– Как вы думаете, товарищ Абакумов[20], кто из них выйдет победителем?
Из высокого проема окна, выходившего во внутренний двор, Сталин наблюдал за ожесточенной битвой двух воробьев, не поделивших брошенную на мостовой корку хлеба. К этому времени пыл их борьбы поиссяк, и только молоденький воробышек юрко сновал вокруг корочки, то и дело исподтишка поклевывая ее. Старый же воробей сидел над ней, нахохлившись, и зорко следил за своим меньшим собратом. Поднять и унести ее, наверное, было не под силу обоим, но право обладать трофеем никто не хотел уступать.
– Я думаю, товарищ Сталин, что молодой воробей победит!
– Вы думаете так, потому что он моложе, а значит, сильнее?
– Нет, товарищ Сталин! Я думаю, он победит потому, что он голоднее.
Сталин пыхнул облачком ароматного дымка из трубки и с интересом посмотрел на Абакумова. Ведь и он по существу был еще очень молодым человеком, в свои тридцать три года занимая пост начальника Управления Особых отделов НКВД.
– А вы диалектик, Виктор Семенович! И вы правы, именно голодным уготована победа в грядущих революциях. Сытый когда-нибудь да теряет цепкость и чутье – самые необходимые качества в борьбе за выживание.
Сталин принялся по своему обыкновению прохаживаться по кабинету. Провожая взглядом его сутуловатую фигуру, Абакумов силился понять – к чему клонит вождь, приглашая его к дискуссии на столь необычные для контрразведчика темы?
– Революционная борьба – это борьба не только между классами, как ошибочно упрощают это понятие наши некоторые идеологические работники. Эта борьба ведется и теми, кто еще вчера являлся единомышленником, но, изначально поставив неверные цели, проиграл в борьбе за власть в России. Троцкий и его приспешники в нашей стране уничтожены, но нам известно, что остались еще и те силы, что стояли за спинами этих псевдореволюционеров. Они и ранее пытались вернуть утраченные возможности, используя некоторые естественные противоречия в поступательном движении нашего молодого государства. Надо полагать, что эти планы имеются у них и сейчас, когда мы оказались втянутыми Гитлером в страшную войну.
Иосиф Виссарионович остановился у дальнего торца стола и повернулся к Абакумову:
– Какие методы они могут использовать? Вы, как человек, стоящий на страже государственной безопасности, можете предположить – какова методология тех, кто захочет вернуть утраченные позиции? На чем основаны их ожидания? Предательство свойственно человеку со времен сотворения мира, но мы уверены, что с Гитлером им тоже не по пути. Тогда что же выходит? Надо ли понимать их позицию так, что после нашей победы над немецким фашизмом мы будем втянуты в новую, еще более ожесточенную борьбу?
– Я думаю, товарищ Сталин, прежде всего у них может превалировать ошибочное представление о якобы сочувствующих им членах нашей победившей партии…
Сталин с интересом в прищуренных глазах взглянул на Абакумова:
– О «якобы» сочувствующих? Вы полагаете, среди нынешних членов партии нет ни одного их единомышленника?
Абакумову бы с ходу уйти от опасной дискуссии, но он понял, что попал в ловушку. Улыбнувшись, он развел руками:
– Иосиф Виссарионович, мне не чужда аналитическая работа, но…
– Нет-нет, товарищ Абакумов! – погрозил пальцем Сталин. – Я не дам вам уйти от ответственности! Вы полагаете, что Сталин в одиночку должен отстаивать и защищать священные завоевания революции? Вы коммунист! Пришли в органы ОГПУ по партийной путевке и уже почти десять лет находитесь на переднем крае защиты безопасности нашего государства. Кому, как не вам, знать – кто делал революцию в белых перчатках, а кто пришел в нее откровенным стяжателем и мародером! К сожалению, такие горе-революционеры еще находятся в наших рядах. Но они не удовлетворены своим нынешним положением… – Сталин взглянул на оставленную наркомом НКВД папку на столе и глуховатым голосом продолжил: – Разместив в свое время награбленное народное добро в зарубежных банках, они обеспечили себе финансовое благополучие, но не могут его реализовать в нынешних условиях. И они будут раскачивать лодку… – Сталин старательно пососал потухшую трубку, затем положил ее на стол и вновь заговорил: – Мы можем продолжать их физическое уничтожение. Но этого мало, их средства будут и дальше работать против нас.
Он подошел к окну, выглянул и, оглянувшись, поманил к себе Абакумова. На нижней ветке кустарника у мостовой сидел в луче яркого солнечного света старый воробей. Молодого воробья поблизости нигде не было. Но и от корочки хлеба не осталось и крошки.
– Вы оказались правы, Виктор Семенович. Но взгляните на старого воробья – ему хорошо! Почему он чувствует себя так хорошо? Ваше мнение?
– Я думаю, что он не был голоден, а тут еще и утреннее солнышко пригрело, он задремал… В общем, я думаю, в этом состоянии блаженства он и не обратил особенного внимания на исчезнувшую корочку.
– И опять вы совершенно правы, товарищ Абакумов! Сытость иногда вызывает блаженное чувство покоя. Для государственного деятеля, да и для вас, контрразведчика, – очень опасное чувство. Ведь если неразумные пташки теряют при этом только хлебные крошки, то нам такое сытое блаженство грозит потерей самого государства. Рано или поздно, но всегда найдутся более голодные и жаждущие власти.
Вождь посмотрел на Абакумова, словно желал убедиться, насколько тот проникся важностью предстоящего разговора. Затем подвел его к столу, усадил и сам сел напротив:
– Скажите, что вам известно об экспедиции академика Барченко?
Переход с одной темы на другую показался Абакумову бессвязным и потому слегка сбил его с толку, но уже в следующее мгновение он собрался с мыслями:
– Об этой экспедиции я впервые услышал, когда принимал у товарища Меркулова дела по контрразведывательным мероприятиям возглавляемого им Управления госбезопасности НКВД СССР.
– Расскажите мне о том, что вам известно!
Абакумов с готовностью расстегнул свою папку:
– Эти материалы у меня с собой, разрешите? – Он раскрыл закладку с указанием на сороковой год и полистал немного. – Вот! В августе сорокового на Кольском полуострове был зафиксирован выход в эфир неопознанной радиостанции. Вслед за этим в тот район прибыл советник германского торгпредства Вильгельм Шорнборн, на деле являвшийся сотрудником немецкой разведки. Делом занималась оперативно-розыскная группа Особого отдела Ленинградского военного округа. Шорнборн тогда ушел от них, убрав двух своих подручных из числа работников Петрозаводского топографического отряда. Но руководителю группы, капитану Архипову, удалось установить, что абвер шел как раз по следам этой самой экспедиции академика Барченко, предпринятой им в тысяча девятьсот двадцать втором году.
– Так вы говорите, что это установил капитан Архипов?
– Так точно! Но сейчас появились некоторые дополнительные обстоятельства…
– Говорите, я вас внимательно слушаю!
– Вчера неподалеку от того района в тылу нашей 122-й стрелковой дивизии опять выходил в эфир вражеский передатчик. Мы предполагаем, что…
Сталин побагровел и встал. Вскочил следом и Абакумов.
– Все, что происходит на Северном фронте, товарищ Абакумов, отныне должно находиться под вашим неусыпным контролем! Мы не имеем права допустить врага в глубь Кольского полуострова. Об этом и речи быть не может! Хватит с нас и того, что мы потеряли из-за ротозейства некоторых военачальников.
Сталин прошел к дальнему краю стола, где у него лежали папиросы, но набивать трубку не стал. Остывая от гнева, он закрыл пачку «Герцеговины Флор» и вернулся на место.
– Перед вами на столе, товарищ Абакумов, лежат две папки с материалами об экспедиции академика Барченко и докладом бывшего наркома НКВД Ежова. Возьмите их и ознакомьтесь. Внимательно прочтите! Не торопитесь, подумайте… Мы предполагаем, что Барченко обнаружил в Ловозерской тундре нечто очень интересное для нас. Свои выводы и научные обоснования он привел в отдельной тетради. Кроме того, профессор Барченко руководил у нас секретной лабораторией нейроэнергетики. Нам известно, что он поставил удачные эксперименты по передаче мысли на расстояние, ставшие заключительными в его научном труде «Введение в методику экспериментальных воздействий энергополя». Но и его отчет по экспедиции, и все научные труды бесследно исчезли после ареста в тридцать седьмом году.
Вам, товарищ Абакумов, необходимо разобраться в этом деле! Кто мог изъять из архивов отчеты академика Барченко? Можно ли это увязать с интересом абвера к определенному району советской Лапландии? И что вы готовы предпринять, чтобы не только препятствовать немцам в достижении их цели, но и для того, чтобы нам эти их цели также стали известны? И запомните, товарищ Абакумов, я должен знать обо всех мероприятиях, которые вы запланируете. И еще… разыщите капитана Архипова. Думаю, будет логичным поручить именно ему оперативную охрану известного нам района от посягательств абвера. Вряд ли стоит посвящать в это дело еще кого-нибудь, вы как думаете?
– Согласен с вами, товарищ Сталин!