Ваня посмотрел на то, как солнечные лучи сияли на лесной подстилке яркими огоньками, играли на покрытых росой паутинках всеми цветами радуги. Толстые деревья стояли далеко друг от друга, едва соприкасаясь широкими кронами, а густая тень не давала расти подлеску, поэтому нижняя часть леса просматривалась далеко и казалась такой безопасной, так и манила пройтись по ровной земле, по мягкой подстилке… От такого пробирало до костей и вовсе не благодатью.
Кивнув спутнице он ответил:
— Чувствую…
И вдруг с грустью добавил:
— а ведь сегодня Купала… А мы…
— Ты же волхв, всё в твоих руках! — подбодрила его мавка.
Ваня собрался, глубоко вздохнул и, подняв руку с раскрытой вперёд ладонью громко провозгласил:
— Славься Ярило! Благо твоё над всеми землями!
И словно золотистое сияние снизошло на него, разошлось светлой волной вокруг, прокатилось по лесу. Дышать стало легче, ушло что-то такое, чего не замечали, но оно присутствовало и давило. Птицы защебетали громче, воздух словно стал чище. С реки раздался плеск. Местный водяной вынырнул в окружении русалок.
— Благослови, отче!
Из леса словно накатили волны тумана, а из них выступил главный леший в сопровождении лесной царицы.
— Благослови, отче!
Что сказать? Ведь они — представители дикого мира, буйного и жестокого. Подумав немного, Ваня поднял руку в благословляющем жесте и произнёс:
— Да будут ваши пути радостными, а кончина, когда она придёт — лёгкой! Ступайте путями естества, а для тех, кто пошёл противу естества, да будет обратный путь открыт!
— Благодарим, отче! — раздалось из реки и из леса. Водяной бережно поставил на берег сундучок, доверху забитый речным жемчугом, после чего плеснул по воде хвостом и ушёл в омут.
У мавок такого богатства не было, но когда лесная царица передала Ильмере несколько пучков травы:
— Не знаю где и когда, но, чувствую, тебе пригодится.
Ильмера только охнула:
— Благодарю тебя, сестра! И не надо так на меня смотреть! — тут она рассмеялась. — Я иду с человеком по доброй воле. Может я и не сама выбрала этот путь, но я не жалею. Я знаю, он не предаст и всегда защитит, так что будьте за меня спокойны. Скажи мне только, что я чувствую в этом лесу? Что-то знакомое и в то же время совсем чужое.
В ответ проскрипел леший:
— Там, у себя, вы многое забыли, здесь же властвуют истинные хозяева лесов. Те, кому мы служим. От них наша сила и от них мы не сможем вас защитить. Помни об этом.
И тут из лесу пахнуло Силой, раздался рык, треск и на берег вылетел дюжий бородатый мужик верхом на медведе, в медвежью же шкуру и одетый.
— Это кто здесь посмел в моём лесу без спросу хозяйничать? Кто посмел мою змейку в полон взять? Отвечай, негодник!
Лесные царь и царица склонились в глубоком поклоне, Ильмера ойкнула и спряталась за спину своего защитника. Эта Сила и самого Ваню давила, гнула, но он чувствовал, что перед этим богом нельзя становиться на колени. Он выступил вперёд, несмотря на то, что под действием этой силы ноги тонули в песке, как в свежем снегу и, заставив себя улыбнуться, ответил:
— Я знал тебя и другим, Велес!
— Знал он меня! Ха! — воскликнул бог, спрыгивая на землю, но, тем не менее, преобразился. Медвежья шкура и двойная секира в руке никуда не делись, но теперь его волнистые золотые волосы и борода были аккуратно уложены, волосок к волоску, а одет он был в вышитую красной нитью рубаху-косоворотку и такие же шаровары, Ступал же он по земле босый.
Окинув Ваню ещё раз критическим взглядом, Велес подошёл и положил ему руку на плечо:
— Смотрю, не перевёлся ещё русский дух.
От этого Ваня чуть не по колено погрузился в песок. Сила бога продолжала гнуть и давить его, но он держался. Велес же спросил:
— Так почто одну из моих змеек в полон взял?
— Это кто ещё кого взять в полон хотел! Она сама на меня первая зарок бросила, а что там ваши из Ирия с этим навертели… Яга до сих пор, как нашу связь видит, начинает матом разговаривать, на семи древних языках, — возмутился Ваня.
— Наши, сын мой волхв, наши! — поправил его бог и рассмеялся: — Точно говоришь, навертели знатно! Я Перуну уже на эту тему высказал. Но и ты молодец! Ни разу своей властью не попользовался! Только зачем ты её с собой потащил? Дорога-то не лёгкая?
— Попробуй её не возьми! — буркнул Ваня. — Обещала в рюкзак заползти, если добром не возьму.
— Далеко бы он ушёл без меня, — откликнулась мавка. Видно было, что сила бога и её гнёт, но она тоже держалась прямо.
— Он бы прошёл, — задумчиво ответил Велес, — но и ты при нём не лишняя… И значишь больше, чем сама думаешь. И в этом походе тоже. Чем же тебя отметить, человек? Воин ты знатный. В ведовстве растёшь по летам своим справно, даже быстрее прочих. Но не полон ты на этих путях. Держи и считай, что это аванс!
С этими словами Велес снял с шеи ажурный золотой медальон, символ Триглава, и повесил его на шею волхва. И тут же давление исчезло.
— Благодарю, Велес, отче, — вот сейчас Ваня поклонился.
Бог хмыкнул, обозначая, что понял этот жест волхва и радостно заявил:
— А всё же, жив, жив русский дух! А это — подсказка!
С этими словами он передал Ване слегка потрёпанную книжку. А сделав это вскочил снова на медведя и тот галопом припустил в лес.
— Выпьешь на свадьбе, со всеми своими жинками! — донеслось из чащи. Глянув вниз, Ваня увидел стоящий у ног небольшой бочонок. А книжка оказалась самоучителем игры на гуслях конца XIX века.
Главный леший, который всё время разговора стоял согнувшись в земном поклоне, со скрипом разогнулся. Его лесная царица, что при появлении бога вообще пала ниц, тяжело охая поднялась и тут же села. Оба ошарашено смотрели на Ваню с Ильмерой.
— Ну ты, человек, и смел! — выдохнул лесной царь. — Даже глаз не опустил! Он же мог тебя в порошок стереть! Да и ты, мавка, от людей набралась!
— Вот если бы я глаза перед Ним хоть чуть-чуть опустил, Он бы меня точно в клочья порвал и своему медведю скормил, — ответил Ваня, а потом, ещё раз глянув на богом данную книжку задумчиво спросил сам себя: — Так что? Теперь ещё какие особые гусли искать?
— Думаю, — с тяжким вздохом ответила Ильмера, — ты пока и обычными, магазинными обойдёшься.
— Если такие сейчас вообще есть, — задумчиво ответил Ваня, но тут же приободрился: — Вообще-то, надо сначала книжку посмотреть. Да и вообще, путь выведет, специально дёргаться не будем.
День они плыли спокойно, а к вечеру следующего дня на реку вдруг опустился туман.
— Надо бы к берегу… — неуверенно сказала обычно самоуверенная лодка.
— А что не так? — встревоженно спросил Ваня.
— Не знаю, но что-то не так, — ответила Аврора.
Тут уж хоть монетку кидай! Плыть дальше — стрёмно, если уж их волшебное плавсредство сомневается, ночевать на берегу — тоже боязно. Хоть и получил Ваня благословение Велеса, а всё же места эти какие-то… И тут Ваня наконец понял! Тянуло из этого леса чем-то похожим на то, что он видел на левом берегу Смородины. А когда лодка направилась именно к левому берегу, Ваня совсем забеспокоился, спросил:
— А чего не к правому? И вообще, почему мы всю дорогу от моря останавливаемся на левом берегу?
— Вот так получается. А сейчас вообще, по другому никак, — с явным напряжением в голосе ответила лодка.
Однако высадились они как раз на стрелке, там где в реку, по которой они шли, впадал довольно крупный приток.
— Вот так получается, ни на левом берегу, ни на правом… — задумчиво прокомментировал Ваня.
Сам мысок был довольно узким и низким, представлял из себя треугольный песчаный пляж метров десять в длину и метров пять в ширину, заканчивался он небольшим обрывчиком, на котором уже рос лес из обычных здесь толстенных и высоченных елей. Путешественники легко преодолели это препятствие и затащили наверх весь свой скарб, вместе с лодкой: оставаться на песчаном берегу не хотелось вообще и Аврора поддержала их в этом решении. А сумерки всё сгущались, как и туман, хотя по времени должно было быть ещё намного светлее. И в какой-то момент чуть глубже в лесу зажглись колеблющиеся оранжевые огни.
— Упс… — сказал Ваня. — Кажется, я знаю, что там.
— Но мы же туда не пойдём? — испуганно спросила Ильмера.
— А куда мы денемся? — скривился Ваня.
И они пошли на эти огни. Вскоре показался частокол, огораживающий довольно большую площадь, на многих кольях были насажены человеческие черепа и смотрели в сторону леса горящими глазами. В частоколе имелись ворота. Ну как ворота? Просто проём, через который мог свободно пройти если не танк, то БТР, а колья по бокам от него были существенно толще и выше прочих (метра полтора в поперечнике и под четыре высотой) и на них были насажены совсем уж великанские черепа. Эти не только светили глазами, но и зубами пощёлкивали.
Внутри никакой избушки на курьих ножках не обнаружилось. Изба, огроменная, срубленная из тех елей, что росли в этом лесу, с окнами, с крыльцом, всё как положено. И труба, но по летнему времени не топится. У крыльца стояла относительно новая БРДМ-2, причём с полным комплектом вооружения, за домом проглядывали огороды с парниками. Причём кроме кабачков и капусты там были и грядки с грибами, но вот с какими разглядеть не удалось. Да ребята и не особо старались.
Путники, держась для смелости за руки, подошли к двери, постучали.
— Ну и кого тут черти ко мне загнали? — раздался изнутри вредный старушечий голос.
— Не черти, хозяйка, нужда, — ответил Ваня.
— Это ж за какой нуждой ты досюда дотащился? Да ты не стой там, как неродной, заходи. Чего через дверь-то кричать?
Дверь при этом сама открылась. Дверь эта шириной чуть меньше метра и толщиной сантиметров в двадцать была вытесана из единой доски и что-то подсказывало Ване, что без разрешения хозяйки пройти в эту дверь не выйдет.
Внутри обнаружилась огромная… Нет! ОГРОМНАЯ русская печь с устьем метра в два шириной и высотой, причём печь явно современной конструкции, о чём говорили панорамные дверцы со стеклом прямо под устьем. Дверцы тоже размеров соответствующих. Сбоку возле печи стоял огромный стол, за которым и сидела хозяйка — древняя, но бодрая старуха в чёрной бандане и джинсовой куртке. И в очках, читала какую-то газету. Оглядев вошедших критическим взглядом она каким-то обречённым голосом произнесла:
— Ну и нихрена же себе! Дожила, называется! Теперь сюда на медовый месяц развеяться ездят. То ли народец окрутел сверх меры, то ли одурел в корягу.
Тут Ваня позволил себе нервный смешок:
— Нет, бабушка, не медовый месяц мы справляем. Мне комплекта для медового месяца не хватает.
Поглядев на него поверх очков скептическим взглядом бабка спросила:
— А ты ничего, губа не дура. А ты, девка, куда смотришь? Да только чего с тебя взять? Ты ж существо подневольное.
Тут слово взяла Ильмера:
— Бабушка! Мы же только с дороги! Весь день в лодке плыли, а как вылезли, смотрим — что-то в лесу творится. Пошли посмотреть, а тут вы. Вы бы нас хоть чаем напоили, мы посидим, дух переведём и всё-всё вам расскажем. Мы издали идём, много повидали, может что ценное и скажем.
— Иш ты! И вежеству выучилась, и торговаться научилась. Ладно, будь по твоему. Щи из вас сварить я всегда успею. Эй Тихон!
На зов из-за печки вылез домовой. Весь такой кряжистый, всклокоченный, в бараньей безрукавке, вывернутой мехом наружу. Но при том ухоженный, рубаха и штаны с вышивкой, а борода заплетена в косу до пупа.
— Чего изволишь, хозяйка?
— Ты эта, истопи их в баньке… Ой… склероз… — махнула перед носом рукой. — Истопи для них баньку, обычную, нормально истопи, они мне пока живыми нужны. А вы тут не стойте как два пня стоеросовых, пока он баньку готовит, чайку хлебните, может чего умного и скажете. Вот, кстати, ко мне зашли без страха, по правилам, домового не испугались. Знать, чего-то знаете.
— А кто не знает, сюда не дойдёт, — парировал Ваня, усаживая сначала мавку, потом и сам сел.
— О, какой! И цену себе знает. Ну говори тогда, откуда родом, зачем идёшь? Пошто с собой девку лесную тащишь? И как вообще сюда забрался?
Ваня принялся рассказывать, но довольно быстро бабка его перебила:
— Погодь, погодь! Ты, значит, с Лесного техникума?
— Да, мы оттуда, — согласился Ваня. — А вы, значит, старшая сестра той Яги, которая у нас преподаёт?
— Точно, сетрёнка моя там учительствует. Только чего-то последнее время не пишет совсем. Если вдруг, неожиданно, назад вернётесь, скажите ей, что если и дальше будет обо мне забывать, сама к вам заявлюсь, отшлёпаю её, как в детстве. Ну ладно, рассказывай тогда, что там у вас и как? И как ты эту гадюку поймал?
— Это не он меня поймал! — возмутилась мавка. — Это я на него зарок бросила! А там из Ирия вмешались и что-то как-то переделали. А что и как никто понять не может.
— Да? — спросила местная Яга, больше саму себя. — Ну-ка, встали рядком, погляжу.
Молодые люди встали посреди избы и бабка несколько раз обошла их по кругу и при этом что-то бормотала. Но не заговоры и заклинания, всё больше ругалась на многих древних языках. Наконец выдала вердикт:
— Вот уж точно! Те, что там наверху происходят от ящера. Только не от того, что там, — она ткнула указательным пальцем вниз, — а от долбоящера! Это ж надо такое соорудить! Хоть бы Ладу с Макошью позвали, Велеса на худой конец. Нет, всё своими кривыми лапами… Хотя… вот волосатый-то как раз свою лапку прикладывал, совсем недавно, без того вам бы стало совсем кисло. Но вот что странно… Вы это и сами как-то переделывали. Даже более-менее вменяемо. Расскажете, что и как делали?
— Да вроде, ничего, — удивился Ваня, но тут появился домовой с сообщением, что баня готова.
— Ну идите, косточки распарьте, да и мясцо помягче будет, а то с дороги, почитай, одни жилы. Только давай я, дриада ты наша северная, сниму с тебя эту ниточку…
— Не надо, бабушка! — испуганно воскликнула Ильмера, прижимая к груди правую руку и прикрывая запястье, куда теперь шла нить того, что изначально было зароком, ладошкой.
На это старшая Яга искренне удивилась:
— О как! И правда сама не хочешь?
— Не хочу!
— Ладно, идите в баню, а я тут посижу, подумаю.
Вопреки опасениям молодёжи, банька оказалась уютненькой, чистенькой, натоплена была жарко, а дверь парной открывалась в небольшую искусственную заводь с ледяной речной водой, куда они с радостным визгом прыгали. Визжала, правда, большей частью именно мавка.
Попарились в три захода, после чего завернулись в огромные махровые полотенца (где глазастая мавка усмотрела на бирках вездесущее ныне «Made in Chaina») и посидели на завалинке возле бани, давая себе немного остыть и в таком виде пошли в избу, ибо услужливые домовые утащили все шмотки на постирать.
А в избе их уже ждал свежий самовар со сбитнем, толстая стопка блинов, а к блинам — мясо всякое, рыба, икорка, грибочки солёные и прочая снедь.
Так за едой Яга и начала их выспрашивать: что и куда их гонит, какие земли прошли, что там повидали. Услышав про контрорден и его метку сказала:
— Да, прошелестели тут по лесам на эту тему. Я как-то в эти разборки не лезу, но, похоже, дело серьёзное. Покажи ка мне, красавица их знак посвящения…
Ильмера подняла левую руку открытой ладонью к Яге и представила тот знак, который был в ауре посвящённых контрордена.
— Что-то где-то видела… — наморщила лоб старшая Яга, после чего ушла вглубь избы, туда где стояли стеллажи с многочисленными книгами, свитками, мотками каких-то верёвок и начала всё это перебирать.
Вернулась где-то через пол часа, держа в руках глиняную доску, испещрённую клинописью.