Загадка угрюмой земли

Глава 1

Я давно потерял счет времени. Но с того момента, как мое тело сковало оторопелой неподвижностью, времени прошло совсем немного. Едва ли больше, чем необходимо человеку, чтобы прийти в себя, когда некий предмет больно уткнется ему в бок.

Безмолвная тишина царила в окрестностях старого московского кладбища, над которым поднималось июльское марево. Секунды текли медленно, но неумолимо. И когда звенящая в ушах тишина стала тяготить, я медленно приподнял ладони вверх и так же медленно повернул голову.

– Только без глупостей, дружок!

Голос за спиной журчал усыпляюще спокойно, но я к тому времени уже успел осознать, что уткнувшийся в мой бок предмет своей необычайной твердостью мало походил на палец, и просто кивнул, демонстрируя полное спокойствие.

Чьи-то проворные пальцы нагло, но со знанием дела пробежали по телу сверху вниз.

– А теперь можешь повернуться, только не очень спеши.

Поскольку спешка вообще не входит в число моих недостатков, я кивком дал понять, что не собираюсь менять свои принципы, и повернулся.

Краснолицый верзила отступил назад, пряча руку за пазухой, а двое его приятелей, стоявшие по бокам, даже не шелохнулись. Вопреки ожиданию, молодые люди крепкого телосложения совсем не походили на коротко стриженных накачанных парней с лицами, не обремененными интеллектом. Это были типы совсем иного сорта. В их небрежной беззаботности и в холодных цепких взглядах сквозила спокойная уверенность профессионалов – такие личности не ошиваются по кладбищам без дела.

Я демонстративно опустил руки и шагнул к ним навстречу:

– Ребятки, а вам не кажется, что вы ошиблись?

Хлесткая пощечина обожгла мое лицо.

– Стоять!

Во мне все вспенилось, но верзила опередил меня. Он вновь вскинул руку, и я покорно замер, словно выдрессированный гиббон на арене цирка. Имея до сих пор немалую практику в общении с оружием, я могу вас глубоко заверить в том, что если вдруг на вашем пути возникнет автоматический пистолет Игоря Яковлевича Стечкина, то известный каждому советскому человеку постулат «человек – сам кузнец своего счастья» в вашем случае обретет издевательскую сущность. Ибо пистолет Сталинского лауреата, обладая сумасшедшим темпом стрельбы, в мгновение ока сокрушит всякие порочные представления о собственной неуязвимости. Нет, если, скажем, у вас сложилось убеждение, что от разящего шквала можно уйти прыжками и перебежками, то конечно. Но перед тем хотя бы примерно вы должны прикинуть ту скорость, с которой вы собираетесь это проделать. Ведь двадцатизарядный магазин «АПС» опустошается со скоростью свыше шестисот выстрелов в минуту, а это… не более двух секунд. Мне доводилось бывать на стрельбищах – грудные мишени на дистанциях до пятидесяти метров неизменно превращаются в решето.

Сейчас, конечно, стоило отметить, что все вышеизложенное в большей степени относилось ко мне, так как зрачок ствола именно этого самого пистолета зловеще плясал у меня перед глазами. Происходящее вызывало во мне все большее недоумение, но я послушно задрал руки.

Пистолет опустился.

– Поедешь с нами, служивый, и без всяких фокусов! Репа, веди его!

Учитывая, что и в самом Управлении едва ли наберется с пяток человек, знающих о моем существовании, и то, что на кладбище я прибыл в штатском, то это «служивый» прозвучало как выстрел. Я быстро прозрел и успел незаметно перенести вес тела на опорную ногу.

Цепкие пальцы крепыша с нелепым прозвищем больно впились в мое плечо:

– Так как, ты сам пойдешь? Или тебе помочь? О-ох…

Приземистый Репа был тяжел как экскаватор. Но я, перехватив его руку, с такой мощью крутанулся по оси вместе с ним, что он бабочкой взмыл вверх. Его дружков как ветром сдуло. Максимально прогнувшись, я придал Репе необходимое ускорение в полете к памятнику и в последний момент уловил мелькнувший справа силуэт в элегантном костюме. Рефлексы мои еще были заторможены, но правое колено, хоть и с некоторым запозданием, а все же вылетело в сторону, и тело вошло во вращение на опорной ноге. Считается, что если не довернуть стопу до тех пор, когда пятка будет направлена к цели, то удар ногой получится скользящим. Но когда я хлестко выпрямил колено и лицо этого модника встретилось с каблуком моего ботинка, я понял, что ничем не нарушил каноны боевого искусства и что косметическая операция этому бедолаге уже не поможет.

Перескочив через неподвижное тело, я метнулся под прикрытие массивной стелы, но из-за моей спины тотчас выросла длинная тень. Шестым чувством просчитав его действия, я среагировал инстинктивно, с разворотом уйдя в нижнюю стойку. Верзила с запоздалым отчаянием лягнул ногой мне вслед, но тут же собрался, и его шаги опять по-кошачьи зашуршали рядом. Он был искушенным бойцом, но, скорее всего, пренебрегал русской классикой, а то бы помнил урок от гениального русского писателя, одно из произведений которого гласит: «на всякого мудреца довольно простоты».

Шажок вперед, имитация прямой правой в голову и молниеносный удар ногой в пах! Верзила сложился пополам и со стоном повалился на землю. Но Репа уже стоял на ногах. Вернее, он только еще подпирал плечом монумент, но кровоточащая ссадина на его лбу и застывшее лицо с узкой щелью там, где полагалось быть рту, не сулили мне ничего хорошего. Но я был мало впечатлительной натурой, тем более что кто-то из них должен был ответить на мои незамысловатые вопросы. Однако в тот же момент, когда я решительно шагнул к Репе, в дальнем конце аллеи появился еще один тип. Его намерения в отношении меня были неясны, но, когда он полез за пазуху, я мгновенно прозрел – пришло время сматывать удочки.

С низкого старта я рванул вдоль вереницы монументов к внушительным зарослям у дальнего забора кладбища. Они непреодолимо манили к себе, обещая спасительное укрытие, но очень скоро какая-то сосущая пустота под ложечкой заставила меня оглянуться. Репа все еще самозабвенно подпирал монумент, а вот силуэт его дружка замер в характерной для стрельбы позе. С вытянутой вперед рукой он был похож на флюгер, но тело его реагировало не на течение воздушных масс, а на траекторию моего бега. Смекнув, что в его руке вовсе не секундомер, я метнулся в сторону и в виртуозном прыжке взмыл через кусты промеж двух монументов. Отчаянно взвизгнув, первые пули ударили рядом, и острые крошки мрамора, как осы, впились в мое тело.

– Не стреляй, идиот!!!

Забота Репы о моем здоровье не могла меня не радовать, и в другой раз я, возможно, бы и прослезился от такой его душевности. Но едва приземлившись, я вновь вскинулся через затерявшееся в кустах надгробие, бульдозером продрался сквозь колючие можжевеловые заросли и плюхнулся на гравийную дорожку, пробороздив ее всем телом.

Увы! Мой новый костюм оказался не лучшим изолирующим средством при скольжении по щебню. Зато спасительный кустарник был уже совсем рядом, и я отчаянно заработал руками и ногами. Проворней самой быстрой ящерицы я преодолел это расстояние, раздираемый, казалось, на молекулы, просочился сквозь многоярусные сплетения веток и корней и оказался в ином миру. Мощные заросли боярышника, дерена и чубушника разрослись здесь такой стеной, что с легкостью скрыли бы еще с десяток таких же страдальцев, как я. Впору было бы задуматься и об ответных действиях, но меня очень смущало то, что, проявив чрезвычайную осведомленность о моей персоне, эти ребятки демонстрируют крайнюю агрессивность. А выступать здесь в качестве живой мишени мне очень не хотелось…

Это коварное корневище, вымытое из-под земли дождями, я заметил слишком поздно. Я рухнул на землю, не успев выбросить вперед руки. Еще совсем недавно мне казалось, что я давно перешагнул порог чувствительности, но сейчас, въехав головой в кусок старого бетонного постамента, я понял, что здорово заблуждался. Сноп искр ярчайшим букетом брызнул из глаз, и наступила темнота, окаймленная багровым заревом.

Откуда-то издалека, наплывая с безудержным колокольным звоном, звучали голоса. Они плыли, вместе с ужасающей болью разрываясь на куски, затем опять воссоединялись, так что в конце концов я едва, но разобрал их смысл.

– Ты его видишь?!

– Нет, но он где-то здесь, не мог он далеко уйти.

– Не вздумай больше стрелять, Греку этот Рэмбо живой нужен!

– Ладно.

В моей голове звучал целый оркестр, а солирующую в нем партию вел огромный барабан. Но даже ему не удалось заглушить резонирующее в ушах имя – «Грек».

Кое-как я дождался, чтобы мои двигательные функции опять восстановились, и неуверенной походкой двинулся в путь.

Ох уж этот людской эгоизм! При жизни мы нисколько не задумываемся о своем духовном наследии. Но уходя в мир иной, мы с маниакальной упертостью и какой уж век подряд загромождаем жизненное пространство наших потомков бесполезными глыбами бетона, мрамора и гранита с собственными изображениями, душещипательными эпитафиями и прочей дребеденью.

Наконец впереди замаячили крайние ряды погоста. На кладбище по-прежнему царила тишина, а звуки огромного города сюда практически не долетали. Тенистые аллеи были пустынны, из ближайших кустов на меня никто не пялился в бинокль и не обнаруживал своих воинственных намерений. И это мне было на руку, поскольку мой взгляд был прикован к небольшому приземистому строению с вывеской ритуальных услуг. Около него были припаркованы два роскошных лимузина, да по пятачку у входа уныло слонялся рослый увалень. Он больше походил на вышибалу в ночном клубе, чем на кладбищенского работника. И хоть мое специфичное зрение сразу определило, что за предмет скрывался у него под мышкой прилично скроенного пиджака, в целом выход с кладбища был для меня свободен – это сублимированное дитя штанги и протеина не казалось мне непреодолимой преградой.

Но уйти, не разузнав, что за Грек стоит за всем этим пакостным делом, я не мог – все указывало на то, что у этого дяди очень злая и непререкаемая воля. Уйди я сейчас, следующая подобная встреча станет неминуемой. К тому же я почему-то был уверен, что именно в этом домике ритуальных услуг найду ответы на некоторые свои вопросы.

Я собрался с духом и юркнул меж двумя высокими постаментами. Скрытно выбравшись к аллее, проскочил незаметно к машинам и распластался меж ними напротив входа.

Ботинок был новый. Без единой царапины и пылинки. Он появился из беззвучно открывшейся над моей головой дверцы и с наглой самоуверенностью преградил мне путь. Великолепная мягкая кожа, элегантный силуэт – ботинок пах не только новой краской, но и большими деньгами. Вероятно, от этой смеси желание чихнуть усилилось в разы, но я пересилил себя, подобрался и вскочил.

Кр-р-ях! Мне показалось, что на меня обрушилась массивная мраморная стела. Мир померк, взорвавшись мириадами ярчайших искр…

…Где-то рядом журчал прохладой ручеек. Его веселенькая струйка порождала у меня жесточайшую жажду, и я снова почувствовал себя самым несчастным человеком. Окончательно и вдребезги разбитая голова казалась оголенным нервом, распухший язык едва ворочался в наждачной сухости рта. Не день, а сплошное стихийное бедствие.

Ручеек журчал все соблазнительнее. Я потянулся на его звук, но в следующий миг чуть не задохнулся от потока ударившей в лицо воды. Спохватившись, я принялся жадно ловить языком стекающие с головы прохладные струйки.

– Гера, плесни-ка еще разок, видишь, вроде очухался!

Голос сверху был удивительно писклявым, но, видимо, не в тембре было дело – звякнуло ведро, и поток воды вновь захлестнул меня. На этот раз я задержал дыхание и широко раскрыл рот. Затхлая вода отдавала ржавым железом, но после пары глотков в голове немного прояснилось, хотя затылок ныл так, будто его зажали в огромные тиски.

Их лица расплывались надо мной неясными пятнами. Сосчитать эти пятна я уже был в состоянии, и по всему выходило, что никого, кроме этих двоих, здесь нет. Стоически переждав очередной ноющий спазм, я вновь открыл глаза.

Я лежал на мокром мраморном полу, а предо мною, упиваясь своим выигрышным положением, покачивался с пятки на носок обладатель новых ботинок. Худющий, как сушеная вобла, он пропищал:

– Очнулся? Гера, кличь народ! Хватит им с кустов пылюку сбивать.

Сбоку выросла фигура давешнего увальня:

– Петрович, а… этот как же?

– А что с ним станется? Ты же видишь – дохляк! Не скоро оклемается. А чуть рыпнется, я ему из пистоля третью дырку промеж глаз проговорю!

Они оба довольно заржали, и Гера захлопнул за собой дверь. Наступившая тишина лишь изредка нарушалась стуком капель о жестяное дно ведра.

Секунды отпущенного мне времени таяли безвозвратно, и вместе с ними так же стремительно таяли мои шансы на благополучный исход – тело представлялось мне если не полностью, то уж большей частью будто слепленным из ваты. Стиснув зубы, я многократно участил пульс, жутко взревел и со всей проворностью, на которую может быть способен обреченный, вскочил на ноги.

Худосочный Петрович не успел вскинуть свой «пистоль» системы Макарова, как я с короткого замаха, но очень сладостно саданул его под ухо. Очки с него улетели куда-то вслед за пистолетом, и он, испугав меня неестественно вывернувшейся головой, рухнул у двери лицом на пол. Я не баловал их сегодня разнообразием приемов, но он был, похоже, тому здорово удивлен, хотя я удивлен был собственной прыти не меньше.

Табурет принял мое обессиленное тело, и тут я увидел уголок конверта, торчащий из кармана пиджака Петровича. Мысль, возникшая в голове, была совсем не о том, хорошо ли читать чужие письма. С осознанием того, что мне сегодня дважды повезло выкрутиться, ко мне пришло почему-то странное, если не сказать веселое спокойствие. Конверт перекочевал в мой карман, и я принялся приводить Петровича в чувство.

Не сразу, но он все же подал признаки жизни, а вскоре окончательно вернулся оттуда, куда моя злость отправила его одним ударом. Размазывая кровь по разбитому о пол лицу, он остановил плывущий взор на моей приветливой физиономии, и в зрачках его близоруко сощурившихся глаз стал шириться ужас. Я подобрал оброненный им пистолет:

– Ну?!

Но мой потрясенный оппонент, отъехавший в спасительный для психики мир, все еще находился в несогласии с реальностью. Он вращал округлившимися глазами по сторонам, не желая смириться то ли с удручающей действительностью, то ли с чувством острой сосущей тоски.

Несмотря на свое состояние, кое-что из спецкурса по психоанализу я все же вспомнил – впечатлительных субъектов из невменяемого состояния проще выводить искренностью демонстрируемых намерений. Наотмашь хлестнув его по лицу, я решительно передернул затвор пистолета и жестко, кроша зубы, сунул ствол в его полуоткрытый рот:

– Повторять больше не буду! Кто послал?! С какой целью?!

Сеанс психотерапии удался. Рассеченные губы искривились, волна животного страха прокатилась по его лицу, и, стуча раскрошившимися зубами о ствол, он что-то прохрипел.

Я переставил пистолет к переносице:

– Говори…

Сводя глаза к зрачку ствола, он выдохнул:

– Г-грек…

– Кто он? …

Не отрывая от ствола полных робкой надежды глаз, Петрович торопливо защебетал.

По поводу меня, как оказалось, хлопотал некий господин, в определенных кругах известный как Грек. Человек с большим весом в этих кругах и с немалым капиталом. Навещая Отечество, как и прочие из нынешней «элиты» – вахтовым методом, большую часть времени Грек проводит в любимом своем детище, в казино «Венеция». Вот туда-то и должны были доставить меня его молодцы.

Из-за чего все хлопоты? И здесь оказалось все до непристойности просто – хлопотал сей Грек по поводу… моего наследства. Якобы завещанного мне моим предком, неким князем.

Оставаться здесь далее было неблаговидно, ибо с улицы уже доносились какие-то неясные звуки, а я нисколько не сомневался – кто был их источником.

Аккуратно передавив Петровичу сонные артерии, я еще раз выключил его из игры. Через некоторое время он, конечно же, придет в себя и, скорее всего, здорово обрадуется, что меня рядом с ним уже нет. Хотя его дружки вряд ли разделят его чувства.

Скоренько покинув погост, я шмыгнул в первый же безлюдный проезд. В детстве мы частенько наведывались сюда, чтобы поиграть в войнушки, вихрем проносясь по бесконечным лабиринтам проходных дворов. Так что спустя каких-то несколько минут я был уже недосягаем для любого преследования.

Найдя укромное местечко, я присел на корточки и извлек из конверта сложенный вчетверо лист. Это была ксерокопия. Короткое письмо, напечатанное на бумаге с фирменным штемпелем:

… …… 2002 года 53214 Франция

Бульвар Роше, 14–2, Париж

Адвокатская контора д. Франсуазы Леру

Господин Велихов!

С удовольствием сообщаем Вам, что Вы признаны правопреемником по завещанию князя Александра Благовещенского, как его единственный наследник. Князь Александр Благовещенский, 02.09.1888 года рождения, проживал в Париже по адресу… и умер 20.12.1969 года. Князь похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа…

Приглашаем Вас в любое удобное Вам время для выполнения необходимых в данном случае юридических формальностей, сопутствующих оформлению наследства в соответствии с законодательством Французской Республики.

В консульский отдел посольства Франции в г. Москве необходимые документы для оформления въездной визы уже отправлены. Секретарь консульства г. Анри Брессар примет Вас в любой из ближайших дней.

С наилучшими пожеланиями…»

Жизнь в моем теле на какой-то миг замерла полностью, а если что и совершало какое-либо целеустремленное движение, так это брови. Ибо я и был тем самым Андреем Николаевичем Велиховым, кому адресовалось письмо из Франции.

– База! Ответьте Филиалу! Прием…

– Слушаю.

– Наследника пытались изъять.

– Кто?!

– Неизвестная группа, устанавливаем. Наследник ушел, оставив «двухсотого». Как поняли? Прием…

(Продолжение следует)