется, даже кусок кожи когда-то был срезан. Всё это выглядело так ужасно и отвратительно, что стало мутить. И весь этот ужас не могла скрыть даже татуировка на всю левую сторону.

Под шеей по самому центру был нарисован перевёрнутый крест. От него шли пылающие или еле тронутые пламенем перья, которые падали, начиная с рёбер, и полностью истлевали на уровне ремня. Всё это было нарисовано лишь на одной стороне, тогда как вторая была абсолютно чиста, словно разорвали лист бумаги. Я настолько увлеклась, что и не заметила как он повернулся ко мне боком, но почему-то молчал.

Грешник не был типичным представителем мужского пола. Выступая на сцене я видела сотни мужчин самой разной внешности и никто из них не был так ужасен и хорошо одновременно. Высок и жилист, но под светлой кожей бугрятся крепкие мышцы. И манера движений у него была сухая какая-то, безэмоциональная. Словно сама Смерть передо мной.

Но больше меня пугала реакция моего собственного тела на него. Этот Грешник не был мне противен, а даже наоборот. Мне нравилось то, что я видела. И это не нормально.

Когда ткань скользнула по его спине, скрывая от меня уродства, я отвернулась в сторону. Он пленил меня точно так же как Кубрынин. Да, условия намного лучше, но сути это не меняет!

— Можно мне смотреть телевизор? — тихо и запинаясь на каждом слове спросила я, боясь поднять на него взгляд.

Я кожей чувствовала его взгляд. Мне даже не нужно было поворачивать к нему головы, чтобы понять, что его взгляд устремлён на меня. Это было подобно жару от костра. Кожу словно жгло на щеке и шее, заставляя краснеть от воспоминаний о его пальцах во мне и на мне и моей реакции на это. Но он ничего не ответил. Только кинул пульт в придачу к тюбику с мазью и вышел, прихватив с собой саквояж и пальто. Лишь когда дверь за ним плотно закрылась, я смогла расслабиться и выдохнуть. Боже. Ощущение, будто только что была заперта с удавом в клетке. Я вздрогнула, и кожа покрылась мурашками от понимания, что ждут меня не очень лёгкие времена. Гораздо проще ненавидеть того, кто противен, чем того, кто вдруг разбудил в тебе странные ощущения. Но сейчас я могла подумать и о другом.

Голова разрывалась от огромного количества вопросов, на которые у меня не было ответов. Где я? Искали ли меня родители и ищут ли до сих пор? Смогу ли я с ними связаться, если буду себя вести спокойно? Отпустит ли меня Грешник, когда я вспомню про чемодан, а если не я его взяла, что тогда будет? И не врал ли он про связи, которые могло принести моё возвращение домой им или это для того, чтобы втереться в доверие?

На последнем вопросе покачала головой, закатывая глаза к потолку. Ага. В доверие втереться. Хотел бы, не тащил бы меня через парковку, как дикое животное.

Бездумно смотря на кучу таблеток и пилюлю, я пыталась успокоиться, но слёзы сами текли по лицу. Я никогда не была сильной. Отец защищал меня от всего и вся кучей нянек и охранников, а мама занималась моим будущим. Я ни разу в жизни даже коленки не поранила.

Велосипеды? Ролики? Я не знала что это такое, потому что для девочки это, видите ли, опасно. Но сейчас я отлично понимала, что во мне изменилось многое. Та малышка-одуванчик умерла в один из дней прошедших трёх месяцев, но на её место никто не пришёл, а прежняя никогда больше не вернётся. Если тогда я пыталась искать способ побега или как быстрее надоесть Кубрынину, то сейчас я не хочу ничего. Я даже дышать не хочу. Думать, открывать и закрывать глаза, двигаться… Зачем, если здесь я уже ничего не изменю? Я в ловушке без окон и с кодовом замком на обеих дверях из спальни. Здесь даже вентиляция по размерам меньше моей головы…

Но самое страшное, что стоило мне оказаться в тишине, как я снова услышала смех тех людей. Они смеялись надо мной. Не насмехались, нет. Они смеялись над моей беззащитностью. И голос старого импотента разрывал этот смех надвое.

«Танцуй, дрянь, или будешь дрыгаться без одежды и под моими парнями».

И я танцевала. Несмотря на боль в ногах, страх и желание умереть. А когда все заканчивалось и приходил Кубрынин, терпела его толстые пальцы на моём теле. Терпела и лелеяла надежду, что однажды их отрежу с особым удовольствием.

Я вспомнила момент нападения на особняк. Он снова ко мне пришёл, но не успел ничего сделать. Спустился один из его людей и сказал, что какой-то Климов вырубил систему безопасности. Толстяк выбежал, не прикрыв за собой дверь и я кинулась к ней, успевая подставить пальцы. Было больно. Очень больно, но это последнее, что я помнила.

Единственно, что меня радовало в нынешнем положении, это что Грешник не имеет дел с толстяком. Возможно, они даже враждуют, раз ему нужен чемодан, который был в особняке Кубрынина, ведь только там я могла что-то взять. Вопрос только брала ли я его?

Я зажмурилась, напрягая память, но перед глазами мелькали лишь разноцветные круги, выстрелы и чужие крики. Когда же я очнулась вне территории особняка, то видела как он пылал огнём и радовалась этому, вдыхая свежий воздух и лёгкий запах пожара.

Может, я действительно не достойна нормальной жизни, раз радовалась чужим смертям сейчас, но мысль, что в том пожаре сгорели все те ублюдки, немного радовала. Нет, Кубрынин жив, я в этом уверена. Не знаю кто на него напал, но раз это осмелились сделать, значит, у них достаточно средств и власти, чтобы быть готовыми к последствиям. И я действительно была готова молиться, чтобы у них вышло покончить с этим мерзавцем. Такие люди не должны существовать.

Сползая с шелкового покрывала цвета кофе с молоком, я собрала в ладошку пять таблеток, которые должна была выпить сейчас. Спустив ноги на пол, попыталась встать, но резкая боль пронзила подошву, заставляя снова упасть обратно. В поисках наименее болезненного положения ступней, встала на внешних рёбрах и, наконец, огляделась вокруг. Этот подвал отличался от моей прошлой камеры, но даже небольшая обжитость здесь наводила неприятные чувства. Слишком уж все сухо и даже стерильно… Как и хозяин жилья. Ничего лишнего, но Грешник явно тут живёт или проводит некоторое время. Получается, он и явиться может в любой момент, и расслабляться нельзя? Что ж. Не привыкать. Остается только надеяться, что он выполнит свою часть уговора и отпустит меня, когда я вспомню где это чёртов чемодан!