Вытянувшись в цепочку, группа Шеффера зелеными призраками бесшумно удалялась в тыл от передовых позиций русских.
– Все прошли, штурмбаннфюрер! – в самое ухо прошептал долговязый Вирт, обжигая распаленным дыханием.
– Тело унесли?
– Да! В ручье притопили! А монах-то, а?! Сущая бестия! Русские пулеметчики спали, как дети! Но надо спешить, скоро смена, тревогу поднимут!
– Не поднимут. Им приказано «забыть» все, что видели.
– Даже так?! Ну и ну!
– Вперед, вперед, унтер-офицер! Нам одним броском нужно выбраться отсюда!
– Яволь, герр штурмбаннфюрер…
С походными ранцами за плечами они шли, не снижая темпа. Проделавшие немало длительных марш-бросков в северной части Финляндии, они быстро втянулись в привычное ремесло и сейчас шли, не чувствуя никаких признаков усталости. Впереди с интервалом пятьдесят шагов попарно следовали две головные группы. За ними на такой же дистанции, чутко реагируя на сигналы своего дозора, держалось основное ядро группы. Замыкал группу рослый унтер-офицер Вирт с ручным пулеметом наперевес.
Они «плыли» в поднявшемся от болот тумане, огибая пригорки, и выглядели совсем уж сюрреалистичными фигурами из древних сказаний.
«Призраки!»
У Шульги перехватило дыхание, а сердце заколотилось с удвоенной частотой. Шульга зажмурился и вновь открыл глаза, но «призраки» не исчезали. Огибая останец, они плыли по пояс в тумане, скрываясь за поворотом.
Полина, ладная молоденькая учетчица из саамской оленеводческой бригады, придвинулась к нему пышущим жаром обнаженным телом и, обнимая, прошептала что-то в сонной истоме. Призывно белели ее полные упругие груди. Не удержавшись, он поцеловал ложбинку меж грудей и тут же прикрыл рот девушки ладонью.
– Ш-ш-ш…
Девушка вздрогнула, и ее карие раскосые глаза широко распахнулись.
– Немцы!
Тело девушки напряглось.
– Тихо, Полюшка! Тихо… – выдохнул он, прихватывая губами мочку ее уха: – Слушай меня! Они совсем рядом. Мы погодим еще минуток с пяток, затем ты оденешься и мигом на пост, к начальнику моему, лейтенанту Караваеву! Доложишь, мол, так и так, старшина Шульга обнаружил немецких диверсантов и пошел по их следу. С полтора десятка их будет, и пару ручных пулеметов приметил. Идут они, видимо, от Кировской железной дороги, знать, диверсию какую там уготовили?! Пусть проверят! А сейчас они вроде как направляются в сторону Умбозера. Там путь один, я их не потеряю. Скажешь, чтобы сообщил куда следует, а тропу я буду метить, чтобы на след встали. Все поняла? Тогда одевайся.
Девушка обхватила старшину руками и прижалась к нему.
– Надо, Полюшка! Время теряем…
Он поцеловал ее в податливо-теплые губы и разомкнул объятия. Быстро одевшись, сноровисто намотал портянки и спустя считаные секунды стоял уже на ногах. Он вглядывался в том направлении, где скрылись немцы, но уже ничто не выдавало их недавнего присутствия.
– Поль, а Поля! – Старшина обернулся и увидел едва заметно качнувшиеся ветки.
– Вот егоза! – одобрительно крякнул Шульга.
Он располосовал оторванные от нательной рубахи рукава на два десятка белых ленточек. Затем вынул из ножен трофейный финский нож, сунул за голенище сапога и проверил пистолет.
«Эх! Всего шесть патронов, и запасной-то обоймы нет, – мелькали в его голове обрывки мыслей. – Ну ничего, мне с ними не воевать, а там и наши подоспеют… Полина девушка шустрая, в полчаса обернется… Полчаса ходу, да пока Караваев позвонит, сколько нашим нужно?.. Так, ближайший гарнизон в Апатитах – это еще три часа… Многовато! Надо будет их как-нибудь попридержать…»
Так он спустился на тропу и скользнул в туман.
Старшина Шульга после госпиталя был прикомандирован к посту ВНОС[17]. Служба изобиловала множеством тревог, но тревоги по большей части были ложными, вражеские самолеты сюда почти не залетали. Так что после отбоя их жизнь в маленьком гарнизоне вновь входила в русло «курортной». Шульга был назначен заместителем командира поста, скромного романтичного лейтенанта Караваева. За глаза солдаты, в основном все пожилые люди, называли своего молоденького командира по имени – Костей. В свободное время солдаты охотно помогали местным жителям из бригады оленеводов в их нехитром хозяйстве, за что всегда были с приварком. Здесь и познакомился двадцатипятилетний таежный охотник Шульга с учетчицей Полиной Гавриловой. Поговаривали, что и ее отец, и дед были саамскими шаманами. Но дед пропал еще перед войной. Его вызвали в районный отдел НКВД, и домой он уже не вернулся. А отец сейчас вместе со стадом кочевал по тундре.
Полина была доброй и отзывчивой девушкой. Узнав про то, что Шульгу бросила жена, изменив ему с городским фельдшером, – это случилось еще в финскую, когда он лежал в госпитале, Полина окружила старшину всяческой заботой и… растопила его сердце. Они стали встречаться все чаще, а когда уж нашли себе уютное место среди крупных валунов на склоне горы в кустарниках, то с той поры все свободное время коротали там…
Вглядываясь вдаль, Шульга опытным взглядом фиксировал маршрут движения группы. Там, где прошла группа диверсантов, по росной утренней траве и боковым кустам тянулся влажный след. А идти по следу было привычным для Шульги делом. Сызмальства он свое время проводил в тайге, помогая деду, охотнику-промысловику. Так что, чувствуя себя вполне в своей стихии, он шел поодаль от немцев, фиксируя передвижение на местности белыми ленточками, повязанными на видимых местах.
А сейчас он замер, стоя на одной ноге, как аист на болоте. Нет, то не хрустнула под чьей-то ногой веточка и не перекатился камешек. Тревога возникла где-то внутри. Опасность он скорее ощутил, чем определил ее по каким-то признакам. Это и было то седьмое чувство, когда в подсознании по каким-то отложившимся в зрительной памяти факторам и изменившимся деталям окружающего мира мозг бьет тревогу и выбросом адреналина заставляет сердце вдвое учащать свою работу. Он аккуратно приставил ногу и уже не шевелился. Опытный охотник, Шульга понимал, что ничто так не проявляется на местности, как движущийся предмет. Поводя по сторонам одними только глазами, он пытался определить, что же его так взволновало.
«Вот оно что!» Влево и вверх от основной тропы на траве виднелись два влажных пятна – как будто кто-то вышел из основной группы и потянул левее курумника вверх.
«Ага, неужели на отдых засобирались?! Наверху более удобного места для охранения и не придумаешь! Сколько вас там? Двое? Трое?..»
Он стоял, не шелохнувшись. Кто говорит, что ранним утром стоит абсолютная тишина, тот не знает природы. Сколько живности оживает в эти часы! И каждая тварь норовит свистнуть, крякнуть, квакнуть, хрюкнуть, пройтись дробной трелью, наконец. Словом, обманчива тишина на заре, а в белые-то ночи и подавно. И Шульга их услышал. То ли каской, а скорее всего, металлической частью оружия немецкий стрелок, поставленный в охранение, неловко чиркнул по камню. И новый звук, как сфальшивившая нота в оркестре, не ускользнул от опытного слуха бывалого охотника.
Шульга задрал голову. Вверху, метрах в тридцати от того места, где он стоял, на каменной гриве был различим только уступ, прикрытый валунами.
«Я бы стал именно там… Ага! Голуби вы мои! Так вы там и есть! Но меня-то вам еще не видно, я не дошел до поворота каких-то три-четыре шага… – Шульга медленно присел и огляделся. – Лучше бы вернуться и зайти к ним с тыла… А не рано ли? Их-то я сниму, а далее? А ну как услышат шум?! Тогда все, а боя мне не выдержать! Уйти-то я смогу, но уйти от них – значит потерять контакт. Что же я скажу своим? Нервы не сдюжили? Нет, старшина, шалишь! Наблюдать и выжидать. А выжидая – нападать. Это и будет по-нашему, по-таежному!»
Шульга расслабился и замер. Спустя минут двадцать раздался тройной посвист. Вроде как синичка, но уж больно резковато на опытный слух.
«Ага! Засобирались!»
Вверху на уступе мелькнула тень, затем еще, и уже оба солдата в камуфлированных прорезиненных комбинезонах вышли из-за валунов и начали спуск. Передний нес на плечах пулемет.
«Вот сейчас, пока вам не до наблюдения…»
Шульга шмыгнул вперед по тропе. Ящерицей преодолев то расстояние, которое отделяло его от основной группы немцев, он увидел их вдруг – всех вместе и прямо перед собой.
«Один, два… восемь, девять… тринадцать! И еще этот… До чего чудной народ фрицы! Где они его выискали?! Вроде на китайца похож… Ну, чистая кикимора! Одним словом, четырнадцать человек всего. Многовато…»
Он лежал среди камней, чуть выше тропы и фиксировал каждое их движение. И гортанный говорок узкоглазого «немца» он услышал и не упустил из виду его дальнейших действий. Тот неподвижно, словно истукан, стоял, повернувшись лицом в сторону Шульги, и что-то объяснял одному из своих.
«Видать, старшему чего-то докладывает!»
Но этот старший что-то тихо скомандовал, и долговязый детина, стоявший неподалеку, махнув рукой одному из своих, подхватился и исчез в кустах.
Это очень не понравилось старшине, и он быстро ретировался назад.
Унтер-офицер Вирт отправил ефрейтора Зауберга вверх по склону, а сам пошел низом:
«Ну, кто там может быть?! Этот тибетец стал чересчур подозрительным. Никто ведь ничего не слышал? Да и Иоганн с Венцелем сидели наверху – и они никого не заметили! Чего же монах-то учуял?»
Он прошел метров сто, вышел на старый след и по нему пошел назад. Где-то чуть позади него и выше соскочил камешек, прокатился, и опять все стихло.
«Зауберг идет! Видимо, и он ничего подозрительного не увидел…»
– Что там? – Шеффер не любил заминок. Обер-лейтенант Шорнборн тоже смотрел на унтершарфюрера с тревогой в глазах.
– Никого, господин штурмбаннфюрер! Почудилось монаху! Сейчас Зауберг придет, может, он что скажет…
Собравшись в путь, стали ждать Зауберга. Минуты ожидания тянулись медленно. Прошло уже не менее десяти минут, но Зауберг не появлялся. Побледневший Вирт опустил пулемет на землю и вытащил из ножен тесак. Кивком указав двум егерям наверх, он сам бросился по тропе туда, где слышал падение камешков.
– Проклятие!!!
Его земляк ефрейтор Зауберг лежал ничком на камнях чуть выше тропы с неестественно повернутой головой. На первый взгляд могло показаться, что ефрейтор упал вниз, оскользнувшись с того валуна.
«Но как?! Это ж ведь Зауберг!!! Он родился и вырос в Тюрингии! Альпинист, он в горах как кошка…»
Вирт присел около тела и осмотрел его. Открытых ран нигде на теле не было, из снаряжения тоже ничего не пропало. Тенью скользнули к нему Шеффер и Шорнборн.
– Что случилось?!
– Вот… упал, наверное. Никаких других следов я не обнаружил… да и кто мог тягаться с ним один на один?!
Над их головами раздалось гортанное монотонное бормотание. Монах, простерев вперед руки, с полузакрытыми щелочками глаз читал нараспев на родном языке, кружась на одном месте.
У Шеффера шевельнулись желваки, а глаза налились гневом.
– Вирт, вы хорошо все осмотрели?!
– Лучше не бывает! Ничего у Зауберга не тронуто, следов нет…
– Бодцан говорит, что здесь дух еще одного человека – чужого!
Вирт побледнел. Не вставая с земли, оглядел кусты и нависшие над тропой камни…