Загадка угрюмой земли

Глава 12

Шифрограмма за № … от 12.08.1941 г.

«Начальнику Управления Особых отделов Абакумову.

Сегодня в 4.30 в 3-м батальоне 715-го стрелкового полка 122-й стрелковой дивизии было обнаружено исчезновение красноармейца Василия Ерохина. Поиски на позициях ничего не дали. Но уже в 11.10 с поста ВНОС № … поступило телефонное сообщение от командира поста лейтенанта Караваева, что его заместителем старшиной Шульгой в тридцати пяти километрах от передовой обнаружена и преследуется немецкая разведывательно-диверсионная группа в количестве до пятнадцати человек. Целью этой разведывательно-диверсионной группы немцев могут быть диверсии на Кировской железной дороге. Косвенным подтверждением этой версии служит и вчерашний выход в эфир радиопередатчика под кодовым обозначением ЗИМ. Мною принимаются все меры к обнаружению и перехвату этой группы и недопущению каких бы то ни было диверсий.

Начальник Особого отдела Северного фронта Куприн».

Шифрограмма за № … от 12.08.1941 г.

«Начальнику Особого отдела Северного фронта Куприну.

Не исключено, что прорыв немецкой диверсионной группы на участке 122-й стрелковой дивизии обусловлен давним интересом немецкого абвера к Ловозерскому району. Учитывая особую стратегическую важность положения дел на Северном фронте, Верховный главнокомандующий поручил мне взять под личный контроль все, что касается жизнедеятельности фронта, и предупредил о недопущении решительного изменения ситуации на фронте в пользу немцев.

В связи с вышеизложенным приказываю:

– для противодействия абверу на Ловозерском направлении создать специальную оперативно-розыскную группу;

– командиром оперативно-розыскной группы назначить капитана Архипова;

– все мероприятия по этому делу отныне должны быть кодированы словом «Лапландия»;

– общее руководство по делу «Лапландия» я возлагаю на вас.

Я направил к вам дополнительно две радиоконтрразведывательные группы и оперативную группу из Транспортного управления НКВД СССР. Незамедлительно организуйте с их помощью круглосуточный контроль в эфире и повсеместное наблюдение на транспорте и рокадных дорогах.

Абакумов».

Его группа шла по следу немцев уже вторые сутки. Накануне его вызвал к себе начальник Особого отдела фронта и очень подробно расспрашивал о том, как он, капитан Архипов, умудрился упустить в августе сорокового года матерого немецкого разведчика Шорнборна. Причем комиссара госбезопасности Куприна интересовали все, даже на первый взгляд самые незначительные детали.

Все стало на свои места, когда Куприн ознакомил его с шифрограммой от замнаркома Абакумова.

– Ты, капитан, понимаешь долю своей ответственности, если тебя на это дело сверху определили? То-то же! Хоть еще и не факт, что это те же фрицы, но действовать надо с головой. Ибо если это все же они и мы упустим их, то нас с тобой самих в такую «экспедицию» зашлют… Так что давай подключайся к этому делу. – Куприн сдвинул бумаги с расстеленной на столе карты. – Час назад эти немцы были обнаружены нами вот здесь, рядом с Кировской железной дорогой. Стало быть, железная дорога и есть их вожделенная цель, но вот только фрицев оказалось значительно больше, чем предполагал тот старшина, э-э-э… Шульга. Так что там сейчас идет бой. Ротой НКВД мы их прижали к болоту, сдаться они не пожелали. Но деться им некуда, обложили их плотно. Имей в виду, Шульга нами не обнаружен, возможно, что они удерживают его в плену. Желательно бы освободить солдатика…

Архипов не сводил глаз с карты:

– Есть у меня некоторые соображения! Разрешите, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга?

– Давай.

– Вот район выхода рации в эфир, так? А где бойцы НКВД перехватили немцев?

– Вот… здесь! – Карандаш Куприна оставил точку неподалеку, среди болот рядом с Пинозером.

– А где их повстречал старшина?

– Та-а-ак… вот здесь!

– Видите, что получается?! Старшина Шульга повстречал группу фрицев далеко в тылу и значительно выше и дальше от места выхода в эфир. Километров на семьдесят! А спустя несколько часов вот здесь, неподалеку все от того же места выхода в эфир, происходит боестолкновение этих немцев с ротой НКВД. Они что, оборотни? Или у этих фрицев крылья за плечами, чтобы успеть и туда, и сюда, и вернуться?

– Погоди-погоди…

– Павел Тихонович, надо бы по-быстрому группу преследования на тот след немцев выбросить, где их Шульга повстречал! Я думаю, что диверсанты у Пинозера – это прикрытие, отвлекающий маневр.

– Так ты полагаешь, у нас в тылу не одна, а две их группы?! Ты хоть понимаешь, о чем речь?! Это ведь почти сорок человек!!! Где же они прошли?! Просочиться незамеченными через позиции третьего батальона такой армадой они никак не могли…

– Может… парашютисты?

На лице Куприна заходили желваки.

– В этом районе постов воздушного наблюдения у нас, как ульев в саду! Ни один транспортный самолет за прошедшие несколько суток здесь обнаружен не был.

– Ну, не знаю. Но медлить нельзя. Потеряем следы – уйдут фрицы, товарищ комиссар третьего ранга!

Начальник Особого отдела раздумывал недолго:

– Значит, так, капитан! В этом квадрате производит прочесывание местности капитан Мокрецов со своими людьми. Тот самый комбат, через позиции батальона которого и просочилась к нам в тыл одна из немецких групп. С ним и твой лейтенант Болотников! Когда мы получили сообщение от Пинозера, я дал Мокрецову отбой на прочесывание. Смотри, они должны скоро выйти вот сюда, в эту точку. К этому пункту сбора за ними от штаба сейчас должны уйти две полуторки. Поезжай туда.

– Товарищ комиссар… Павел Тихонович! Мне бы еще пару опытных розыскников, а? Севергина моего хотя бы верните!

– Севергин… Эх, судьба… Старший лейтенант Севергин погиб. Вчера с тяжелым осколочным ранением его в госпиталь повезли, да не довезли. Так что ты уж давай сам. У тебя Болотников есть, да и комбата с его людьми можешь у себя оставить, а как нам людей подкинут, так я к тебе их и определю…

Комбат Мокрецов был хмур. Невесел был и лейтенант Болотников, приданный из военной контрразведки фронта. Никаких следов немецкой группы им отыскать не удалось. Еще полчаса назад они вышли к этому перекрестку неподалеку от медсанбата, где им было приказано ожидать высланный за ними транспорт.

Бойцы расселись у обочины и дружно смолили самокрутками, а комбат с лейтенантом стояли у рокадной дороги и наблюдали за проезжающими машинами. Собственно после одного санитарного фургона никаких других машин за это время и не было, а смотрели они в сторону появившихся из лесу двух полуторок. Они выкатились друг за другом на пыльную дорогу в их направлении, но, не доехав пару десятков метров, круто развернулись у перекрестка, подняв пыльные шлейфы, и остановились. Из кабины первого грузовика выпрыгнул какой-то офицер. Он помог выгрузиться из кузова бойцу с рацией и принялся разглядывать сидящих у обочины.

Лейтенант Болотников, мгновенно опознав в прибывшем капитана Архипова, оправил гимнастерку под ремнем и побежал навстречу.

– Здравия желаю, товарищ капитан!

– Здравствуй, Володя, здравствуй! Ну, чего вы здесь околачиваетесь? Где капитан Мокрецов? А, вижу…

Мокрецов тоже уже узнал в прибывшем офицере того контрразведчика, что побывал в его батальоне накануне, и дал команду на построение. Красноармейцы, разморенные на солнце, нехотя стали подниматься с травы, а комбат пошел к Архипову:

– Здравия желаю, товарищ капитан! Я так понимаю, мне вам докладывать о результатах поиска?

– Здравствуйте, комбат! Результата, как я вижу по вашим постным лицам, нет? Так о чем же тогда докладывать будете? На пост ВНОС звонили? Нет? Чудеса… Ну да ладно! Вы со своими людьми поступаете в мое распоряжение. Рассаживайте людей по машинам, инструктаж будет на ходу.

Подтянутый, с крепкой осанкой Архипов излучал столько энергетики и жизнелюбия, что после нескольких его сочных выражений уставшие бойцы дружно очнулись. А еще через несколько минут все уже сидели в кузовах, и обе полуторки неслись к тому месту, которое указал по телефону командир поста ВНОС лейтенант Караваев.

Стоит, правда, отметить, что полуторки «неслись» едва ли быстрее обычной подводы на конной тяге, но по этой дороге, ведущей в тыл, развить большую скорость без боязни угробить ходовую не удалось бы и танку. Зажав между ног винтовки, бойцы едва удерживались в трясущихся кузовах автомобиля, ехавшего по дороге, которая петляла и струилась меж огромных валунов, как пыльная речка.

Ехали чуть больше часа, пока не повстречали отправленную им навстречу Полину Гаврилову, учетчицу оленеводческой бригады, которая и поведала им о храбром старшине, пустившемся в погоню за фрицами. Щеки девушки то и дело вспыхивали смуглым румянцем, когда она упоминала в рассказе старшину Шульгу.

Капитан Мокрецов с интересом вглядывался в девушку. Но не она привлекла его внимание, а фамилия того старшины, однако Архипов так торопил всех, что Мокрецову было уже недосуг расспрашивать девушку. А вскоре они расстались с ней и, сгрузившись с машин, в пешем порядке двинулись в указанном направлении.

Архипов с Мокрецовым шли впереди, в то время как лейтенант Болотников с белобрысым сержантом и радистом замыкали процессию. Они бодро шагали по утрамбованным мхам и лишайникам, а тропа то взмывала по скалам вверх, то петляла в низинах и хлюпала влагой под ногами. Архипов все чаще озирался вокруг и вскоре по достоинству оценил смекалку старшины – стоило тропе раздвоиться, как подвязанная на ветке белая ленточка от белья подсказывала нужное направление.

Сделав после двух часов хода пятнадцатиминутный привал, Архипов больше не снижал темпа, так что капитан Мокрецов, за время своей пограничной службы привыкший к длительным переходам, с уважением стал поглядывать на него. Они заложили крюк вокруг обширного болота, через несколько часов хода перебрались через холодный широкий ручей и оказались в лесу.

Гроза застала их еще спустя три часа, когда они, вконец вымотанные, почти прошли через этот ельник. Такой грозы ни Архипов, ни Мокрецов на своем веку еще не видывали. Небо стало черным в мгновение ока. Ослепительные молнии с жутким треском рвались прямо над головой, а от горизонта и до горизонта бушевали всполохи ярких зарниц, сопровождаемые оглушительной канонадой грома. А затем пошел дождь. Он зарядил с такой силой, что молоденькие деревца почти наземь легли под его напором, и десятки и сотни ручьев хлынули в низины, переполняя их водой.

Бойцы успели заскочить под сень нескольких вековых елей, стоявших на пригорке. Они растянули под нижними лапами несколько плащ-палаток, подперли их винтовками, и вся группа улеглась вповалку на пружиняще мягкий ковер хвои под елями. Натруженные ноги гудели от многочасовой ходьбы, а лежать здесь было так приятно, что даже самые отчаянные балагуры смолкли. Потоки воды угрожающе журчали где-то внизу, а под елями было так тепло и сухо, что мгновенный сон сразу же сразил всю группу.

…Он проснулся от щебетания, заполнившего утренний лес. Потянувшись лежа на спине, Архипов взглянул на еще спящего Мокрецова, перевернулся и выглянул из-под плащ-палатки. Мокрый от дождя лес, трава под деревьями и красные валуны, разбросанные там и сям, все играло красками огромной радуги, коромыслом повисшей над лесом. От земли веяло свежестью, прелой хвоей и грибным духом, а откуда-то снизу из-под пригорка доносилось шлепанье по воде и сдержанное уханье.

Архипов еще раз оглянулся на спящих вповалку бойцов и, стараясь не шуметь, выбрался наружу.

– С добрым утром, товарищ капитан! – Володя Болотников, только что вылезший из холодного ручья, фыркал и растирался докрасна белым вафельным полотенцем.

– Тише ты, бобер! Народ побудишь!

Архипов скинул сапоги и одежду и с тем же уханьем погрузился в ручей. Студеная вода мигом сомкнула его дыхание, отчего в мышцах стали покалывать тысячи иголок. Капитан несколько раз окунулся с головой, двумя взмахами подплыл к берегу и пробкой выскочил на берег. Схватив полотенце, как и лейтенант минутами ранее, он с диким гиканьем принялся растираться.

На этот шум потянулись с пригорка проснувшиеся бойцы. И пока Архипов одевался, над ручьем понеслись восторги и стоны.

– Володя, буди комбата и распорядись насчет завтрака! А я пока осмотрюсь…

Он причесался, поправил на себе обмундирование и пошел к опушке леса. Там, впереди, в нескольких километрах пути высилась большая, похожая на перевернутую пиалу гора. А тропа, на которой стоял Архипов, судя по всему, вела к ней. Прикинув расстояние, Архипов присел на корточки и вынул из планшета лист бумаги. Он написал записку Мокрецову, закрепил ее на видном месте и направился к горе. По пологому склону тянулась вверх извилистая каменистая тропа.

Осмотрев внимательно все вокруг, капитан вынул пистолет из кобуры, сунул сзади за пояс, а из кармана достал наган. Ленточку, увязанную к плоскому голышу перед расщелиной, Архипов приметил издали. Оставив ее на месте, он заглянул в расщелину, снял с портупеи фонарик и шагнул вовнутрь. Пещера была небольшой по объему, а у противоположной стены грудой был навален камень. Присмотревшись, Архипов увидел проход в соседнее помещение. Нетрудно было догадаться о том, что обнаружил и разобрал этот лаз тот неведомый ему старшина Шульга.

Заметив в соседней пещере свет, Архипов выключил фонарик и полез в проход. Нужно было быть хорошим лингвистом, чтобы найти подходящее определение тому, что испытал он, проникнув в открывшуюся за проходом пещеру. Ибо все то, что находится между определениями потрясение и изумление, наполнило его сущность так же быстро, как шквалистый ветер обвисшие паруса шаланды. В противоположной стене зиял такой же проход, через который и лился снаружи яркий солнечный свет. Но не солнечные зайчики, весело плясавшие по каменному полу, смутили капитана и даже не вид аккуратного штабеля небольших тюков вдоль стены и пары плоских зеленых ящиков на нем. Фашистская свастика, отчетливо выделявшаяся на ящиках, и была тем, что парализовало его сознание. Буквенные и цифровые коды белели на их боках с такой утверждающей незыблемостью, что Архипов, едва совладав с собой, поневоле прислушался, а не слышны ли шаги тех, кто устроил здесь эту закладку?

Справившись с волнением, капитан осмотрелся и принялся за тщательный осмотр. Ящики были закрыты на защелки. Аккуратные металлические защелки без каких-либо замочков или признаков иных дополнительных запоров. Но капитан не был так беспечен. Он присел и внимательно осмотрел крышку ящика. Предчувствие не обмануло его. На неокрашенном створе крышки и ящика блестела тянувшаяся вовнутрь проволочка. Заминировано? Наверняка. Немцы неспроста слывут большими искусниками в этих вопросах. А старшина-то молодец! Тоже смекнул, что к чему, и не стал самовольно проникать в чужие секреты. Молодец…

Архипов принялся изучать заготовленный немцами «сюрприз» и вскоре разгадал его секрет. Вполне возможно, что этот «сюрприз» был лишь естественной мерой предосторожности от стороннего глаза и не таил в себе задачу по невозможному разминированию закладки, в противном случае немцы придумали бы что-нибудь более изощренное. Во всяком случае, Архипов без особого труда освободил защелки ящика от растяжки и, не обнаружив ничего подозрительного, медленно, по миллиметру, стал приподнимать крышку. Когда щель стала большой, он перевел дыхание и тщательно прощупал края. Чисто!

Капитан открыл крышку. В ящике ровными рядами были уложены аккуратные брусочки. В один из них был вставлен взрыватель, к которому и тянулась освобожденная Архиповым проволочка от защелки. В нижних же тюках, уже частично опорожненных, находилось продовольствие, боеприпасы и запасное обмундирование. Все их Архипов досматривать не стал. Ему и так все было ясно. Уж если фрицы сделали здесь такие запасы, то планируют здесь долго «погулять». Но тогда какова же их цель? Над этим вопросом он раздумывал пару минут, но так ни к какому выводу не пришел. А потом капитан заспешил. Он заложил оба прохода к немецкой закладке, выбрался наружу через расщелину и поспешил к своим.

Обойдя болото по следам старшины, они оказались под массивной плитой предгорья, спускавшегося как раз в это огромное болото. Наверх можно было взобраться лишь по скальному карнизу, у которого, собственно, и была повязана белая ленточка.

Архипов спешил, чтобы настигнуть старшину до того, как он уткнется в немцев. Что-то ему подсказывало – те, кого они преследуют, ну оч-чень необычные фрицы! И он все больше и больше опасался того, что немцы заманят старшину в какую-нибудь ловушку, и тогда все. Оборвется их след, а местность здесь, она вон какая! Ищи потом ветра в поле…

Он возник перед ними неожиданно, поднявшись из карликового березняка и пошатываясь, словно едва народившийся олененок. Бойцы группы разом припали к земле там, где находились, и только сержант Семенцов, шедший замыкающим, с запозданием среагировал на появление немца. Но этот странный немец в изодранном в клочья пятнистом комбинезоне и ранцем из телячьей кожи за плечами был явно не в себе. С минуту он пошатывался, как пьяный, блуждающим взглядом озираясь поверх березняка, затем выбрался на тропу и побрел по ней, волоча автомат за ремень.

Присмотревшись к нему, Архипов увидел окровавленное предплечье и все понял. Он махнул рукой, и комбат Мокрецов проворно подполз к нему, ужом извиваясь среди камней. Архипов зашептал ему прямо в ухо:

– Слушай, комбат! Он ранен! Мне важно знать – куда он идет и к кому! Поэтому я беру своего лейтенанта, радиста и двух бойцов и иду за ним, а ты с остальными выдвигайся дальше по следу.

– Капитан, а зачем за ним идти? Ведь его сейчас в этом состоянии можно взять тепленьким. Он же ранен и ни хрена не соображает! Возьмем и расспросим обо всем?

– А если он откажется с нами общаться? Тогда что? Не-е-ет, за ним проследить нужно, а ты давай, двигай! И осторожно там! Если этот фриц ранен, то что же тогда там произошло? Где старшина? Где остальные фрицы? Так что дуй вперед и будь повнимательнее, на рожон не лезь, ты все понял, капитан?

Пока они говорили, раненый немец спустился вниз, круто повернул влево и, миновав каменный распадок, начал восхождение по склону соседней горы.

Архипов придержал Болотникова, они выждали немного, затем все вместе сбежали следом вниз. Обогнув высившийся у склона останец, они затаились там, наблюдая за немцем. Его все больше шатало из стороны в сторону, и Архипов уже начал беспокоиться, что фриц упадет замертво, не дойдя до того места, куда шел, и тогда все надежды, связанные с ним, рухнут. Но только он подумал об этом, как немец вдруг исчез из вида. Подождав еще, надеясь, что он сейчас появится, Архипов вскинул бинокль. Но немца среди скальных нагромождений видно не было. Он как сквозь землю провалился.

– Куды же он подевался?!

И лейтенант, и красноармейцы безмолвно таращились друг на друга, но понять ничего не могли. Ничего не мог понять и капитан. Он еще раз внимательно обшарил с помощью бинокля склон горы, но ни одного места, где этот чертов фриц смог бы спрятаться, не обнаружил.

Выждав еще минут с десять, он решился:

– Так, ребятки, оружие к бою! Радист остается на месте. Я впереди, лейтенант за мной, а вы двое двигаетесь позади, уступами друг от друга и от нас. Огня не открывать, немец нужен нам живым!

Прижимаясь к тропе, они вскоре приблизились к тому месту, где пропал раненый фриц. Укрыв бойцов за камни, капитан еще раз осмотрелся и стал выдвигаться вверх. Нещадно палящее солнце отражалось от кварцевых изломов каменных плит и било прямо в глаза. Архипову все время мерещились за валунами каски, и он время от времени припадал всем телом к тропе, а затем, убедившись, что это ему лишь показалось, вновь полз к намеченным ориентирам. Вот и растущая меж замшелых камней кривая березка, а вот и ровная как стол площадка перед скалой… Архипов с энтузиазмом принялся утюжить брюхом камни. Он тщательно рассматривал каждый сантиметр поверхности, присматриваясь к выщербленным останцам. Но чем ближе продвигался к нависшей скале, тем озабоченнее становилось его лицо. А почти уперевшись в вертикальную стену, Архипов, наконец, осознал, что все его потуги были безуспешны. Фриц исчез бесследно. Ни следов, ни малейшей зацепки! Да и какие следы можно было обнаружить здесь, на голом камне?

Отчаявшись, он махнул своим рукой, и пока они взбирались к нему, капитан поднялся, прячась от солнцепека в тень у скалы. Присев на камень, он повернулся к подходившим лейтенанту и бойцам и в тот же миг исказившимся в беззвучном крике лицом призвал их замереть на месте, как замер с этого мгновения и сам.

Эту узкую расщелину в складке вертикальной стены увидеть можно было только отсюда, сверху. Да и то только в том случае, если сильно подозреваешь, что нечто подобное должно было здесь быть. Увидеть расщелину снизу или же стоя рядом с ней было невозможно. Не сводя с нее глаз и осторожно двигаясь, капитан стянул с себя сапоги и, обхватив пистолет двумя руками, босой стал по полшажка приближаться к расщелине. Аккуратно обступив несколько крупных сколышей, он скользнул к открывшемуся проходу и прижался спиной к стене. Вроде тихо…

Он безмолвными знаками рассредоточил своих напротив входа и стал вслушиваться в то, что доносилось до него из темного зева узкой расщелины. Вначале ему показалось, будто что-то скрежещет по камню, затем все сменилось неясными шорохами, а потом и вовсе стихло. Выждав еще несколько минут, он снял с пояса гранату. Оглянувшись на бойцов, он кивнул им: «Приготовиться!»

Бросив внутрь гранату, Архипов услышал, как она стукнулась, подскочила и загромыхала, перекатываясь по каменному полу пещеры. Считая секунды отмеренного ею пути, он на счет «три!» кувырком метнулся внутрь сам. Приземлившись босыми ногами на холодный пол, еще абсолютно ничего не видя в темноте, он вскинул пистолет, держа его в обеих руках, и, поводя им в разные стороны, дико заорал:

– Хенде хох!!!

Сзади, звеня трофейными металлическими подбойками, вбегали следом его бойцы и занимали позиции справа и слева от него. Но ничего другого в ответ слышно не было. Когда глаза привыкли к темноте пещеры, Архипов разглядел в ее глубине мерцающий огонек. Он подобрал гранату с невыдернутой чекой, брошенную им для психического воздействия, и вприсядку стал перемещаться к источнику света.

В том дальнем углу лежали грудой сваленные тюки и какое-то тряпье, прикрытое суконным солдатским одеялом. А мерцающий свет исходил от светильника, стоявшего на знакомых уже, но опорожненных ящиках из-под взрывчатки. Фитиль был едва выкручен, но и в этом скудном свете уже было видно, что в пещере никого нет. Архипов удлинил фитиль в светильнике, разглядел на соседнем ящике расстеленную карту, а рядом химический карандаш и исписанные корявым почерком, измазанные кровью листки.

– Товарищ капитан!!! – Громкий шепот Володи Болотникова внезапным вихрем просвистел над ухом Архипова.

Капитан оглянулся в дальний угол, куда указывала рука лейтенанта. Какую-то несуразицу в наваленной куче он разглядел сразу. А когда вгляделся в неясные очертания среди тюков, то заметил вывалившийся из-под одеяла автоматный ремень.

Капитан прижал палец к губам и, мягко ступая, с пистолетом на изготовку двинулся в этот угол, в одночасье ставший зловещим. Прокравшись поближе, Архипов наклонился. Секунды потянулись тягуче, как патока, но и через полминуты, и через минуту ни единого шороха и ни единого признака жизни там, под одеялом Архипов не учуял. Уже без тени сомнения он подхватил край одеяла свободной рукой и резким движением сдернул его.

Реакция его была молниеносной. Качнув тело в сторону, Архипов вскинул пистолет навстречу автоматному дулу, краем глаза отметив, что лейтенант с бойцами попадали на пол там, где стояли. Несколько долгих мгновений понадобилось Архипову, чтобы прийти в себя, и лишь потом он опустил пистолет.

Немец был здоров, как прусский боров. Он держал наготове автомат, зрачок которого и смотрел на капитана. Оскалив два ряда превосходных зубов, немец строго взирал на Архипова стылыми глазами, словно оттуда, из небытия, хранил неприступность своего последнего прибежища.

– Вот сволочь же, а?!

– Да-а-а…

– У меня душа в пятки ушла, когда товарищ капитан сдернули с него одеяло!!!

– И залег же, сука, в самом углу, чтобы его видно не было!

Слушая реплики бойцов, Архипов неспешно разглядывал все, что предстало его взору.

«Забравшись в этот схрон, фриц почувствовал, что дела его швах, поэтому и торопился отписать своей команде письмецо. А пока он письмецо корябал, то уж тут и нас учуял, вот и решил затаиться. Но, на мое счастье, костлявая его раньше прибрала! Уж очень позиция у него хорошая была, всех бы положил, гад…»

Оглянувшись на выжидательно молчавших бойцов, Архипов распорядился:

– Разоружите этого воина и посмотрите здесь все внимательно – что да как, а я пока его сочинение на ошибки проверю…

Архипов разложил окровавленные листочки с письмом и принялся вчитываться в коряво расползающиеся строчки.

«Господин штурмбаннфюрер!

Милостью Божьей, я, обер-фельдфебель Хольц, выбрался из того ада, в котором оказались мы вскоре после Вашего отбытия. Я перескажу все подробно, может, в моем описании и будет таиться разгадка того, что нас всех постигло.

Выполняя Вашу волю, мы вышли к объекту, который на нашей карте Вы обозначили буквой «W». Вначале мы шли по редколесью, настроение у всех было приподнятое. Это чувствовалось по довольно спорому шагу и выражению лиц.

– Ничего, ребятки, сейчас будет осыпь, а за ней и подъем, посмотрим, какие вы альпинисты, – шутил унтершарфюрер Вирт, бросая на нас взгляды.

Потянулась каменная осыпь, но через час и она была преодолена, а мы все так же деловито шагали без каких-либо признаков усталости. Наконец мы вышли к пологому затяжному подъему, и я по-прежнему не заметил изменения в настроении группы.

Вот уже и пологий подъем преодолен, еще немного – и мы вышли на плато, с которого начиналась тропа к «объекту».

– Привал! – скомандовал я, и все повалились наземь, озираясь на видневшиеся отсюда вершины.

По моим расчетам, мы должны были выйти к «объекту» как раз к вечеру, а учитывая, что вечер в здешних местах – понятие относительное, группа шла со скоростью олимпийских рекордсменов, и в запланированную точку мы вышли на полчаса раньше. Хлебнув сладкого кофе из термосов, мы ровно через тридцать минут продолжили восхождение. Крутая, но широкая мощеная тропа, похожая на древнюю дорогу, вывела нас к седловине. Ну а вскоре мы стояли на террасе под тающим снежником и любовалась видами на Сейдозеро. Меня же тянуло туда, куда в скором времени нам предстояло войти всем вместе, но я благоразумно распорядился пока готовить стоянку для лагеря.

Здесь, как и упоминал господин обер-лейтенант, было два грота. Мы выбрали для нашей стоянки меньший. В нем было посуше. Хоть он и находился прямо под снежником, но над ним нависал массивный каменный карниз, и поэтому талая вода стекала вниз, не попадая в грот. Мы стали располагаться, но вскоре ко мне подошел Вирт:

– У тебя есть что-нибудь от головной боли? А то у меня в голове «Битва Зигфрида с карликами»! – Взгляд у Вирта был страдальческий.

Я удивился. Ведь и у меня, как только мы вошли в этот грот, возникли схожие ощущения! Но я помнил Ваши рекомендации и объяснил парням:

– Таблетки не помогут, просто старайтесь об этом не думать, и все твои ощущения уйдут на второй план. Очень важно не зацикливаться на этом! – Я успокаивал их, но у самого на душе было очень тревожно.

И тут в разговор встрял Иоганн.

– Это Ассури! – благоговейно прошептал он.

Может, Вы заметили, но наш молодой Иоганн много общался с монахом и поднабрался от него этих восточных премудростей. Из его объяснений мы поняли, что Ассури – это бестелесные существа, стоящие на страже земных обителей высших сил. Непосвященные, то есть не имеющие доступа к высшим тантрическим силам, в таких местах вначале ощущают ухудшение самочувствия, беспокойство, а затем, постепенно лишившись собственной энергии, погибают либо теряют свой облик.

– Они не пустят нас в Агартхи, ведь мы не посвященные! Надо уходить, иначе мы все погибнем!

– Чепуха! Мы из твоего Ассури ремней настрогаем! Давайте лагерь ставить! – распорядился унтершарфюрер Вирт.

Мне импонировали его бравый вид и непоколебимая уверенность, и я не стал возражать. Мы разложили амуницию, устроили спальные места и установили очаг. А еще через полчаса мы уминали горячую пищу с мясом, нахваливая Иоганна, ведь ему первым выпало дневалить. Оставив его дежурить, все улеглись отдыхать.

Проснулся я от какого-то неясного шума. В голове у меня бушевал колокольный звон, и чувство сильного беспокойства томило сердце. Я открыл глаза. Вирт сидел в расстегнутом спальнике, зажав ладонями уши, и затравленно озирался. Я прикоснулся к нему, но Вирт испуганно дернулся, а в глазах его вспыхнул какой-то странный огонь.

Не успел я сообразить – что к чему, как раздался страшный грохот, и каменный карниз с частью купола нашего грота обрушился вовнутрь под тяжестью ледника. Мы с унтершарфюрером едва успели вскочить и прижаться к противоположной стене, как та половина грота, где спали Иоганн с Гюнтером, в одно мгновение оказалась погребенной под глыбами льда и скальных пород. В то же мгновение я почувствовал сильное жжение в теле. Меня жгло изнутри так, будто там разожгли костер. А потом я почувствовал, будто с меня живого стаскивают кожу! Боль была ужасающей!!!

Вирт, полосуя ногтями кожу, принялся скидывать с себя одежду, а затем он оттолкнул меня, метнулся к лазу и скрылся внутри горы. Я хотел последовать его примеру, но сквозь помутненное сознание услышал угрожающий треск и поднял голову. Бог мой! Над моей головой в каменном потолке грота образовалась трещина, которая продолжала угрожающе расти! Я подхватил какие-то вещи вокруг себя и, едва сохраняя рассудок, ринулся вслед за Виртом, ибо мне показалось, что только там, в горе, я и могу спастись. И вслед за этим услышал грохот.

Я долго бежал по лабиринтам, пока силы не оставили меня и я не остановился. А остановившись, я почувствовал вдруг, что… меня уже ничто не беспокоит! Все прошло само собой, и я почти на ощупь принялся искать выход. Кое-где свет проникал в подземелье, и мне удалось разглядеть просторный двухметровый тоннель с правильным сводом. Он петлял внутри горы. Кое-где вниз вели ступени, явно рукотворного характера. Я спустился туда, откуда шел свет, и оказался в гроте. И здесь я увидел ЕГО.

Помните, Вы рассказывали мне о Вашей встрече в горах Тибета со снежным человеком? И я думаю, что именно он мне и повстречался! Он был высок, даже выше Вирта. Одежды на нем не было, а тело его покрывала густая курчавая шерсть. От него сильно разило псиной, но облик был явно человечий. Он посмотрел на меня и протянул руки. Сильно испугавшись, я бросился бежать. Время будто остановилось для меня, и я все бежал, натыкаясь на стены.

Поразительно, но вскоре я каким-то образом выбрался наружу. Мне даже показалось, что я узнаю местность, и тогда я снова побежал. Я не помню – сколько я бежал, но точно помню, что меня что-то больно ударило и сквозь угасающее сознание я услышал выстрел. Во всяком случае, когда я пришел в себя, то обнаружил, что ранен и лежу в камнях неподалеку от тропы. Кто-то стрелял в меня, но кто?

Я был в полном изнеможении, да еще и эта рана. Хорошо, что, как оказалось, пуля скользнула по бляхе наплечного ремня и угодила в предплечье. В ранце, чудом прихваченном мною в дорогу, оказалось все необходимое, чтобы обработать и перевязать рану. Отлежавшись, я определил по карте свое местонахождение и двинулся в путь. И почему-то всю дорогу мне виделся один и тот же эпизод.

В то время как моя группа устраивалась в гроте, я выходил наружу и видел, как на вершине скалы по ту сторону ущелья в дикой пляске кривлялся какой-то странный человек в идиотских одеяниях. Я отчетливо помню развевающиеся ленточки и большой бубен в его поднятой руке. Пытаться объяснить себе все случившееся у меня нет сил. Надеюсь, мой штурмбаннфюрер, что Вам откроется смысл всей этой трагедии.

А пока, отдохнув, я принял решение идти к «Базе» через закладные точки, надеясь не опоздать. Здесь я оставляю Вам это письмо. Рану я перевязал, но крови потерял много и чувствую все усиливающуюся слабость. Надеюсь, силы меня не оставят. В любом случае здесь мне помощи ждать не от кого. Думаю, Господь будет благосклонен ко мне, и вскоре я увижу Вас.

Хайль Гитлер! Обер-фельдфебель Вальтер Хольц. 15 августа 1941 года.

P.S. Что касается унтершарфюрера Вирта: мне кажется, он жив, но, заблудившись в лабиринте, имеет не много шансов на спа…»

На этом письмо обрывалось, и Архипов перевернул последний листок.

– Ну вот! Все стало на свои места…

– Что стало, товарищ капитан?

– Это Шульга подстрелил этого вояку. Но еще мне стало ясно и многое другое…

Лейтенант смотрел на Архипова с немалым удивлением:

– Я, например, вообще ничего не понимаю! Для чего немцы устроили здесь дополнительный пункт боепитания? Что понадобилось им в этом районе, если даже мне известно, что здесь никакого стратегического или любого другого мало-мальски важного объекта нет и никогда не было?

Архипов оглянулся на тихо беседующих у выхода бойцов и понизил голос:

– А вот ты и ошибаешься, Володенька! Помнишь август прошлого года?

– Август… Шорнборн?! Вы полагаете…

– Не я полагаю, а немцы располагают точной информацией об экспедиции, которую водил здесь еще в двадцать втором году академик Барченко. Вот письмо этого обер-фельдфебеля. Читаешь по-немецки? Нет? Жаль! Так вот, судя по всему, академик обнаружил здесь какое-то загадочное подземелье, а из письма этого обер-фельдфебеля следует, что Шорнборн, следуя по следам экспедиции, разыскал это подземелье. Поэтому они теперь пришли сюда. – Архипов придвинул светильник и еще раз пробежал взглядом исписанные листочки: – «База»… И что это за мишура – снежный человек, шаман…

– Какой шаман, товарищ капитан?

Погрузившийся в свои мысли Архипов оставил без внимания недоуменный вопрос лейтенанта:

– Слушай, Володя… Как ты думаешь, что такого может находиться здесь, под нашими ногами, из-за чего абвер развернул такую многоходовую операцию?